11

Про утаённый попрошайкой документ все забыли, и, чтобы от­влечь друзей ещё больше, Сява принялся пересчитывать доставши­еся ему фантики. Считал он и так, и этак, но у него ничего не получа­лось, потому что не хватало конечностей на теле, чтобы соизмерить их заведомо известное количество со свалившимся, как снег на го­лову, богатством. Попрошайка задействовал для счёта и пятки, и коленки, и плечи с локтями, всё равно фантиков получалось боль­ше. Тогда он прибегнул к хитрости — разложил фантики в кучки по десять штук.

— Четыре раза по десять и ещё три штуки, — с гордостью сообщил Сява своим товарищам.

Все уважительно покачали головами, но, сколько это, представить всё равно не могли. Мозг отказывался воспринимать такое огромное количество чего-то полезного.

Теперь предстояло обсудить вопрос: когда и каким путём целесообраз­нее возвращаться в свою драгоценную Коммунизию?

Культя предлагал идти немедленно. Сява призывал к тща­тельным раздумьям и осторожности в решении столь ответственного вопроса. Кнут тоже не торопился, надеясь ещё чего-нибудь оттяпать у капиталистов и, главное, набить хотя бы одну буржуйскую морду, чтобы неповадно было той сомневаться впредь в великом преимуще­стве Коммунизма перед эксплуататорской системой. Вася тихо попискивала, поддакивая то одному, то другому оратору.

— Тихо! — оборвал всех Сява. Насторожился, вытянул шею. Со сто­роны Коммунизии кто-то приближался.

— Да это же Секретарь тот самый, шкура продажная, — обалдело выговорил Культя.

Толстяк топал по шпалам. За ним — здоровенный мужик с дубиной у пояса, по виду явный пограничник, толкал перед собой по ржавым рельсам огромную четырёхколёсную тележку. Они подошли к вагону, рас­пахнули дверь, и мужчина перебросил мешки в свой транс­порт. Потом Секретарь самолично влез в вагон, долго там шарил, ругался, но вылез довольный, держа в руках толстую фигурную бутыл­ку. Он торопливо отвинтил колпачок, глотнул несколько раз.

— Хороша, зараза, — выдохнул восхищённо.

Пограничник зачарованно наблюдал за убывающей жидкостью и даже весь выгнулся от желания попробовать.

— Это они для меня оставляют, — поважничал Секретарь. — Не знаю уж, как и догадались. На, глотни пару раз во славу Партии.

— Ах, забирает! — передёрнулся мужик. — Лучше пива.

— Это выски, — пояснил толстяк. Он допил жидкость и бросил бутыл­ку в вагон.

— Нельзя её с собой брать. Члены не одобряют контактов с заграницей.

— А Партбилеты?

— Так это же гу-му-ню-тар-ка. Её буржуи обязаны нам регулярно присылать.

— Зачем им это?

— Партбилеты, как бы мы их не оберегали, изнашиваются. Требуют, так сказать, замены. Вот поганые буржуи и откупаются. Из страха перед Красной Кнопкой. Крепко они её боятся. А ещё наших великих идей боятся.

— Да-а-а...

— Шибко боятся. А ну, как и у них, народ сбросит ярмо и тоже начнёт строить Коммунизм!

— Да-а-а...

— Вот тебе и да-а-а. Послезавтра повезу в Хремль Партвзносы, а то протухнут скоро, да мешки эти с Партбилетами, — хочешь, тебя с собой возьму?

— Да-а-а...

Тележка стала удаляться. Секретарь сильно качался. Грохнулся, встал и запел: «Широка страна»...

— «Моя родная», — подхватил пограничник.

— «Много в ней лесов, полей и рек»...

— Что такое лесов? — спросила Вася.

— Пней, значит. Раньше их почему-то леса называли.

— Ну и ну. Вот так-так. Вот тебе и на-а-а, — талдычил Сява, потрясён­ный явлением Секретаря. Он повторял бесчисленное количество разных междометий, которые никак не складывались в какую-нибудь вразумительную мысль.

— Значит, Партбилеты нам буржуи присылают? — озадачился Культя. — А я-то всё думал, что это за предмет такой удивительный — Партбилет. А вот оно, значит, как...

— Вот как оно того, поди, — подтвердил Сява. — Поди оно того и так… Вот.

— Того не того, — вклинился в разговор Кнут. — Нам всё это без разни­цы. Нам надо бы о возвращении договориться. О точном времени.

— Вот-вот, совегшенно пгавильно, — Сява очнулся от наваждения и заговорил каким-то не своим голосом. — Пгавильно и своевгеменно заостгяете вопгос, товагищ. Это для нас сейчас наиговнейшая задача. Насущная и можно даже подчегкнуть, безотлагательная. У кого веские сообгажения по затгонутому вопгосу?

— Назад лучше всего идти послезавтра, — сказал Культя. — Послезавт­ра Секретарь этот покатит телегу в Хремль, а потому возвращаться будет не так опасно. Хоть и есть у нас по запасному Партбилету, но лучше обойтись без эксцессов.

— Что же, — заговорил Сява уже нормальным голосом. — Соображения резонные. Но что будем делать завтра? Так и просидим весь день без еды? Учтите, в Красносолс… сорс… сонс… в общем, там нас вряд ли покормят.

— У нас ещё эти штуки остались, — напомнила Вася.

— От этих штук одни слюни, — фыркнул Сява. — Вот я хоть и проглотил их, а как хотел есть, так и не перестал. Никакой сытости.

— И в животе урчание, — добавил Культя.

— Это у тебя вечные с животом проблемы, — посмеялся попрошайка. — Тебе и пукнуть боязно, как бы не обмишуриться. — Сява горделиво натужился и дал звук. В его штанах странно загудело и как будто что-то лопнуло. — Ой! — перепугался попрошайка. — Что это? Что это такое? — Он ощупал себя и прямо весь скорчился от страха. — Штаны к жопе прилипли, — прошептал испуганно.

— Снимай! — сказал Кнут.

Попрошайка быстро развязал тесемки и выставил зад на экспертизу.

— Что? Что там? Не томите!

— Непонятное что-то, — озадаченно произнес Культя. — Не мог бы ты еще раз…

Попрошайка натужился… Большой розовый шар надулся меж Сявиных ягодиц и с резким хлопком взорвался.

— Кишка лопнула, — ужаснулся Культя.

— Нет, не кишка это, — присмотрелся Кнут. — Это, кажется, то, что мы ели.

— Да? — обрадовался Сява. — Он оторвал кусочек и стал рассматривать. — Точно. Та самая буржуйская еда. Только пахнет уже не так. Со-о-всем не так…

— А на вкус? — спросил Культя.

Утром четверо путешественников опять заговорили о возвращении. Сява предлагал немедленно бежать в Коммунизию, а там уж, как Кузмич на душу положит. Главное — подальше от вражьих происков.

Культя согласно кивал.

Кнут настаивал на внезапном внедрении в логово капиталистов, экспроприации некоторого количества продовольствия и быстрого отступления в родные пенаты.

— Да, едой, конечно, неплохо бы запастись, — не очень решительно согла­сился Культя. — До наших краёв идти далеко… А ведь это ты нас на юг заманил, — критик зло толкнул попрошайку в бок. — Сидим тут теперь у капиталистов, трясёмся, того и гляди схватят...

— Я не трясусь, — заговорил Сява. — Я, если надо, как дам стрекача — ни один буржуй не догонит. Они — буржуи-то все толстые, сидят, не­бось, целыми днями на своих мешках с фантиками и крыс жирных трескают, чтоб им лопнуть всем от обжорства.

— Они-то сидят, и будут сидеть. За тобой прислужники их погонятся. Эти, за пару фантиков, кого хочешь догонят.

— Не догонят, — расхвастался Сява. — Меня ещё никто не догонял.

— Вот тогда иди и добывай еду, раз ты такой прыткий. А мы тут подождём.

— И пойду. Наемся и как дам стрекача. До самого Хремля добегу. И не остановлюсь ни разу. И оглядываться не буду. А вы сидите тут и жди­те, пока вас в цепи закуют и начнут измываться.

— Надо всем вместе идти, — решил Кнут. — Украдём что-нибудь и бегом.

— Да, вместе легче воровать, — поддакнул Сява. — Одни едят, другие на стрёме.

— Значит, углубляемся в логово? — спросил Культя, всё ещё робея, но уже и с некоторой долей решимости.

— Значит, да, — кивнул Кнут. — Местность тут безлюдная, холмистая...