Глава 3. Цена снов

До глубокой ночи он просидел в кресле, у себя в покоях, перед гаснущим камином. Замок не давал развести огонь посильнее, так что Файзель удовольствовался рыжим тлением. Кажется, он задремал, и в полусне ему привиделось, как отростки темноты наползают на тлеющие угли, и вот это уже не бесформенные комки мрака, а живые существа, и вот-вот он различит их очертания в общем клубке.

У дверей возник тёмный силуэт. Файзель приказал себе проснуться — всё тело оцепенело и не слушалось. Одно отчаянное усилие, и ему удалось шевельнуться. Но фигура у дверей не исчезла — она двинулась, и теперь к нему.

В оранжевый свет углей вышел Хэльвор. Игра света испещрила его лицо морщинами, руки сделала восковыми, а одежду изукрасила следами пыли. Князь придавил каблуком сапога одно из копошащихся на полу существ. С тихим шуршанием остальные прыснули кто куда. Хэльвор выругался сквозь зубы, как будто охота за ночными существами была его главной заботой.

— Доброй ночи, принципус. — Он сел в соседнее кресло — на самый край, чтобы имелась возможность склоняться и смотреть в глаза Файзелю. — Не люблю патетичных предисловий, поэтому сразу к делу. Я знаю, вы союзник Орланы.

— Я хотел бы сохранить нейтралитет. — Улыбка-противоядие. Теперь она всегда была наготове у Файзеля.

— Понимаю. Но вы всё ещё союзник Орланы. Между тем вам должно быть понятно, что мир не выберет её хранителем.

Ночное существо метнулось между креслами, явно испуганное громоподобным тоном Хэльвора — тот не умел говорить тихо.

— Почему? Вам известно, как мир будет выбирать?

— Известно. — Князь усмехнулся. — Сами подумайте, станет ли мир выбирать хранителем того, кто устроил кровавую резню масштабом в целый континент. Скажу прямо — хранителем мира собираюсь стать я.

Каблуком сапога он раздавил ночное существо — единственное, выверенное движение. Послышался влажный шлепок.

— Чего же вы от меня хотите?

— Орлана для меня — не конкурент, Риш Элэ слишком слаб, Заини я вовсе не считаю, но есть ещё Дариана и Каэда. Дариану вы сами слышали, а Каэда заявит себя, как великий просветитель. Мир сочтёт это справедливым.

«Не слишком много ты решаешь за мир?» — вращал в мыслях Файзель. Яд Хэльвора на него ещё не действовал — не было того горьковатого привкуса на губах. То ли помогала улыбка, то ли Хэльвор не собирался травить принципуса — всё же не считал его конкурентом, и даже в личный список не включил. Куда уж Файзелю такую честь.

— Мне понадобится ваша поддержка. После того, как мир выслушает всех на совете, он будет приглашать нас по одному. Не делайте такие удивлённые глаза, так бывает каждый раз. Там он спросит, кто достоин, по-вашему.

Пожалуй, намёк был слишком прозрачен.

— Я должен буду назвать вас?

— Да. — Хэльвор не смущался. Смущение в его распорядок дня не входило. — Голосом Риша Элэ я уже завладел. Он не пойдёт против меня, иначе кто ещё станет защищать его от налётов имперских разбойников. А вам я предложу достойную цену.

Файзель, который сидел, закинув ногу на ногу, от восхищения даже вскочил с кресла. Из темноты во все стороны прыснули ночные существа, напуганные резким движением.

— Вы думаете, мир руководствуется нашими голосами? В самом деле? Я думал, всё гораздо сложнее.

Хэльвор не сомневался — это тоже не входило в его режим.

— Ну да, иначе — зачем ему спрашивать?

— Но даже в таком случае, трёх голосов против четырёх явно не достаточно.

Нет, похоже, его было ничем не смутить.

— Я думал над этим. И если Орлана действительно так умна, как о ней говорят, она попытается настроить всех против меня. Скажем, выдвинет Каэду. Возможно, им даже удастся перетянуть на свою сторону Дариану. Женская солидарность, женская логика и всё такое прочее. Но на голос Заини будет весьма сложно повлиять. Над этим придётся потрудиться и нам.

Хэльвор так замечательно умел решать за других, что Файзелю даже мысленно нечего было добавить. В его картине мира Орлана хитро расправлялась с соперником, Каэда был полностью под чужим влиянием, а Дариана вдруг оказывалась мягкой и послушной.

Может, стоило ему сказать, что Орлане более чем плевать на выбор мира, Каэда втихомолку проворачивает и не такие дела, а Дарина тоже кое на что способна, кроме как висеть на лестничном пролёте.

«Может, мне только кажется», — решил Файзель и кивнул Хэльвору. Мол, продолжайте.

— Хотите спросить, какую плату я предложу именно вам?

Он не заметил, когда успел заключить сделку, но кого же не интересует, что ему готовы предложить. Любопытство разобрало Файзеля. Пожалуй, эта игра была даже увлекательнее той, которую он придумал себе сам — высчитывать, кто был хранителем мира в прошлые годы.

— Скажите же.

Так и подмывало отколоть что-нибудь вроде: «Пару девственниц, погреб хорошего вина, месячный запас шоколада, и я весь ваш».

— Орлану, — улыбнулся Хэльвор. Свет углей удачно лёг на его лицо и подчеркнул эту улыбку. Первую. Единственную. — В ваше полное владение. Устраивает?

***

Темнота начинала утомлять. Файзель лёг спать и проснулся — ему почудилось, что он проспал всего минуту, но на порог комнаты пробралось пятно света. Это было приглашение, несомненно.

Темнота не давала до конца очнуться. Он спустился в круглую залу, как в продолжение сновидения, и не помогло даже умывание холодной водой. Файзель ощутил себя ребёнком, запертым в чулане, потом — мертвецом, очнувшемся в склепе. Он явился последним. Завтрак начали без него.

Никого не приветствуя, Файзель опустился на своё место. На тарелке перед ним лежало нарезанное дольками яблоко. Только яблоко, и капля чего-то густого, белого. Он попробовал с края чайной ложки — сладкий крем. Через мгновение во рту сделалось до невыносимости приторно.

Файзель выпил воды и ощутил, как возвращаются чувства в сонное тело. Он обернулся к Орлане, опасаясь встретиться с ней взглядами. Но его страхи были напрасными: Орлана не поднимала глаз от своего прибора. Он стоял пустым, только бокал был до краёв наполнен вином. Как и прошлым вечером.

Руки Орланы неподвижно лежали на коленях. Файзель отвернулся: ему показалось вдруг, что она ощутила его внимание и скривила губы в ответ. Ему почудилось вдруг, что она обо всём знает.

***

Слабо мерцающие угли под дыханием сквозняка стали разгораться, и вот уже юркие язычки пламени плясали по поленьям. В этом свете лицо Хэльвора казалось неловко слепленной маской. Неподвижное, карикатурно-презрительное лицо.

— Зачем мне это? Я женат, — улыбнулся Файзель, ещё не чуя опасности, но холодные сквозняки уже целовали ему шею.

— Я знаю. — Хэльвор пожал плечами.

— У Орланы есть супруг.

— Я знаю, — повторил князь в том же тоне.

Файзелю сделалось не по себе. Предложение было таким абсурдным и нелепым, что он даже не знал, как бы ещё намекнуть на это Хэльвору. Взгляд князя не отпускал его. Так могла бы смотреть кукла. Безжизненный, но жёсткий излом губ. Пальцы, замершие на подлокотниках кресла. Губы шевелились, а лицо всё равно было маской.

— Вы хотите подумать? Я могу предоставить вам время до завтрашнего утра. Вы не верите мне? Поверьте. У этого места много неприятных свойств, но здесь есть и кое-какие возможности.

— Князь, я не хочу вас обидеть, и также не хочу сказать, что вы недостойны быть хранителем мира. Но ваше предложение мне странно. Если это шутка, то вряд ли уместная. Если вы в самом деле решили, что я…

Хэльвор поднял руку — распростёртая в полумраке ладонь, светлое пятно, знак запрета.

— Стоп-стоп. Я вижу, вам действительно нужно время. Ну что ж, я и не надеялся, что вы сообразите быстрее. Тогда поступим следующим образом: я удалюсь, а вы подумайте. Завтра утром мы поговорим ещё раз.

Он ушёл. Замерли и спрятались пляшущие на поленьях огоньки. Файзель так и стоял, спиной к камину, лицом к пустому креслу. Сквозняк обвивал ему шею, как шёлковый платок.

В постели было холодно, даже под двумя шерстяными одеялами. Он встал, оделся и пошёл бродить по замку, рискуя не найти дорогу обратно. Слова князя разбередили в душе Файзеля какую-то очень старую и давно забытую кучу упокоенных чувств.

Казалось бы, как — ну как в самом же деле? — этот холоднолицый вояка взял и вынес ему приговор, а ведь знаком был каких-то пару дней. Пару жалких дней, за который нельзя толком узнать любимое блюдо и книгу, а не то чтобы о самых сокровенных тайнах.

Файзель мерил быстрыми шагами лестницы и галереи. Сердце колотилось. Теперь он не чувствовал холода. Теперь к щекам изнутри приливал душный жар. Демоны побери, если Хэльвор ставил целью вывести Файзеля из равновесия — князю это удалось!

Принципус очнулся в комнате, выходящей окнами на море. Здесь было серо — и не так темно, как в других залах. Он подошёл к оконному проёму, пытаясь восстановить дыхание. Сквозь мутное стекло рассмотреть можно было разве что постоянное далёкое движение — там вздымалась и опускалась серая вода, мерно, как будто дышало исполинское существо.

Здесь витал запах Орланы: пряные августовские яблоки, моросящий дождь и кленовые рассветы над замком.

«Это всё кажется», — вспомнил Файзель. Повторил ещё раз, чтобы наверняка. Ещё и ещё — пока в полумраке не проступил её силуэт. Файзель увидел Орлану краем глаза и внутренне вздрогнул.

Она не приближалась, так и стояла в десяти шагах от него, сквозняк покачивал подол чёрного платья. Файзель смотрел молча — он не знал, что сказать. Чудилось, что Орлана читала его мысли, как открытую книгу, и Файзель не знал, как перед ней оправдаться в своих крамольных мыслях. Он не успел надеть свою улыбку-противоядие.

…Он вспомнил, как пришёл к ней в самом начале войны. Он явился безотлагательно, как только разведчики из Альмарейна доставили новости в Экру. Он предполагал увидеть взволнованную Орлану, суматоху в городе и строящиеся на главной площади отряды. Но, выйдя из портала, Файзель поразился тишине.

Орлана нашлась на стеклянной террасе. На столе перед ней стояла ополовиненная чашка чая, лежал раскрытый ежедневник, и ветер перелистывал его страницы, перемешивая их с золотистой пыльцой.

— Принципус, — произнесла Орлана, не поднимая полуопущенных век. — Какой приятный сюрприз. Садитесь. Хотите чаю?

От чего-то — может, от пыльцы — у него перехватило дыхание.

— Моя леди, я только что узнал, что Риш Элэ объявил вам войну. Его союзник, князь Хэльвор, конечно, окажет ему поддержку…

— Я объявила им войну. Это я. — Она подняла чашку. В золотистом рисунке на белом фарфоре плясали солнечные блики. Солнечные зайчики танцевали на стеклянной террасе. Одурманивающе пахли цветы. Сонное отрешение подползало к самым ногам Файзеля.

— Я лишь хотел сообщить, что если вам потребуется моя помощь…

Орлана вздёрнула кверху подбородок. Дрогнули в холодной улыбке уголки губ.

— Благодарю за поддержку, но лучше бы вам не вмешиваться в это. Если мне потребуется помощь, я приду и попрошу.

Файзель не знал, что говорить теперь. Уходить сразу же? Оставаться и соглашаться на чай? Орлана снова прикрыла глаза. Пели птицы.

…Он ждал, что Орлана заговорит первая. Бросит что-нибудь невинное о прекрасной ночи или обвинит в заговоре против неё, но если заговорит — сделается легче. Но она молчала, не делала и шагу навстречу. В надоевшем сумраке замка очертания невысокой фигуры были размытыми.

— Доброй ночи, — произнёс Файзель делано-спокойным голосом. Он уже поверил, что Орлана слышала его разговор с Хэльвором, а после — слышала все его мысли. Поверить в это было не сложно. А исправить всё — уже нельзя. — Дадите мне несколько минут, чтобы рассказать?

Он шагнул вперёд. Серый полумрак колыхался вокруг, как море. Он расступился перед Файзелем. В бледных отсветах звёзд он рассмотрел лепнину колонн и цветные квадраты мозаики на стенах. В десяти шагах никого не было.

Он проворочался в постели всю ночь, и смог уснуть, только когда серый рассвет протянул пальцы к узким окнам замка. И почти сразу проснулся. Завернувшись в шёлк простыней, рядом тепло дышала женщина. Распущенные тёмные волосы на подушке, обнажённое бедро. В сером свете он хорошо видел родинку на плавном изгибе плеча.

В сонном мороке он почти поверил, что вернулся домой, и рядом — его жена. Осталось только забыть политые кровью лестницы и юрких ночных существ в холодных чужих залах. Файзель протянул руку к её плечу. Само собой вырвалось:

— Орлана.

Он вздрогнул от звука собственного голоса. Не это он должен был сказать, не это. Его жену зовут Эйрин. Липкий пот выступил у него на лбу. Эйрин слышала, она всё поймёт. Жуткой сцены не избежать, а потом — потом обо всём узнает сама императрица.

Файзель дёрнулся и сел на кровати. В узкие окна замка стучался блёклый рассвет. Шёлковые простыни — смятые и влажные. Рядом никого не было. Файзель тяжело перевёл дыхание.

Ощущение гадкого наваждения никак не уходило. Умывайся — не умывайся холодной водой. Способ Дарианы не помогал.

***

Руки Орланы лежали на коленях. Она смотрела в одну точку перед собой, ничуть не радуя вниманием соседей по столу, во всю звенящих приборами. Очень светлая кожа под вуалью платья была изрезана шрамами.

Файзель сделал отчаянное усилие над собой и натянул улыбку. Пред ним на тарелке из полупрозрачного фарфора лежало порезанное дольками яблоко, и сладкий крем.

«Яблоко соблазна», — подумал Файзель. Во рту было сухо и горько. — «Или яблоко раздора».

Он поднял глаза и тут же встретился взглядами с Хэльвором. Их молчаливый диалог длился всего мгновение, но сказано в это время было гораздо больше, чем нужно. И перед тем, как отвернуться, князь изобразил вежливую улыбку.

Орлана поймала его на лестнице — ещё немного, и схватила бы за шиворот, как будто школьника, который собирается сбежать с занятий.

— Что происходит? Я прекрасно вижу. Хотите заговоров? Получите, пожалуйста. Я видела сегодня, как Хэльвор уговаривал Каэду. Слышала обрывки разговора — сулил что-то в награду. Вы знаете об этом?

На широкой лестнице остались пятна крови — как будто ночью кто-то прошёлся по ступенькам влажной тряпкой, но прошёлся лениво — кое-где не домахнул. Орлана стояла, схватившись рукой за перила. Ей было тяжело — её покачивало.

— Понятия не имею, — нахмурился Фазйзель. Он сказал чистую правду. Что Хэльвору понадобилось от Каэды? Вчера князь утверждал, что из лорда консула никчемный союзник. Впрочем, он точно также мог говорить и Каэде про Файзеля.

Это выглядело бы примерно так.

« — Сомнительный тип, — сказал бы Каэда.

— Этот ещё ничего, — отозвался Хэльвор. — В прошлый раз у них к власти пришла тёмная жрица Мелаэр, вот с ней я бы точно встречаться не захотел.

— Леди Мелаэр?

— Вы называете леди женщину, которая собирала коллекции из трупов своих врагов? — Он сморщил нос».

— Не хотите говорить — не нужно. — Орлана убрала со лба прядь волос. Её рука подрагивала, как от слабости. — Я не буду учить вас жизни. Но и обмануть меня у вас тоже не выйдет. Я прекрасно вижу, что… вижу…

Она сбилась, на переносице собралась стайка морщинок. Орлана коснулась шеи и сморщилась от боли. Отлично заметный под тюлем платья, по коже полз багровый шрам. Он вырастал, как вырастают тянущиеся к солнцу упорные первоцветы. Стягивал кожу и красил — сразу запёкшейся — кровью.

— Что вы сделали? — произнесла Орлана враз упавшим голосом. — Что вы, ко всем демонам, успели натворить за одну единственную ночь?

— Мне всё это кажется, — произнёс Файзель глухо. Орлана умела читать те мысли, который лежали на поверхности сознания, а сейчас у него были только мысли о странном сне, о том сне, где шёлковая простыня наполовину сползла с её обнажённых бёдер.

Орлана всё ещё касалась шеи. Пальцы нервно согнулись, остро отточенные ногти царапнули кожу.

— Я надеялась, что не обманусь в вас. Я ведь предупреждала, я говорила вам. Что вы наделали? — И потом, совсем тихо: — Что вы попросили в качестве платы?

Всё дело было в том, что он ничего не просил. Но Хэльвору удалось подцепить самую глубокую и сильную обиду, такую глубокую и сильную, что о ней предпочёл не знать даже сам Файзель. И как только ростки обиды увидели свет, ощутили тепло и потянули корнями воду, обида тут же проросла, круша всё вокруг колючими побегами.