Часть 1. Отрывок 2.

Разыскать поскорее этих безучастных амёб, пока с ними ничего не случилось, и убраться подальше отсюда. Вот только на чём? Если Крауд засел в кабине машиниста, то далеко мы не уедем. Впрочем, об этом подумаю после. Может, будет другой поезд или такси…

Я оставила «неживую» Светку под её честное слово никуда не уходить и бросилась на поиски родителей.

По бетонной, чуть разбитой лестнице спустилась с платформы и замерла.

Жизнь кипела только на станции, где, как муравьи, копошились пассажиры и торговцы. Но внизу — мёртвая пустыня. Ступени с трещинами-паутинками; заросли душистых трав и колючек, выброшенный туристами мусор; и широкое поле синих васильков, как бескрайняя бездна, манило в смертоносное чрево.

Но не было ни намёка на город, где могли бы жить торговцы со станции, или откуда приходили б пассажиры. Поистине, этот мир был устроен причудливо. Или же это Крауд, пытаясь сбить с толку чудесами, завлекал в изощрённую ловушку.

Долго вглядывалась в цветочные воды, над которыми, точно осенёнными смертью, не пролетело ни одной бабочки. Накатывало чувство, что я на тонущей лодке и водоворот затягивает меня. И когда всё перед глазами слилось в бесформенное полотно, я, как вспышку, разглядела маленький зелёный холм, купающийся в солнечных лучах. Когда я приблизилась, трава зашевелилась, из-под земли вырвались гибкие ветви и сплели арку. Затем выступили камни дорожки, обрамлённой нарциссами и боярышником, чьи игольчатые длани то и дело норовили откусить нежные лепестки надменных цветов. Те же в свою очередь яростно скалились и огрызались, готовые в любую секунду сцепиться с обидчиком.

Я оглянулась на станцию. Огромные часы с тонкими стрелками и римскими цифрами показывали полтора часа до отправления поезда. Можно, конечно, остаться и подождать, пока родители вернутся сами, но что если ждать нельзя?

Шаг вперёд.

В парке шум со станции исчез, и накатила удивительная тишина. Солнце ласкало и расслабляло. Хотелось присесть на скамейку, закрыть глаза и балдеть от сладкого аромата цветов. Я тряхнула головой, отогнала сонные мысли, и, не обращая внимания на яростно-визгливую схватку нарциссов и боярышника, пустилась в лабиринт тенистых аллей и мшистых гротов, едва отдающих сыростью.

В солнечной беседке, оплетённой виноградными лозами, я увидела чету, с которой ушли мои родители. Они весело и беззаботно хохотали, словно весёлые заводные игрушки и кто-то постоянно ключиком запускал их механизм. Мне пришлось трижды повторить вопрос прежде, чем они махнули рукой в сторону обветшалой кирпичной усадьбы.

— Спасибо, — буркнула я.

«Что им могло потребоваться в этой развалюхе? Нет, неужели они настолько глупы, что полезли сюда? Но придётся проверить».

По углам здание облицовывали железные пластины. Неугомонный проказник уже написал на них все известные неприличные слова. Покатая крыша, небось, наполовину сгнила. Да и что за усадьба без единого балкона, откуда владельцы могли бы взирать на заколдованный сад?

Рядом двое хмурых мужчин в синих комбинезонах разгребали кучу битых кирпичей.

— Добрый день, — я старалась говорить веселее, чтобы согнать с их лиц усталость.

Они мрачно взглянули на меня.

— Добрый.

— Вы не видели здесь высокого мужчину с каштановыми волосами и женщину в бежевом платье?

— Да, они зашли в усадьбу.

Рабочие говорили хором и так же синхронно указали на заброшенный дом.

— Спасибо.

Обречённо оглядела здание в поисках дверей, но заметила лишь ряд наглухо заколоченных окон. Только самое дальнее, с выбитыми стеклами и двумя зубцами-осколками на боковых рамах, было свободно.

Я ухватилась за остатки гнилого подоконника, подтянулась и взобралась на него. Из комнаты веяло плесенью и болотом, словно спящий дракон приоткрыл пасть и дохнул зловонием. Я вглядывалась в пустоту до тех пор, пока не заболели глаза и не померещились неясные белые тени.

— Не советуем вам туда ходить, — хором окликнули рабочие, когда я уже присела, спустила ногу и нащупала усеянный кирпичной крошкой пол.

— Почему? — обернулась я.

— Там крыс много. И вы им вряд ли понравитесь.

— Вот как! — пожала плечами. Знакомая однажды показывала препарированный трупик крысы: ничего пугающего в этих существах нет. Хотя, конечно, пылу у меня чуть-чуть поубавилось, но отступить я не могла.

— Не ходите туда.

— Но мне нужно найти родителей! Там очень много крыс?

Рабочие озабоченно переглянулись и немного пошушукались.

— Вход вон там. Идите, если так не терпится. Но лучше возвращайтесь домой!

«Так я и пытаюсь вернуться домой!»

Кивнула и завернула за угол.

Вход в здание оказался проломом в стене, похожим на огромное окно бальной залы. Внутри могли бы кружиться в вальсе мужчины и женщины в старинных одеяниях, но снова — ничего, кроме кромешной темноты, в которой залипаешь взглядом точно в вязком желе. Наконец, что-то живое пошевелилось. Мне сразу же представились огромные крысы с лысыми хвостиками и длинными жёлтыми, точно вымазанными в йоде, зубами. Клацают и клацают, пытаясь схватить за лодыжку. Но потом я вспомнила препарированную тушку и выбросила глупые мысли из головы. Может, их там всего одна или две, и они боятся меня куда пуще?

Я не стала ждать, пока зверьки разбегутся прочь, испугавшись моего устрашающего вида, и я смогу не опасаться их тонких усиков, которыми они пощекочут прежде, чем вопьются острыми зубками, и смело ступила в темноту.

Сделала буквально несколько шагов и тут же наткнулась на рабочих, с трудом различимых в редких вспышках зажигалок. И только по разговорам о бетономешалке удалось догадаться кто это.

— Разве вы не боитесь крыс? — осторожно спросила.

— Вовсе нет, — они чуть посторонились. — Они нас не трогают, если мы хорошо работаем.

— Я ищу родителей, высокого мужчину с каштановыми волосами, как у меня, и женщину в бежевом платье.

— Увы, не видели.

— Странно. Мне сказали, что они отправились сюда. Могли они где-то проскользнуть? Может, вы не заметили их из-за темноты?

— Мы-то привыкли к темноте и видим хорошо, но ваши родители этой дорогой не ходили, иначе мы бы их заметили.

Я хотела уйти, но рабочие предложили отобедать с ними. Отнекивалась, но они оказались пугающе настойчивы. И я согласилась. Впрочем, в животе уже чувствовалась неприятная лёгкость и пустота.

Это странно — есть в кругу людей и не видеть их лиц. Не видеть даже тарелки супа, что подносишь ближе. Я ела и чувствовала, как холодная алюминиевая ложка в руках нагревается от тепла человеческого тела, чувствовала, как похлёбка касается языка. Вдыхала запах рыбы и свежего хлеба. Слышала, как звенят плошками рабочие, как обсуждают битые кирпичи и новую стройку у Северного Мыса.

О стройке они отзывались с благоговейным трепетом. Это было нечто и ужасное, и великое, настолько, что они толком ничего и не говорили, кроме восторгов и страхов. Им удалось разжечь моё любопытство. И я уже хотела спросить, как неожиданно что-то мягкое прикоснулось к моей ноге.

В темноте загорелись и погасли огоньки звёзд, и всё переменилось.

А я, озарённая недобрым красным светом, уже сидела на ступеньках, упирающихся в мраморную стену. Вокруг — крысы, чуть выше меня ростом. Они стояли на задних лапках, держа передние чуть согнутыми перед собой. Но больше всего поражали их костюмы: камзолы из тёмно-красной парчи, расшитые золотыми нитками и драгоценными камнями. Некоторые носили смешные напудренные парики, а иные — шляпы с перьями, как у мушкетёров.

Пространство вокруг тоже изменилось, от былой разрухи не осталось и следа. Облицованный белым мрамором пол блестел; стены, кроме той, в которую упиралась лестница, были обиты бархатом и украшены картинами-натюрмортами в узких резных рамах. Запах нарциссов пробивался из-под пола и смешивался с резким, жгучим ароматом крысиных духов.

Я отставила миску с похлёбкой и замерла в ожидании: то ли бежать, то ли реверансы делать.

— Добро пожаловать в Царство Крыс! — сказал толстяк в горностаевой мантии. Его острые ушки торчали из взбитого кудрявого парика и временами подёргивались. Морда у него была более вытянутая и острая, чем у собратьев, словно скульптор отбил слишком много материала по бокам. Взгляд чёрных глаз обличал пронырливого хитреца.

При всей своей напыщенности крыс мог бы показаться забавным, но всякий раз когда он нервно перекладывал золочёный скипетр из одной лапы в другую, на его лице читалось беспокойство неуравновешенной натуры, и это внушало опасения.

Да и стражники с пиками позади напрочь отбили желание веселиться.

Что ж, если Крауд умеет летать, то почему бы гигантским крысам не уметь говорить? Этот окаянный волшебник, наверняка, и не такое приготовил!

Мне оставалось лишь одно: смириться со всеми набросившимися на меня странностями.

— Пожалуйста, не бойтесь нас. Мы не причиним вам вреда, — протянул крысиный царь, но в голосе его не слышалось добрых ноток.

Конечно, я ему не поверила, но кивнула.

— Как ваше имя, дорогая гостья?

— Виктория Васнецова. Вики, ваша милость.

За стеклом позади них виднелась небольшая зала, где с мирным шорохом крутились шестерёнки устрашающего вида конструкции. Я различала три мясорубки и серую конвейерную ленту, которая извивалась, как червяк, а ножи для мяса опускались на её полотно, но не находили жертвы. Не хотела бы я там оказаться!

— Вы абсолютно зря нас боитесь. Извините, что так резко перенесли вас в наше царство, но мы всего лишь хотели поскорее привлечь ваше внимание. Скажите, не видели ли вы принцессу крыс?

Я покачала головой.

— Сожалею, но мне не доводилось встречать принцессу.

— Очень жаль. Вы ведь долго бродили по парку, могли бы и заметить. Что же вы не заметили?

Я внутренне поёжилась. Какая дерзкая крыса!

— Если бы принцесса покинула наш дом через эту дверь, то попала бы в парк — вы бы обязательно её увидели, — царь впился в меня взглядом неприветливых маслянистых глазок. — Вы её точно не видели? Скажите правду, дорогая Вики. Не бойтесь.

— Может быть, она вышла через другую дверь? — неуверенно произнесла я.

— Возможно. Мы тоже об этом думали, но …

Вдруг в дальнем конце гильотинного зала раздался дикий крик, от которого дрогнула даже стеклянная стена, а несколько крыс брезгливо поморщились. Из-за конвейера выбежала растрёпанная девчушка моих лет в окровавленном белом платье. Она судорожно озиралась по сторонам, тихо всхлипывая и вытирая сопли рукавом, металась по залу меж механизмов, затем куда-то юркнула и пропала. Следом за ней в залу влетели крысы-гвардейцы с острыми пиками. Они принюхались, раздувающимися, как паруса, ноздрями втягивая воздух, и тоже исчезли за механизмами.

Я сглотнула и нервно дёрнулась. Кончики пальцев похолодели, и я сцепила руки перед собой в тщетной попытке согреться. От волнения попыталась взобраться на ступеньку выше, чуть не упала и в итоге села, как кривобокая неваляшка.

Шутка заходила слишком далеко.

— О, не обращайте внимания, — принуждённо хохотнул царь. — Вам мы не причиним вреда. Мы даже отпускаем вас домой прямо сейчас. Да-да, вы совершенно свободны и можете идти, куда вам заблагорассудится. Оглянитесь. Дверь у вас за спиной. Всё, что вам надо, так это пройти сквозь нее. И больше ничего.

Стена за спиной приобрела вид рифлёного стекла, что и дверь на балкон в родном доме. Я пригляделась и будто угадала туманные очертания реального мира — моего мира. Пахло маем.

Сердце радостно подпрыгнуло в груди. Я так и знала, что кошмар скоро закончится!

— Благодарю, — я поспешно встала. Только бы они не передумали!

— Подождите! — взвизгнул крысиный царь. — Некрасиво уходить просто так. Мы должны как следует попрощаться. Вас что, ничему не учат в ваших закрытых интернатах?

Ни в каком интернате я, конечно, не училась, но возразить не осмелилась. Мне хотелось уйти поскорее и без лишних споров.

— Примите от нас подарок, чтобы забыть обо всех неудобствах.

Крысиный царь хлопнул в ладоши, и крысы в белых накрахмаленных передниках принесли два ситцевых платья: лимонного цвета и голубое.

— Пожалуйста, выберете, какое вам больше нравится. Но помните, каждое платье обладает волшебным свойством. Мы, к сожалению, не можем рассказать каким, иначе колдовство не сработает. Поэтому выбирайте наугад! — крысы за спиной царя оживлённо закивали, хищно заблестели их глазки. Казалось, они уже представляют, как насаживают меня на вертел вместо свиньи и поджаривают, а моя кровь соусом капает в огонь. От этой картины тошнота подступила к горлу.

— Боюсь, я недостойна такого подарка. Вы ведь не возражаете, если я покину вас без него?

Но крысы состроили оскорблённые и обиженные рожицы и принялись страстно уговаривать меня. В конце концов, их пустословие изрядно мне надоело, и я позволила оплести себя лозами пьянящего безумства. Восклицая: «Ах, какие тонкие ручки! Какие косточки!», дамы-крысы переодели меня в платье лимонного цвета. Я расправила плечи и взглянула в зеркало.

Рукава-фонарики, кружевной воротник и пояс из коричневой дублёной кожи с металлическими заклёпками и брелоком в виде шестерёнки — все эти детали нелепо громоздились на моём хрупком теле. Они скрывали мою худобу, но не делали ни капли взрослее. А то, как мало нарядное платье сочеталось с любимым кроссовками, лишь повергало меня в уныние.

Я превратилась в жутко несуразную куклу.

Мадам крыса быстро прикрепила к моим волосам небольшую шляпку с цветами, посетовав: «Что же у вас такие короткие волосы, до плеч? Негоже, негоже!». Отражение в зеркале недовольно фыркнуло и скривило аккуратный носик. В зелёных глазах на секунду мелькнуло разочарование.

Девушка в зеркале улыбнулась.

Я ощутила необычайную лёгкость. Мне вдруг захотелось кружиться, танцевать и петь. Пусть даже и с крысами! Но хитрый огонёк в глазах царя меня образумил, и я мысленно укорила себя за беспечность.

— Вы восхитительны, сударыня-чужестранка.

— Могу я отправиться в путь? — постаралась скрыть нетерпение, но мой голос всё равно прозвучал резко и немного неприветливо.

— Погодите, — глухо отозвался крысиный царь.

Пока я переодевалась, остроносый мышонок-гонец принёс запечатанное сургучом письмо. Царь разорвал печать и, прочитав, помрачнел.

— Боюсь, с нашей принцессой случилась ужасная беда, — торжественно-грустно возвестил он.

— Какая, государь?

Крысы заволновались и окружили царя, жадными глазёнками пожирали письмо, шептались, переглядывались и, казалось, вот-вот заскулят от ожидания. Впрочем, некоторые из них будто испугались. Царь выпрямился, окинул собравшихся суровым взглядом и громко произнёс:

— Принцесса серьёзно ранена. И в этом виноваты проклятущие странники! Зря мы милостиво позволили им остаться, стоило выгнать их из Снарного мира всех до единого! Вот она — людская чёрная неблагодарность! Да разверзнется земля под этими подлецами и вероломными предателями!

Мой инстинкт самосохранения встрепенулся и шепнул, что пора бежать. Пока придворные охали и ахали, я растолкала стоявших рядом крыс, опрометью бросилась к волшебному стеклу и пролетела сквозь него. Меня словно обдало ледяной водой, и по затылку разлилась свинцовая боль.

Я замерла в недоумении, ибо попала не на привычную лестничную площадку одиннадцатого этажа, а в сырой чулан, и едва не задохнулась от резкой вони. Под потолком висел светильник: тихо жужжащее насекомое с головой-фонарём, которое бестолково дёргало лапками и едва ли могло мне помочь. Свет выхватывал из темноты очертания ржавых вёдер, швабру и стеллаж с баночками, где в маринаде плавали едва шевелящиеся губки. Верно, одна из банок лопнула и оттого так мерзко пахло.

Но я растерялась лишь на секунду. Мимолётное воспоминание о конвейерных ножахтолкнуло меня вперёд! Как можно дальше, пока острые коготки не вонзились в спину!

Выбежала в земляной коридор с дощатым полом и на развилке, не видя разницы между бесконечными тёмными туннелями, свернула направо. Потолки здесь оказались ужасно высокие, точно когда-то это место строилось не для низкорослых крыс, а для великанов. Стены были вытесаны из грубого чёрного камня, местами мерцавшего как кварц. Фонари со светлячками горели редко и неровно.

Промчавшись совсем немного, я ощутила покалывание в груди и горле. Нетренированное тело всячески сопротивлялось. Пришлось идти медленно, красться и опасливо вздрагивать из-за каждого шороха: то за стеной плакал младенец, то стонал узник. Иногда раздавался лязг ножей, скрежет несмазанных механизмов. И с каждым новым шумом всё сильнее пробирала дрожь. Лихорадило.

Казалось, что каждый камень в этом зачарованном месте живой и наблюдает за мной узкими щёлками-глазками.

Я присела, прислонилась к стене и глубоко вдохнула. Всё не так страшно, дворец не может за мной наблюдать, он не живой. У меня просто разыгралась фантазия. Минут через пять я успокоилась и опасливо засеменила дальше.

Наконец, впереди замаячила дверь.

Осторожно я выбралась наружу и зажмурилась от неожиданных брызг яркого солнца. Вскоре привыкла и быстро пронеслась по знакомой аллее, скользнула через ворота, обвитые плющом, и увидела отходящий от станции поезд. Сердце защемило. Вся моя душа превратилась в сплошную ноющую болячку.

Надеюсь, моим ненастоящим родителям удалось вырваться из парка и вместе со Светкой уехать. Теперь они будут в безопасности, потому что кошмар остался со мной.

Дом, который я покинула, не был моим домом. Люди, которых я принимала за семью и вела за собой, не были моей семьёй. Мои настоящие родители и сестра остались в мире до прикосновения к голубому шару и, под действием чар забыв меня, продолжали жить.

Я — одна. Совершенно одна. Стою в безымянном поле, где под свинцовыми облаками безжалостно-ледяной ветер кидает кузнечиков по василькам, а старая железная дорога с гниющими шпалами тянется неверным зигзагом и бесследно исчезает вдали.

Слеза скатилась по щеке. Я всхлипнула и огляделась, но даже своды арки из вьюнка уже растворились.

— Крауд должен быть где-то тут.

Прошло будто бы несколько сотен лет. Лестница на платформу развалилась, бетон осыпался, обнажая ржавый металлический скелет. Колючий кустарник, росший под нею, пробился через трещины полноправным хозяином.

Резко похолодало. И дул ветер, поднимая тонкие ураганы пыли и гоняя прелый мусор туда-сюда.

Я поёжилась, обхватила себя руками и неторопливо зашагала к билетному павильону — с разбитыми окнами, ощетинившимися пиками-осколками, словно тут никогда не кипела жизнь, а шум и пассажиры оказались лишь миражом.

Крауд в нелепом чёрном сюртуке с лацканами и накинутой на плечи красной мантией покачивался на стуле и тасовал пачку билетов, как колоду карт. К поясу были пристёгнуты ножны, из которых чуть выглядывала сверкающая красным шпага.

— Ну-с, как крысы? — хрипло поинтересовался он.

— Подлец! Что ты сделал с их принцессой? — прошипела я, сжимая кулаки. Вы даже не представляете, как мне хотелось наброситься за него, схватить за чертовы лацканы, отодрать их к дьяволу и бросить Крауда в обломки пластиковых стульев, жаль, этих обломков не хватило бы, чтобы погрести его навсегда!

— Ах, они, кажется, хотят свалить на тебя вину за ту неприятную историю с принцессой? Но сейчас это не должно тебя волновать, дорогая Вики. Крыс пока тут нет.

— Значит, скоро будут!

— Неужели?

Его уверенно-насмешливый тон раздражал. Он намного лучше меня разбирался в здешних законах. От злости я стиснула кулаки.

— Зачем всё это? — внимательно взглянула на Крауда.

Но он лишь безразлично пожал плечами.

— Вы, люди, — забавные существа. Никогда не делаете так, как вам говорят. Я ведь предупреждал тебя: «Беги»! Но нет, ты зачем-то вцепилась в голубой шар и потащилась в Снарный мир! Какой гидры морской, а? Неужели было так сложно убежать прочь? — с металлическими нотками в голосе процедил Крауд. — Что ж, ты сама выбрала судьбу, и в этом нет ничьей вины, кроме твоей. Это твой выбор.

Я густо покраснела от негодования:

— Ты смеешь упрекать меня в чём-то? Это ты! Ты втянул меня в это! Зачем появился в нашем мире с распроклятыми голубыми шарами? Думаешь, что раз знаешь парочку волшебных фокусов, то можешь делать всё, что захочется?

Крауд лишь улыбнулся, но не так красиво, как в нашу первую встречу.

Я отдышалась.

— Зачем?

Он чуть помедлил:

— От скуки.

Конечно, я тогда не понимала, что он лукавит. Каждое его слово было приманкой для меня, а я, ничего не подозревая, заглатывала наживку. Мне и взаправду казалось, что всё затеяно ради злой шутки, но на самом деле Крауд просчитал каждое действие и взвесил каждое слово. Он хорошо изучил меня и бессовестно играл в кошки-мышки.

— Мои родители и сестра. Где они сейчас?

— Дома.

— Как?

— Обыкновенно. Отец ходит на работу. Мать готовит ужин. Маленькая девочка рисует. Просто тебя в их жизни нет.

— Как мне вернуться домой?

— Никак, — бесчувственно.

— Так не бывает.

Крауд вперил в меня долгий печальный взгляд.

— А ты уверена, что твоё место там? Подумай.Многие вещи — случайны, многие — нет. О чём-то можно говорить, о чём-то нет. Ищи свой путь сама, выбери то, что хочешь. Но будь осторожна.

Крауд щёлкнул пальцами и исчез.

Заморенная, я присела на стул. У меня порядком болели ноги от столь долгой беготни по чреву крысиного мира, да и голова шла кругом от стольких странностей. Теперь же в одиночестве я могла купаться в тоске и печали, сколько захочу.

Чего я хочу?

Порой мне казалось, что я живу в клетке. Обе выбранные специальности: и экономика в институте, и практика в клинике — меня тяготили и не радовали.

Я жила в коконе, сплетённом из обид, из мелочей и чёрных мыслей. Когда в последний раз я искренне смеялась? Сплошной мрак. Скинуть такую ношу казалось непосильным.

Как это: взять и вырезать ножницами частицу себя? Да и что останется после? Это адский выбор, к которому я не была готова.

Нет, Крауд едва ли меня понимал. Наверняка знал о моих душевных терзаниях, но всего лишь насмехался надо мной. У него ведь чёрствое сердце, высохшее, как трава под жарким солнцем.

Я взяла стопку билетов и вытащила один из середины. Витиеватая надпись гласила:

«Бескрайние пески».

— Интересно.

Пролистала остальные билеты, но они сияли девственной чистотой. Засунула их в кармашек платья и вышла на платформу. Мимо пронеслось несколько поездов; призрачные сороконожки, они обдали меня неожиданно холодным, пропитанным пылью воздухом и, грохоча, исчезли. Я же вдыхала вечер и считала оседающие пылинки.

Затем оказалась в безбрежной пустыне.