Глава 9. Хршасские волки. Молчание снега

…Тем вечером взбесившаяся магия выкинула их у старого кладбища. Орлана впервые видела это место: камни — как стражи, их вершины заметены снегом, и несколько надгробных плит высотой в человеческий рост — надписей не разобрать.

Они долго шли по аллее из каменных деревьев. Аластар то и дело касался левого плеча. Орлана замерзала, путалась ногами в высоком снегу. Она не успевала за шагами Аластара и боялась потерять его из виду среди чёрных каменных глыб. Боялась, что он обернётся и увидит её. Боялась, что останется здесь и замёрзнет насмерть, а он уйдёт. И от страха хватал ртом ледяной воздух.

Подступала вьюга. Небо перемешивалось с горизонтом. Чёрное и белое — мир вдруг потерял все остальные цвета.

Вверх — по глубокому снегу на холм, и вниз, и снова вверх. Аластар шёл всё медленнее, но она всё равно задыхалась от усталости. В тот момент Орлана впервые ощутила преследование. Тогда ещё — робкое, очень тихое, почти на грани сознания. Тот, кто шёл за ними следом, принюхивался, и крохотные смерчики снега поднимались и умирали под его мягкими лапами.

Буря уже гудела в ушах, когда они вышли на равнину. Из-под снега вырос, как гриб, охотничий домик. Глянул на них обледеневшими окнами. Аластар впервые обернулся — но не к Орлане, а к тому, что было за её спиной. Она застыла, так и не зная, что сказать. Аластар молча подошёл, обнял её за подрагивающие плечи и увёл в дом.

Темнело так быстро, что Орлана боялась не успеть. В комнате было всего одно окошко, и то промёрзло так, что едва пропускало свет. Упав на колени, она плеснула в щербатую миску вина. Бросила туда иглу и несколько кусков нитки.

Нужно было выждать. Она принялась разматывать повязку на плече Аластара. Кровавый цветок с каждым следующим слоем проступал всё ярче. Она надеялась, что кровь остановится от прикосновений магического огня, но то ли огонь был слишком слабым, то ли рана слишком глубокой — у Орланы ничего не получалось. Здесь у неё почти не осталось магии.

Края раны выворачивались. Отчаянно не хватало света, когда Орлана вставляла нитку в тонкое ушко иглы. Когда прокалывала кожу, низко склонившись, пачкаясь в крови. Края как будто бы сходились, но в подступающем полумраке Орлане казалось, что они снова расходятся, снова тяжёлыми чёрными каплями выступает кровь.

Она завязывала нитки одну за другой, в перерывах вытирая руки и подол платья. Глаза слезились — стемнело уже так, что она едва различала края раны. Затянула последний шов. Кажется, всё. Теперь — надеяться, что всё обойдётся.

Она закрыла глаза. Руки запоздало дрожали. Орлана уговаривала себя, пыталась отстраниться, как будто всё происходит не с ней. Как будто ничего плохого больше не может произойти. Уговорила — и только тогда вышло подняться и дойти до сумки, которая была спрятана у очага.

В сумке была чистая рубашка. Кухонным ножом она делала надрезы и рвала ткань на длинные лоскуты. Безвкусная талая вода стекала к подбородку и капала на пол.

Когда с перевязкой было покончено, она смогла вздохнуть спокойнее — алые на белом цветы больше не распускались. Орлана склонилась над Аластаром, расстегнула его плащ. Снег на тяжёлой ткани давно растаял и почти высох — на это магического пламени хватило. Верхние пуговицы кителя долго не поддавались, или её пальцы теперь слишком дрожали, или обломанными ногтями никак не выходило подцепить мелкие застёжки.

Потом пошло легче. Орлана прижала ухо к его груди — удары сердце такие тихие, что сделалось страшно: вдруг перепутала их с завыванием бури за окном. Орлана обхватила Аластара за плечи в напрасной попытке отдать ему своё тепло и свою жизнь.

Она выпрямилась: в уходящем солнечном свете всё ещё был виден кровавый след, ведущий от самой двери. На негнущихся ногах Орлана прошла к двери и ещё раз проверила, заперта ли. В углу комнаты нашлось два пыльных одеяла. Всё, что она могла — всё её тепло — заключилось теперь в этих двух одеялах и возможности всю ночь поддерживать огонь в очаге.

Снег укутал дом по самую крышу, и в низком окошке не осталось просвета. Она подбросила в огонь дров, так что погибающие язычки пламени смогли подрасти. До утра этого должно было хватить, а вот что делать потом, она думать не хотела.

Стоило бы растопить снега и согреть воды, но для этого нужно отпирать двери. Орлана не могла вынести даже мысль о том, чтобы выходить из дома. Она опустилась на пол рядом с Аластаром, натянула на себя край одеяла. Она так и была — в зимнем плаще, даже не думала раздеваться. Холод как будто бы отступал.

Она протянула руку к щеке Аластара.

— Я не верю, вы не можете меня бросить.

Говорить — только шёпотом. Словно бы тот, кто ходит ночами вокруг дома, может подслушать.

Огонь догорал. Лёжа, Орлана смотрела в окно, до середины заметённое снегом, дожидаясь, когда наконец посветлеет небо. Буря как будто утихала, но рассвета она так и не дождалась. Время тянулось до невозможности медленно. Раз или два Орлана пробовала вызвать к жизни простую магию света, но ничего не получалось. Значит, метель ещё бушевала, но теперь — далеко.

Пока не утихнет буря, они не смогут выбраться отсюда. Сколько ждать, день или два? Дольше? Она не успела задать этот вопрос Аластару — чуть раньше, ещё до того, как он потерял слишком много крови.

Она поняла, что больше не уснёт, и выбралась из-под одеяла. За окном застыла чернота утро. В доме было тихо, отчаянно тихо, могильно тихо. Вата снега заткнула все щели и чёрные дыры. И хоть шагов Орлана больше не слышала, открывать дверь всё ещё не решалась. Её кошмарный сон — вперемешку с отчаянным стуком сердца — был о том, как содрогается дверь под ударами снаружи, как звенит оконное стекло.

Изломанная магия бури рождали странных и страшных сущностей.

Орлана склонилась над Аластаром. Она услышала его ровное дыхание — сразу сделалось легче. В стынущей комнате она забралась к нему под одеяло. Магии не было, по чувствительность осталась — Орлана осторожно коснулась раны кончиками пальцев.

Хуже не стало, но и порадоваться было нечему. На ткани выступала кровь. Сменить бы повязку, но негде взять лекарства и бинты. Она сняла свой плащ и накрыла им Аластара. Опустилась на колени перед очагом.

Занялся дрожащий огонёк и осветил её руки. Орлана смотрела, как пламя охватывает поленья — эти уж точно последние в запасах охотничьего домика, и руки понемногу отогревались. Она с трудом поднялась. В комнате от огня сделалось светлее. Она подняла брошенную у порога сумку, вытряхнула на стол припасы.

Там был чай из сосновых иголок и сушёных листьев корча, несколько угольных брикетов для разведения огня. Так мало — а сумка болезненно оттягивала плечо.

Зато воды было много — выйти на порог и зачерпнуть снега в котелок. Орлана замерла, вглядываясь в бурю. Ей почудилось движение и длинная тень на стене. Преследователь снова был здесь, он сидел под дверью и шарахнулся в сторону, стоило Орлане выйти.

Ей больше не было страшно, её настигли раздражение и запоздалая злость. Он мог бы напасть прямо сейчас и избавить её от неизвестности и страха, но не нападал. Она вернулась в дом и повесила котелок над огнём.

Снег таял, и она не верила глазам: вода была чёрной. Совершенно чёрной, будто туда добавили краски. Орлана закрыла глаза, открыла: то же самое. Она хотела бы приписать всё недостатку света и усталости, но не могла себя обмануть. В конце концов, если постоянно лгать, выйдет весь запас доверия, даже самой себе.

Чёрную воду выплеснула у порога и зачерпнула новую порцию снега. Снег растаял и снова растёкся чёрным. Орлана устало опустила руки и закрыла глаза. Чёрная так чёрная, безразлично. Не умирать же теперь. Тогда она поняла, зачем нужен чай из листьев корча — от него вода делалась почти нормальной на вид, разве что чуть мутной.

Наглотавшись кипятка — от холода горло сделалось бесчувственным, она тихо выругалась, припоминая Хршас, зиму и своё умение влезть в неприятности. Это помогло — руки больше не дрожали. Пальцы уже забыли, что такое тепло.

Орлана села ждать и думать. Тихое потрескивание огня мешались с воем ветра в трубе, воем ветра за окном, с шорохом лёгких шагов.

— Орлана.

Она не заметила, как задремала, рассматривая серо-белые сны, и потом голос — почудилось или нет? Орлана пыталась очнуться, отодвигая один слой сновидения за другим. Вынырнула: пламя облизывало камни, которыми был выложен очаг.

— Орлана. — Аластар поднялся на здоровой руке. В рыжем свете его глаза поблёскивали диким огнём.

Орлана потянулась к живому теплу посреди мёртвой пустыни. Обняла его в коконе из одеяла и двух плащей и поразилась холоду собственных рук.

— Вы очень долго не отзывались.

— Я спала. — Она кончиками пальцев провела над его раной. Чувствительность угасала, но оставалось ещё — крохи по сравнению с тем, что было до бури. Но пока что этого хватило. Кровь спеклась, и чёрное пятно на повязке не расползлось. Края раны вроде бы начали стягиваться.

— Как вы? — Орлана потянулась к его лбу, но Аластар отвернулся, и губы коснулись щеки.

— Всё будет хорошо, — сказал он, глядя в стену.

Они сидели у холодной стены. Даже жарко разведенного огня не хватало, чтобы прогреть дом. Орлана пыталась прочитать по лицу Аластара, о чём он думает на самом деле. Она принесла ему чай — уже не горячий, но тёплый, и пахнущий осенней листвой.

— Что будет? Расскажите мне. Как мы сюда попали? Как нам выбраться? Кто ходит вокруг дома по ночам? Когда закончится метель? Вы должны знать.

Он глотнул чая и отставил кружку на пол. Коснулся раненой руки. Орлана наблюдала за всем этим, губы спеклись, не давая снова заговорить. Она увидела выражение боли на его лице, когда прикосновение добралось до повязки, хоть Аластар и пытался скрыть. Не для того ли он отвернулся в темноту.

Орлана подтянула к себе сумку. Кроме трёх воткнутых в подкладку иголок там был ещё бумажный свёрток со средством от боли. Она вечно носила с собой хоть сколько-нибудь, чтобы унять ноющие виски, если будет нужно.

Белый порошок мгновенно растворился в остатках чая.

— Пейте. — Она протянула кружку Аластару.

— Нет. Вы брали это для себя.

— Хватит геройствовать! Достаточно уже того, что вы вчера натворили.

В конце концов, она заранее знала, что сорвётся. Вопрос только в том, раньше или позже её настигнет отчаяние. Орлана поставила кружку на пол и ушла. Комната была слишком маленькой, чтобы нервно ходить из угла в угол. Потому она села у очага, подкинула дров в огонь. Страх по капле уходил.

Когда гул в ушах затих, Орлана услышала это — симфонию неразборчивого бормотания и метели. Голоса были человеческие, но слов не разобрать, будто говорят все сразу. Они становились слышны только здесь — у трубы.

С отчаянно колотящимся сердцем Орлана вскочила и бросилась в другой угол комнаты. Она хотела бы знать, сколько времени осталось до рассвета, но разве время здесь существует? Даже если и так, оно живёт, как хочет.

— Тише. — Аластар успокаивающе коснулся её плеча. — Они не должны чувствовать вашего страха.

Кружка была почти пустая. Орлана повертела её в руках и влила в себя последнюю каплю лекарства. Может, этого хватит, чтобы заглушить боль, подступающую к вискам.

— Кто они?

— Со временем я узнаю, кто они. А зачем вы пошли за мной?

Она отстранённо размышляла, что делать теперь. Орлана так давно привыкла надевать маску спокойствия, что маска приросла. Теперь ей казалось, что даже если её убьют, то убьют искусственную оболочку, ту каменную личину, а сама она останется жива.

— Никакого геройства, — сказал Аластар. — Всё было правильно. Кроме того, что вы пошли за мной следом. Вы не должны были идти.

Она запрокинула голову. В темноте закрытых век плясали жёлтые отражения огня.

— Вы ведь знали, что начнётся буря?

Он кивнул — Орлана ощутила это движение, увидела тень на стене. Медленную, уверенно прочерченную тень. Никакого торопливого вранья. Если буря заперла их здесь, причин лгать больше не осталось.

— Третий месяц зимы — месяц бурь, — произнёс Аластар.

— Значит, вы знали, что не сможете вернуться? Вообще никогда не сможете?

Теперь ответом было молчание.

— Почему, — голос Орланы дрогнул, — вы меня бросаете?

Он снова не отвечал, смотрел в стену и касался бурого пятная на повязке, ощупывал, проверял — больно или нет. Лицо — совершенно спокойное, только привычная морщина на переносице. Боль пока что ушла, но Орлана знала, что к утру она вернётся.

Не дождавшись ответа, Орлана легла и накрылась плащом. Слёз не было.