Я буду любить тебя вечно / «Ночь на Ивана Купалу» - ЗАВЕРШЁННЫЙ КОНКУРС. / ВНИМАНИЕ! КОНКУРС!
 

Я буду любить тебя вечно

0.00
 
Я буду любить тебя вечно

Ту фифочку Анке как-то видела. Возвращалась с мамой из студии, а тут у обочины притормаживает папина черная «Леда», дверца распахивается, и из салона является она. Папа высадил фифу и укатил, их так и не заметив. А фифа поперла по тротуару, каблучками цок-цок. Ничего так с лица, но вовсе не красивее мамы.

Правда, и не уродина вроде Анке. Что уж тут говорить.

Анке сторонилась зеркал. Заглянешь и испугаешься: ключицы торчат, волосы жиденькие, серые как у старухи, глаза бледные, навыкате. Жаба.

— Папа звонил, — сказала мама.

Они завтракали вдвоем. За окном розовело небо, и на фоне рассвета четким сумрачным абрисом выделялась крыша соседней многоэтажки. В углу подоконника мурлыкало радио.

— Снова командировка? — Анке, обжигаясь, прихлебывала чай.

— Да, в новый филиал. Ты большая, должна понимать, что… — Мама запнулась на полуслове. Отчеканила: — Папа сейчас много работает и поэтому не может бывать дома каждый день. Выпрями спину, Анна! Не горбись!

Анке послушно расправила лопатки.

— Как подготовка? Скоро экзамены.

— Историю повторить осталось.

— Ты должна стараться, — Анке кивала в такт маминым нравоучениям, не особо вслушиваясь в слова: — …престижный лицей… юристы всегда в цене… зависит будущее…

Потом мама выдохлась и умолкла. Анке собрала тарелки, оглянулась:

— Ладно, мам, я заниматься.

— Подожди. — Мама подняла голову, вокруг ее глаз темнели круги. — Сегодня я на дежурство, и если бабушка не придет, тебе одной ночевать.

— Хорошо.

— Но никаких гулянок, ясно? Билеты повторишь и спать.

— Да, мам.

— Смотри, Анна, — с угрозой сказала мама. — Принесешь в подоле — убью.

Анке молча смотрела в пол. Какой подол? Она тихоня, рта боится раскрыть, даже с девчонками не разговаривает, не то что с мальчиками. Наверное, ей было б лучше вовсе никогда не рождаться на свет.

— Задание в студию сделала?

Анке вздохнула, выудила из папки, брошенной на подоконник, лист акварели. Протянула рисунок маме.

— Цветок папоротника. Хорошо получилось, правда?

— Неплохо, — устало сказала мама. — Папоротники не цветут.

 

***

 

От Ляли разило потом, табаком и бензином. Забористый букет, но Ксавье возбуждало такое амбре. Да и дамочка покладистая, эта мойщица с автозаправки. Денег не просит, уйдешь в загул — слова не скажет. Не то, что бывшая супруга. Эх, лучше не вспоминать.

Он утянул Лялю в комнату, хлопнул по гузке — нагнись, мол. Да, бабец что надо, думал он, тиская под футболкой набухшие груди. У иных дамочек вымени считай что и нет — не сиськи, а прыщи какие-то, а тут буфера так буфера!

Ляля пискнула, когда Ксавье игриво куснул ее за шею. Рука переместилась ниже, оглаживая огромный живот. Ребенок брыкнулся изнутри, и от этого движения, отдавшегося толчком прямо в ладонь, в трусах аж взыграло. Ксавье рывком задрал на Ляле юбку, пальцем потыкал среди волосни. Плюнул, растер, прицелился и с усилием втиснул член куда следует. Ляля вскрикнула, но пощады не дождалась. Член с хаканьем долбился в шток влагалища, Ксавье пыхтел, сопел, наяривал. Ляля, смирившись, подмахивала задом.

— Клево трахаетесь, — сказали за спиной.

Ксавье отпрянул от Ляли. Член качнулся и позорно обвис.

— Ты-ы… — путаясь в трусах, прохрипел он. — Ты-ы… откуда взялся? Что здесь делаешь вообще?

— Ну извини. У тебя дверь нараспашку, в курсе?

С прошлой зимы не виделись. Сколько ему, четырнадцать? Вы-ырос, сволочь, — так вскоре и макушкой станет вровень. Чернявый, в мать, а глаза светлые, отцовские. Ксавье знал по опыту — дамочки млеют от таких глаз.

Ляля кое-как прикрылась юбкой.

— Кса-ав… кто это?

— Сын, — хмуро ответил Ксавье.

 

Учебник давно валялся заброшенным. Теперь Анке отложила и книгу. «Практическая магия, — гласил аляпистый заголовок. — Тайные силы природы для исполнения ваших желаний».

Через пять минут она стояла на лестничной площадке одетая — джинсы, кроссовки, ветровка. Затворила дверь, повернула ключ в замке. Опрометью сбежала по лестнице.

У подъезда остановилась. Тихо-то как, только за аркой с шелестом проносятся машины. И небо ясное, ни облачка, — значит, звезд будет много, будто в августе, хотя лето только сегодня перевалит за половину. Ведь эта ночь — особенная. Ночь летнего солнцеворота.

Ночь цветения папоротника.

Анке сорвалась с места. Пронеслась мимо детской площадки, мимо парковки с дремлющими автомобилями. Свернув под арку, вприпрыжку кинулась к остановке.

Десять минут до вокзала. Сесть на электричку, выйти на полустанке близи Эльмота… страшно, даже дыхание схватывает, но надо быть полным ничтожеством, чтобы упустить свой шанс. Ведь только в глухом тысячелетнем лесу можно надеяться на действенность магического обряда. Так пишут в книгах.

Она сумеет.

 

Ляля уперла руки в бока.

— Оборзел? Сынка своего мне на шею повесить хочешь? Что он сюда приперся? Дома наскучило?

Ксавье тосковал. Вот разошлась дамочка! Аж в ушах звенит.

— Тише, зая, — уныло повторял он. — Не шуми, пацан в комнате, услышит...

Ляля выругалась, длинно и нецензурно. А потом тяжко опустилась на табуретку и заплакала.

Помедлив, Ксавье обнял Лялю, погладил по волосам. Она ревела долго, уткнувшись мордой ему в живот. Затем, еще вздрагивая от рыданий, потянула носом и сказала:

— Я ведь рожу скоро, Ксав… куда нам. Скажи ему, пусть уходит… а?

— Скажу, — нехотя обещал Ксавье.

Он встал, почесал зад и уже собирался окликнуть сына, как в прихожей негромко стукнула дверь. Ксавье протопал в коридор, заглянул в комнату — никого.

Ушел, подумал Ксавье. Слышал, значит, как Лялька лаялась. На душе было смутненько. Сын как-никак. Когда-то катал его на закорках…

Терзаемый муками совести, он сунул руку в карман трико. Под пальцами приятно хрустнула заначенная двадцатка. Завтра хватит на пиво. И кальмарчиков.

Жизнь определенно налаживалась.

 

Он бесцельно брел по обочине. Автомобили проносились мимо реже и реже, небо меркло, близилась ночь. Идти, собственно, было некуда.

— Малой! Эй, малой!

Рядом зашуршали шины, скрипнули тормоза. Из окна внедорожника, свесив руку, выглядывал мужчина в тренировочном костюме. На запястье блеснули золотом огромные командирские часы.

Мальчик отступил назад, чуть не запнувшись о бетонный поребрик.

— Отвали.

— Да ты не трясись. — Мужчина улыбался, у него было широкое открытое лицо — как у моряка на рисунке в детской книжке. — Поздно гуляешь, говорю. Копы загребут, так родителям мало не покажется.

Он промолчал.

— Или собрался куда? Если что, так подброшу. Так куда надо-то?

Он поколебался и ляпнул первое, что пришло в голову:

— В Марницу.

— В Ма-арницу? — протянул мужчина. — За Эльмотом? Далеконько. А деньги-то есть?

Мальчик замотал головой.

— Из дома сбежал, что ли? Видал я тебя сегодня на рынке. Работу ищешь?

Он кивнул. Дверца вдруг распахнулась.

— Садись, — бросил мужчина. — Как раз туда собираюсь. На полдороге в местечко одно заедем, а к утру будешь в своей Марнице.

 

***

 

…Всякое рассказывают об Эльмоте, крохотном осколке тех лесов, что росли здесь еще во времена мамонтов. В газетах пишут, что ночами над Эльмотом кружат вереницы цветных огней, что в пещерах над рекой живут заросшие шерстью чудища — йети, и что пропадают бесследно забредшие сюда случайные путники — туристы, рыболовы, грибники. Может, и сочиняют впустую, да только лучше б те истории оказались правдивыми: иначе как надеяться на силу волшебства?

Анке шла медленно, почти наощупь, сдерживая дрожь в коленях. Под ногами с треском сминался подлесок, где-то высоко гикнула и заухала невидимая сова. Затем путь преградило поваленное дерево, сухие сучья тянулись из тьмы, словно ломкие пальцы скелета. Всхлипнув, Анке кое-как перелезла через ствол и на той стороне вдруг увидела то, что искала.

Деревья здесь расступались, и пролесок густо зарос папоротником, серебрившимся в мягком сумеречном свете. Она пригляделась к перистым удлиненным листьям — да, то, что надо: не орляк, не колчедыжник, а щитовник. Щитовник мужской, разрыв-трава, жар-цвет.

Анке выбрала куст повыше, опустилась перед ним на колени, вдохнув запахи трав, мха, влажной лесной земли. Сломанной веткой очертила круг, замкнув в нем себя и папоротник, и, затаив дыхание, возложила руки на листья.

— Загорайся, жар-цвет, — облизнув пересохшие губы, четко и звонко приказала Анке. — Исполни загаданное. Пусть папа вернется домой, пусть мама перестанет мной командовать, пусть в школе не будут… — голос сорвался, она кашлянула и зачастила испуганной скороговоркой: — Пусть у меня появятся друзья, пусть я стану хоть кем-нибудь в этой жизни или пускай я смогу умереть…

Ветер зашелестел в кронах. Замирая в благоговейном ужасе, Анке смотрела на свои руки, русалочьи бледные в бликах восходящей луны, — вот-вот между пальцев вспыхнет огонек, затанцует на листьях пламенем колдовской свечи, переливаясь кипенно-белым, карминным, золотым. Но минуты текли, а папоротник не расцветал. И не расцвел, разумеется, а она-то, идиотка, так верила глупым книжонкам!

Снова на знакомой дороге Анке оказалась уже в полной темноте. Но ветвившийся развилками проселок не вывел ее к бревенчатым домишкам полустанка. Вокруг только гуще смыкался лес, а колея сужалась, зарастала кустарником и, по-видимому, уходила в никуда.

Анке заблудилась.

 

— Что это?

Мальчик вертел в руках синий блестящий шарик, не больше грецкого ореха. Надо же, неактивированный, подумал Лотош. Должно быть, завалялся с прошлого раза, когда вывозил на дачу жену с детьми.

Он присел на диван рядом с мальчишкой.

— Новинка ассортимента. — Забрал у пацана шарик, небрежно подбросил и снова вложил мальчишке в ладонь. — Эрзац-фантом.

— Что-о?

Лотош усмехнулся.

— Сосредоточься, — приказал он. — Представь что-нибудь… скажем, банку с пивом. Давай, действуй.

И, развалившись на диване, приготовился наблюдать.

Мальчик закусил губу. Ба, да он даже зажмурился от напряжения! Правда, почти сразу вновь распахнул глаза, вытаращившись на собственный кулак.

Чпок! Вздрогнув, мальчишка разжал пальцы, и с его пятерни соскочил на пол небольшой, с локоть, но вполне натуральный черт. С поросячьей мордочкой, копытцами на ногах и с рожками на черной, как у негра, башке.

— Клево! — восхитился мальчик.

Черт обернулся, стрекотнул что-то неодобрительное и бесследно растаял в воздухе. Дешевка все-таки. Ресурс исчерпан.

Мальчик захохотал, с горящими глазами обернулся к Лотошу:

— Отпа-ад! Крутая штука!

Лотош тоже засмеялся, хлопнул пацана по острой коленке.

— А то! Технологии будущего, как грится.

Он расстегнул поясную сумку. Порывшись, вытащил еще один шарик и протянул мальчишке.

Тот неуверенно мотнул головой.

— С-спасибо. Но у меня денег…

— Не твои проблемы.

И Лотош сам запихал эрзац-фантом в карман мальчишкиной рубахи.

— Делов-то. — Его рука по-хозяйски легла пацану на колено. Отдохнула немного и медленно поползла вверх, по бедру, а добравшись наконец до паха, легонько сжала там, в паху.

Мальчишка дернулся. Готов, стало быть, взвиться в негодовании. И взвился б, да только Лотош умел осаживать малолеток.

— Будешь вопить — урою, — обещал он, не повышая голоса. — За неблагодарность. За все в этой жизни надо платить: за жрачку, за крышу над головой… за транспортные, так сказать, услуги. Усек?

Мальчишка подумал и кивнул. Поверил, значит. Лотош опять засмеялся.

— Не ссы, не обижу. — Он стянул мокрую от пота футболку, остервенело поскреб под лопаткой. — Айда-ка на речку, искупнемся. Целый день в разъездах.

Лотош бултыхнулся с мостков, долго плавал в черной парной воде, не упуская из глаз смутную в потемках фигуру мальчика. Его рюкзак Лотош на всякий случай запер в машине, а впрочем, пацану по-любому некуда деться.

Славный парнишка, подумал Лотош, ныряя под мостки. Из небогатой семьи, сразу видно, но бродяжничает от силы неделю. И хоть всерьез за мальцами ударяют только пидоры, на эту ночь лично он, Лотош, предпочтет вот такого вот домашнего херувимчика, чем его прожженных ровесниц. А после несложно будет с выгодой пристроить пацана.

Он вынырнул, плещась и отфыркиваясь. На досках растеклись лужи, качались у тропинки потревоженные ветки ивы. Мальчишка исчез.

 

Ночь колыхалась листвой, звенела по-комариному, тонко и жалобно кричала птицей, названия которой он не знал. Горели обожженные крапивой руки, саднили царапины на лице — тогда, удрав с мостков, он затаился в ивняке и сидел там, пока разъяренный Лотош, матерясь, обшаривал берег. Только когда наступила тишина, он выбрался из укрытия и, стороной обходя дачный поселок, через Эльмот зашагал к трассе.

Но где она? Сейчас появится, говорил он себе, скоро, вон за той луговиной. Но трассы не было, была только тьма, и шепот деревьев, и тонкий ломтик луны в опрокинутой чаше небес.

Сзади хрустнула ветка. Мальчик, не оборачиваясь, прибавил шагу. Позавчера он видел, как погиб человек, бродяга в изодранном рыжем пальто, случайная машина сбила его и умчалась, не притормозив. Сейчас мерещилось, как тот бродяга, мертвый, крадется сзади, из проломленного черепа на листья каплет черная кровь. Или это Лотош подбирается в темноте?

Мальчик побежал. Он летел, не разбирая дороги, когда мир кувыркнулся, и земля, внезапно приблизившись, больно ударила в грудь. Что-то маленькое, твердое уперлось в ребра, рядом с бешено колотящимся сердцем. Он пошевелился, прислушиваясь — никого. Тогда он встал и вынул из кармана тот самый шарик. Эрзац-фантом.

Его даже затрясло от злости — надо же, чуть не продался за побрякушку! Он размахнулся, чтобы зашвырнуть шарик куда подальше, но опустил руку. В карманах пусто, завтра жрать будет не на что, а возвращаться домой… ну уж нет. Эрзац-фантом можно сдать, например, в ломбард, а там, сказал он себе, я придумаю что-нибудь.

Он двинулся дальше, насвистывая для храбрости. Заблудился? ну и подумаешь! Если что, он пересидит ночь под кустом, а утром обязательно отыщет дорогу. А байки о нечисти, живущей в Эльмотском лесу, — те байки, конечно же, всего лишь враки и небылицы.

Скоро во мгле среди ветвей забрезжил просвет, и перед ним открылась полузаросшая лесная колея. Напротив у сосны сидел, скорчившись, кто-то худенький. Девчонка.

 

Анке огрызнулась:

— Не твое дело.

Несколько минут назад она решила, что не доживет до рассвета. Кураж, толкнувший ее в Эльмот, схлынул, остался только страх — такой, что хотелось скулить. А услышав чьи-то шаги, она сжалась в комок, совершенно парализованная. Лесной монстр, кто еще? Он изнасилует ее и перегрызет горло. И Анке так и не вернется домой.

Идет, насвистывает. Вот приблизился, встал напротив, переминаясь с ноги на ногу. Сказал ломающимся мальчишеским голосом:

— И что ты тут делаешь, а?

Анке открыла глаза. Маньяк был щупловат и с виду не старше ее самой. Она вскочила, рассерженная. Самый обыкновенный мальчишка! Да кто он такой, чтобы ее допрашивать?

— Не хочешь — не говори, — пожал плечами тот. — Просто я думал, может, ты знаешь дорогу?

Анке покачала головой и снова чуть не разревелась. Мальчишка вздохнул.

— Пойдем искать вместе?

Она тупо смотрела на него. Тогда он сказал:

— Ну пока, — и зашагал прочь.

Анке шмыгнула носом. Она вдруг поняла, что еще немного — и снова останется одна. А еще она сообразила, что только что невообразимо смело разговаривала с мальчиком. И не испытывала перед ним, совершеннейшим чужаком, никакого запредельного трепета.

— Подожди!

Она кинулась следом, вцепилась ему в локоть. Сразу отшатнулась.

— Извини.

Мальчик засмеялся и кивнул на ее сумку.

— Давай понесу.

Анке покраснела. Раньше ей никто и никогда не делал таких предложений. Язык словно прилип к нёбу, но ничего, ночной спутник болтал за двоих. Они шли бок о бок, и Анке казалось, что ее плеча порой касаются едва уловимые волны тепла, словно от включенного обогревателя, — мальчишка был совсем рядом. Анке иногда украдкой косилась на него и сразу отводила взгляд, а он тарахтел об отчиме и что учителя — придурки, что он хочет стать автомехаником, что папаша пьет и лодырничает, а вон та звезда — видишь? — называется Альфа Центавра.

В лесу раздался треск.

Долгий протяжный стон, хруст веток: что-то надвигалось на них из темноты, шло, не таясь, сознавая свою силу — невидимое чудище, злой дух Эльмота. Анке и вскрикнуть не успела — мальчишка схватил ее за руку, оттащил в кусты. А тот, рвущийся сквозь ветки, выбрел на дорогу, отчетливо различимый в озерах лунного света — высокий, черный, с раскидистыми рогами на горбоносой голове. Снова вздохнул и скрылся в чаще — молодой лось,Alces alcesиз семейства оленевых отряда парнокопытные.

Анке и мальчик посмотрели друг на друга и рассмеялись.

 

— Бр-р-р, ну и дубак!

Лесная дорога вывела их на высокий речной берег. Над водой стелился туман, его жемчужные пряди цеплялись за ветки ив, касались кожи зябкими влажными пальцами. Скулы сводило от холода.

— Д-да уж, — стуча зубами, согласилась Анке. — А сегодня солнцеворот, знаешь? Раньше в такие ночи всегда разжигали костры. И прыгали через них, чтобы год был удачным.

Мальчик фыркнул.

— Правда, что ли? Вот чумовые! Жалко, спичек нет, а хотя… — Он снова схватил ее за руку, и от его прикосновения странно заныло в низу живота. — Вон тот куст, видишь? Пусть он будет как бы костер.

Анке хлопнула ресницами.

— Надо двигаться, а то совсем задрыгнем. Бежим!

Он рванулся с места, и Анке послушно заторопилась следом, она была как железная гайка, которую притягивает магнит. Как перышко, подхваченное ураганом, сама не своя.

— Прыгаем!

Отталкиваясь от земли, Анке испугалась, что сейчас они грохнутся в самую гущу колючих веток, но они, не размыкая рук, приземлились в некошеную траву. Над головой подрагивали лиловатые в темноте соцветия кипрея. В книжках пишут, если влюбленные вместе перемахнут через огонь, то их союз будет вечным, — впрочем, с грустью подумала Анке, мы не влюбленные, да и костер был лишь понарошку.

— А теперь играем в вездеход, — объявил мальчик. — Делай как я.

И он на четвереньках ринулся в травяные дебри, выкрикивая:

— Я вездеход-один! Я вездеход-один! Держу курс на космическую станцию!

Потом, запыхавшиеся, разгоряченные и насквозь промокшие от росы, они сели на пригорке, тесно прижимаясь друг к другу. В небе мерцали звезды, и одна из них была — Альфа Центавра.

— Моя сестра обожает эту игру, — сказал мальчик. — Она мелкая, три года. И брат есть, еще младше. А у тебя?

— Только родители. И то папа… — Анке замолчала.

Мальчик тронул ее за плечо.

— Слушай, а зачем ты поехала? В Эльмот, ясное дело.

И Анке ему обо всем рассказала.

 

— Значит, не получилось?

Она горестно кивнула, моргнув своими чумовыми глазищами. Тогда он вскочил:

— Делов-то! Айда попробуем вместе! Все будет зашибись.

Он потянул ее в лес. Обалденная девчонка! Не то, что овцы из его класса — у тех кишка тонка в одиночку провести ночь в Эльмоте. А Анкин папец — урод, ясное дело. Но так уж выходит, что все взрослые — или сволочи, или придурки.

Давешний шарик словно сам собою скользнул в ладонь. Как-нибудь с голоду не подохну, подумал он, так пусть лотошев подарочек сгодится на что-то большее, чем жрачка.

Пальцы стиснули эрзац-фантом. Он ожидал знакомого покалывания, еле заметного, будто щекотка, он ожидал, что шарик вдруг сделается горячим — не удержать! — а потом лопнет, расколовшись на две половинки. Замирая в нетерпении, он ожидал, что с ладони стечет на ковер подлеска живой огонек, затанцует на листьях папоротника пламенем колдовской свечи, переливаясь кипенно-белым, карминным, золотым.

Он ожидал, как несколько часов назад ожидала Анке, и, разумеется, не дождался.

Мальчик незаметно разжал кулак. Игрушка лежала на ладони мертвой пластмассой. Значит, Лотош обманул, обвел вокруг пальца — а на что еще, холодно сказал он себе, ты рассчитывал?

Несильно размахнувшись, он бросил фальшивку под ноги и обернулся к Анке. Странно, ее лицо словно светилось в сумраке, а в широко раскрытых глазах играли отблески огненного зарева.

— Гляди, — хрипло шепнула она.

И тогда он тоже увидел, как недалеко впереди, в зарослях папоротника возле поваленной ели, вспыхнул, не опаляя листьев, золотой в алом сиянии — невозможный, настоящий, волшебный, живой, несбыточный — цветок.

 

Они смотрели на него, держась за руки, пока последние искры не отгорели, растаяв в лиловом воздухе. Держась за руки, вернулись к реке.

Анке снова стала бить дрожь, и она, ссутулившись, вся сжалась, пряча ладони подмышками. Точно так же делала мать, когда маленьким он заигрывался на площадке: ежилась от холода, пока он, перепачканный и счастливый, шлепал по лужам. Брат родился хилым, плачет сутками напролет, отчим на работе, как они там?

Анке ойкнула:

— А я ничего не загадала…

Мальчик облизнул губы. Он хотел сказать Анке, что она клевая, и что ее желания обязательно сбудутся. Что таких, как она, он никогда не встречал. Что пускай мир погряз во зле и неправде, но они сегодня видели чудо. А это, наверное, что-нибудь да значит.

Так он хотел сказать, но ему не хватило слов. Поэтому он только обнял Анке и шепнул:

— Ты очень красивая.

Они сближались медленно, словно пугливые молодые зверьки. Соприкоснулись губами и отпрянули, и снова начали путешествие: неизведанные страны лежали перед ними, и они изучали их ландшафт прилежней картографов в научной экспедиции. Бережно, как художник расписывает тушью страницы драгоценного манускрипта.

Тихо в келье; завиток за завитком ложатся на выбеленный пергамент. Олени в удивлении оборачивают гордые головы, лисы подходят к палаткам, не ведая страха перед людьми. Шумят янтарные сосны, грохочет река на перекатах, бьет хвостами форель, и везде — в воде и воздухе, и под пологом лесной чащи, — кипит и ликует, и умирает, чтобы снова родиться, вечно юная жизнь.

А путь ведет дальше, вдоль станового хребта позвоночника, к впадине в основании затылочной кости. Глубоко, под тонкой кожицей земной коры, под тягучей мантией мышечной ткани мощно и часто пульсирует сердце, и кровь расплавленной лавой струится по руслам артерий. Кружится голова; жарко, и сладко, и маетно, и ноги подкашиваются, и тянет опрокинуться навзничь, в травы и росы, в звезды, в горячку любовного забытья.

И в последний миг перед тем, как исчезли всякие мысли, он подумал, что отчим, если по-честному, мужик нормальный, а еще он подумал, что хватит валять дурака, набегался, пора возвращаться домой.

 

С реки стелился туман. Белые змейки ползли по траве, обвивались вокруг стволов деревьев, полупрозрачным маревом подергивали светлеющее небо. Еще немного, и берег утонет в густой молочной мгле.

Они явились с туманом. Дымчатые фигуры одна за другой возникали из ниоткуда, босые ноги ступали по воздуху, едва касаясь верхушек трав. Старшая, с венком из мятлика и шалфея на длинных волосах, хищно вытянула голову, всматриваясь: где чужаки?

Человечьи детеныши ночь напролет резвились на Священном Лугу, досаждая им возней, и криками, и неуместным смехом. Достойные отпрыски своих отцов, не желающих помнить древние обычаи. Высокомерных в собственном могуществе, возомнивших себя владыками земли.

Что ж, невежи и святотатцы, наказанием за ваш проступок — смерть.

Старшая скользнула вперед, ее сестры тенями последовали за ней. Они окружили поляну, теснее и теснее смыкая круг, и у березы, на ложе примятой травы, увидели тех, кого искали. Чужаков из Мира-за-Лесом, обнаженных и беззащитных, тесно переплетшихся телами под аккомпанемент соловьиных трелей.

Они, невидимые за туманом, долго смотрели на детей человеческих, и старшая медленно, не в такт убыстрявшимся движениям вечного танца, одобрительно качала головой. А когда обряд завершился, и дети человеческие, усталые и счастливые, уснули в объятиях друг друга, тогда старшая подала знак, и они в молчании покинули берег, беззвучно и стремительно, как с началом дня развеивается утренний туман.

Над миром, пылая, восходило жаркое солнце.

 

***

— Мне звонили из лицея, — неестественно спокойным голосом сказала мама.

Анке поправила прическу. Она еще не привыкла к ощущению коротко остриженных волос.

— Сообщили, что по твоей просьбе отец забрал документы. Можешь объяснить, что происходит?

Анке пожала плечами.

— Могу.

— И насчет студии тоже. Чем ты занимаешься, когда прогуливаешь занятия?

— Работаю, — сказала Анке. — А учиться я буду в колледже при биофаке. С моим аттестатом меня туда уже зачислили. Без экзаменов.

Мамины глаза сузились, на скулах проступили красные пятна.

— Тварь неблагодарная! Ради тебя одной стараюсь, а ты…

Пощечина не была сильной. Мама совсем не умеет давать пощечины, с состраданием подумала Анке. И боится жить.

— Не делай так больше. — Анке встала из-за стола. — Иначе я уйду жить к отцу. Я ведь знаю, что вы разводитесь.

Она приготовилась выдержать новый натиск бури, но мама молчала. Поколебавшись, Анке тронула ее за плечо:

— Пожалуйста, подпиши.

Мама отняла ладони от лица. Спросила глухо:

— Что это?

— Разрешение на аборт, — очень мягко объяснила Анке. — И поскорей, если можешь: меня ждут в лаборатории.

В лабораторию при институте ее устроила Эльза, папина будущая жена, — мыть пробирки, ничего особенного, но Анке была рада и этому. И сейчас, мчась по улице, она снова радовалась наконец-то обретенному счастью.

Если сегодня получится повторить тот опыт с чашками Петри… Эльзин начальник считает, что из нее, Анке, наверняка выйдет перспективный специалист. Что с таким упорством и талантом ее ожидает блестящая научная карьера.

Перепрыгивая через лужу, Анке поймала улыбку случайного прохожего и широко улыбнулась в ответ. Жаль, конечно, что нельзя оставить ребенка, осенним листком мелькнула мимолетная мысль, но сразу исчезла, словно унесенная порывом ветра. Будущее манило ее, захватывающее и лучезарное, и она поспешила ему навстречу без сожалений и колебаний.

  • Печенье / Ищенко Геннадий Владимирович
  • Серенада одной королеве / Post Scriptum / П. Фрагорийский (Птицелов)
  • Встретив Тебя Я Влюбилась / Сапун Марина
  • Хеллоуин в замке Дракулы. Сижу на его троне, пока он гостями занят (Джилджерэл) / Лонгмоб "Байки из склепа" / Вашутин Олег
  • Я буду ждать тебя у моря / В созвездии Пегаса / Михайлова Наталья
  • Афоризм 362. О думах. / Фурсин Олег
  • III. Der Kapitän / Остров разбившихся - „Insel der gestrandeten“ / Weiss Viktoriya (Velvichia)
  • О новом способе передвижения / Перолеты / Хрипков Николай Иванович
  • Избранник / RhiSh
  • Твой плащ был чёрен и ворон конь  / Считалка / Изоляция - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Argentum Agata
  • ЗА ПОБЕДУ! / ЗА ПОБЕДУ! ФЛАГ НА РЕЙХСТАГ! / Фэнтези Лара

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль