Глава 10

Охранник привёл Женьку в кабинет, но не в тот, в котором была первый раз. Здесь стояло на столах, тумбочках и просто на полу множество приборов непонятного назначения. «Добрый» доктор взял у неё из вены кровь. Взял немного, всего две пробирки. Спросил у Сашки-охранника, во сколько девушка завтракала. Дал ей маленькую склянку и попросил собрать мочу, указав на узкую дверь слева от кушетки. Потом, лёжа на кушетке, Женька проходила какие-то «тесты», как выразился эскулап. То электроды от одного аппарата ей цеплялись на грудь, то от другого на голову или спину. Она дышала, слушала, смотрела на сполохи света, говорила. Её били слабыми импульсами в область головы и позвоночника, и от этих неприятных «уколов» разгибались или сгибались пальцы, руки, ноги. А в ответ аппараты гудели, пищали, шипели и стучали. Эскулап на мониторе просматривал какие-то таблицы, колонки цифр и кое-что записывал в клеенчатую толстую синюю тетрадь.

В кабинет зашёл Лесерит.

— Добрый день, Петр Эммануилович! — поздоровался анунн с доктором.

— Добрый день, venerable Master Leserit! — отозвался старик, не отрываясь от работы.

«А со мной здороваться, значит, не нужно, — нахмурилась Женька, глядя в зеленоватые глаза анунна. — Ну да, с вещью не здороваются. Её просто имеют или ломают и выбрасывают».

— Как себя чувствуешь? — спросил хозяин, поймав сверлящий взгляд больших зеленовато-серых глаз девушки.

«Хреново. Руки чешутся по чьей-то физиономии. Не знаешь, по чьей?»

В её взгляде и мыслях был вызов. Да, она нарывалась на неприятности. А как иначе узнать свою дальнейшую судьбу? Не могла же она спросить: «Дяденька, будьте добреньким, скажите, куда и кому вы меня, шелудивый пёс, продали?»

— Чего молчишь? — вновь спросил хозяин. — Не наигралась ещё?

«Он меня не слышит? — удивилась Женька. — Интересно!.. А чего я со сволочами должна разговаривать? Их нужно уничтожать — вот и весь разговор».

— Ну, молчи-молчи, — буркнул Лесерит и повернулся доктору.

— Что у нас с образом?

— Всё готово к настройке, venerable Master, — бодро отрапортовал доктор и обратился к Женьке:

— Как тебя звать, милая.

— Евгения Васильевна, — назвалась Женька, как взрослая уважающая себя дама.

— Ну-с, Евгения Васильевна, сейчас я тебе сделаю укольчик. Не бойся — это успокоительное. Его действие продлится не более часа. Так надо. Потому что при настройке чипа ты почувствуешь, будто под кожей ползают черви. И будет колоть в разных местах.

— Не хочу укол! — запаниковала Женька и начала подниматься с кушетки, срывая с себя электроды и проводки, опутавшие тело, словно мишура Новогоднюю ёлку. Громила анунн метнулся к ней и схватил в железные объятия. Женька начала кричать: «Не хочу!», визжать и брыкаться. На крик вбежал охранник.

— Держи ей ноги! — приказал Лесерит. Сашка-охранник прижал девушке ноги. А «добрый» доктор в это время набирал из ампулы лекарство в одноразовый шприц.

— Я сделаю всего два кубика, утром она полностью придёт в себя, — доложил он хозяину.

— Давай, — разрешил тот. — Ануннский гипноз на неё не действует. Наркотик, думаю, успокоит.

Женьку начало потряхивать, под кожей сильно зачесалось без всякой настройки чипа. Она испуганно замолчала, ожидая чего-то ужасного, не понимая, что должно произойти. Это «что-то» ворочалось в ней, стремясь вырваться наружу, и даже показалось — рычало. Но тут подошёл доктор и воткнул в предплечье иглу шприца. Через несколько минут шевеление под кожей прекратилось, крупная дрожь стихла, непонятное «что-то» внутри отступило и улеглось, свернувшись в тёплый комочек рядом с солнечным сплетением. Успокоилась и девушка, расслабив мышцы и отпустив любые желания. Она уютно покачивалась на ласковых волнах; перед глазами проплывали разноцветные круги, и стало безразлично, что с ней будут делать дальше.

А дальше, как и говорил доктор, внутри тела кололо, особенно по позвоночнику, под кожей чувствовалось шевеление, но девушку это не волновало. Ей чудилось, что на тело опустилось бесчисленное количество больших прекрасных бабочек. Они щекотали кожу, перебирая лапками, и её тело представляло собой пёструю клумбу необычных роз из разноцветных крылышек махаонов. Женьке было так весело, так замечательно. Она слышала произносимые мужчинами фразы:

«Улыбается», — «Ей сейчас хорошо».

«Она сможет танцевать?» — «Какие-то танцевальные па она сможет показать, venerable past master Leserit. Но вы повезёте её не для концертного выступления, правда?»

«Ты занёс номер её чипа в республиканский каталог?» — «Нет, venerable past master. Когда всё закончится, извлеките чип из тела. Его можно, перенастроив, поставить другой девушке».

Но, всецело увлёкшись созерцанием, девушка не относила сказанное к себе и не понимала смысл слов. Она чувствовала лёгкость и умиротворение в обществе расписных бабочек. Женька и себя представляла воздушной, свободной, танцующей бабочкой. Она взмахнула крылышками и полетела навстречу тёплым солнечным лучам. Голоса затихали, уступая место льющейся отовсюду, тихой мелодии. И она сама превратилась в звук — нежный, томный, ласкающий.

За окном забрезжил рассвет, когда Женька с трудом разлепила веки. Голова трещала, будто кто-то, прилагая усилия, пробовал на прочность поспевший арбуз, а в висках поселилось по дятлу. Подлые пернатые гады долбили и долбили немилосердно.

«И чего они там хотят найти?» — лениво соображала Женька. — «Мозги сплошная слизь. Разве в такой гадости могут рождаться приличные мысли?»

Но подлецы явно знали, чего искать — к ней медленно возвращалось понимание: кто она такая, где находится; а из подвалов сознания, корчась и охая от напряжения, выползала память о предшествующих событиях. Правда, не вся — прожорливые лангольеры откусили часть прошлых сюжетов. Например, она не могла взять в толк: отчего ей так кошмарно плохо.

«Меня напоили? Зачем? Писк приборов и колики по телу я помню. А потом? Чёрт его знает, что было потом… с бабочками летала… О-о! Вот прикол… Наверное, так действует настройка чипа. Зачем далась? Захотелось научиться танцевать… профессионально. Ой, овца! Учили тебя, дуру, учили да всё мало. Кусок хлеба решила зарабатывать танцами… ага, крутя голой задницей у шеста. Ладно, сделанного не вернуть. В самом деле, вдруг смогу танцевать красиво, вот девчонки обзавидуются!.. Как же болит голова…»

Была и ещё одна неприятность: во рту сплошная сушь, словно язык наждачкой обработали. Женька повернула голову набок, но лучше бы она этого не делала — тошнота, половодьем разливаясь по внутренностям, спешила низвергнуться Ниагарским водопадом.

— Сволочи, напоили какой-то гадостью, — шумно дыша и стараясь «Ниагарский водопад» вернуть в желудок, тихо пробормотала девушка, еле двигая присохшим к нёбу языком. — Ох, как же хреново! Если выберусь на свободу, поубиваю всех к чертям собачьим!

Она помассировала виски — легче не становилось. Но где-то далеко, на краю сознания, прошелестел уже знакомый голос:

«Выберешься».

«Мне бы твою уверенность, оптимистка», — сердито подумала Женька.

«Я помогу. Помнишь, говорила? Только не позволяй больше колоть наркотики», — голос стал яснее слышен.

«Наркотики? Вкололи? Гады! Постараться-то постараюсь, но их больше, и они — сильные. Что я могу поделать? — оправдывалась Женька. — Кстати, а ты кто? Случайно… не моя шиза?»

«Я твоя кровная сестра. Забыла? Соседка, комната, кольцо…»

«А-а, припоминаю. Призрак Люськи Лазаренко, да? И чего ты во мне делаешь?» — осторожно поинтересовалась Женька.

«Живу».

«Еще чего! Я квартирантов не пускала. Тело моё!» — страх, что её захватила чужая личность, заставил девушку проявить агрессивность к «квартирантке», вытолкнуть вон нахалку. От усилия голова разболелась до тёмных мушек перед глазами, сердце забарабанило в грудной клетке, по лбу, вискам и затылку потёк липкий холодный пот.

«А теперь — наше, — спокойно сообщил голос. — Я провела обряд. Да не бойся — подавлять тебя не стану. Наоборот, буду защищать в трудные минуты. Полностью телом владеть буду только во время твоего сна. В остальное время по твоему согласию».

«А ты не врёшь? Вдруг его попортишь… пока я сплю? — стараясь глубоко дышать, чтобы отступила муть и боль в голове, успокоилось сердце и не выворачивало желудок, мысленно спросила Женька. Она пережила столько всего за несколько последних дней, что боялась поверить в любые обещания. — Нет, ты поклянись. А то проснусь и обнаружу себя без тела… Мда, это какой фантазией надо обладать, а?» — Девушка постаралась представить себя фантомом и, закрыв лицо руками, застонала.

«Зачем мне это? Другого тела у меня нет, — успокаивала её Мила. — Хочешь узнать, как буду тебя защищать?»

— Ну, — еле выдавила из себя Женька.

«Позови охранника и попроси воды. Попьёшь, не мешай мне. Просто наблюдай и старайся ни о чём не думать. Хорошо?»

«Попробую», — мысленно согласилась Женька и крикнула в просвет открытой двери, увидев, что по коридору прошёл охранник:

— Эй, Сашка! Принеси, пожалуйста, воды! Очень пить хочу!

Удаляющиеся шаги затихли, потом их звук стал приближаться, и в проёме двери появился охранник.

— Что тебе?! — гаркнул он.

— Пить хочу. Умираю, как хочется.

— Сушняк давит после весёлого укола? — язвительно спросил Сашка. — Жаль, что ты — девственница. Вот когда следовало с тобой позабавиться. Была бы послушной и ласковой, лишь бы трахали вновь и вновь. Такие уколы в клубах делают тёлкам постоянно. Те ажно визжат от удовольствия, когда их шпилят.

— Ты что, озабоченный? — поморщилась Женька. — Чего всё время съезжаешь на тему секса?

— Может, ты мне понравилась, — осклабился Сашка.

— А-а?.. Извини, друг! Но я другому отдана и буду век ему верна, — продекламировала девушка.

— Герцогу Бритскому, что ли? У него таких верных штук триста.

— Ты евнухом при его гареме состоишь? — усмехнулась Женька и заносчиво добавила:

— Я у него первой леди буду, понял?

— Ага. До сегодняшнего вечера.

— Ладно. Хватит зубатиться, — решив перевести пикировку на мирные рельсы, сказала девушка. — Принеси воды.

— Хах! У своего герцога попроси, первая леди, — хохотнул Сашка. И в следующий момент Женька почувствовала, как из солнечного сплетения в руку потекло что-то очень горячее. Рука быстро поднялась в сторону парня, и он неожиданно согнулся пополам, буквально сломался, и стал медленно заваливаться на левый бок, издавая почти звериный вой:

— Уу-ой-юу!

На полу он скорчился, связался в узел и затих.

— Сашка! — крикнула испуганная девушка. Парень молчал и не двигался.

«Эй, подруга! — мысленно позвала Женька. — Он… чего? Умер, да?»

«Умер, — подтвердила Люся. — А тебе его жалко стало?»

«Ну… не знаю. Я ему вроде понравилась».

«Ох, Женька! Разделал бы он тебя под орех, была бы его воля. Ивана не забывай. И ты его ненавидела, как я помню».

«Ненависть — одно, а убийство — совсем другое», — неуверенно заявила Женька.

«Тогда считай, что убила по неосторожности», — успокоила Мила. Но перед глазами у Женьки стояла картина мучительной смерти охранника, и всё ещё слышался его нечеловеческий крик. Она встрепенулась и громко закричала:

— Кто убил?! Я? Я?!

«Тише! — старалась урезонить её Люся. — Чего кричишь? Тело твоё? Твоё. Значит, убила я… и ты вместе со мной. А как ты с кровососами и их помощниками хотела бороться? Ручки боишься запачкать? Нет, детка! Придётся вывалиться и в крови, и в дерьме. Иначе не обвиняй людей за то, что сдались вампирам на милость без боя. Кстати… интересно, почему Лесерит тебе сказал: анунны. Как я помню, они себя называли алиями… а теперь стали драконидами. Что-то часто меняется название их вида… будто следы заметают, бестии».

— Что-то устала я и от диалога с тобой… ну, и вообще… — прошептала Женька, зевая. Она устала от головной боли, тошноты, избиений, ошейника. А ещё устала её психика от постоянного давления снаружи, а теперь и изнутри от «квартирантки-убийцы». Чудовищный кошмар, так неожиданно навалившийся на девочку, следовало переспать. Вдруг проснувшись, она окажется не в страшном распределителе, а у Елены Николаевны.

«Эх, мечты, мечты…»

«Всё будет хорошо. Спи и набирайся сил», — сказала «квартирантка».

«Ага! Пока сплю, ты будешь моим телом распоряжаться направо и налево», — встревожилась Женька.

«Нет. Я тоже отдохну. Без твоей силы у меня мало средств воздействия. Пока не следует торопиться. Хочу получить кайф от сюрприза для Альмента. Они тебя хотели сделать жертвенной овечкой, как я поняла из разговора Лесерита и доктора, пока ты с бабочками развлекалась. Вот мы и устроим им массовое жертвоприношение. Пусть их жестокие боги порадуются».

«Они порадуются, а мы поблюём. Мне от запаха и вида крови дурно делается…» — засыпая, думала Женька.

***

Он был недоволен ситуацией, сложившийся в его жизни за прошедшие годы. Он старался сам вести большинство переговоров и принимать решения по различным вопросам: политическим, экономическим, судебно-правовым, социальным. Беспечная юность с весёлыми пирушками, бесшабашными развлечениями и поступками неожиданно закончилась с появлением его тигрицы, его милой ведьмочки. Она, словно огненная комета, пронеслась по небосклону его увлечений, желаний, надежд, устремлений, и исчезла, разорвав на куски красочный мир юности. Она появилась ниоткуда и ушла в никуда — таинственная красавица, взявшая в полон сердца облачённых властью, холодных, прагматичных ануннов. Космическая странница? Богиня? Или мстительная ведьма? Антэрт, как зачарованный, восхищаясь её необычностью, запредельностью, решил, что это сверхновая звезда — так ярко она светила, а оказалось — смесь льда и камня. Девушка его обманула в самый последний момент, когда решил, что поцелован богами, раз поймал свою звезду за хвост. Как же она ему тогда сказала?

«Я иначе решу проблему», — Антэрт усмехнулся, вспомнив слова Миллари.

«Мою любовь, моё восхищение и поклонение она посчитала проблемой. И решение нашла в объятиях дяди, поломавшись для приличия», — герцог потёр левую сторону груди — там опять запылал костёр ревности. Именно ревность выжгла на сердце её слова, будто приложили раскалённое клеймо. Он вспомнил, как негодовал, как буйствовал и пьянствовал первые дни после её побега.

Антэрт не винил мать за смерть любимой. Гемма защищала сына, мужа и королевство от посягательств самозванки, властолюбивой ведьмы, покорившей чарами мужчин семьи Акаши. Мать в это верила и делала то, что считала правильным. Они и похоронены рядом: одна — под могильной плитой храма Всевидящего Ока, на которой из белого мрамора выполнена эффигия в полный рост (принцесса лежит в тунике, с тонким золотым ободком на голове); другая — в стеклянном саркофаге, установленном в том же храме, в потайной комнате. В укромной нише храма, отдельно от гроба, установили её коленопреклоненную эффигию из чёрного мрамора. Опустив голову, женщина-скульптура обе руки сложила на животе, прикрывая плод. Беломраморный гизант изготовили по приказу Акаши III, как память о принцессе Гемме, а эффигию герцогине Остнорской установили братья Вентри, как вечный траур по нерождённому ребёнку и его матери.

Горгон и Валлар, вечные соперники в борьбе за власть, вдруг объединились в своей ненависти к ордену «Стражей дверей». Их они обвинили в заговоре против короны и выкрутили дело так, что в убийстве герцогини Имры Бёрд Остнорской, беременной наследником Восточных земель, и принцессы Геммы Изабель Туредор Вестмирской, урождённой фон Бранбург, непосредственное участие принимал магистр ордена «Стражей дверей» Нехбенун. Они разгромили центральную штаб-квартиру ордена в Москве и несколько филиалов в других городах. Нехбенун и несколько его сподвижников были пойманы и казнены, а их перстни расплавлены в печи, потому что все сто двенадцать перстней делались именными из редкого металла. Кто эти перстни надевал, тот терял свою личность, а тело захватывал хозяин перстня. До казни Стражи находились в подвале замка Уоттик — так распорядилась королева Акаши. Поэтому тайны ордена дальше подвалов замка не распространились, а принц Бессмертной крови собственные тайны умел отлично хранить.

Борьба с лидерами ордена «Стражей дверей» наделала много шума, как в обществе ануннов, так и в обществе людей, ведь щупальца ордена глубоко проникли в обе эти среды. Сразу за казнью Стражей и некоторых их сообщников началась массовая акция по легализации ануннов. Теперь слово «анунны» применялось только для «внутреннего пользования» по указу Акаши III. Божественное Всевидящее Око, символ третьего глаза их богов, вдруг превратилось в созвездие Драконий Глаз, а все представители ануннских кланов — в драконидов.

Герцог, обретший полное имя Антэрт Вентри Пасифик-Бритский после переданных ему королевой земель Азиатско-Тихоокеанского региона, хмуро смотрел в иллюминатор на проплывающие под крылом самолёта облака. Через двадцать минут они должны были сесть в аэропорту Дальнеграда.

«Действительно смешно, — думал он. — Свадебный подарок есть, а свадьба растаяла утренним туманом под лучами солнца».

Он подозревал, что по этой причине в узком кругу, а за глаза вообще кому не лень, его чаще называют Бритским маралом. Позорную историю сбежавшей невесты, её сожительства с его отцом, увы, не скроешь в подвале, как Стражей, а истина, вылетев на волю из-за крепостной стены замка Уоттик сплетнёй или злобным шёпотком, пошла гулять по миру. Из-за этого он старался большинство дел по управлению землями, разбросанными далеко друг от друга, взвалить на собственные плечи, чтобы доказать злопыхателям — королева не ошиблась, доверив, по мнению многих, помнящих его ветреным прожигателем жизни, молодому повесе стать Верховным правителем обширных территорий и заседать в Верховной Лиге кланов в качестве сопредседателя.

После смерти матери и Миллари он не один год вновь собирал пазл своего мира и, кажется, добился успеха. Правда, мир теперь не был таким цветным и искристым, как в годы юности. Преобладали серые тона деловых встреч, заседаний, перелётов, работы с документами, а между ними маленькими цветными бликами сияли редкие вкрапления из дружеских вечеринок в маленьких закрытых клубах, раутов, праздничных шоу, ни к чему не обязывающих свиданий с женщинами.

Казалось, жизнь молодого герцога упорядочилась, стала похожей на жизнь его отца или дяди, но месяц назад над храмом Всевидящего Ока, в котором священнодействовала главная прорицательница королевства Рэдайна с послушницами, пронёсся страшной силы ураган. Крышу из бронированного стекла побило градом размером с кулак взрослого человека. Градины были красного цвета. Прорицатели со всех континентов начали наперегонки предсказывать наступление периода различных несчастий. Кто предсказывал космическую угрозу планете в виде огромного астероида, кто — разогрев ядра планеты, кто — наступления сумеречного времени и бесконечных дождей, а были и такие, кто кликушествовал о страшном вирусе, от которого не поможет их драгоценная кровь, а значит, сангуины вымрут, анунны начнут голодать и убивать друг друга. От всеобщего ожидания конца света особняком стояло одно событие, насторожившее королевскую семью. Градом разбило стеклянный саркофаг герцогини Остнорской, и в этом факте не было бы ничего удивительного, если бы с руки мумифицированного тела красавицы не исчез перстень Стражей. Они терялись в догадках: кто его украл и зачем. Ключом, открывающим порталы, он не работал, а управлялся хозяйкой, объятой, как ни прискорбно, вечным сном. После её заключения в стеклянный саркофаг, кому из женщин его только не надевал Валлар, надеясь на возвращение личности ведьмы, — всё без толку. Перстень не уничтожили лишь по той причине, что ведьма перед смертью об этом его попросила. Он собственноручно надел перстень покойнице на палец, сказав:

— Она говорила не просто так. Она вернётся.

Когда это произойдёт, никто не знал. Могло пройти десять лет, а могло и триста. Исчезновение перстня давало надежду одним, тревогу — другим, сомнения — третьим. Акаши боялась второго пришествия «мерзкой зверушки» и, будь её воля, расплавила бы перстень, но этому противились Редайна, сыновья и внук. Редайна надеялась объединить народ, прекратив вражду и ненависть, сделав его монолитом героев-воинов, непобедимых и отчаянных, какими они были до сделки с Демиургом. Но годы шли, и сомнения всё больше овладевали огненным сердцем бывшей королевы портутан. Два брата тосковали по красавице, надеясь на встречу, мечту Редайны не отвергали, но каждый, в соответствии с прежним положением вещей, хотел осуществить её по-своему. Антэрт тоже ждал и хотел удержать Миллари подле себя. Пусть срок будет небольшим, всего тридцать лет, как предлагал ей ранее, но каждым прожитым днём она должна была расплатиться за его унижения своими унижениями. Он готов был применить силу, выкрасть, посадить на цепь, перехитрить близких, но отомстить подлой обманщице за отвергнутую любовь. Сладкое предвкушение мести ласкало кровоточащее сердце, бинтовало израненную гордость. Он собирался пытать всех послушниц храма, укравших, по его мнению, перстень, ведь блудница через перстень могла вернуться. Эта идея-фикс грела его очерствевшее сердце, стараниями «коварной обманщицы» превратившееся в кусок льда. Её личность откликнется на муки и страдания девушек — он в этом был уверен. Нужно только найти перстень. После переговоров герцог надеялся заняться послушницами вплотную, а пока по его распоряжению их держали в подземных кельях, расположенных прямо под храмом.

Навстречу самолёту устремились квадраты леса и построек пригорода, нитки дорог, тёмно-серая лента широкой реки. Герцог пристегнулся, его самолёт шёл на посадку.

***

Лесерит провёл Женьку в комнатку позади небольшого зала, в котором должна была пройти неофициальная часть деловой встречи лидера республики Дальний Восток с Верховным правителем союза Пасифик-Бритских земель. По периметру зала выстроился ряд кресел из морёного дуба, у которых точёные ножки и дуги подлокотников тускло блестели позолотой, а мягкие подушки были обтянуты сафьяном изумрудного цвета. В центре зала располагалось небольшое круглое возвышение — подиум для концертной программы. Слева от возвышения стоял овальный полированный стол, уставленный различными напитками, а справа за зелёными атласными шторами прятались двери в костюмерные, в одну из которых привели Женьку. Лесерит оставил её с охранником, который встретил их в холле резиденции правительства, а сам куда-то вышел. Девушка разглядывала себя в огромное зеркало, занимавшее одну из стен костюмерной, — худенькая хрупкая фигурка, одетая в брючки стального цвета и белый джемпер ажурной вязки; на ногах серые балетки; овал лица, исхудав, немного заострился, а большие зеленовато-серые глаза стали ещё больше. Девушка подарила кислую улыбку своему отражению. Радоваться, действительно, пока нечему. Хотя по-детски припухлые губы смотрелись колечком из сочных алых ягод, а белокурые, с еле уловимым медным отливом локоны — шелковистым золотым руном, спадающим на плечи.

«И этого прелестного ребёнка они хотят съесть?» — услышала она голос Люси в себе.

«Им, полагаю, до лампочки я — ребёнок или нет. А красивый вид блюда и молодая кровь вызывают больший аппетит. Так обычно у людей. Почему у вурдалаков должно быть иначе?» — пожала плечами Женька.

Охранник, глядя на её поведение перед зеркалом, спросил:

— Что… не узнаёшь себя? Бродяжка? Отмыли, и увидела в зеркале принцессу?

— Почти угадал, — ответила девушка, не отводя взгляда от своего отражения. — Вот думаю, фрукты полезнее мыть перед едой или так сойдёт, а?

Охранник подозрительно уставился на неё, а Женька продолжала:

— Как думаешь, фрукт? Чего молчишь-то?

— Странная ты, — покачал головой охранник.

— И не говори, — тяжело вздохнула девушка. Она подошла ближе к зеркалу, открыла рот, и, вертя головой, стала рассматривать свои зубы.

— Как в таком маленьком ротике могут помещаться огромные клыки? — всё ещё разглядывая себя, излагала она мысли вслух. — И у драконидов тоже… Где прячутся их клыки? Когда разговаривают и пьют вино, их зубы все ровненькие, ничего не выступает.

Охранник не успел ответить — в комнату вернулся Лесерит.

— Давай переодевайся! — приказал он, вытаскивая из пакета длинную чёрную накидку с застёжками в виде липучек, а также матерчатые чёрные туфельки с лентами-завязками.

Из-за двери послышались мужские голоса — переговоры плавно перетекали в деловой фуршет. Герцогу Антэрту Вентри Пасифик-Бритскому и его секретарю графу Андрусу-Луи де Широну хозяева приготовили весьма оригинальный, вкусный подарок, который продегустировать должен глава делегации, посетивший республику. Женька, услышав голоса и понимая, что приближается её выход, за которым последует что-то ужасное — бойня и море крови, или её страдания и смерть, — затряслась крупной дрожью. Руки дрожали, и она никак не могла расстегнуть молнию на брюках, тихо испуганно бормоча:

— Ой, мамочки! Что ты не расстегиваешься…

Видя её состояние, Лесерит постарался девушку успокоить, сказав:

— Чего ты нервничаешь, Евгения? Нужные движения в тебя заложены на подсознательном уровне. Заиграет мелодия — тело само начнёт двигаться. После танца поклонишься. Если будут хлопать — поклонишься несколько раз. Потом вернёшься сюда — и всё. Нечего боятся и трястись.

Женька стрельнула в него недоверчивым взглядом и, наконец-то справившись с молнией, сняла брючки. За брючками последовал джемпер. Она осталась в нижнем трикотажном белье и протянула руки за накидкой.

— Э, нет! — отдёрнул руку с накидкой Лесерит. — Полностью раздевайся, а накидку с себя скинешь в середине танца.

— Чего?! — девушка оторопело уставилась на хозяина. — «Как я могу танцевать совершенно голая перед толпой незнакомых мужчин? Он с ума сошёл?»

— Послушай, девочка! — голос Лесерита набирал обороты. — Здесь тебе не детсад. Дракониды любят погорячее, поняла?! Живо раздевайся!

Женька отступила от него на два шага, глупо, по-детски стараясь найти защиту в углу, за шкафом с костюмами. Но её остановил не драконид, не охранник, собирающиеся насильно раздеть девушку, а голос Люси:

«Стой, не провоцируй их! Раздевайся! Отбрось в чёрту стеснительность! Сейчас вопрос стоит ребром: ты — закуска… или они, поняла?»

— Ладно-ладно, разденусь, — выставив руки вперёд, чтобы они к ней не приближались, пообещала Женька. Она медленно сняла бюстье, кинув его на стул, и взялась за трусики. Стянув и откинув их в сторону, она в три быстрых шага приблизилась к дракониду, выхватила накидку и, закутавшись в неё, стала торопливо застёгивать липучки. Она и сама не смотрела на своё оголённое тело, и мужчинам не давала насладиться видом прелестной девичьей фигурки без единого волоска. По поводу депиляции Женька закатила истерику ещё в распределителе, проснувшись во второй раз и проведя рукой по низу живота. Но Лесериту с доктором было не до её криков и слёз, они крутились вокруг трупа Сашки-охранника, не понимая, что могло случиться с молодым здоровым парнем. И успокоила в тот раз её тоже «квартирантка», сообщив:

«Не реви! Чего уж теперь? Они побрили тебя, когда ты счастливая летала с бабочками и не чувствовала, что с тобой делают».

Женька сидела на стуле и надевала пуанты, когда вновь услышала голос Люси:

"Завяжи ленточки, выпрямись и постарайся отключиться. Помнишь, как ты делала сегодня утром. Просто наблюдай и ни на что не реагируй. Будешь мешать, пугаться — мы погибнем. Соберись, девочка!"

Женька выпрямилась на стуле, расслабилась и услышала, что в зале заиграла музыка.

— Твой выход, прима! — подал ей руку Лесерит.