Глава 13

Балагама, Верховный Жрец великого племени майра, поднимался по ступеням к небу. Тысячи лет назад его предками на высокой горе была сложена пирамида, вершина которой восходила к облакам. Там был устроен жертвенник, и это было единственное место, где человек мог пообщаться с богом. Во все века к вершине пирамиды было дозволено подниматься только одному Верховному Жрецу. Этим жрецом сорок лет назад был избран он, Балагама. В течение сорока лет в первый день первого месяца года поднимался он к алтарю. Но на этот раз Балагама знал, что в последний раз идет разговаривать с богом. Он уже стар, а путь не близок и труден. Через год ему не забраться на эту гору и не подняться на вершину пирамиды. Уже сейчас он задыхался во время подъема и часто останавливался, чтоб отдохнуть. Когда он спустится вниз к своему народу, надо будет выбирать нового Верховного Жреца.

Путь к алтарю занимал три дня. Последнюю ночь Балагама провел у подножия пирамиды, подстелив под себя шкуру ягуара и накрывшись плащом от холода. Никакой еды он с собой не брал. Воздерживаться от пищи требовал ритуал, да и тяжеловато обременять себя лишней ношей. Он нес только чащу с жертвенной кровью, собранной по капле от каждого из людей его племени, включая младенцев.

Забравшись на вершину пирамиды, он поставил чашу перед жертвенником и отдышался. Потом произнес молитву и вылил кровь в специальное углубление алтаря. Едва из чаши упала последняя капля, в небесах прогремел гром. Верховный Жрец упал ниц перед алтарем. И тут он услышал с небес голос бога:

— Приветствую тебя, Балагама! Наступает время Пятого Солнца. По окончании его, через три тысячи лет, мир сильно изменится. Миром станут править алчные и злые люди и тогда на Землю спустятся Темные Силы и начнут трясти ее, чтобы уничтожить все живое на земле. Но этому злу можно противостоять. Я дам тебе священный символ веры, с его помощью можно заставить уйти Темные Силы и спасти Землю. Пусть твое племя станет хранителем священного символа до окончания времени Пятого Солнца. Ты — последний из жрецов, с кем я говорю. Больше я не буду разговаривать с твоим народом. Встань! Бери символ веры и ступай с ним вниз! Это Золотой Ягуар. Когда придут Темные Силы, он должен прыгнуть в огонь на вершине высокой горы. И тогда Темные Силы оставят землю.

Когда Балагама поднялся, в жертвеннике не было крови, но в углублении находилась золотая статуэтка, изображающая ягуара в прыжке...

— Папа, ты мне рассказываешь эту легенду уже, наверно, в сотый раз.

— Я хочу, чтобы ты запомнила ее, Изабелл. Запомнила все до последнего слова.

Девушка еще раз внимательно рассмотрела статуэтку Золотого Ягуара, покрутив ее в руках.

— Ну хорошо, рассказывай дальше.

Чтобы скрыть скучающее выражение лица, она перевела взгляд на иллюминатор, за которым простиралась бесконечная морская равнина. Погода в это солнечное декабрьское утро стояла просто чудесная, качки практически не было, а попутный ветерок наполнял паруса и гнал корабль к берегам Венесуэлы, до которой оставалось всего день или два пути.

— Ты ведь знаешь, Изабелл, что дон Луис де Сабио, мой прапрадед, был конкистадором.

— Да, ты мне часто рассказывал об этом.

Девушка не отрывала взгляда от морского пейзажа за помутневшим от соленых брызг стеклом.

— Он и привез из Нового Света эту золотую фигурку, которую мы храним на протяжении пяти поколений. В составе отряда завоевателей в 1518 году, без малого двести лет назад, он прибыл к берегам Центральной Америки. Отряд долго сражался с индейцами, которые сопротивлялись отчаянно и очень жестоко.

— Ну правильно, они же защищали свои земли, свои семьи, дома…

— Не тебе судить об этом, дочь моя! Когда непокорный народ, наконец, сдался, естественно, часть военных трофеев досталась солдатам, но большая часть предназначалась для королевской казны Испании. От берегов Нового Света на родину отправлялись каравеллы, груженные золотом и серебром. Обычно все золотые изделия, добытые у дикарей, сплавлялись в слитки, чтобы их проще было грузить на корабли.

Один старый индеец, умирая, сказал моему прапрадеду, чтобы захватчики ни в коем случае не уничтожали эту статуэтку. Ее индейцы племени майра передавали из поколения в поколение около трех тысяч лет! И он поведал то, что они пересказывали своим потомкам из уст в уста о Великом Жреце Балагаме и о появлении Золотого Ягуара, якобы посланном богами.

Конечно, конкистадоры сочли все это за выдумку непросвещенного народа. Но когда среди прочих золотых изделий на переплавку отправляли эту фигурку, она неизменно оставалась в первозданном виде. Все остальное золото расплавлялось в тигле, а этот ягуар плавал сверху, словно кусок масла в молоке. Мой прапрадед сразу смекнул, что в этой статуэтке скрыта какая-то великая тайна. Он заявил всем, что это не настоящее золото, и никакой ценности ягуар не представляет. И забрал его себе. Но золото здесь самое настоящее. Любой ювелир подтвердит это, дав на отсечение палец на правой руке.

— Почему же тогда фигурка не плавилась в тигле?

— Статуэтка обладает какими-то магическими свойствами, защищающими ее от разрушения. Если кто-нибудь отломает у этого ягуара хвост или лапу и унесет с собой, отломленный кусок исчезнет у похитителя и прирастет снова на место.

— И что, так пробовали делать?

— Да. И не раз.

— Бедненький, — Изабелл прижала статуэтку к губам. — Но мы не будем тебе лапку отрывать. Правда, папа?

— Конечно, не будем. Мы должны беречь его. Ведь уже почти двести лет это наша фамильная реликвия. Тот старый индеец, который поведал прапрадеду легенду о Балагаме и о появлении Золотого Ягуара, буквально с мольбою просил моего предка бережно хранить его и передавать по наследству вместе с самой легендой.

— А правда, что существует остров Йолон Йакаб, где хранятся сокровища племени майра?

— Трудно сказать. Есть такое предание. Но либо это просто сказка, либо индейцы так тщательно берегли свою тайну, что никому не известно местоположение этого острова. Ни под пытками, ни под страхом смерти никто не рассказал, что это за остров Йолон Йакаб и где он находится. А теперь племени майра давно не существует, а вместе с ними умерла и их тайна. По преданию, и Золотого Ягуара они тоже должны были отправить на тот остров, название которого переводится как Божественная Молния. Но к нему индейцам приходилось плыть на пироге с шестнадцатью гребцами почти трое суток. Путешествие опасно, и пироги очень часто не доплывали до острова. И потому на протяжении многих поколений каждый, кто становился вождем племени майра, не решался отправлять туда эту ценную реликвию.

Изабелл еще раз полюбовалась Золотым Ягуаром.

— Интересно, неужели это на самом деле волшебный артефакт, способный спасти мир?

— Видишь ли, Изабелл, история о Балагаме, Великом Жреце племени майра, которую ты слышала от меня сто раз, как раз и говорит о том, будто бы в нем имеется некая сила, и Золотой Ягуар, сделав прыжок в огонь на высокой горе, спасет мир от вселенской катастрофы. Но мы-то — просвещенные, цивилизованные люди и знаем, что все это глупости и бред дикарей, поскольку истинная вера утверждает, что Светопреставление неизбежно, и никакая статуэтка не может предотвратить то, что предначертано Господом. А о дне и часе наступления Судного Дня никому не дозволено знать, ибо все находится в руках Божьих. Но вот что удивительно, ведь какая-то сила заставляет Золотого Ягуара оставаться в сохранности, вот в чем дело! Что-то движет этим и не спроста. То, что богов майра не существует, это ясно как день, они не могут защищать статуэтку, но ведь кто-то ее опекает, — старый испанец понизил голос. — Быть может, тут замешан сам Сатана…

Он помолчал немного, затем продолжил свои воспоминания:

— Мой прапрадед, лейтенант Луис де Сабио, вернулся в Испанию богатым человеком. Ему в то время было почти сорок лет, а он еще не был женат. Он поселился в нашем родовом замке, где жил его старший брат, Филипо де Сабио, со своим семейством. Потом прапрадед женился, у него родился сын. Он жил безбедно и счастливо, но старший брат стал завидовать ему. Сначала у них вышла ссора из-за жены дона Луиса, потому что дон Филипо, хоть и был женатый, да к тому же еще и в годах, тем не менее, решил приударить за ней. Дон Луис чуть не заколол шпагой своего старшего брата. Вступилась жена дона Луиса, сказав, что не изменяла мужу и никогда не допустит измены. А к старости дон Филипо стал страстным игроком. Как-то раз, чтобы расплатиться с долгами, он захотел украсть у брата статуэтку Золотого Ягуара, и продать ее. И едва он достал фигурку из шкатулки, с ним тут же случился удар. Что, как не высшая сила устроила это? Но на этом несчастья рода дона Филипо не завершились — оба его сына вскоре погибли на дуэлях.

После смерти дона Филипо моему прапрадеду явилось видение, в котором ему повелевалось бережно хранить эту вещь на протяжении поколений и никому ее не отдавать под страхом смерти. А если мы ее потеряем, продадим или иным способом избавимся от нее, наш род прервется, потому что все ныне живущие представители нашего рода умрут.

Так что, теперь это и честь, и проклятие рода де Сабио. И ты, милая Изабелл, храни Золотого Ягуара, и твои дети пусть хранят. Я уже стар, быть может, я никогда не увижу своих внуков, поэтому ты должна сама взять с них обещание с верностью выполнить наш семейный завет.

— Ну что ты, отец! Ты будешь жить еще долго…

— Не знаю, Изабелл. Мне уже шестьдесят, меня мучают мигрени и боли в сердце. Но я лично поклялся своему отцу перед его кончиной, что сберегу эту вещь. И перед тем, как мы с тобой покинули Старый Свет, я… Но ты не слушаешь меня, дочь моя!?

Изабелл молчала, она действительно размышляла о чем-то своем. Она думала о том, что отец уже действительно очень стар и не совсем здоров, а потому недалек тот день, когда она останется совсем одна. И еще о том, что скоро Рождество, ее любимый праздник, а она впервые встретит его на чужой земле, а быть может, и в море, по-летнему теплом и ласковом море, а не в Испании, где сейчас холодно и дожди. А порой выпадает и снег. И что заканчивается 1712-й год, и скоро ей исполнится восемнадцать лет. И что там, в Испании, осталось ее детство, а в свою взрослую жизнь она вступит в совершенно незнакомой стране.

— А как ты думаешь, — прервала, наконец, молчание Изабелл. — В Америке нам будет хорошо?

— Не знаю. Я надеюсь, мы будем жить там безбедно. Наших средств должно хватить, чтобы купить хорошую фазенду с табачной плантацией, или плантацией сахарного тростника или кофе, которая будет приносить нам приличный доход.

— Все равно. Другая страна, другие люди. Я буду долго привыкать. И скучать по Гранаде.

— Ничего. Надо надеяться, что и в Новой Гранаде тебе тоже будет неплохо.

— А помнишь, отец, ты что-то рассказывал мне про одного нашего давнего предка? Не дона Луиса де Сабио, конкистадора, а про другого…

— Про его брата, дона Филипо де Сабио, игрока, волокиту и пьяницу?

— Нет, про кого-то еще, кажется, их дядю. И твоего, наверно, прапрапрадеда. Того, который стал жертвой Святой Инквизиции.

Лицо старого гранда побледнело.

— Что с тобой, отец?

— Что-то нехорошо. Давай выйдем на палубу, хочу подышать свежим воздухом.

Изабелл помогла подняться престарелому отцу и, взяв его под руку, вместе с ним вышла на палубу. Свежий ветер трепал ее темно-каштановые, почти черные кудри и седины старого идальго. А солнце светило вовсю и жгло нещадным зноем. Чтобы защититься от его лучей, они встали у штирборта в тени грота. Изабелл, облокотившись о фальшборт, принялась вглядываться в бесконечную морскую даль. Она следила за белыми барашками волн, которые, словно соревнуясь друг с другом, бежали наперегонки рядом с кораблем.

— Изабелл! Никогда не спрашивай меня про этого нашего предка.

— Почему, отец?

— Его проклял сам папа. Даже имя его запрещено произносить вслух во веки веков! — идальго перекрестился. — Видимо, тогда я слишком много выпил орухо, когда обмолвился о нем.

— Он был колдун или алхимик?

— Изабелл!

— Ладно, всё, хорошо.

Тем не менее, старик явно хотел еще о чем-то рассказать юной сеньорите, даже несмотря на то, что сам решил прекратить разговор на эту тему. Отвернувшись от нее, он заговорил.

— Его звали дон Диего де Сабио, прости меня, Господи! Это тоже проклятие нашего рода, похоже, он продал душу дьяволу. Недавно он опять приходил ко мне…

— Во сне?

— Нет, наяву.

— Но ведь он, наверное, умер, и очень давно.

— Да. Очевидно, то был его призрак. Он часто является ко мне. И требует отдать ему статуэтку ягуара. Но я каждый раз прогоняю его. Он являлся и к моему отцу, и тот тоже прогонял его и прятал от него нашу семейную реликвию, как это делал и я. Ведь ни отец мой, ни я не хотели, чтобы прервался род де Сабио. Поклянись, что и ты его прогонишь, если он явится к тебе.

— Хорошо.

— Поклянись!

— Клянусь Святой Девой!

Однако было похоже, что Изабелл не восприняла всерьез эти слова отца. Последние годы он вообще вел себя довольно странно. Очевидно, рассудок его становился все менее ясен. Даже этот неожиданный переезд в новые испанские земли выглядел не совсем здравым решением — бросить родовой замок и уехать неизвестно куда. Выглядело это так, словно он поспешно скрывался от кого-то. Неужели и впрямь причиной всему стал какой-то злосчастный призрак?

— Изабелл…

— Да, отец.

— Этот дон Диего… призрак дона Диего, он… он имеет надо мной очень большую власть. Но, тем не менее, у меня хватило сил не отдавать ему нашу реликвию. Ведь тогда получается, что я нарушаю завет и избавляюсь от нее. А значит, нас с тобой ожидает смерть. Тогда он велел нам самим отправляться в Новую Гранаду, потому что эта статуэтка должна находиться там…

Изабелл молчала. Она продолжала вглядываться в бескрайнюю синеву океана. По словам капитана, чуть ли не завтра, в крайнем случае — послезавтра должны будут показаться берега Новой Испании, поэтому каждый, кто был на корабле, мечтал поскорее увидеть землю.

— А смотри, отец, вон там, следом за нами, плывет другой корабль.

— Где? Я не вижу, — старый испанец и впрямь с недавнего времени стал очень слаб зрением.

— Ну там, — Изабелл показала рукой на горизонт в сторону кормы.

По палубе с громкими криками забегали матросы. Какой-то офицер, пробегая мимо, крикнул:

— Сеньор! Сеньорита! Немедленно пройдите в свою каюту!

— А что случилось, капитан? — старый идальго схватил за рукав пробегающего мимо капитана корабля. — Мы тонем?

— Пираты! Спрячьтесь у себя!

— Какой ужас! Мы погибли?

Девушка прижалась к отцу, когда они снова оказались в своей маленькой каюте.

— Я очень стар, Изабелл. Силы мои на исходе. Но я буду защищать тебя до последней капли крови!

Старый гранд зарядил пистолет и приготовил шпагу. Примерно через час началась пушечная канонада. Корабль трясло от выстрелов пушек и от сыплющихся на него ядер. С треском и грохотом одна за другой рухнули обе мачты. Спустя некоторое время сильный удар качнул судно — противник стукнул бортом в борт, и началась абордажная схватка. Крики, выстрелы, звон клинков, стоны, матросская брань проникали в каюту. Изабелл все еще прижималась к отцу. Он обнимал ее левой рукой, а в правой держал наготове заряженный пистолет.

Дверь каюты вылетела от сильного удара ногой. В проем ворвался пороховой дым, громче стали слышны звуки сражения. На пороге появился здоровенный пират, этакий верзила с черной повязкой на одном глазу. Второй его глаз плотоядным взором уставился на Изабелл.

— Неплохой приз, — оскалив в кривой улыбке редкие, желтые от табака зубы, произнес он по-английски и сделал шаг вперед.

Испанец загородил дочь своим телом и выстрелил из пистолета. Одноглазый, издав звериный рык, схватился за живот и рухнул на пол. Но в дверном проеме тут же возникли еще два пирата. Старый гранд отбросил пистолет и переложил в правую руку шпагу. Тесное помещение давало преимущество кабальеро: нападавшие только мешали друг другу. Мешало им и тело одноглазого пирата, валявшееся под ногами. Однако битва длилась недолго, силы очень скоро покинули старика, он не смог отразить удар абордажной сабли и повалился, истекая кровью.

— Прости меня, Изабелл… — только и успел прохрипеть он.

— Красотка — моя добыча! — крикнул один из победителей.

— Нет, моя! — не согласился с ним другой.

Между пиратами завязалась потасовка. Но тут в каюте появился высокий человек в широкополой шляпе и с огромной черной бородой.

— Хэндс! Жерар! Что вы тут не поделили?

Флибустьеры прекратили драку и опустили сабли. Чернобородый перешагнул через трупы одноглазого флибустьера и старого испанца. Только сейчас он заметил Изабелл. Он подошел вплотную к девушке, приподнял указательным пальцем ее подбородок и заглянул в лицо.

— Милая мордашка. Она будет моей! Неплохой подарок к Рождеству, не так ли?

Жерар и Хэндс переглянулись между собой и склонили головы как провинившиеся школяры. Изабелл стояла, дрожа от страха, вся белая как гипсовая статуя. Крики и ругань снаружи утихли — абордажная схватка подошла к концу. Тишину нарушали только стоны раненых и редкие возгласы победителей. Чернобородый взял Изабелл за руку и буквально выволок ее из каюты. За ними на залитую кровью и заваленную трупами палубу вышли Хэндс и Жерар.

— Пленников связать — и в трюм, — распорядился Черная Борода. — Все ценное — к нам на «Месть королевы Анны». Эту калошу поджечь. Своим ходом она передвигаться не может, а буксировать эту развалину четыреста миль до Тортуги лично у меня особого желания нет.

Пираты ответили одобрительным гулом и принялись выполнять распоряжение.

— А ты, крошка, — обратился к Изабелл Черная Борода, — ничего не бойся. Никто тебя не тронет, пока будешь моей женушкой. А когда мне надоест, я отдам тебя Жерару и Хэндсу. Ну, а потом уж — всей команде. Ха-ха-ха! Эй, что там происходит?!

Что-то не понравилось Черной Бороде в действиях матросов. Пока он разбирался с беспорядком, на время отпустил руку Изабелл. Девушка немедленно воспользовалась свободой и прыгнула за борт. Она решила, что смерть в волнах лучше, чем бесчестие в руках озверевших морских разбойников.

Она плыла, сколько ей хватило сил. Мешало длинное платье, но ей удалось проплыть больше кабельтова, прежде чем силы окончательно покинули ее. И тогда, захлебываясь морской водой, она начала медленно опускаться на дно.

— Спустить шлюпку? Догнать ее? — спросил Черную Бороду Израэль Хэндс.

— Да дьявол с ней, — хладнокровно ответил предводитель пиратов. — На судне Бенджамина Хорниголда служил один моряк из России, он говорил: «Если дама выходит из кареты, лошадям легче ее тянуть…» Или что-то в этом роде. Из-за девки поднимать суету? Пусть ей полакомится акула, Вернемся лучше к нашим баранам. Есть что-нибудь ценное на этой калоше?

— На любом судне всегда что-нибудь да есть. Хотя бы вот это, — Хэндс поднял с палубы валявшуюся у него под ногами золотую фигурку, изображающую ягуара в прыжке. — Ты посмотри, какая славная вещица

— Забавная вещица, — согласился Черная Борода, принимая фигурку из рук Хэндса и рассматривая ее.

— А девчонка и ее папаша, похоже, были знатные птицы, — заметил Пьер Жерар. — В их каюте ларец, доверху набитый побрякушками и золотыми монетами!

— В трюмах китайский шелк и пряности, — доложил один из пиратов.

— Тащите все на «Месть», — распорядился Черная Борода. — Я тут вот о чем подумал, — обратился он к Хэндсу и Жерару. — Вчера мы, наконец, дождались прохода каравана, который направлялся в Европу, и очень удачно помогли одному из галеонов отстать от своих. У нас в трюмах две тысячи фунтов золотого песка, да еще сегодняшний приз. Удача сопутствует нам, но тот самый моряк из России, о котором я упоминал, говорил много мудрых изречений. Например: «Если повозка доверху нагружена сеном, лошади кричат «И-го-го!»». Мы находимся всего в двадцати пяти милях от острова Веселого Роджера. Пожалуй, стоит завернуть туда, проверить наши закрома, а заодно и пополнить их. Шелк и пряности мы продадим на Антигуа, а золото хорошо бы припрятать.

— Ты прав, Тич! — Хэндс не сводил глаз с золотой фигурки, которую Черная Борода все еще вертел в руках. — Чтобы команда не поднимала гвалт и не требовала немедленной дележки. Так и сделаем. А вообще мне нравится остров Веселого Роджера! Может, возьмем его в собственность и организуем там поселение?

— Подумаем…