Пролог

Стоило полам шатра сомкнуться, как все утонуло в буйстве света и запахов. Солнечные лучи проникали через отверстие наверху и растворялись в лиловом свете кристальных ламп. Незнакомые, будто ненастоящие, запахи неприятно щекотали в носу. И полная тишина давила на уши.

— А кто это у нас такая хорошенькая девочка? — звонкий голос разлился елеем.

Она вздрогнула и запрокинула голову, посмотрев на него. Против света крылатая фигура была очерчена лиловым ореолом, но глаза быстро привыкли, и она смогла разглядеть лицо. Ласковая улыбка притягивала. Вот только голубые глаза смотрели равнодушно, устало. Опустошающе.

— Бэси, — прошептала девчушка в ответ и, косолапо поставив лапы, сгорбилась. Страх буквально придавил за плечи, сдерживаемые слезы готовы были политься соплями. Ангел успокаивающе погладил ее по плечу и, цепко схватив за руку, придвинул ближе. Белоснежное крыло укрыло пологом, спрятав от мамы, обеспокоенно перетаптывающейся у выхода из шатра.

— Бэси? — послышался из-за спины мужчины женский голос. Девочка из любопытства выглянула было, но ангел перехватил ее взгляд и улыбнулся. Глаза смотрели все так же — будто изо льда.

— Записывай «Берси», она из клана Медведя, их имена все начинаются на «Бер-», — бросил через плечо крылатый и, снова повернувшись к девочке, протянул руку. — Я прав?

Берси закивала и принялась неловко перебирать пальцами на лапах, поджимая их под стопу и вытягивая. Она не знала, что она должна делать. Отец говорил, что призыв Имагинем Деи — издевательство, пытка, он твердил, что белокрылые птички, ангелы, ее «уничтожат». Такого слова она не знала. Но мама, приводя утром сюда из схрона, обещала, что добрые ангелы проверят ее здоровье и помогут им. У-ни-что-жат?

— Хорошо, маленькая мишка, давай дружить? — ангел заправил прядь непослушных волос ей за ухо, присел на пол, подобрав белоснежный халат. Полы разошлись, а под ним на серой форме старые ржавые пятна крови плавно перетекали одно в другое. Мгновение, и ангел спрятал их за девственно чистой тканью. — Лапушка?

Берси сглотнула и, попятившись, уперлась голыми лопатками в крыло. Вдруг стало слишком холодно, застиранные панталончики встали колом, пол обжег ступни.

— Подойди, Берси, я только посмотрю, — он поманил рукой. А когда она замотала головой, вынул из кармана медовую конфету. — Давай договоримся. Я тебя осмотрю, а ты съешь конфеты. Идет?

Берси в два шага оказалась прямо перед его носом и настойчиво запустила пальцы в кулак, сжимающий конфету. Он не поддался, и она принялась разжимать пальцы двумя руками, пока до нее не дошло.

— Идет! — пробурчала она, насупившись.

И ладонь раскрылась.

Обертка полетела на пол, приторно сладкая конфета — в рот. Блаженство.

Теплые руки легли в ямочки за ушками.

— Открывай рот.

Берси, помедлив, спрятала конфету под язык и показала зубы.

— Прикус медвежий, язык и глотка человеческие, небо звериное. Зубы молочные, надо лечить, — равнодушно бросил ангел, и женщина за его спиной что-то записала.

Он рассматривал ее, вертел, как куклу, пока она жевала сладкую конфету и старалась не думать ни о чем. Конфеты не кончались — когда он замечал, что она перестала жевать, протягивал новую. А рассматривал, казалось, со всех сторон. Трогал, щупал, просил встать на цыпочки, наклониться, вытянуться, дышать полной грудью и не дышать совсем. Подать лапу, потерпеть, если щекотно. И каждое свое действие комментировал под запись.

— Сколько тебе лет, мишка? — он поймал ее за подбородок и заставил посмотреть в глаза. Равнодушные и спокойные. Вот только это спокойствие не умиротворяло.

Берси насилу разомкнула слипшиеся зубы:

— Шесть.

— Лепры нет. Есть недостаток роста, — бросил ангел через плечо. — Как давно ты последний раз ела?

Берси вжала голову в плечи и невольно покосилась на маму через крыло. Вопроса она не понимала. Но и маму не увидела тоже. Зато увидел крылатый, и даже сделал выводы.

— Недостаток веса вследствие продолжительного голода, — ангел цыкнул и снова обратился к медведице. — Когда был последний осмотр Имагинем Деи?

Протяжное мычание и громкий всхлип выдали ответ.

— Ты первый раз? — крылатый скривился и еще раз оглядел девчушку. Она молчала, не понимая, чего от нее хотят. — Это должен был быть шестой осмотр. Все дети на них ходят, ведь иначе они могут заболеть и умереть. Тебя кто-то не пускал, мишка? — он провел ладонью по ее грязным слипшимся волосам, коротко, но ровно отсеченным у плеч, как будто топором рубили. Даже их природный цвет было сложно различить, наверняка каштановый, но выяснить можно только хорошо помыв голову, желательно при этом избавиться и от вшей.

Девочка вжала голову в плечи и опасливо глянула исподлобья. Но на ладони перед самым носом снова оказалась медовая конфета.

— Папа говоит, что вы меня у-ни-что-ши-те, — доверчиво прошептала она, забирая лакомство и разворачивая прилипшую обертку. — Что вы тойко мучаете. А некотолых забилаете к себе, и они становятся вашими клоликами. Поэтому мы плятались в лесу.

Еще одна медовая конфетка оказалась в ладошке. И Берси, подумав, развернула вторую тоже и сунула обе за щеки.

— А как зовут твоего папу? — улыбка медленно расползалась по лицу ангела.

— Белингалт, — с набитым ртом отозвалась девочка.

Глухой стук за спиной сменился протяжным воем, полным ужаса.

— Заткнитесь, — холодно бросил медведице ангел и вернулся к девочке. — Мишка, твой отец очень плохо поступил. Ты могла серьезно болеть, и мы бы не успели тебя спасти.

— Я болею? — чавканье прервалось. Глаза тут же наполнились слезами.

Прошлой осенью лечили мерзкими отварами, заставляли пить горькие настои, а заедать можно было только засахаренной малиной, и та быстро кончилась. Только не болеть. Ни за что!

— Возможно. Но, может быть, лечить тебя не понадобится, дай я перепроверю, болеешь ты или нет, м? — ангел взял ее ладонь в свою и потянул еще ближе. — Будет немного больно, но ты же мишка, ты справишься, да?

Берси смело кивнула.

— Ставь лапу мне на колено, я только сделаю укольчик, это быстро, — он похлопал рукой по своей ноге, и Берси тут же уперла медвежью ступню в штаны. Ангел провел рукой по свалявшемуся шоколадному меху от кончиков пальцев до голени, прощупывая. Мгновения, и тончайшая игла провалилась в плоть над плюсной.

Ногу обожгло до бедра. Мех, будто объятый лишаем, начал осыпаться. Берси вскрикнула, едва не выплюнув конфету. А когда первая волна боли прошла, с трудом смогла устоять. Вдогонку тяжело и невыносимо отозвались кости и связки. Они шевелились под голой кожей, и до того больно, что не было сил даже кричать, Берси стояла лишь потому, что за плечо ее крепко держал крылатый.

— Записывай, форма обратима, — голос его, вдруг грубый, жесткий, взрезал туман в голове. Снова укол, который она едва ли почувствовала. Минуты ужаса, ударов сердца по вискам, по больным зубам. И все исчезло.

Берси осела на ледяной пол тряпичной куклой. Ее всю трясло, слезы градом катились по щекам, до мерзкого щекотно скапливаясь в ямочках. Абсолютно лысая звериная нога была обжигающе горячей на ощупь. У-ни-что-жат. Ей казалось, что она поняла, что значит это слово.

— Дай руку, Берси, — елейный голос раздался из тумана, словно эхо в пустой голове.

Она послушно протянула трясущуюся руку и, отчаянно борясь с закатывающимися глазами, попыталась разглядеть ангела. Он, укрыв от всего мира пологом из белоснежных крыльев, протирал вспухшие вены на ее запястье.

Новый укол показался сущей ерундой, но кожа растянулась, налилась лиловым и нестерпимо заныла. Берси потянула руку на себя — прижать к груди, утешить. Но ангел держал крепко, едва не выворачивая запястье. Тягучее тепло разлилось по венам, опутав лиловой сетью предплечье. Боль стихла. Исчезла. Лишь затем, чтобы вновь вернуться уже в спине и лопатках. У-ни-что-жат.

— Умница, мишка, — под нос сунули стакан молока, а когда она не смогла его взять, просто опрокинули, заставив выпить. С медом.

Теплый шерстяной плед коснулся плеч, ангел поставил ее на ноги, спешно укутал и, подняв на руки, замотал заледеневшие ступни. Прикосновений колючей материи Берси уже не ощущала. Боль прошла. Веки слипались, и мишка проваливалась в сон, отчаянно с ним борясь.

— Она подходит. Прощаться будете?

Едва слышное мычание. Мама. Плачет.

Резкий звон монет — мешочек с тенши ударился о землю.

— Здесь пять тысяч. Экземпляр хороший. Этого вам хватит до самой смерти.

Голос жесткий. Циничный. Равнодушный.

Берси с трудом открыла глаза. И встретилась взглядом с ангелом. Глаза — словно лед.

У-ни-что-жат.