Нападение.

В конце февраля начались оттепели. Они чередовались ночными заморозками. Зима не хотела сдавать позиции, но время было не на её стороне, поэтому, начав отступление, она оставляла за собой опасный гололёд. Дорожники не справлялись и засыпали город солью. Я шутила, что нужны альпинистские «кошки», чтобы передвигаться по улице. Шуткой это было только отчасти.

Меня начала донимать странная, гнетущая тревога. Я не могла понять, в чём дело. Было страшно выходить из дома. Появилось чувство, что за пределами маленькой съёмной квартиры мир опасен, и причина вовсе не в гололёде.

Я не могла забыть «чёрную» сиделку, что застигла нас со Степанычем врасплох. В голове постоянно крутилась фраза: «Ничего вы не сможете доказать», — и её циничный, пронзающий холодом взгляд. Как она могла игнорировать страдания больного старика? Почему участвовала в этой чудовищной схеме? Снова и снова я пыталась забраться в голову этой женщины с чёрной душой.

— Не думай о ней. У таких ничего хорошего впереди, — резюмировал Макс, но я всё ещё не находила себе места.

Свете нужны были деньги на репетитора для сына. Мы договорились, что начало марта она отработает одна, а восьмого числа мы выйдем на смену вместе, чтобы справиться с потоком посетителей, которые придут за подарками к женскому дню. Впереди у меня был мини-отпуск. В это время я хотела успокоиться и взять под контроль чувства. Я не выходила из дома несколько дней: смотрела кино и готовила обеды впрок, представляя, что перешла работать на удалёнку, и теперь это моя обычная жизнь. Всё это длилось ровно до тех пор, пока моё вновь обретённое внутреннее равновесие не разрушил телефонный звонок. Всего за мгновение, словно замок из песка, его разбил очередной натиск волны неприятностей.

— Алечка, милая, здравствуй! На Сашу напали! — голос Валентины Михайловны звенел тревогой, которая мгновенно отозвалась в моей душе отчаянием. Неужели и до этого дошло?

— Он возвращался с работы. Во дворе на него напал грабитель, угрожая заточкой. И это всё в ста метрах от нашего дома! Отобрал барсетку. Хорошо, ключи были в кармане куртки. Потом этот негодяй ударил его и повалил в сугроб. Саша неудачно упал на лёд и сломал руку, — причитала пожилая соседка.

— Степаныч написал заявление в полицию? — спросила я, когда шок отступил.

— Пытался, но его отказались принять. Сказали, что, судя по описанию, это заезжий «гастролёр», которого найти теперь невозможно. Ущерб-то небольшой: старая барсетка и немного денег. Не хотят наши правоохранители себе статистику портить.

— Думаете, это связано с «Сатурном»? — вырвался у меня вопрос, который мгновенно возник в голове, как только я услышала о нападении. К горлу подступил комок.

— Не знаю, милая, не знаю. Может, совпадение — как и то хулиганство, что с его машиной учинили в начале января. Какое-то невероятное стечение обстоятельств! Но если не сам «Сатурн», то судьба даёт понять, что прежними методами действовать нельзя. Саша оформил больничный — самое время, чтобы взять паузу и обдумать, как быть дальше. Но боюсь, Саша растратит его впустую на беготню по кабинетам чиновников, пытаясь привлечь к себе внимание. Так он ещё больше всё усложнит. Голубушка, поговори с ним — может, сможешь урезонить.

— Вам с мужем тоже нужно пересмотреть план действий, — продолжила пожилая соседка. — Валере недолго осталось; думаю, он и до лета не доживёт. Вам надо успеть продать квартиру, пока «Сатурн» не найдёт способ, как снова отравить жильцам жизнь. Ищите способ, как закрыть ипотеку.

— Валентина Михайловна, так что с Багровым? Такое впечатление, что он бесноватый, — спросила я, вспомнив обрывистые слоги, которые выкрикивал больной дед, явно не осознавая, что делает.

— Сосудистая деменция у него, и довольно давно, — которая усугубилась инсультом. У моего брата такая же проблема. Болезнь стариков — не вылечить, не исправить, — спокойно ответила соседка. — Можно ухаживать, чтобы помочь сохранить человеческое достоинство, но, сама знаешь, родственники Валеры давно списали его со счетов. Для них он только балласт.

— А что с вашим братом?

— Лёша в таком состоянии, что не может жить в семье: маленькие внуки его боятся. Родственники скинулись и поместили его в частный дом престарелых. Четвёртый год уж пошёл, — вздохнула соседка. — С таким диагнозом нужен постоянный присмотр сиделки с медицинским образованием, которую не просто найти. Так лучше для всех. Пусть родные помнят его адекватным, добрым человеком.

— У Ларисы есть ресурсы, чтобы обеспечить Багрову достойную жизнь. Почему же она этого не делает? Неужели мстит за давние обиды? Может, он совершил что-то ужасное, о чём мы не знаем, и сестра так восстанавливает справедливость? Он бросил без помощи мать? — я задала соседке вопросы, которые давно меня волновали. Валентина Михайловна знала семью дедки Валерки много лет. Возможно, она была в курсе семейной драмы, которая разделила родных брата и сестру на два противоборствующих лагеря.

— Алечка, дело вовсе не в Валере. Ведь именно он вместе с женой ухаживал за матерью-инвалидом все её последние годы. Багров был очень к ней привязан, а сестра и на пороге не появлялась, оправдываясь занятостью. Причина в характере Ларисы — алчная, эгоистичная, она всю жизнь не упускала возможности подгрести под себя хоть что-то, — задумчиво ответила бабушка. Я решила её не перебивать.

— Ты даже не представляешь, какой она красавицей была — прямо Царевна-Лебедь с картины Врубеля. Все лучшие годы прошли в романах. Вот вертихвостка! Только под сорок выскочила замуж за простого инженера, да и того хватило ненадолго. Неужели с такими данными нельзя было создать нормальную семью? Теперь Катя продолжает её путь — такая же меркантильная эгоистка. И внучки копиями вырастут.

Когда соседка рассказывала о судьбе Ларисы, я вспомнила картину, которую она упомянула: утончённый, нежный образ, похожий на ангела, на фоне серых волн. В памяти мелькнула аватарка Кати — одинокая красавица в белоснежном платье, за спиной которой билось неспокойное море. Между ними явно было сходство.

После завершения разговора я позвонила Степанычу и напросилась в гости. Он был не в духе и нехотя согласился. Через полтора часа я уже сидела на его крохотной кухне и заваривала «Рухуну». Мне хотелось подбодрить дядю Сашу, на левой руке которого до самого локтя был гипс.

— Представляешь, у самого запястья сломал! К счастью, без смещения обошлось. Придётся работу оставить на какое-то время.

Я с сочувствием взглянула на соседа и начала расспрашивать его о ближайших планах. Мне было интересно, как он решил распорядиться диктофонной записью, которую мы сделали недавно.

— Ничего я не решил — не до того. Ещё Наталья со своим ремонтом: то сверлят, то долбят, то воду отключают. Устал я от этой ситуации, сил нет! Вздрагиваю и трясусь от каждого шороха. Скоро от собственной тени шарахаться начну.

Мне было понятно его состояние.

Я искала возможности повернуть разговор так, чтобы предостеречь дядю Сашу от активных действий. В ситуации неопределённости не стоило лезть на рожон. Мы не знали наверняка, было ли нападение на него случайностью или, таким образом, его попытался остановить «Сатурн» — после того как связанная с ними сиделка узнала о нашем разговоре с Багровым. Тогда Степаныч вёл себя вызывающе. Вполне возможно, мошенники рассматривали его как угрозу своей схеме.

Неожиданно разговор сам пошёл в нужное русло.

— Знаешь, я бы отправил ту запись в прокуратуру, да из головы не идёт, что эта тварь, что к Багрову ходит, и тебя видела. Если нападение было не случайным тебе может грозить опасность… — произнёс дядя Саша.

В самом деле, как мне не пришло это в голову!

— В барсетке было фото моей семьи: дочери и зятя с внуком. Теперь мысль не отпускает, что и к ним придут и «случайно» ограбят — угрожая заточкой или чем. Я уже понял, что полиция искать никого не станет.

Степаныч тяжело вздохнул, на его висках проступили вены. В этот момент я осознала, как хрупка человеческая жизнь. Всё это время мы играли с огнём. Мы оба. Валентина Михайловна была права.

— Да и чёрт с ними со всеми! — махнул здоровой рукой дядя Саша. — Скоро дачный сезон. Дочка предложила на полгода переехать загород. Может, к осени всё наладится и без моего участия. Скучно, конечно. Не моё — грядки копать, но всё лучше, чем с ветряными мельницами бороться. Можно сказать, обезвредили меня эти упыри, в утиль отправили, добились своего — поставили старого дурака на место, — в голосе соседа прозвучала горечь.

Внутри меня густой чернотой разливалось разочарование. «Сатурн» обезвредил не только Степаныча, но и меня тоже.