Глава 7. Тихая поступь смерти

До поздней ночи они то говорили, то просто смотрели друг на друга, а потом заснули на разных сторонах постели, завернувшись каждый в своё одеяло. Файзель открыл глаза первым — за мгновение до того, как прозрачные пальцы рассвета коснулись штор снаружи.

Ему, в сущности, плевать было, кто и о чём подумает, если увидит его, выходящим из комнат Орланы. Файзель уходил не торопясь, не набросив камзол и не застегнув верхнюю пуговицу на рубашке. Он просто знал, что Орлане удобнее будет провести утро в одиночестве, потому и уходил.

Окна на первом этаже сделались прозрачными, как в первый день, и Файзель замер у одного, чтобы рассмотреть звенящее заиндевевшее утро. Отсюда был виден только край заснеженной скалы и блеск солнца на морской глади. За спиной послышались шаги. Файзель зажмурился и угадал: Дариана.

— Да, — сказала она, остановившись за его спиной. Оценила его вид и безошибочно определила маршрут. — Этого и следовало ожидать. Думаете, это приумножит ваши шансы?

Файзель надел привычную улыбку и обернулся: Дариана выглядела ещё хуже, чем вчерашним вечером. Кожа высохла и стянулась, как бумага. Испачканное в крови платье болталось, как на вешалке, вместо того, чтобы обтягивать упругие формы.

— Доброе утро, — произнёс он и только потом задумался, что это прозвучало, как издёвка.

— Ещё увидимся, — бросила Дариана уже на ходу и скрылась в отростке коридора. Там, где по представлениям Файзеля располагался зимний сад.

Он снова повернулся к окну. Кажется, начиналась метель.

Приглашения никто не дожидался. Местом встречи, не сговариваясь, выбрали не круглую залу, а празднично наряженный холл замка, в котором собирались в первый день. Тогда здесь были хрустальные столики, перламутровые драпировки и цветные огоньки, оплетающие колонны. Теперь — царила пустота, и ветер перетаскивал из угла в угол обрывки серебристой бумаги. Словно вчера в зале гремел праздник, но убрать никто не потрудился.

Когда спустилась Орлана, на неё тут же обратили внимание. Шрамов больше не было, и платье, застёгнутое под горлом, струилось чёрным шёлком до самого пола.

Заини прятался в тени колонны, то и дело закрывал лицо руками, словно хотел спрятаться. Риш Элэ беспрестанно щёлкал пальцами, повторяя простое заклинание, чтобы призвать искорку света. Но заклинание не работало. Парень делался всё мрачнее.

Файзель увидел Хэльвора как будто впервые: тот уже не надевал парадный мундир. Простая рубашка, брюки и мягкие сапоги — вот и всё облачение князя. Меч в ножнах покачивался у него на бедре. Неужели он всегда носил его при себе, или решился только сегодня? Файзель силился вспомнить, и не мог.

Любой из них предпочёл бы остаться в безопасном одиночестве, но замок становился тише, пустыннее, беззвучнее. Он наполнился запахом разрухи и сквозняками. Магия таяла — это Файзель понял, когда придя в собственные комнаты не обнаружил уже привычной обстановки из детства. Вместо неё — белые покрывала на мебели, как в заброшенном доме. Файзель стянул одно и долго чихал от взметнувшейся пыли.

…Под сводами замка каждый шаг отзывался эхом. Риш Элэ сорвался с места — никто не успел схватить его за руку. Он побежал к той части залы, которую через полукруглые окна освещало солнце. Там были высокие двустворчатые двери.

Риш схватился за резную ручку, дёрнул, отчего зазвенел хрусталь в окнах. Двери не поддались, стояли как влитые, хотя никаких замков на них Файзель не разглядел. Он приблизился. Сквозь окна была видна лестница, припорошенная снегом, и глухой лес, подступивший к её подножию.

— Послушай…

Риш не обратил внимания. Дёрнул снова, уже сильнее. На его лице застыла гримаса злой решимости. Он тряс дверь, так что капли пота выступили на лбу, а потом отступил на шаг и ударил в неё плечом.

— Прекратите. — Это произнесла Орлана. Она взяла Риша за локоть и развернула к себе. — Он нас не выпустит.

— Пусть он откроет двери! Пусть откроет! — Мальчишеский голос сорвался на капризные детские нотки.

Орлана глубоко вздохнула и, развернувшись, пошла прочь.

У Риша больше не осталось сил. Скорчившись на полу у дверей, он закрыл лицо руками. Накидка, расшитая золотом и серебром, стелилась по пыльному мрамору.

Файзель отвернулся к окну и целую минуту не мог оторваться: такой спокойный пейзаж. Застывший. Нереальный.

Может быть, мир за пределами замка тоже — только казался?

— Он чего-то ждёт от нас, — сказала Дариана. Её голос — всегда приглушённо-мягкий — вдруг прогрохотал под сводами. Такого она и сама не ожидала — замерла, вжав голову в плечи, глянула в темноту сводов. Где-то на верхних этажах замка пророкотало и затихло эхо.

— Он ждёт, пока не будут исполнены все условия, — произнёс Хэльвор спокойно.

Файзель отвернулся от окна: князь ходил по зале, бряцая мечом. Он ни на кого не смотрел и был занят сам собой. Как будто в мыслях снова и снова прокручивал видение убийства. Кровь на мраморных плитах — или вино — затекала в щели, пачкала одежду.

В груди кольнуло понимание. Файзель в несколько шагов пересёк ползалы и остановился, загораживая собой Орлану.

— Вы сегодня пришли во всеоружии. Так бывает иногда в легендах, если герою предлагается убить чудовище, правда? Только где его искать, это чудовище, ведь мы не собираемся резать друг друга.

Князь остановился на расстоянии десяти шагов от них, как будто опустились невидимые руки, управляющие им. Нога замерла на отлёте. Вздох — Хэльвор очнулся и приставил ногу по-военному чётко.

— А вы всё знаете, — констатировал он. — О чём ещё леди Орлана вам рассказала? Может быть, о том, как она до зимы плела мерзкую паутину интриг, чтобы любыми способами не пустить меня в замок?

Тишина висела ровно столько, чтобы стало понятно — обвинение императрицу не задело.

— Понятия не имею, о чём вы говорите, — отозвалась она. Файзелю не требовалось оборачиваться, чтобы понять, что её лицо — ровно такое же непроницаемое, как всегда.

— Как же. А кто подбивал моего брата поднять восстание? — Хэльвор сделал один шаг вперёд. Всего один, но внутри Файзеля дрогнула туго натянутая струна. — Без чьей помощи восстание захлебнулось бы собственным ядом? Знаете ли вы хоть о том, сколько мирных жителей погибло в хаосе бунта? А кто посчитает сгоревшие дома?

Орлана тоже шагнула вперёд. По крайней мере, её голос прозвучал ближе.

— Лорд Хэльвор, я понимаю, что я — ваша главная заноза в пятке. Но будьте так добры разбираться со своим братом самостоятельно. Не нужно вмешивать в семейные дела посторонних.

Увлечённый противостоянием, Файзель не сразу заметил, как сужается круг бледного света. Сужается, чтобы выделить из окружающих сумерек их троих. Всех остальных накрыла тень. Он уже не мог различить, где ходит Каэда — только шелестящие шаги между колоннами. Из окон всё ещё просачивался свет, но даже Риш, который всё ещё сидел на полу, казался тёмным изваянием — ни черт лица, ни деталей одеяния.

— Так значит, вы понятия не имеете, о чём я говорю? — Хэльвор мимолётно коснулся эфеса. — А вы, принципус Файзель? Посмотрите, посмотрите же, кого вы так яростно защищаете. Императрица Орлана — убийца, интриганка, к тому же преуспела в искусстве лжи.

К ним потянулись остальные: на край освещённого круга встала Дариана, и где-то рядом заколыхался цветастый халат Заини.

Хэльвор крутнулся на каблуках. Мрачный туман расступился, и Файзель увидел то, чего не мог видеть раньше. За спиной князя висел призрачный силуэт, который под всеобщими взглядами нарастил вдруг плоть и налился красками.

Это был мужчина — худой и высокий. Его руки бессильно обвисли, пришитые к рукам Хэльвора. Грубые стежки виднелись за плечами — рубашка незнакомца, притороченная к рубашке князя, натянулась. Он обвис в своём коконе одежды — верхняя пуговица впивалась в горло.

Несчастный поднял голову и окинул всех мутным взглядом. Глухо застонал. Он был мёртв, окончательно и бесповоротно. Вот что Файзель мог бы утверждать наверняка, так разве что это. Землистого цвета кожа натянулась на скулах. Синяя полоса — след от верёвки на шее. При жизни он мог быть красив и чём-то похож на брата, но только — изящнее его и слабее.

Голова мертвеца безвольно качнулась, и он снова обвис, как огородное пугало, распятое на деревянной крестовине — на теле Хэльвора. У Файзеля тошнота подступила к горлу, хоть он со вчерашнего вечера ничего не ел. Другим тоже стало не по себе, потому как треснуло даже ледяное спокойствие Орланы.

— Хотите сказать, это я виновата в том, что вы убили своего брата?

Файзель обернулся: Орлана проводила рукой по горлу, снова и снова, как будто задыхалась, как будто верёвка обхватывала её шею, а не шею мертвеца.

— Я не убивал его. — Хэльвор развернулся к ним лицом, и видение исчезло, хотя темнота за его спиной всё ещё слабо шевелилась, обозначая неверные движения мёртвого тела. — Он покончил с собой, когда я подавил восстание. Он покончил с собой, когда я посадил его под арест. Заметьте, даже не в тюремную камеру — в отдельную комнату дворца.

Он снова повернулся, теперь — чтобы взглянуть в глаза Дариане, и оказался вполоборота к Файзелю. Принципус рассмотрел слабо трепыхающееся тело, пришитое к спине князя, и поспешил отвернуться.

— Мир предсказал, что я убью её. Видит мир, я не хотел становиться убийцей, но я вынужден это сделать, иначе никто из нас не выйдет отсюда. Вы, — сказал Хэльвор Дариане. Она нерешительно прикрыла рот ладонью и отшатнулась. — Кто угодно из здесь присутствующих. Назовите мне хоть одну причину, по которой я должен оставить императрицу в живых.

Орлана вышла из-за спины Файзеля. Её пальцы нервно дёрнули верхнюю пуговицу на платье. Блик света, отражённый бриллиантом, затанцевал по мраморному полу.

— Так убивайте. — Ещё одна пуговица. Файзель видел, как пальцы Орланы дрожат, но её голос не дрогнул. Она расстегнула и следующую, чтобы оставить голым треугольник груди, ключицы и шею. Для удара.

Хэльвор взялся за эфес.

— Вы должны защищаться. Так предсказал мир.

— Я не буду. — Она сделала ещё один шаг вперёд и сама почти что напоролась на меч. — У меня самая сильная армия на континенте. Мои шпионы знают сокровенные тайны каждого из вас. Я выйду отсюда и буду решать, кого из вас стереть в пыль первым. Так что вы, князь, действительно должны меня убить прямо здесь и сейчас. Ведь в честной схватке снаружи вам ни за что не выиграть.

— Прекратите это, — хрипло проговорил Файзель. Его никто не слышал.

— Но если вы думаете, что я забьюсь в угол и буду дрожать в ожидании смерти, вы ошибаетесь, князь. Нет, убивайте меня у всех на виду. На вашей широкой спине хватит места для ещё одного трупа?

— Вы должны защищаться, — повторил Хэльвор. Его меч опускался. Вот остриё коснулось платья на груди Орланы, рассекло ткань. — Так приказал мир.

— Я чудовище. А чудовища не играют по правилам. Я не буду защищаться. Пусть мир видит, как вы убиваете беззащитную женщину. Вам никогда не стать хранителем.

— Убивайте её, — громким шёпотом произнесла Дариана, как будто у неё внезапно сел голос. — Если она выйдет отсюда, она не перед чем не остановится. Убивайте, а когда я стану хранителем мира, я окажу вам любую поддержку, обещаю.

Файзелю хотелось очнуться от этого кошмара. Он тёр глаза, кусал губы, но почему-то всё не просыпался. Больше не работало заклинание, ставшее любимым: «Это только кажется».

— Убейте её, — крикнул из своего угла Риш Элэ. Мальчишеский голос взвился на высокие ноты. — Пожалуйста. Я так хочу.

Две бабочки сидели на плечах Хэльвора, как будто они были глазами Заини и наблюдали за всем происходящим. Движения цветных крыльев делались медленнее и медленнее, пока они не замерли едва различимыми былинками.

Чья-то рука опустилась на плечо Файзеля и толкнула его вперёд. Он сделал два шага и чуть не упал прямо в центр светлого круга.

— Мы хотим слышать ваше мнение, — сказал голос бесплотной пустоты. — Говорите.

Файзель окинул взглядом эту цирковую арену — широкий круг света, по краям которого теперь стояли Дариана, Заини и Риш. Судилище. В центре — Орлана в рассечённом до пояса платье. Шёлк раскрылся, как лепестки цветка, обнажая место для удара. Плечи Хэльвора были опущены, подрагивали напряжённые мышцы. Князь силился поднять на своих плечах всю тяжесть мира.

Принципусу хотелось остановить это безумие хоть на минуту: выбить меч из рук Хэльвора, отхлестать по щекам Орлану, привести их всех в чувство. Он выставил руки вперёд, заслоняясь от выжигающего белого света.

— Подождите, я здесь впервые, я не могу понять. Мир выбирает палача и жертву?

— Мир выбирает чудовище и героя, — произнесла Дариана. В таком ярком свете из-под слоя косметики опять проступали трупные пятна. — Герой убивает чудовище.

— А остальные — кто? Зрители, которые скандируют: «Убей, убей»? Чистенькие, да?

— Чего вы хотите, принципус? — сорвалась на крик Дариана. — Вы хотите остаться тут на всю жизнь? Замуровать себя? Мы должны делать то, что велит мир. Есть правила. Их создавали те, кто был поумнее вас, не вам их разрушать.

Файзель поднял голову — в глаза ударил белый свет, почти ослепил. Он закрылся рукой и прокричал вверх:

— Эй, мир, брось нам сюда свод правил, по которым мы будем жить. А? Если мы убьём Орлану, ты что, пообещаешь нам всеобщее благоденствие? А если не убьём — конец всего живого? Нет, ты ничего не обещал. Как жить по правилам, которых никто не знает?

Очень долго стояла тишина. Потом мрак за пределами круга подёрнулся бледным светом. Зазвенела стать — Хэльвор бросил меч на пол.

Из темноты вышел Каэда и замер на границе круга. Консул потянулся до хруста в суставах, зевнул.

— Ну когда уже будет обед? Я так проголодался, что мог бы съесть хршасского волка вместе со шкурой. Давайте закончим эти разговоры, у меня желудок подводит.

Он развернулся и зашагал к выходу. В зале делалось светлее — вот уже Файзель смог различить лепнину на стенах и арки между колоннами. Все уходили, молча, выдерживая приличное расстояние друг между другом.

— Спасибо вам, принципус, — бросила Дариана на прощание. — Теперь благодаря вам мы останемся здесь ещё дольше.

Файзель огляделся: в просторной зале они с Орланой остались одни. Заини вышел последним, выкатился, тяжело переваливаясь с одной ноги на другую. Когда его шаги стихли на лестнице, Орлана села на пол и беззвучно зарыдала. Её трясло, как в припадке.

Файзель опустился рядом, скрестил ноги. Всё, что он мог теперь — смотреть в одну точку — грязное пятнышко на мраморе. Ни одна дельная мысль не шла в голову.

— У меня всё внутри болит, — признался он. — Спасите меня.