Глава 20. На улице-3.

Он проснулся от боли в шее. Она болела сильнее всего остального, хотя он и не сразу осознал, что болит что-либо еще. Губа. Болит и распухла. По ощущениям напоминает башмак, присобаченный вместо губы. Правое плечо. Меньше, чем шея с губой, но болит тоже. Судя по утренним ощущениям, Игорь Мещеряков совершил очередную диверсионную вылазку во сне в состоянии транса. Как могла бы заметить Анжела Личагина: прощайте, напыщенные и неискренние заверения психологов, да здравствует реальная жизнь без прикрас! И — он не мог в это поверить! — едва он вспомнил Анжелу, его конь Юлий в трусах вновь зашевелился.

Игорь с усилием подавил сексуальный импульс и попытался вспомнить вчерашнее, лежа в постели и стараясь покуда не двигаться без необходимости. Валера Лобов, эсквайр. Анжела Личагина без трусов и его эрегированный член в подъезде. Отец… Так он бухал вчера, потом они все отвалили навстречу дивным мирам и продолжительным банкетам. В перерывах между дрочкой Игорь бросался на кухню и все там перемыл за алконавтами, нужно же как-то реабилитироваться за три «пары». Однако мама ввечеру не изъявила желания заняться воспитательными беседами, она вернулась с работы квелая и уставшая.

— Что было? — спросила она коротко с порога.

— Я так понял, они какой-то контракт отмечали, — сказал Игорь. — Потом ушли.

— Они? — уточнила мама.

— Угу, дядя Саша, дядя Радик.

— Понятно. — Мама устало хмыкнула. — Куда без индийских факиров.

Она прошла на кухню и оглядела ее. На ее усталом лице явственно проступило удивление.

— Игорь, ты доктора Пропера вызывал, что ли?

— Сам справился, — скромно молвил тот.

— Что ж, супер. Ты заслужил явно больше, чем «спасибо». Молоток.

— Не совсем…— Момент самый подходящий.

— Да? Чего-то натворил?

— Я три двойки сегодня получил.

— Понятно. Значит, ты тоже в тренде.

И это было — все! Больше за весь вечер мама не сказала ему ни слова, засела в своей комнате и уткнулась в экран монитора.

Он поднялся на ноги, секунду постоял, наблюдая вокруг себя пляшущие черные точки, потом побрел в ванную. Мама уже ушла на работу, а его будить не стала. Хреновый знак. По пути Игорь свернул в родительскую комнату, проверить, что там. Отец спал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Комнату наполнял неприятный запах и не менее неприятный храп. Так-то отец обычно не храпел, но вот когда выпьет… Тогда держись за вешалку. Что ж, по крайней мере, папа никуда не канул, а вернулся ночью, когда Игорь уже дрых и ничего не слышал. А не слышал его Игорь по той простой причине, что перестал быть Игорем, а стал Виктором Петровым.

Второй хорошей новостью оказалось то, что губа на поверку выглядела не так страшно, как ощущалась. Слегка опухла, но не отвисает шлангом. На плече — синяк. Шея — чистая, по-видимому, обычное растяжение или отлежал во сне. Игорь отвернулся от своего отражения, вздохнул и включил воду. Нужно сообщить в школу, так что после мокрых процедур он первым делом набрал номер классной.

— Мама уже звонила! — отрезала Шифоньер командирским голосом. — Выздоравливай, Мещеряков!

Мама позаботилась, как обычно, безрадостно подумал он, откладывая телефон. Система конспиративных действий после подобных ночей у них в семье давно превратилась в рутину. Игорь обдумал коротко, не пойти ли позавтракать, однако отмел эту идею — мысль о пище вызывала тошноту. Что ж, как говорил в свое время Чжуан-цзы: коли вокруг творится черт-те что, а в душе — бедлам, мрак и хаос, ты, паря, не тупи, а врубай «Апуланту». Что Игорь и сделал, усевшись за стол перед ноутом и нацепив наушники, словно собирался учить уроки.

Постепенно мысли упорядочились, Игорь начал думать. Какого-либо удивления от своего трансформирования во сне он не испытывал. Чего-то такого он и ждал, не пальцем делан. Он не просто переселился чудесным образом в Виктора Петрова, он стал Виктором Петровым. Он думал, как Петров, он чувствовал как Петров, а под конец он хотел, как Петров. Он хотел эту дикую, порочную малолетку, как не хотел никого в жизни; и он пал. Не смог противостоять взрыву похоти, равно как Игорь не смог сопротивляться той же Анжеле в реале и позволил увести себя в подъезд, как племенного бычка.

До эякуляции, впрочем, не дошло. У Петрова дошло по-любому, а вот Игоря вышвырнуло на самом интересном месте, и это была самая отвратная часть трансформации: он даже во сне не смог удовлетворить себя с Анжелой. Петрушка, фигли! Дальнейшее Игорь не помнил, пока не проснулся утром с ноющей шеей.

Этот мир парящих книг… Проникновение туда обещало небывалую власть. Игорь не любил власть. Власть любила Саранча Козленко, еще Саня Никитин, власть любила Шиляева — не в сравнение больше, чем Влада Шифоньер, несмотря на командирские замашки последней. Игорь не любил власть, сама мысль о власти его тяготила. Окажись в его руках власть, он принялся бы крутить головой, выискивая, на кого бы ее спихнуть. Но он не мог не осознавать: теперь и у него имеется компромат на Анжелу. Причем не только на Анжелу, но и на Петрова тоже. И на Улыбаку Лобова. И на всех! Это возбуждало сильнее, чем спущенные до колен девичьи трусы.

Пиликнуло новое сообщение во Вконтакте, и Игорь кликнул на него мышкой.

<Нина Полянская>: Игорь, привет.

<Игорь М>: Привет, тетя Нина.

<Нина Полянская>: Слышала, папа загулял?

«Видимо, мама сообщила — по почте или по ватсапу», — сообразил Игорь.

<Игорь М>: Да нет, ничего такого. Отгулял уже, дома спит.

<Нина Полянская>: Понятно. Ну хорошо, что дома. А ты чего не в школе?

<Игорь М>: Заболел.

<Нина Полянская>: Сильно? Простыл?

<Игорь М>: Так, немного, горло болит. Решил сегодня отлежаться, завтра пойду.

<Нина Полянская>: В субботу тебя ждать, или под вопросом пока?

<Игорь М>: Обязательно приду.

<Нина Полянская>: Представь, нашла в бумагах свои старые сочинения по литре. Даже не думала, что они сохранились. Перечитала, и как будто снова в школу вернулась. Даже странно. Я как будто память свою там на антресолях хранила. Придешь, дам почитать. Тебе понравится.

Тетя Нина отжигает, подумалось Игорю. Видать, у нее опять перелом в жизни или распутье. Коли уж она держит под боком Игоря, чтобы делиться философскими измышлениями. Но хоть ладно, что не бухает снова. Кажется, Игорь Мещеряков становился циником. На клавиатуре же он вывел:

<Игорь М>: Ага, почитаю. Спасибо.

<Нина Полянская>: Ну ок. До субботы.

Игорь отложил на время наушники, вышел из комнаты, чтобы попить водички, и неожиданно столкнулся с отцом. Зомби по имени Папа как раз телепался мимо, устало возвращаясь из туалета. Видок такой, словно накануне его утюжили все местные забулдыги.

— О, Игорюня, привет, — проблеял отец. — А чего вчера было?

— Ты обмывал контракт, — сухо напомнил Игорь. Он вспомнил вчерашний свой импульс, когда он был готов даже при друзьях отца броситься тому на шею в порыве отчаяния и любви. С чего вдруг? Сегодня никакого испульса он не испытывал, только недоумение. Видимо, вчерашний стресс. Реально много противоречивых событий для одного школьника.

— Понятно, — буркнул отец. — Увлеклись, значит. Блин, не помню ни фига.

— Дядя Саша расскажет, — подбодрил Игорь.

— У нас газявы случаем нет?

— Чего нет?!

— Газявы… Газировки, минералки.

— Не…

— Может, сгоняешь?

Игорь пожал плечами. Тот факт, что отец даже не заметил его опухшую губу и аналогично помятый видок, свидетельствовал о серьезных похмельных синдромах.

— Сгоняю, не вопрос.

Сгоняет, чего бы не сгонять. У него тоже, как у вчерашнего четкого поцыка, имеется толстовка с капюшоном, неплохо маскирующая от бабок сверху и от опеки. Игорь наскоро оделся, вновь на секунду задумался о перекусе, потом решил, что лучше купит арахиса в магазине, и вышел из квартиры. Он не стал вызывать лифт, а решил спуститься пешком. Он шел с опаской, до конца не расставшись с вероятностью, что Анжела может по-прежнему прятаться где-то здесь, за мусоропроводом, и сейчас выскочит ему наперерез со своим смартфоном и с газовым баллончиком. Но, разумеется, подъезд был невинен и пуст, и лишь пепел, оставшийся на площадке между третьим и четвертым этажами, свидетельствовал о том, что вчерашние события — не очередной сон, не очередная книга, не очередной выдуманный сюжет с ложными ценностями.

«Что ж! — осенило Игоря. — Стало быть, помог метод в кабинете Виктора Петрова, и психотерапевт справился с задачей». Вчера Игорь не заметил ни намека на то, что у Анжелы могли возникнуть какие-то приступы тошноты при виде его пипирки.

Он сгонял до ближайшей Пятерочки, вжимаясь в капюшон, чтобы сильно не отсвечивать губой, помянув вскользь Алика-Фонарика. Закупил минералки для отца, себе взял несколько упаковок соленого арахиса. Горячая пища пока ему точно не светит, будет больно, а вот арахис — самое то. Игорь расплатился на кассе и зашагал к дому.

А там, возле дома, его уже поджидали «приятели». На лазалке поджидали, что символизировало. И как они подобрали такой удобный момент, оставалось лишь гадать и верить в злой рок.

Первой он увидел Анжелу Личагину, и сердце, невзирая на любые треволнения, заколотилось неистово и с предвкушением. Теперь они на равных, даже можно вернуться к сексуальным сделкам, которые в перспективе обещают быть куда изобретательнее, чем это было у Сапожникова и Зотовой с их соревнованием по дрочке. Секунду спустя он осознал, что девица на сей раз не одна, а в компании, и сердце перестало колотиться с предвкушением. Когда же Игорь разглядел, в чьей компании Анжела заглянула в его двор на огонек, сердце в ужасе зажалось.

Метров тридцать до подъезда. И метров тридцать до гоп-компашки. Не успеть. Даже если Игорь рванет, как оголтелый, побив рекорды Алика-Фонарика, ему все равно еще ключи доставать и дверь открывать подъездную. Да и эта звездобратия — никакие не алики-фонарики. Перехватят и насуют в рыло в легкую. Скорей всего, и так насуют.

Сильнее других из троицы, окружающей Анжелу, выделялся голубоглазый дзюдоист Жека. Он ведь голубоглазым был, и красавчиком вдобавок. Жека сидел на лазалке, и Валера Лобов сидел на лазалке, а Анжела стояла рядом вместе с третьим, который без имени, но в толстовке. Все повернули головы и уставились на Игоря. Капюшон не сильно ему помог, его узнали сразу.

«Угрожал кислотой в лицо брызнуть, — вспомнился Игорю вчерашний рассказ Анжелы. — Конченный оказался. Ну я с пацанами поговорила со двора, они ему объяснили». Понятно теперь, с какими пацанами.

«Я так-то с двумя встречаюсь!» — вспомнилось Игорю вдругорядь. Интересно, соперники присутствуют намедни, или это просто пажеский корпус?

Валера Лобов спрыгнул с лазалки и состряпал удивленное лицо. Они все ждали Игоря, как пить дать, но вот то, что Игорь — это Игорь, знала лишь Анжела. Троица по просьбе самки приперлась только в качестве силовой поддержки. И вот те здрасьте, оказывается, этот тот самый вчерашний лошок с раздолбанной Нокией и отсутствующим полтинником, когда он так нужен.

— Макс, бляха-муха! — взорвался неземной лучезарностью Валера Лобов, приплясывая навстречу. — Красава, да это ты! Тут что ли чалишься? Дом твой? Давай пять, братан ты гребаный! Не прошло и года!

Игорь нехотя протянул руку, и Валера с размаху больно саданул пятерней по ладони. Прочие здороваться не стали.

— Тебя Максим что ли зовут? — томно проворковала Анжела. На ней был тот же вчерашний прикид — голый живот и торчащие из-под юбки голые ноги, — словно она и не переодевалась. — А говорил — Игорь.

— А, точняк, Игорь! — поправился Валера. — Это я попутал, прости, братан, ебты, ты ж не обидчивый, да, нет, че ты, а?

«Интересно, они знали Диму Шиляева?» — вдруг подумалось Игорю.

— А че с губой? — заметил голубоглазый нацист Жека. — Махался? С кем разборки?

— Я на тренировке упал, — сухо соврал Игорь. Он еще раз с тоской взглянул на свой подъезд, надеясь на чудо. Но время чудес давно закончилось, пришло время Кабы.

— Ну ты братан осторожно, ты че, — закручинился Валера. — Ты ж мне еще пятихатку торчишь. И не только мне. Прикинь, совпадение, да? Ты и нам торчишь, и Анжелке, а мы ее с детства знаем. Так что прокатить не получится, братан, не мечтай. Долги надо отдавать, братан, и пофиг, Макс ты или Игорь. Хоть Иосиф.

— У меня денег нет, — сразу же расставил точки Игорь, не давая Валере растянуть удовольствие. — Только газява.

— В смысле газява, это кто тут газява? — забыковал Валера Лобов.

— Петрушка, ты че такой дерзкий? — подхватил Жека. — Типа дзюдоист?

— Что за газява? — с ехидной ухмылочкой поинтересовалась Анжела.

Игорь подождал секунду, давая возможность парню в толстовке внести свою лепту в хоровод вопросов, но парень в толстовке, как уже Игорь понял, был немногословным и загадочным. Тогда Игорь молча раскрыл магазинный пакет и протянул троице на обозрение. Все четверо уставились на бутылки минералки, как на древние артефакты. Еще там на дне пакетики арахиса болтались.

— Ты бухал что ли вчера? — прикольнулась Анжела. — Сушняк?

— Ты бухарик, что ли? — удивился Валера Лобов. — Так ты б лучше пива купил, мы бы тебе помогли похмелиться, братан. Ладно, ты как бабки отдавать собираешься? Мне пятихатку, Анжелке вообще пять кусков должен. Сдача-то осталась от твоей, блин, газявы?

— Осталось десять рублей, — буркнул Игорь. — Впритык покупал, на все.

— И для меня ничего не найдется? — промурлыкала Анжела. — Может, тебе напомнить просто кое-что?

Игорь взглянул ей прямо в лицо. Он вдруг перестал их бояться. Он ведь знал про них. Знал, что до сих пор Валера до усрачки боится своего неадекватного отчима, хотя физически давно уже мог бы свернуть тому шею. Знал про Анжелу, знал о ней почти все. Он не знал про Жеку и про третьего, но был уверен: при желании найти их Книги ему не составит труда.

— Тебя не тошнит сегодня? — выдал он в лоб, переходя в атаку.

Он успел увидеть, что Анжела отшатнулась, как от пощечины. Успел испытать наслаждение, пробив ее мальвинью невозмутимость. Успел заметить, как Валера Лобов непонимающе вылупился, сглотнув улыбку. И кулак успел заметить, таки да, время замедлилось, он отчетливо разглядел приближение чего-то сбоку. А вот увернуться не успел. Ему прилетело так, что он потерял опору под ногами и брякнулся навзничь.

«Зато теперь есть реальная отмазка! — бессвязно вспыхнуло у него в голове. — И объяснение ночным синякам».

Отличился тот, который в толстовке. По нему было видно, что балаболить он не мастак, но хорошо сведущ в прикладном искусстве. Рукосуй. Игорь приподнялся на локте и тряхнул головой, сбрасывая пелену. «Сейчас начнут пинать, — подумал он следом. — Нужно защищать голову, чтобы не было, как с Анзуром Атоевым».

Но пинать покуда медлили, и в глазах у Игоря постепенно прояснялось. А когда прояснилось, он узрел перед собой чувака в толстовке, как тот нависает над ним недобро и буравит зенками.

— Слышь, ишак, ты че моей девушке дерзишь?

«Ты?!!» — едва не воскликнул Игорь. Он был готов к тому, что одним из парней Анжелы может оказаться Валера Лобов, хотя все же сто очков вперед дал бы Жеке. Но этот трудноголовый! Игорь чуть не заржал в голос, а в следующую секунду перегнулся в сторону и блеванул. Хорошо хоть, не на ноги кому-то из гоп-компашки.

— Футыбля! — вознегодовал Валера. — Славян, слышь, дай заднюю. У пацана походу черепушка слабая, ты его грохнешь так. А ему еще бабки где-то искать. Нахер нам дохлый Иосиф?

— Он Игорь, — холодно поправила Анжела, утратив аппетит к ехидным подколкам. Игорь вытер рот и поднялся. Его слегка пошатывало и тошнило. Он надеялся, что у него не сотрясение.

— Пофиг Игорь, — отмахнулся Валера. — Игорек, слышьбля, деньги к концу недели ты найди, братан. Мы же знаем, где ты живешь. Еще придем. Будешь прятаться, в жопу отымеем. Лучше не прячься. Займи где-нибудь, у стариков попроси. А то скоммунизди! Пофиг, короче, где найдешь. К концу недели не будет денег, включим счетчик. Будешь проценты на нас отрабатывать. Понял?

Игорю не было смысла вдаваться в дискуссии, и он просто кивнул.

— Ну все, вали тогда, — разрешил Валера. — Пошлите отсюда. А то нас соседи запалят, нефиг тут светить.

Прежде чем двинуться следом за пацанами, Анжела бросила на Игоря еще один пристальный и вопросительный взгляд. Это не та девочка, которая будет убеждать себя, что ей послышалось, или что Игорь угадал… Она четко осознает, что слышала. И четко осознает, что Игорь знает о ней намного больше, чем можно было бы допустить после обмена видами пиписек.

Ну вот и пускай помучается. А то поумнеет и отговорит пацанов дальше борзеть. Это будет лучше для всех. Прежде всего — для них самих. Ведь теперь в руках Игоря — сила. Теперь у него есть молот ведьм и ведьмаков, шрекящихся в темноте подворотен и вымогающих денег на пропой или соли, или на чем там они сидят. Петров разбудил в нем скрытые силы и возможности, и Игорь был намерен воспользоваться ими.

Когда Игорь вернулся домой, отец снова дрых, пропустив самое интересное. Он выложил рядом с ним минералку, чтобы та находилась у отца под рукой, после чего отправился в ванную и умылся холодной водой. Головокружение прошло, но его все еще подташнивало. В зеркале он познакомился с обновленной прошивкой себя, с надувшейся и красной скулой. Позже он засел в своей комнате, покоцанный и злой, нацепив наушники. Поразмыслил минуту, какую музыку включить, он выбрал Аморфис, идеально подходящий под его настроение.

Теперь он мог думать; и он думал. Он вспоминал, как очутился внутри книги с желтой обложкой, стоило лишь захотеть. Как его личина резко опала, точно пустой плащ, из которого исчезло тело. Как оказался внутри Виктора Петровича Петрова. Как ему открылось все исподнее психотерапевта, при этом Игорь продолжал осознавать себя самого некоей обособленной величиной. Как он почувствовал там, во сне, что мог бы управлять этим человеком. Если бы он захотел, он мог бы управлять этим человеком… в прошлом. Изменить прошлое. Изменить память и всю структуру настоящего.

Подобно Кабе, исполняющей пожелания.

Но только ли прошедшей ночью он очутился внутри Книги, выбрав Петрова в качестве заглавного опыта? Может, он делал так и раньше, просто не помнит? Он проникал в книги в каждую из таких ночей, он блуждал от сюжета к сюжету, перескакивал из судьбы в судьбу, путешествовал от события к событию. И менял их. Менял существование вокруг себя. Это, а никакая не Каба, служило причиной активизации докапывальщиков. Это, а никакая не исполненная Кабой просьба, легло в основу маминых перемен после инцидента с туфлями. Это, а никакое не преследование Кабы, причина его синяков по утрам. Что если в какой-то момент люди осознают чужака внутри себя, который жрет их ресурсы и душу, и поднимают бунт? И Игорь получает на орехи?

Нет никакой Кабы, эту историю рассказала бабушка. Он сам, проникая в людей в своих метамфитаминных снах, менял их изнутри. Он воровал их судьбы, воровал часть их души. Он, Игорь, — центральная фигура и генератор этого мира.

Он сам — и есть Каба!

Сидя в своей комнате с оранжевыми наушниками на голове и слушая завораживающие треки Аморфиса, Игорь Мещеряков начал улыбаться. Вскоре его улыбка стала плотоядной. Он четко понимал теперь, что намерен платить по счетам. Он заплатит, угу. Всем и каждому. И мало, судя по тенденциям, никому не покажется.