24

Близился полдень. Рыночные страсти затихали. Колхозники паковали выменянные на продукты питания предметы роскоши: бутылки, куски стекла, ржавую жесть, железную и медную проволоку, куски арматуры. Кто-то под завистливые вздохи окружающих прилаживал к поясу колесо, а кто-то перевешивал через плечо сразу два, связанных лубяным шпагатом.

Неожиданно в поредевшей толпе Кнут увидел Сяву, который, перепархивая от одной кучки людей к другой, кого-то осторожно выискивал. По-видимому, здесь многие его знали и далеко не всех это знакомство устраивало, потому что попрошайка постоянно озирался, привставал на цыпочки, прислушивался, присматривался, в общем, бдил. Приметив Кнута и Васю, он тут же подкатил поближе, цепким взглядом прощупал их лица, угодливо заговорил:

— Вижу, вижу. Ага, ага. Вот, как я располагал, как рассчитывал, так оно всё и получилось. Так оно и сподобилось. Обещал Васю — вот она Вася. Всё тип-топ. Всё чин-чинарём. Любо-дорого смотреть, чудесно созерцать. А ты, помнится, не верил. Сомневался. Противился. Песком в меня кидался, глаз мне хотел подбить...

— Ничего с тобой не случилось, — буркнул Кнут. — Хитрый ты, Сява, больно.

— Это Сява-то хитрый! — Попрошайка подпрыгнул и мелко-мелко затряс бородавками. — А разве не Сява вчера ночью был обесчещен, обруган, проклят и даже почти что убит?

— Ну, — замялся Кнут. — Сам виноват.

— Это я-то виноват? А у кого это моя Васенька торчит из-за спины? У кого это? — Сява привстал на цыпочки и вытянул шею. — Да вот же у кого! У этого вырубалы, который меня вчера и водой заливал, и дымом курил, и мучил мукою смертной. Как же это моя Васенька к нему попала? От кого это он о ней услышал? От кого?.. — Сява приложил ладошку к уху. — Громче, громче, не слышу, — подначивал попрошайка угрюмо молчащего Кнута.

— Дай ему в глаз, — посоветовала Вася.

— О, Великий Кузьмич! — Сява бухнулся на колени и громко стукнулся головой о землю. — Услышь молитвы бесконечно униженного раба твоего. Это я, Коммунист Сява, взываю к тебе. Всю свою энергию, ум, талант, всё свое рвение я посвятил служению Родине, Партии и народу. И вот как некоторые представители этого самого народа благодарят меня! Те самые представители, которые удовлетворяют свои ненасытные прихоти с моей красавицей Васенькой. С моей кровинушкой.

— Он что, твой отец? — спросил Кнут негромко и сочувственно.

— Вполне возможно, — проворчала Вася. — Во всяком случае, постоянно в этом клянётся и всюду за мной мотается.

Сява завывал на все лады, внимательно следя за реакцией вырубалы цепким внимательным взглядом.

— Ох, как мне тяжело, ох, как мне обидно. И не только обидно, а даже горько!..

— А вот если эту картошку кусить позволю, будет не обидно? — спросил Кнут не без ехидства в голосе.

— Очень даже мне это будет радостно! И не за себя радостно, а за тебя, потому что только разумный человек способен на такой возвышенный поступок.

— Значит, кусишь и будешь радоваться?

— И радоваться, и веселиться, и почти что даже ликовать.

— Всего лишь почти что?

— Да я буду так ликовать, что даже тебе приятно станет. Скажешь себе, вот мол, какую хорошую малость я доброму человеку сделал, а как ему стало замечательно, как он прыгает, как скачет, будто бы целую картошку съел, будто бы ему ещё и фантик дали, будто бы пивком вволю напоили и опарышком закусить позволили...

— Так, так, — перебил Кнут попрошайку, который вполне мог дойти в своих безудержных фантазиях до целой бочки с опарышами, или даже до вороха копчёных крыс. — Ладно, позволю я тебе разочек куснуть, но с условием, что больше просить у меня ты ничего не будешь.

— Как же это так? — ужаснулся Сява. — Как же это не просить? Я же все-таки попрошайка, а не какой-то там критик.

— Ладно, хотя бы три дня. Договорились?

Сява притих, усиленно соображая.

— Иначе ничего не дам, — пригрозил Кнут. — Прямо сейчас всё съем, и тогда ты хоть по камню языком молоти.

— Договорились! — поспешно согласился Сява, подскочил поближе и приготовил рот.

Кнут обхватил картошину широкой ладонью так, что наружу высовывалась лишь макушечка. Протянул Сяве.

— На, куси и возрадуйся, но если за палец цапнешь — прибью!

Попрошайка напрягся, казалось, даже зубы его выдвинулись вперёд. Выкусил он очень ловко, до самой сердцевины. Тут же отшмыгнул, ожидая последствий.

Кнут с удивлением осмотрел остатки картошины, что-то в нём взметнулось, вспыхнуло, но тут же потухло. Возможно, от восхищения, а, скорее всего, из-за присутствия Васи. Попрошайка сразу расслабился, разомлел и начал разглагольствовать о том, какой он чудесный, незаменимый, необходимый и вообще полезный во всех отношениях друг, товарищ и брат всем и каждому, и тем и другим, любому и всякому.

Пока вырубала с девицей отыскивали на рынке критика, Сява, как назойливое насекомое, порхал сзади, тряс лохмотьями, руками, бородавками и всё бубнил, бубнил и бубнил…

Культя уже закончил разборки с колхозниками по поводу вкусовых качеств местных продуктов и усердно тужился на глиняном горшке. Закончив процедуру, он с важностью встал, подтянул штаны, не спеша и с достоинством перевязался.

— Что это такое? — заныл колхозник, заглянув в посудину. — Да разве это Кал? Понос один.

— Чем богаты… — ответствовал Культя, перекатывая в руках симпатичную тыквочку.

— Чтоб тебя после смерти вороны не склевали, — выругался труженик полей и огородов. — Чтоб тебя…

Но его попрёков уже никто не слышал.

На другой день Вася объявила собравшимся страдальцам, что у неё появилась потребность давать только одному товарищу Коммунисту, за что тот будет её поить, кормить, защищать и, кроме всего прочего, лелеять. Мужики, изощрённо матерясь, стали расходиться.

Культя влюбленным взглядом ловил каждое движение Васи. Сява заметил это, что-то прикинул и подобрался поближе.

— Хочешь её? — спросил попрошайка напрямик.

Культя смутился, хотел было отпереться, но взял себя в руки и горестно кивнул.

— Могу дать ценный совет.

Критик напрягся в ожидании.

— Ценный совет кое-чего стоит, но я дам тебе его почти задаром.

Культя перестал вслушиваться и принялся колупать ногти.

— Почти — это не значит совсем, но дешевле, чем без малого, — тут же подкорректировал свои мысли Сява.

— Сгинь, ради Кузьмича, — попросил Культя. — А то потеряю терпение. Самообладания лишусь, понимаешь? И долбану тебя камнем или тазом вот этим к нашему обоюдному огорчению. Сечёшь?

— Секу-то я секу, да не совсем разумею. Сначала принято вроде бы как поинтересоваться, что это такое я хотел бы заполучить в качестве компенсации, а потом уже возмущаться, ежели глуп, а ежели не совсем, то торговаться или соглашаться, потому как советы мои очень даже деловые. Полезные, значит.

— Дай мне совет, как от тебя избавиться. Вот за такой совет я бы фантика не пожалел. Честно говорю.

Попрошайка встрепенулся, возрадовался, вскинул лохмотья, но, что-то смекнув, обуял свою торопливую жадность и снова деловито уселся.

— Нет уж, лучше поторгуемся. А поскольку ты такой на меня надутый, злой как бы, я сам буду уменьшать количество полагающегося мне вознаграждения.

— Не нужны мне твои советы. Понял? Катись отсюда. Поищи болванов там где-нибудь, в другом месте. Там, а не здесь. Здесь болваны вывелись все. Кончились. Исчерпались. Иссякли… Тьфу ты, памжа...

— Кончились, вывелись, — хмыкнул под нос Сява. — Как бы не так.

Критик вскочил, несколько раз плюнул в песок, потёр лоб ладонью и снова уселся, вздрагивая от разошедшихся нервов.

— Не переживай так, — посочувствовал Сява. — Дашь тыквочки кусить пару разочков, научу, как заиметь эту девицу.

Культя мрачно посмотрел на попрошайку. В его глазах мелькали то интерес, то сомнение.

— Неужто торговаться ещё будешь? — спросил Сява с сарказмом.

— Ладно, не буду — говори...

Сява от радости хотел запросить три разочка или даже четыре, но критик тут же пресёк его намерения:

— Сразу давай выкладывай, без базара, а начнёшь трёп разводить, то дел с тобой больше не имею. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Учти.

Попрошайка вздохнул.

— Значит так… Два разочка?

Культя кивнул.

— Значит так… А может, всё-таки три?

— Пошёл на!..

— Ладно, замнём. Пригласи её в ресторан. Она баба душевная, не зануда. Когда её кто ублажит, испытывает ответное чувство благодарности. В отличие от других.

— Это всё?

— А на что ты рассчитывал? Что я скажу: свистни, топни и она сама прибежит? Я ж дело советую. А не туфту.

— Такое дело я и без подсказок мог предложить.

— Так чего ж не предлагал?

— Так ведь расходы.

— Расхо-о-оды, — передразнил Сява. — Как будто без расходов сумеешь?

— С расходами и дурак сумеет.

— Ну, всё. Ты согласился — я сказал. Дело сделано. Не нравится — сиди, лупи глаза. Или займись этим самым. — Попрошайка сделал рукой весьма красноречивое движение.

Культя заскрипел зубами.