23

После полудня, когда трудовой день у работников умственного труда Коммунякии закончился, Культя, воспользовавшись тем, что Кнут куда-то отошёл, как бы невзначай оказался рядом с Васей. Посопел, покряхтел и как бы ненароком осведомился, не соблаговолила бы девица откушать яств в каком-нибудь местном ресторане, и как бы между прочим заметил, что постоянное потребление тыквочек и картошек ухудшает пищеварительные процессы, в связи с чем порекомендовал кушать время от времени хотя бы немного мяса.

К удивлению критика, Вася сразу согласилась и сообщила, что знает подходящее заведение, в котором подают изумительные закуски и, что особенно примечательно, тамошние работники никогда не пристают к девицам со своими потребностями, поскольку, как ей говорили, они все до одного — пидарасы.

Сява, растопырив уши, с восторгом прислушивался к разговору. Усиленно жестикулируя и подмигивая Культе, он показывал на пальцах, сколько раз он предполагает откусить от тыквочки критика, в связи с претворением в жизнь деловых рекомендаций.

Заведение располагалось в старинном бомбоубежище, которое никак не могло обвалиться, потому что было отлито из прочного бетона с арматурой из железнодорожных рельс. Это был лучший ресторан Краснославска, а, возможно, и всей Коммунякии.

Несмотря на раннее время, помещение не пустовало. Собирались здесь в основном товарищи с выдающимися способностями, реализация которых позволяла им значительно увеличивать возможности в деле потребления.

Культя усадил Васю за свободный столик, сплетённый из ивовых прутьев. Тут же подлетел проворный официант.

— Два пива и закуску, — потребовал кавалер, балдея от собственной щедрости.

— Есть жареные клопы. Только что прибыли из Красноздравска.

— На чём пожарены?

— На собственном сале.

— Вот если бы на крысином, — скривился Культя. — А, ладно, неси.

— Имеются печёные вороны, — предложил официант.

— Одну можно.

— Копчёные крысы у нас превосходные.

— Парочку, — сказал критик важно. Тут же, что-то прикинув, поманил работника пальцем.

Официант услужливо пригнулся.

— Не очень крупных, — тихо, так, чтобы не слышала Вася, добавил ухажёр.

— Имеются солёные опарыши, тараканы, жареные гусеницы — свежайшие, — не унимался официант.

Культя нахмурил брови. В кармане у него лежало всего два фантика.

— Опарышков принесите. Говорят, они у вас неплохие.

— Отборные. Для откорма приобретаем лучшие трупы в округе.

— А худшие куда деваете? — хитро прищурился критик.

— Худшие не берём. Бракуем.

— Все так говорят. А сами как только попадётся труп посуше, покостлявее, как только крысы им побрезгуют, так сразу опарышкам-то его и скармливают. А на сухом мясе жирного опарыша не взрастишь.

— Напраслину возводишь, товарищ, — недовольно зашевелил губами официант. — У нас, знаешь ли, марка, класс! Мы не можем позволить себе фальсификацию продукта. Сомневаешься? Пройди в откормочный цех. Убедись воочию.

— И пойду, — строго ответил Культя. — Но потом. По долгу службы, так сказать. А сейчас — исполняй-ка заказ.

Официант удалился. Вскоре он принёс две кружки пива. Тут же появилась тарелочка с клопами, пузатые бело-розовые опарыши и запечёная прямо с перьями ворона.

Культя с маху отцедил половину пива, аж дух перехватило, схватил самого крупного клопа за хоботок, оторвал лапки и отправил тушку в рот. Вытер выступившие слёзы, шмыгнул носом и обеспокоенно закряхтел, посматривая, как его подруга споро разделывается с вороной. Чтобы сильно не отставать, кавалер подцепил сразу нескольих опарышей и стал глотать их, не прожёвывая и почти не наслаждаясь. Он слегка расстроился, определив, что полакомиться вороной ему уже не придётся, хотел было выхватить кусочек, но опомнился, сообразив, что всё это обжорство затевалось исключительно как средство соблазнения. Культя заставил себя прекратить пожирать опарышей и пододвинул блюдо девице. Та благодарно покивала, сделала затяжной присос к кружке и захрумкала солёненьким деликатесом.

— А ты — клёвый товарищ, — приободрила чуть скисшего ухажёра Вася, подтягивая поближе тарелочку с клопами.

Вообще-то Культя не считал себя обжорой. Как каждый честный Коммунист, он умел довольствоваться малым, так что вполне мог обойтись и без всех этих вкусностей. И где-нибудь в другом месте, где не витали бы столь дурманящие запахи и где перед глазами не мелькал бы рот, блаженно пожирающий яства, можно было бы и не думать о еде, но именно сейчас не думать о ней было невозможно. Нервничал он, впрочем, не столько от жадности, сколько от страха, что расходы окажутся напрасными, что Вася начнёт отговариваться и хитрить, когда дело вплотную приблизится к потреблению её прелестей. Надо было срочно искать необходимые слова, но самые подходящие никак не выговаривались, а всевозможные заменители женщина могла истолковать превратно и потом в самый ответственный момент отпереться. Культя проклинал себя за нерешительность, но в такие моменты его всегда клинило. Критик с надеждой посмотрел на девицу. Та чуть смутилась и, потупившись, произнесла:

— Я подожду тебя снаружи, а ты пока расплатись. Только не задерживайся долго.

— Я? Да я мигом, уж я-то… — засуетился её новый ухажер.

Вася мило улыбнулась и поспешила к выходу.

Культя быстро облизал тарелки. Официант уже стоял за его спиной.

— Изволим расплатиться?

— Вот именно. — Критик вынул из кармана два фантика, замялся на мгновение, но протянул оба. — А ещё… я бы хотел...

— Мало, — кратко пресёк официант Культины поползновения.

— Да ты что?!

— У нас всё-таки ресторан, а не пивнушка.

Тут только Культя сообразил, как сплоховал, не поторговавшись наперёд за каждое блюдо. Конечно, он мог и не платить, поскольку в Коммунистическом обществе всё бесплатно, но, съев чужую еду, являвшуюся личной собственностью, он обязан был предоставить её владельцу что-то взамен. Его могли заставить отработать на какой-нибудь грязной работе, могли избить ради потехи, могли...

Официант прошёлся вокруг попавшегося клиента. Из кухни поглядывали заинтересованные повара.

Культя сунул руку в карман, вынул из Партбилета иконку Кузьмича, поцеловал её и протянул официанту.

— Мало, — сухо отрезал тот.

Культя побледнел, сжал челюсти. По красноречивым взглядам, нагло ощупывающим его фигурку, он уже понял, чего от него хотят хозяева заведения.

— Я думаю, спор о соизмеримой ценности моих предметов и вашей закуски мы решим на Парткоме, — произнёс Культя, каменея лицом, одновременно стараясь унять судорогу в том самом месте, на которое зарились труженики общепита.

— Деньги в нашей стране не имеют стоимости, — резонно изрёк официант.

— А это? — Культя указал на иконку.

Официант задумался. Безусловно, ценность иконки Кузьмича при умелом расхваливании оной превознеслась бы её хозяином до небес, и Секретарь, поддавшись идеологическому экстазу, вполне мог принять не практическое, а политическое решение.

— Ладно, — сдался официант, с пренебрежением сгребая добычу в карман. — Некогда мне по Парткомам шляться.