Глава 2

Он усадил её на переднее пассажирское сидение и пристегнул ремнём безопасности. Женька вжалась в кресло от его насмешливого взгляда.

— Слушаю.

— Что? — спросила она испуганно.

— Мне нужно на дачу отвести одну вещь. А ты рассказывай, рассказывай.

— Что рассказывать? — замялась она. — Вы в моих снах работаете архитектором и рисуете красивые картины. Я, кажется, ваша жена.

— Так кажется или жена?

— Жена, — выдавила из себя девчонка. У неё вздрагивали губки, а глаза щипало от подступивших слёз. Парень, весело улыбаясь, следил за дорогой, иногда поглядывая на взъерошенную, будто воробушек, девочку.

— И где же мы с тобой познакомились, жена? — делая ударение на последнем слове, поинтересовался Поспелов.

— В университете.

— О-о! Ты себя видишь уже в стенах alma mater?

— Да, — несмело, будто припоминая, подтвердила Женька. — Там были вы, я и ваш друг. Его Теймуром звали.

— Что? — удивился он, опять пронзив её быстрым взглядом прищуренных глаз. — Ты точно помнишь? Теймур? Может, как-то иначе?

— Да, Теймур, — уверенно подтвердила она.

— Странно, — произнёс Поспелов и потёр подбородок. — А как он выглядел, твой Теймур?

— Чернявый, красивый, высокий. Ездил на синей быстрой машине.

— Ну и ну, — покрутил головой Поспелов. — И ты с ним ездила?

— Да.

— Во сне?

— Угу, — подтвердила девочка. — Мы ещё колесо прокололи.

Больше он её не расспрашивал. Женька от страха прикрывала глаза, когда они, перестраиваясь из ряда в ряд, обгоняли попутные машины и уворачивались от несущихся навстречу. Ей казалось: они неминуемо врежутся в очередной автомобиль, вынырнувший из-за поворота. Сердце колотилось в груди, но она не осмеливалась просить о снижении скорости. Хорошо, что они вскоре свернули с главной трассы на ответвление дороги, петляющее среди сопок. Там отсутствовал транспорт, а часто попадающиеся выбоины в асфальте вынудили Поспелова ехать медленнее. Вскоре показались ворота дачного посёлка с крупной надписью над ними: «Урочище». Возле небольшого двухэтажного коттеджа, примостившегося у сопки и окружённого садом, они остановились.

— Приехали, жена, — сверкая широкой белозубой улыбкой, вымолвил водитель. Женька не понимала, что так его веселит: само слово «жена» или то, что он им называет именно её? Она хотела отстегнуть ремень безопасности, волнуясь, стала искать защёлку с одной стороны, с другой. Парень потянулся, чтобы ей помочь, и, вдруг обняв за плечи и развернув к себе, внимательно глянул в глаза и поцеловал — крепко, по-мужски. Так долго и по-взрослому её целовали впервые. Впрочем, во сне её целовали мужчины и не раз, но то происходило в другой реальности, как бы виртуальной, не настоящей, а в настоящей — у Женьки перехватило дыхание, сердце забилось пойманной пташкой, по телу прокатилась сладкая истома. Александр, почувствовав трепет девичьего тела, ставшего в его руках мягким и податливым, отстранился, отстегнул ремень и, лукаво поглядывая на пассажирку, спросил:

— Как? Лучше, чем во сне?

Она была настолько ошеломлена, что не могла вымолвить ни слова, а лишь часто моргала длинными ресницами. Так испуганная бабочка, собираясь взлететь, машет крылышками. Парень расхохотался, открыл дверцу, а когда она привстала, пытаясь выйти из машины, легонько шлёпнул по попке со словами:

— Ну, же-на-а!

Женька чуть не расплакалась. Александр насмехался над ней, но винить в этом никого не стоило — сама проболталась Олеске.

«Зараза, Олеска! Стукачка!» — злилась на подружку девчонка, поднимаясь на крыльцо. Повозившись с замком, парень открыл входную дверь коттеджа:

— Прошу!

Девочка вошла в дом, и первым, на что обратила внимание, был камин. Сейчас он чернел пустым распахнутым зевом. Над камином висели две большие маски полулюдей-полуживотных, искусно вырезанные из дерева. Маски выглядели страшновато: злые, выпученные глаза, разинутые рты, с торчащими из них большими клыками. С левой стороны от камина стояли диван и круглый стол на резных ножках, с правой — небольшой сервант. Окно, занавешенное тюлем, освещало деревянную лестницу, ведущую на второй этаж. Посреди комнаты лежала медвежья шкура, а голова хозяина тайги скалилась на Женьку жёлтыми зубами и таращилась остекленевшими глазами. Девчонка топталась у входа, не смея пройти дальше: стеснялась, и слишком пугающе выглядели все скалящиеся личины, будто намекающие, что здесь её не ждёт ничего хорошего.

— Проходи, не бойся! Наш мишка не кусается, — заверил её улыбающийся парень. Он подошёл к дивану, сел и протянул к девчонке руку, приглашая присоединиться. Женька нерешительно сделала несколько шагов, а Александр, приподнявшись, ухватил за руку и усадил рядом с собой.

— Давай рассказывай, чем мы занимались в твоих снах, жена? — спросил он, заглядывая в её потупленное лицо. — Любовью-то занимались, а?

Девочка молчала.

— Ну, что примолкла? Может, тебе показалось, что ты моя жена? Может, была сестрой, а подружке соврала, чтобы похвастаться?

— Мы целовались, — наконец нарушила она молчание.

— Ну, солнышко! Целовать можно и сестру, — он легонько её погладил по растрепавшимся локонам. Потом взял за подбородок и заглянул в потемнёвшие, цвета морской волны, продолговатые глаза.

— А ты — хорошенькая. Такую в жёны взять непрочь через пару-тройку лет, — он отстранился, ещё раз оглядывая фигурку новой знакомой, немного напуганной, конфузливо прячущей взгляд и зардевшейся от похвалы. — Что ты оробела, нимфеточка? Жёны своих мужей не стесняются. Ну, хорошо… Я буду показывать, как мужья любят своих жён, а ты будешь говорить: так происходило в твоём сне или нет. Ладно?

Она, пунцовая от смущения, легонько кивнула. Александр, обхватив худенькие плечики рукой и ласково прошептав на ушко:

— Ложись, малышка, не бойся, — положил Женьку на диван, а сам сел рядом. Сначала он целовал её щёки, лоб, губы, очень нежно касаясь руками груди, волос, бёдер, заглядывая в глаза и тихо спрашивая:

— Так я ласкал тебя во сне? Нравится?

Получая в ответ стеснительную улыбку, лёгкий кивок или молчаливый взгляд, в котором видел согласие и разрешение, он становился смелее, целуя шею, проникая под кофточку, сжимая груди и легонько пощипывая соски. Она млела от прикосновений его умелых губ и рук, часто дышала и легонько вздрагивала, отдаваясь волшебству возбуждающих ласк. Но, когда парень залез ей в брючки и ещё дальше, пальцами проникая глубже и причиняя боль, Женька со слезами в голосе попросила:

— Не надо!

— Уж не девственница ли ты? — уставился Поспелов на девчонку требовательным и недовольным взглядом и спросил таким тоном, будто обвинял в какой-то провинности. Женька и так была смущена до предела, а тут его слова, в которых ей почудилось осуждение за невинность, как за какой-то грех, недопустимую глупость или коварный расчёт. На глазах у неё выступили слёзы.

— О, не-ет, детка, — покачал он головой, убирая руки. — Так недолго и под статью залететь.

Женька всхлипнула, села и стала трясущимися руками застёгивать кофточку, сгорая от стыда за свою дремучую отсталость и ненужность. Александр, ещё наполненный желанием, видя, что девочка расстроена его отказом, решил утешить её и свою окаменелость в паху.

— Хотя… давай попробуем по-другому, — сказал он и, стянув «нимфетку» с дивана, опустил коленями на медвежью шкуру и взялся за застёжку её брюк. Женька не понимая, что он хочет сделать, испугалась; перед глазами возникла картина унижения матери Колюней, и она, истерично закричав:

— Нет! Нет! Пусти! — стала вырываться из сильных рук Поспелова. В борьбе девчонка сильно ударила пяткой ему между ног.

— О, че-ерт! — парень, отпустив её, согнулся от боли.

Она развернулась к нему лицом, застыла, виноватая, не зная как помочь. Поспелов разогнулся и со злости залепил ей такую пощёчину, что Женька упала на медвежью шкуру.

— Стерва!

У девчонки от удара на несколько мгновений потемнело в глазах. Когда она пришла в себя — Поспелов уже сидел на диване и орал:

— Пошла вон, соплячка! Тебя сюда никто насильно не вёз!

Голова раскалывалась, дыхание прерывалось рыданиями — Женька с трудом поднялась на ноги. Слёзы обиды и несправедливости застилали глаза, размывая очертания предметов. Она кое-как нашла входную дверь и, пошатываясь, вышла на крыльцо. Боль остервенелой кошкой разрывала сердце. Будто побитый щенок, поскуливая и всхлипывая, она поплелась к воротам дачного посёлка.

Так прекрасные, сказочные сны вновь вернули Женьку в неприглядную действительность, где нежность, ласка, красивые слова о любви — только ширма, за которой лицемерно прячут похоть. Оказалось — нет никакого принца Саши Поспелова, а есть обыкновенный парень, готовый воспользоваться наивностью молоденькой девочки. И в данный момент ему было наплевать, что может искалечить нежную душу будущей женщины, ведь таких «тёлок» у него — пруд пруди, а некоторые из них готовы на всё ради его внимания.

Но парень был не совсем уж «отмороженным мажором». Вскоре он увидел, что рядом с головой медведя лежит маленький кошелёк, а в бурой шерсти запутался ключ. Александр подобрал кошелёк, ключ и стал ждать, думая, что девочка вернётся, ведь до города тридцать пять километров, на улице смеркается, а последний автобус отправляется от посёлка через полчаса. Время шло — она не возвращалась. Он сел в машину и медленно поехал по дороге, надеясь на обочине её встретить и отвезти домой. Сколько Александр ни вглядывался в проплывающие кусты и деревья по обеим сторонам шоссе, не увидел мелькания жёлтой кофточки.

Тем временем Женька, обнаружив пропажу и проревев в кустах около часа, проводила глазами последний автобус, а потом и машину Поспелова. Но следовало двигаться вперёд: до города далеко, сумерки сгущались, гнус заедал. Она не пошла по обочине дороги, боясь, что кому-нибудь из проезжающих мимо водителей может приглянуться одинокая девушка, и эта встреча окажется для неё роковой. В криминальных новостях время от времени показывали трупы убитых молодых женщин и даже детей.

Женька шла, прячась за кустами и деревьями, растущими сразу за кюветом дороги. Ей приходилось обходить заросшие места, запинаться, а иногда и падать, ведь ночная тьма вскоре окутала окрестности. Жалость к себе прошла, и слёзы высохли. Сердце жгла сухая жаркая ненависть к себе и к нему, которая усиливалась укусами надоедливых комаров и саднящей болью от сбитых в кровь локтей и коленок. Под напором яростного чувства притупился даже страх перед ночными шорохами и неизвестностью, притаившейся под каждым кустом и за каждым стволом.

Когда по дороге длительное время не проезжали машины, Женька выходила на обочину. По ровному гравийному покрытию, продолжению асфальта, идти было легко. Правда, звук собственных шагов далеко разносился в ночной тишине, настораживая и пугая её. Если издали показывались огоньки фар, она вновь пряталась в глубоком кювете или за кустарником и деревьями. Через несколько часов ходьбы зарождающаяся на востоке заря накрыла Женьку сзади, понемногу освещая окрестности и помогая быстрее преодолевать оставшийся путь. Девочка за всю ночь только трижды отдыхала на поваленном дереве и двух пеньках. Кожа ног стёрлась ремешками сандалей. Хорошо, что сандалии были на невысокой танкетке, иначе она давно бы сломала каблуки или вообще осталась без обуви. Всю дорогу её согревала и давала силы одна мысль:

«Я ему отомщу. Обязательно отомщу».

Когда подошла к дому, одиночные прохожие уже спешили по улицам к первым автобусам и троллейбусам, чтобы успеть на работу. Её, измотанную морально и физически, усталость буквально валила с ног, подошвы горели, ступни распухли от кровоточащих волдырей, руки и лицо покрывали красные точки от укусов комаров, сильно чесались, голова походила на разворошённый стог сена, этот образ дополняли запутавшиеся в волосах обломки сухих веточек и иголоки хвои. Она немного посидела, отдыхая на скамейке, и пошла домой. Колюня уже встал и собирался на работу. Открыв дверь и увидев падчерицу, мужчина разъярился.

— Где шлялась всю ночь, потаскуха! — заорал он на девчонку. — Тебя по кустам мужики валяли?! Отвечай!

Женька молчала, не зная, что сказать. Отчим размахнулся и ударил её по лицу. Девочка, не удержавшись на ногах, упала на стоящую у стены тумбочку от прихожей, больно ударившись плечом и спиной. Она постаралась сдержать рыдания, по опыту матери знала: от женских слёз Колюня впадал в бешенство. Мужчина навис над распластавшейся на полу падчерицей и зло сказал:

— Погоди, вечером твоей матери всё расскажу. Пусть тебе как следует вломит, а я добавлю. Шлюха!

Он ушёл в кухню, а Женька еле поднялась и, постанывая, вошла в ванную. Когда она, обмыв измученное и избитое тело, вышла из ванной, отчим уже ушёл на работу. Смазав лицо и руки кремом, заклеив ссадины и волдыри, девочка добралась до постели и сразу же отключилась.

Проснулась она от разрывающего тишину квартиры звонка в дверь. Женя подошла к двери, заглянула в глазок. На площадке стояла Олеся.

— Олеска, у меня нет ключа, чтобы открыть дверь.

— Потеряла? — спросила подружка.

— Ага…

— Ладно, тогда позвоню по телефону.

Подружка ушла, а Женя устроилась в кресле и стала ждать. Голова кружилась, тело ломило и очень хотелось спать. Вскоре зазвонил телефон. Женя взяла трубку.

— Ты вчера ушла с Сашкой и не вернулась. Где вы были? — спросила подружка.

— Олеска, прошу, ни о чём не расспрашивай пока! Поработай сегодня одна. Я не могу! Всю ночь не спала.

— Всю ночь любовью с ним занималась? — полюбопытствовала подружка.

— Нет, не любовью. Всю ночь шла домой, — устало ответила Женька.

— Он тебя увёз из города и бросил? Ночью? Вот козёл! Гад! А вначале такого обходительного из себя строил, безмозглый баран! — возмущению Олеси не было предела.

— Всё потом расскажу. Мне нужно выспаться, — прервала поток ругательств подруги измотанная девчонка.

— Хорошо, отдыхай, — согласилась Олеся, закончив расспросы.

Женя проспала до пяти часов вечера. Она не слышала, как пришла с дежурства мать и тоже легла отдохнуть. Глянув на часы и испугавшись, что вскоре придёт отчим, и её ожидает не только скандал, но и тумаки, девочка быстро съела бутерброд, оделась в шёлковую кофточку с длинными рукавами, брючки-бриджи, мягкие шлёпанцы и улизнула из квартиры, открыв входную дверь материным ключом. Подруга ужаснулась, увидев лицо Жени, его покрывали вздувшиеся расчёсы от укусов насекомых, а на одной скуле виднелось тёмное пятно синяка.

— Пойдём быстрее в комнату, — потянула её за руку Олеся. — Мать увидит — начнутся расспросы и нотации.

— Кто это тебя так, Колюня? — притронулась подруга пальцем к синяку, когда они устроились на кровати в её комнате.

— И он, и Сашка, — чуть не плача ответила Женька.

— Он тебя избил? За что?

Тяжело вздохнув, Женька всё рассказала.

— Конечно. Ты его ударила в самое уязвимое место, — констатировала Олеся, жалостливо поглядывая на подругу. — Но мог бы и не бить, урод. Ты ненароком ударила, правда?

Женька согласно кивнула головой, а подруга продолжала расспрашивать:

— А чего не вернулась за кошельком и ключом? Сама говоришь — он уехал только через час.

— Я боялась его… и себя. Боялась, что вернусь и накинусь на него с кулаками.

Олеся захихикала:

— Хи-хи-хи! Так он тебя и испугался. Ещё бы поддал, но хоть домой бы отвёз.

— Я бы не села в машину. Ненавижу его!

Олеся подошла к окну, чтобы открыть сквозняком захлопнувшуюся створку, и воскликнула:

— О-о! Вон он нарисовался!

Женька тоже подошла к окну и глянула через прозрачную штору во двор. Там возле двух соседских «японок» стоял припаркованный «Скайлайн», а сам хозяин автомобиля, облокотившись на багажник, разглядывал окна их дома.

— Тебя высматривает. Пойдёшь? — спросила Олеся.

— С ума сошла?! Ни за что! Пойди, Олеска, забери у него мои вещи, а? Только обо мне ничего не рассказывай, ладно? Не хочу, чтобы злорадствовал.

— Ладно, — согласилась подруга и вышла из комнаты.

Вскоре Женя увидела, как Олеся подошла к Поспелову, и они о чём-то поговорили. Потом парень сел в машину и уехал, а девушка поднялась в квартиру.

— На! — Олеся протянула подруге потерянные вещи.

— О чём вы говорили?

— Он хотел с тобой встретиться.

— А ты? — с опаской глянула Женька на подругу.

— Сказала, что ты его не хочешь видеть, — успокоила её Олеся.

— Правильно сказала. Я его ненавижу!

Она сощурила глаза и, задумчиво глядя на подругу, сказала:

— Попроси Витька. Пусть узнает Сашкин адрес.

— Зачем тебе?

— Надо.

— Ой, смотри, Женька! Найдёшь себе приключение на одно место.

— Этот мажор меня ещё запомнит! — мстительно воскликнула девочка, сжимая кулаки, и, обращаясь к подруге, добавила:

— Ты не болтай лишнего. Вот и обойдётся.

Домой Женя вернулась засветло. Мать с отчимом в комнате смотрели какой-то сериал про бандитов и золото. Дочка постаралась тихо разложить диван, раздеться и лечь, но мать всё-таки услышала, вышла из комнаты и сдёрнула с неё простыню. Увидев тело дочери в ссадинах и синяках, спросила нахмурившись:

— Тебя изнасиловали?

— Нет, мама. Я сбежала и всю ночь пешком добиралась домой, — испуганно оправдывалась дочь.

— Села к мужикам в машину? — продолжала допрос мать.

— Парни были чуть-чуть знакомы. Думала, до дома довезут с дискотеки, — мямлила Женька, не глядя на мать, уже готовая к пощёчине.

— Это тебе урок, чтобы не садилась в чужие авто. Могли с тобой потешиться, убить и прикопать в лесу, — в голосе матери Женя уловила жалость. Она опасливо посмотрела на неё и увидела нахмуренные брови и недобрый взгляд.

— А синяки откуда? — потребовала объяснений мать.

— Колюня ударил. Я упала и ушиблась об тумбочку, — сказала девочка.

— Правильно сделал, — заявила мать, — чтобы наука впрок пошла. Ладно, спи.

Она прикрыла дочь простынёй и удалилась в комнату, откуда ещё долго доносилось недовольное бурчание отчима, а девчонка облегчённо вздохнула — обошлось без ругани и побоев, обещанных Колюней.

Через три дня Олеска принесла адрес Поспелова.

— Вот… бери. Да не наделай глупостей, Женька!

— Хорошо, — ответила та, пряча в карман бумажку с адресом врага. — Если что — ты ни о чём не знала.

Несколько дней по вечерам, спрятав под бейсболкой локоны, надев джинсы и клетчатую рубашку с длинными рукавами поверх чёрной футболки, она шпионила за Поспеловым возле его дома. Тот иногда дотемна оставлял машину во дворе, не заезжая в гараж, и у девчонки сложился план мести. В один из таких вечеров Женька прихватила с собой шило, найденное в Колюнином ящике для инструментов. Когда совсем стемнело, она подкралась к «скайлайну» и попробовала проколоть колёса. Это оказалось делом нелёгким. Разозлившись, она ударила со всей силы. Сразу же запиликала сигнализация. Девчонка успела проколоть одно колесо и убежала. Пару дней она не показывалась возле объекта своей мести. Потом, решив, что в одном и том же наряде ходить опасно, надела обычную кофточку, бриджи, тёмные очки и пошла вновь на «охоту», но машины Поспелова во дворе не нашла. Она поняла, парень больше не рискует оставлять автомобиль без присмотра, и не ходила к его дому целую неделю. К тому же всю неделю лил дождь. Синяки на теле прошли, зажили ссадины и кровавые потёртости, но не зажила кровоточащая рана на сердце. Заживлению раны не способствовала и подсмотренная ею сценка прощания Поспелова с девушкой, которую он привёз на машине, а потом долго о чём-то расспрашивал, придерживая за талию.

В тот вечер Женьку вновь потянуло к заветному дому. Мстительница прихватила небольшую сумочку на длинной ручке, положив в неё шило. Доехав на маршрутке до заветной остановки, свернула во двор и увидела автомобиль своего врага. Поспелов явно только что подъехал — и не один. Из машины выпорхнула уже знакомая Женьке темноволосая девушка, соседка Поспелова. Сердце мстительницы сжалось от боли и обиды, когда увидела, как прощался со знакомой её недруг.

— Улыбается, гад! Ему весело. Погоди же! Посмотрим, как потом посмеёшься, — цедила сквозь зубы угрозы сгорающая от ревности девчонка, прячась за соседними машинами.

На улице начало темнеть. Будний вечер, серые низкие тучи, лужи тут и там, пропитанный влагой холодный воздух не располагали жителей дома для прогулок. Когда Поспелов, покинув автомобиль, зашёл в третий подъезд, а его пассажирка направилась к соседнему дому, Женька вытащила шило и, подкравшись к машине, на дверце нацарапала слово «гад». То ли за ней наблюдали с самого начала, то ли она слишком долго стояла возле автомобиля, но от дома послышался мужской окрик:

— Эй! Ты чего там делаешь?!

Она подняла глаза и увидела в освещённом окне четвёртого этажа тёмный силуэт и красный огонёк от сигареты. Женьку как кипятком облили — она отскочила от машины и кинулась бежать. Ей казалось, преследователи бегут по пятам, но это был лишь страх. Она не стала дожидаться на ближайшей остановке маршрутку, а прошла два квартала вперёд и села в подошедший троллейбус.

Два дня прошли тихо, без эксцессов, а на третий, выйдя из магазина, Женька нос к носу столкнулась с Поспеловым. Он ухватил её за руку и потащил к своему автомобилю, припаркованному рядом. Девочка начала вырываться.

— Я закричу! — предупредила она похитителя.

— Кричи! — зло процедил Сашка, не отпуская её руку. Его глаза метали молнии гнева. — Пусть люди вызовут полицию. Тебя туда и собираюсь отвезти. У меня есть свидетель, что портила мою машину. Выбирай — тюрьма или едешь со мной.

Для неё было страшно и то и другое. Парень подтащил её к машине, усадил, пристегнул ремнём безопасности и грозно предупредил:

— Не вздумай сбежать. Хуже будет.

Он обошёл автомобиль, сел на водительское сидение, не глядя на пассажирку, завёл двигатель и выехал на дорогу, но направился не к центру города, где находилось районное отделение полиции, а к загородному шоссе. Она поняла, куда он её везёт, но всё же спросила со слезой в голосе:

— Куда везёшь?

— Молчи, хулиганка! — буркнул парень. — Лучше молчи!

Женька видела, что он очень зол. Ей стало страшно, но вскоре леденящий страх сменился жаром злой ярости.

— Если изобьешь — я тебя убью, — тихо, но твёрдо заявила «хулиганка». — Вот увидишь!

Он лишь скосил в её сторону глаза и покачал головой.

Подъехали к даче. Поспелов заглушил двигатель и повернулся к пассажирке:

— Скажи спасибо, что первой выловил не тебя, а твою подружку. Она мне всё рассказала. Почему в тот вечер не вернулась? Я ждал тебя целый час.

— Возненавидела, — ответила «хулиганка», бесстрашно глядя мужчине в глаза. — Ты во сне был… хорошим, заботливым, а оказался такой как все — урод!

— Вот как? — недобро усмехнулся Поспелов. — Почему же со мной поехала? Не понимала, зачем повёз на дачу?

Он пристально смотрел на неё, вначале воинственно задравшую подбородок, но после его слов растерянно опустившую глазки долу.

«Маленькая засранка! — грубовато и зло думал о мстительной девчонке Александр. — Не оправдал, видишь ли, её надежд. А она мои оправдала? Вела себя как сгорающая от желания и любопытства кокетка, готовая на всё. Приплела сказку про сон. А когда дошло до дела — здрасьте-пожалуста! — передо мной наивный, обиженный ребёнок. Она вся в белом, а я — «урод». Не-ет, полный лох, залетевший на пятнадцать штук из-за её закидонов… и со стояком. Красота! Кому рассказать — сдохнут от смеха. Так обломиться, а?! И что теперь с ней делать? В задницу целовать?»

Женька «стрельнула» глазами в Поспелова, надеясь по выражению лица определить, какое у того настроение, но по пристальному тяжёлому взгляду и сжатым в прямую линию губам поняла, что злость у него не прошла, и это не сулило ей ничего хорошего. Она опустила голову и прошептала:

— Понимала…

— Тогда в чём проблема? Я был груб? Или принуждал? Чего орала, меня ударила? — требовательно вопрошал хмурый Поспелов.

— Я нечаянно, — еле выдавила из себя испуганная девушка, стараясь унять подступающие рыдания; пухленькие губки дрожали и кривились, дыхание прерывалось от частых глубоких вздохов, а пальцы нервно теребили поясок платья.

«Как обманчива внешность. С виду робкая и довольно симпатичная, — размышлял Поспелов, разглядывая притихшую, вздрагивающую и готовую расплакаться «хулиганку», и злость постепенно уступала место мрачному юмору. — А на поверку — маньячка с шилом. Думаю, придётся жениться, чтобы отрабатывала днём и ночью долг, а иначе деньги не вернуть. Нет, лучше отдам матери в рабство — пусть клиентов банка накалывает».

— Вырывалась тоже — нечаянно, а? — помолчав, спросил он. Спросил лишь для того, чтобы разобраться в мотивах её поступков. Придавленная тяжёлым сверлящим взглядом, девчонка отрицательно мотнула головой.

— Та-ак, — протянул Поспелов. — Чего же ты испугалась? Что я хотел сделать ужасного?.. Ну?

Женька, ещё ниже опустив голову, молчала.

— Нет, детка! Сказать придётся.

Александр чувствовал, что не время настаивать и морально давить на девочку. Он и хотел узнать, и заранее коробила неприятная догадка того, что мог услышать, ведь не зря тогда испугалась.

Поспелов взял её за подбородок и заглянул в глаза. Женька за последние полчаса пережила столько ужасов, нарисованных страхом и воображением, что требование рассказать о постыдном, явилось последней каплей. Глаза «хулиганки» наполнились слезами, и она, закрыв лицо руками, заревела в голос.

— О-о! Только детского сада мне и не хватает, — вздохнул Поспелов. — Чего ревём, а? Ничего тебе не сделаю, не бойся. Пойдём, поможешь собрать помидоры и огурцы.

Она хотела встать, но её не отпускал ремень безопасности. Александр, наблюдая за попыткой девочки вытереть слёзы руками и одновременно встать с сидения, отстегнув ремень безопасности, пробурчал:

— Святые угодники, в чём я провинился?! За что мне на голову свалилось такое счастье? Сиди уж, жена!

Понимая, что чересчур давил на девочку, что в её прошлом есть неприличные, гадкие моменты, которые постеснялась озвучить, Поспелов обозвал себя «последним идиотом» и вновь разозлился:

«Ну, что ты прёшь танком, вламываясь в душу? Пожалел сраных пятнадцать штук, и за них пытаешь девчушку? У неё и так жизнь не сахар, а тут ты с допросом, чисто фашист».

Он полез в «бардачок», достал бумажную салфетку и протянул Женьке:

— Возьми!

Девушка отёрла лицо.

— Ну, что — мир? — спросил Поспелов и протянул ей раскрытую правую ладонь. Она несмело вложила в большую сильную руку свою маленькую ладошку.