26

День доживал последние мгновения. Солнце покидало небосвод, прячась в неведомую бездну за край земли. Ночь торопливо укутывала город пушистой темнотой. Последние дни бабьего лета расставались с теплом, щедро источая его от нагретых глыб железобетона.

Сява нёсся впереди, ловко огибая всевозможные препятствия. Вдруг он затормозил и, указав рукой на несколько песчаных нор, крикнул:

— Вот тут Бася обитает. Басюля. Эй! Эй! Хватит дрыхнуть! К тебе гости. — Сява нырнул в проход между грудами обломков и исчез.

— Бася, — позвал Культя, робея от ожидания.

— Чего вам? — послышалось из норки.

— Ты Бася? — спросил Кнут.

— Ну, Бася. Чего надо?

— Нас Сява привёл. Рекомендовал, так сказать.

— Вам что, полюбиться захотелось?

— Э-э-э… Ну да, в общем. — Культя подмигнул другу.

— А фантики у вас имеются? Или продукты? Только я картошки и тыквочки не жалую. Мне бы мясца...

— У меня фантики есть. — Культя начал слегка дрожать.

В норке кто-то зашевелился, потом показались ноги, потом довольно-таки объёмистая задница…

Культя от нетерпения начал дергать завязки на своих штанах.

… Из норки выполз… вполне упитанный лысый мужичина с огромными пышными усами. Окинув гостей уважительным взглядом, он приветливо заулыбался и принялся стягивать свои необъятные штаны.

— А где же Бася? — заикаясь, спросил Культя.

— Вот он я. — Мужик кокетливо шевельнул бедрами.

— Так ты ж вроде бы не баба? — удивился критик.

— А чем я хуже? — обиделся толстяк. — Ты сначала попробуй, а потом сравнивай.

— Вот ещё! — вспыхнул Культя. — Да лучше я...

— Дело хозяйское, — покорно согласился усатый. — А ты как? — подмигнул он Кнуту и игриво повёл бровями.

Вырубала презрительно сморщился, закатил глаза, сжал кулаки и выпустил воздух сквозь зубы.

— Понятно. Игнорируете. А зря. Плату я прошу меньшую, чем бабы, а подмахиваю не хуже. Имею постоянных клиентов. Некоторые без меня жить не могут. Влюбились.

Кнут перестал пыхтеть, в задумчивости покрутил глазами и спросил:

— Значит, клиентов тебе Сява поставляет?

Бася смерил вырубалу пытливым взглядом и, перестав кокетничать, осторожно огляделся. Пути к отступлению не было. Культя, поняв замысел друга, уже стоял сзади. Толстяк покорно опустил голову.

— Ладно, бить мы тебя не будем, — пообещал вырубала. — Но ты расскажешь нам, как разыскать Сяву.

— Сяву?

— Сяву, Сяву, другой нам не нужен.

— А что вы с ним сделаете?

— Фантик свой заберём.

— Калечить не будете?

— Зачем нам его калечить? Хотя пару фингальчиков, возможно, изобразим. Аккуратненьких.

— Ну, если пару, то не беда, только бы не больше.

— Чего это тебе его жалко?

— Да мы с ним старые приятели.

— Вот как?

— Когда-то мы с ним очень любили друг друга, а потом он решил бабу попробовать. Да только попалась ему, видать, какая-то некачественная, что-то у нее с этим делом было не в порядке. В общем, чем-то напугала она его шибко. С тех пор он и обессилел. Со страху, что ли. Вы не в курсе?

— Мы его проблемами не интересовались, — буркнул Кнут. — И твои нам тоже безразличны.

— Нам бы фантик свой вернуть, — встрял Культя. — Ведь он нам бабу обещал, а не пидараса.

— Понимаю, — горестно вздохнул толстяк. — Он многих обманывает. Это нехорошо.

— Так где, говоришь, нам его искать? — прищурился вырубала.

— Дайте слово, что не покалечите.

— Даю, — сказал Кнут.

— Честное Партийное?

Кнут замялся, затоптался, закряхтел.

— Слово Коммуниста, — нехотя выдавил он из себя.

— А ты? — обратился толстяк к Культе.

— Я? — удивился критик. Но тут же опомнился, выкатил грудь, набычился и важно пообещал: — Даю слово Коммуниста. Честное Партийное.

— Ну, добре. Вон за теми развалинами свернёте налево. Пойдёте вдоль куч до большого песчаного холма. Там много норок нарыто. Перед холмом большой камень. Справа от него четвертая норка — Сявы.

— Если соврал — мы тебя отыщем, — погрозился Кнут на всякий случай.

— Нет у меня резона врать. И вас я понимаю. Обнаглел он всё же. Раньше всяких малохольных приводил — те пошумят, пошумят, да и отвалят, а теперь совсем разум потерял — сразу двоих, да ещё и верзил.

Культя приосанился. Даже на цыпочки привстал, чтобы казаться повыше.

Норка, на которую указал Бася, казалась необитаемой. Ни шороха, ни скрипа, ни дыхания. Лезть внутрь, однако, никто не решался — вдруг этот сумасшедший, если он там, звезданёт чем-нибудь по башке?

— Водой бы его подтопить, — сказал критик. — В воде человек дышать не может.

— Где мы столько воды найдём? — не одобрил предложение вырубала. — Лучше запустить камнем.

— Пока камень ищем, он убежит, — не согласился Культя.

— Так ты иди, поищи, а я постерегу.

— Темно уже, чтобы камни искать, — сказал критик. — И вообще, лучше бы пустить дыму. От дыма он кашлять начнёт, а тогда можно и камнем.

— Хорошо, иди собирай веточки, а я постерегу. Камень найдёшь — тоже неси.

— Ишь, хитрый, я буду работать, а он сидеть.

— Не сидеть, а сторожить. Вдруг он как выскочит да как врежет чем-нибудь?

— Ладно, сторожи, — тут же согласился Культя и, с опаской поглядывая на вход в норку, крикнул: — Ты лучше вылезай и сдавайся, мы тебя всё равно выкурим.

— И мордовать начнём. Избивать до полусмерти. — Кнут схватил горсть песка и кинул в норку.

— А давай, мы его закопаем, — осенило Культю.

— Я бы хотел помордовать сначала.

— Да неужели он ждать станет, пока мы его засыплем? — зашептал критик на ухо товарищу. — Ведь выскочит.

— Верно. Хорошая идея, — громко сказал Кнут. — Эй, Сява, мы тебя сейчас закопаем!

В ответ — тишина. Товарищи начали дружно бросать песок в яму.

Попрошайка выскочил из норки, резко прыгнул в сторону, надеясь убежать, но был сбит с ног ловкой подножкой вырубалы.

— А? Что? Кто? — как бы спросонья залопотал Сява. — Что случилось? Кто это?

— Не прикидывайся, — подскочил Культя. — Где мой фантик?

Кнут замахнулся, но Сява отчаянно запричитал, стараясь придать голосу радость:

— А, это вы? Наконец-то. А я тут сижу, переживаю. Расстраиваюсь. Куда это, думаю, они запропастились? Сижу, сижу — нет никого. И Васю предупредил, что сейчас появятся очень достойные товарищи. Она тоже ждала, ждала, да и уснула. А я всё не спал, всё крепился, за щеки себя щипал, чтобы не задремать, не закемарить, в глаза камушком тыкал, а всё равно уснул. Отрубился.

Кнут всё примеривался кулаком к Сявиному глазу, но тот говорил и говорил.

— Чего ждёшь, бей, — суетился Культя.

— Пусть закончит.

— Да он никогда не закончит!

— Не может быть. Слова-то не бесконечные.

— Ну, так что, будете вы с Васенькой знакомиться? — продолжал голосить Сява, извиваясь под вырубалой, как пиявка.

— С какой ещё Васенькой?

— Как это какой? Весь день, весь вечер я им о Васе толковал, растолковывал, повествовал, значит, а они взяли и забыли. Вот те на… Вот те и, однако. Вот оно как, поди, того...

— Эх! — решился Кнут. Врезал, но мимо. Ещё раз, ещё. Кулак всё время ударял в землю. Попрошайка искусно уворачивался.

— Вася! Вася! — заверещал Сява. — Это к тебе. Вылезай скорее, выручай, а то меня убивают!

— Видели мы твоего Басю-Васю. Больше нас не проведёшь, — прыгал вокруг поверженного попрошайки Культя.

— Чего разорались тут, — раздался женский голосок. — Опять этого Сявку колотят?!

— Вот, она, вот, Васенька, — обрадовался попрошайка и радостно замахал руками.

— А, по-моему, ты нам всю дорогу про Басю заливал.

— Послышалось вам. Почудилось, показалось, померещилось. Я только про Васю и разглагольствовал. Про Васю, а не про Басю. Я говорил про Басю, а вы думали про Васю. Тьфу ты, капиталист меня задери. Я про Васю, а вы про Басю. Перепутали вы всё. Не я, а вы. Вы, а не я. Я не, а вы… Тьфу ты, пропасть! Сами всё перемешали, перепутали, а меня бить. Вот так-так. Вот как оно бывает. Вот как оно случается. Вот как оно того поди. Надо же, как оно поди...

— Так ты ко мне их приволок? — взвизгнула женщина и вцепилась в Сявины волосы. — Да когда ж это кончится?!

— Нет, нет! Ах, да. Ай-я-яй! О-хо-хо! — попрошайка не знал, что и говорить. Вася драла его за космы, а Кнут всё нацеливался кулаком в глаз. — Вот она, моя доброта, вот она, моя забота, — снова заверещал Сява. — Вот они, мои старания! Вот как меня благодарят! За моё усердие. За моё радение. Так мне и надо. Поделом. Дураку — наука. Бейте меня, остолопа! За моё добросердие. За моё тщание. За всё бейте! Избивайте! Рвите меня на кусочки. Швыряйте в меня камнями...

— Да… — озадачено произнёс Кнут, вставая. Он осмотрел разбитый о песок кулак, плюнул вслед рванувшему во тьму попрошайке. — Да… Этого так просто не возьмёшь. У меня в голове такой треск, что я уже ничего не соображаю. Даже драться не могу.

— И у меня треск. — Культя прижал ладонь к темечку.

— А у меня от него кондрашка, — буркнула женщина. — Он нас тут всех до неё довёл. Житья от него нет. Лучше б вы его убили или с собой увели. Или ещё что-нибудь с ним сделали. Я могу и отблагодарить...

Культя раскинул мозгами. Кнут тоже задумался. Убить Сяву никакой возможности не представлялось. Во-первых, для этого его требовалось поймать, а вне норки он, со своей прытью, был недосягаем. Во-вторых, если бы поимка каким-либо образом и осуществилась, вопли и мольбы этого человека могли привести в замешательство даже самого хладнокровного убийцу. Кнут таковым не был. Культя — тем более. В-третьих, за убийство Коммуниста можно было загрохотать в Партком. Если кто донесёт, конечно. И хотя у Сявы вряд ли имелись преданные друзья, но кто знает… Такой прохиндей вполне мог подкупить для себя какого-нибудь осведомителя.

— Вообще-то говоря, — начал критик, — я бы предпочёл поступить несколько иным способом. Чтобы всем было хорошо и никому не плохо.

Вася слушала внимательно, вытянув шею и широко распахнув глаза. Культя таращился изо всех сил, пытаясь рассмотреть даму получше, но сгустившаяся темнота не позволяла этого сделать.

— Я бы, так сказать, лучше бы кое-кому сам бы, так сказать, заплатил бы.

— Кому?

— Тебе, разумеется.

— Но я убивать не умею. Я же девушка, все-таки.

— Да не надо никого убивать. Пусть его другие убивают. А я желал бы, вроде бы… кое-что… ну как бы… ну это самое… ну вон тое...

— Да что же?

— Ну, это самое.

— Что?

— Ну, вон тое.

— Тое?..

— Ну, кое-что. — Культя многозначительно пошевелил бровями. — Не понимаешь?

— А-а-а. Так бы сразу и сказал.

— Вот я и говорю.

— За фантик?

— А что, можно и так — бесплатно?

— Можно и так, но только завтра.

— Завтра?

— Завтра.

— За так?

— За так. Если потерпишь до завтра. А если срочно, то за фантик. У тебя есть фантик?

— А если потерплю?

— Тогда завтра.

— Ну, я потерплю.

— Ну, терпи. А я спать пошла.

— До завтра?

Вася ничего не ответила и уползла в свою норку.

— Завтра сговоримся, — сказал Культя вырубале. — Заодно рассмотрим её получше. Может, у неё заячья губа или щетина. Или зубы в промежности. Говорят, такое бывает.

— Или по четыре пальца на руках, — добавил Кнут.

— Это ерунда. Вот если горб, то хуже.

— Подумаешь, горб. На коленки поставил и порядок.

— На коленках я не люблю. Они у меня слабые. Хотя… всё это ерунда, конечно, можно и с горбом, коли баба сверху, а вот с зубами в причинном месте я бы поостерёгся. Вдруг откусит? — Культя нервно поёжился.

— Во рту тоже зубы, так ведь не откусывают никому…

— Во рту зубы, чтоб жевать, а там для чего?

— М-м-м… действительно.

— Вот и я говорю.

— Да, всякое бывает, — вздохнул Кнут. — А где спать-то будем?

— Надо было Сяву спросить, а теперь ищи его свищи...

— Так мы в его норке и переночуем, — Кнут сунул голову в отверстие.

— Занято! — рявкнул кто-то из глубины.

— Кто это? — спросил Кнут осторожно.

— Это я — местный вырубала. Щелбаном с ног сбиваю. Сгинь, пока башку не открутил.

— Голос Сявин, — определил Культя.

— Эй, Сява! — крикнул Кнут. — Выметайся! Мы в твоей норке спать будем.

— Как бы не так, — послышалось из темноты. — Ишь раскатили губищи. Размечтались.

— Не вылезешь, мы тебя засыпем.

— Вылезти-то я вылезу, но только вы не обрадуетесь.

— Вот как?!

— Не заснёте вы в моей норке. Даже не задремлете.

— С чего бы это?

— Да я буду так сокрушаться, так стонать, так убиваться...

— А ведь, пожалуй, — сообразил Кнут. — Ведь правда.

Культя развёл руками, вздохнул. Сява был непобедим.

— Так, где же нам заночевать? Посоветуй.

Попрошайка пробубнил, что норок свободных здесь нигде поблизости нет и быть не может. Заняты все. И новые рыть нельзя, потому что и так много нарыто.

— Ладно, в песочек зароемся, — как-нибудь перекантуемся, — решил Кнут.

— А я бы лучше в норке, — мечтательно проговорил Культя. — Всё-таки в тепле. В уюте…

Сява высунул голову наружу.

— Могу уступить свою. За фантик. Норка у меня хорошая, сухая, сенцом выстлана. Такая норка, что спал бы и спал. И не просыпался бы вовсе. А какие сны в ней снятся...

Завладев фантиком и продолжая причитать по поводу уступчивости своего характера, попрошайка побрёл ночевать к своему дружку Басе. Из темноты ещё долго слышались его выкрики, постепенно становившиеся все менее и менее разборчивыми.