Проклятая камера

«Здравствуй, Павел! Получил я твоё письмо. Спасибо, что ты и твои друзья не забываете обо мне! Спрашиваешь, есть ли в нашем городе интересные достопримечательности с мистическим уклоном? Пожалуй, есть. Например, тюрьма, где я сейчас сижу. До революции это был особняк купца Кубрина. Вёл этот купец, мягко говоря, не слишком праведную жизнь, любил выпить, с девицами поразвлечься. Однажды, будучи пьяным, он изнасиловал гувернантку Алёну. Девушка после этого повесилась в своей комнате. С тех пор по ночам, рассказывают, в доме начала происходить всякая чертовщина — то слышались странные звуки, то предметы двигались сами по себе, то собаки лаяли ни с того ни с сего. А кто-то даже клялся, что видел призрак Алёны. Купец Кубрин вскорости заболел белой горячкой и умер. Ну, а после 1917-го дом у наследников отобрали и сделали тюрьму. Однако странности продолжались. Та камера, где раньше была комната гувернантки (сегодня меня как раз туда перевели) и поныне считается проклятой. Стоит заключённому провести в ней ночь, наутро его находят либо мёртвым, либо совсем невменяемым. Говорят, Алёнушка над ними свирепствует. И если вора или хулигана она ещё может пощадить, то насильников и педофилов кошмарит по-полной — мстит за свою участь. Надеюсь, к политическим у Алёнушки нет претензий.

Спасибо тебе большое за стихи Авенира Вадбольского, Бориса Брика и Юза Алешковского! Всё получил. Передавай от меня привет всем свободным людям!

Счастливо!

Дмитрий Немировский».

Дописал письмо, мужчина лет сорока тяжело вздохнул. Похоже, на этот раз ему конец. Не то чтобы он верил в похождения призрака повесившейся гувернантки. Но даже если бы этот призрак и карал насильников и педофилов (которые, скорей всего, умирали и сходили с ума от страха, вызванного самовнушением), он-то наверняка должен знать, что он, Дмитрий Немировский, невиновен, что уголовное дело против него — месть властей за его правозащитную деятельность. Знает это и Господь Бог, и следствие, которое это дело сфабриковало. А ещё — Рита и её мамаша, которые, по всей видимости, стали пешками в этой подлой игре.

Конечно, Немировский понимал, что рано или поздно власть устроит ему, неугодному элементу, какую-нибудь подлянку, чтобы засадить далеко и надолго, да ещё и опорочить его репутацию. Но не предполагал, что их орудием станет худенькая девочка. Зато те, в чьих интересах была эта фальсификация, прекрасно знали, что Немировский не пройдёт мимо ребёнка, сидящего на лавочке в вечерний час и горько плачущего.

— Почему плачешь? — спросил девочку правозащитник. — Что случилось?

— Мама меня из дома выгнала, — ответила Рита.

Немировского это не удивило — он знал Ритину маму. Варвара почти никогда не бывала трезвой. И заботой о дочери, которую родила от случайного сожителя, себя явно не утруждала.

Словом, привёл он Риту к себе домой, накормил, дал ей чистую одежду (Ирка-то давно уже выросла из детских платьев), постелил ей в дочкиной комнате.

Наказания за свою доброту пришлось ждать недолго. Утром явилась пьяная мамаша и, дыша перегаром, стала кричать, что он, Немировский, похитил ей дочь, что она этого так не оставит.

И вот теперь его обвиняют в похищении и изнасиловании несчастной девочки. Для Риты побои матери, по-видимому, оказались более весомым аргументом, чем всё остальное, ибо она в точности подтвердила её версию. Этого для полиции оказалось достаточно.

А теперь его перевели в камеру, которая считается проклятой. Навряд ли полиция вся такая суеверная, чтобы всерьёз ожидать, что призрак с ним расправится. Скорей всего, сами тихонько придушат. А людская молва тут же станет говорить: ага, значит, не без греха был, раз Алёна его не пощадила! Смерти Немировский не боялся — для верующего человека понятия «смерть» не существует. Но от мысли о том, каким дерьмом его облили и каким обольют, становилось тяжко на душе. И облегчить эту тяжесть могла только молитва Господу. Судя по всему, последняя.

Помолившись, правозащитник лёг на шпонку, как вдруг его окликнул тихий девичий голос:

— Дмитрий Александрович!

Немировскому показалось, что он сходит с ума. Посреди камеры в ночной тьме стояла девушка с длинной косой, одетая в старомодное платье. Лицо её было бледным, да и сама она как будто едва касалась земли.

— Ты кто? — произнёс правозащитник.

— Я Алёна, гувернантка купца Кубрина. Я знаю, что Вы невиновны, Дмитрий Александрович, и я Вас спасу.

Немировский привстал на шпонке и теперь глядел на призрачную девушку полусидя.

— Так значит, призрак действительно существует? Или мне уже мерещится всякое.

— Мерещилось всякое насильникам и растлителям, которые сюда попадали. И мой хозяин, которого я довела до сумасшествия. Они заслужили эту участь и должны были понести наказание за то, что сотворили. Но Вы, Дмитрий Александрович, не преступник, и сердце у Вас благородное. Поэтому Вы будете спасены. Любого, кто попытается причинить Вам зло, постигнет суровая кара.

— Я очень сочувствую твоему горю, Алёна! — сказал Немировский. — Но разве мы, люди, вправе кого-то судить? Ведь для этого есть Бог.

— Я уже не человек, — ответила Алёна. — Я была им, пока не наложила на себя руки. Когда хозяин надо мной надругался, я пошла к полицмейстеру и всё ему рассказала. Но он лишь посмеялся над моей бедой. Я не нашла справедливости при жизни, так пусть оная свершится после моей смерти! Ложитесь спать, Дмитрий Александрович. Обещаю, Вы останетесь невредимы.

Никогда прежде Немировскому не случалось спать в присутствии призраков. Да и можно ли тут заснуть? Однако, к его собственному удивлению, совет Алёны показался ему как нельзя более здравым.

«Если меня убьют, то, по крайней мере, во сне я не почувствую боли», — подумал правозащитник.

Заснуть ему даже не пришлось стараться. Лишь только его голова коснулась подушки, как сон тотчас же сморил его.

Немировский не слышал, как двое вошли в камеру, дабы осуществить своё чёрное дело…

— Твою мать! — истошные крики убегающих стражей порядка разбудили правозащитника.

В панике они даже не подумали запереть дверь камеры. Поэтому Немировский прекрасно слышал звуки стрельбы, сопровождаемые нецензурной бранью и криками о помощи…

«Здравствуй, Павел! Спасибо тебе за письмо со стихами Юрия Домбровского и Варлама Шаламова! Со мной всё в порядке. Сижу в той же проклятой камере, никто меня здесь не кошмарит, с ума не сводит. Хотя без происшествий таки не обошлось. Ты, наверное, слышал, что лейтенанты Савинов и Толстых внезапно тронулись умом и перестреляли своих коллег из табельного оружия? Толстых потом выпрыгнул в окно и разбился, Савинова утром нашли в туалете совсем невменяемого. Говорил на допросе, будто в камере открылась дверь в ад, оттуда выскочили черти и вселились в его сослуживцев. Теперь его, наверное, отправят на принудительное лечение.

Поздравляю тебя с защитой диплома! Надеюсь, профессора не слишком валили?

Завтра будет приговор по моему делу. Жду решения своей участи.

Привет всем свободным людям!

Дмитрий Немировский».