13 (новая глава)

13.

В свободное от учёбы время мы играли у Огурцовского в карты. На деньги. Кто выигрывал, тот и бежал в ближайший магазин за вином. Самым дешёвым, а потому и самым популярным считалось «клубничное», которое продавалось в трёхлитровых банках. С утра до вечера два магнитофона крутили бобины. Шёл интенсивный обмен записями.

В первых числах месяца, когда все трудящиеся получали зарплату, ставки увеличивались. Теперь, тот, кто первым выигрывал энную сумму, бежал за виски. С какого бодуна наша КПСС решила импортировать в страну виски, никто не знал, но без самого высокого решения, такие do, естественно, not do. Не исключено, что капиталюги подловили коммунистов на какой-нибудь международной афере и в знак сохранения статус-кво, втюхали нам вместо станков для производства танков залежавшийся на полках продукт. У них же там все на здоровом образе жизни помешаны.

Виски назывался «Club 99» и стоил шесть пятьдесят. Многие от него плевались, тем не менее каждый считал своим долгом испробовать на вкус сей символ капитализма, чтобы потом делиться впечатлениями с потомками. Товар, несмотря на дороговизну, расходился успешно. Лично мне казалось, что он имеет привкус огурца из бочки. Это было ни хорошо и ни плохо, разве что после выпитой рюмки чудилось будто уже закусил.

В карты я играл плохо, поэтому ни за виски, ни за вином не бегал. Лом играл лучше всех и бегал постоянно, утешаясь тем, что собственных денег на бухалово не тратил — пил за наш счёт.

Однажды, когда все наши дряблые рублики были проиграны и пропиты и с наличными остался только наш лидер-гитарист, Огурцовский, в азарте, выставил на кон свою гордость — человеческий скелет, которого ласково называл своим братом Колей. Заранее было понятно, кто выиграет, кто проиграет, как и то, что в магазинах на скелеты ни вино, ни виски не отпускают. Огурцовский обменял скелет Ломахину на деньги, а потом они начали играть. Для коллектива разницы не было, кто выиграет. Огурцовский же имел возможность не только вернуть члена семьи, но и продолжить желанную пьянку. Он уже почти отыграл Колю, но коварный гитарист хитрым блефом положил конец этой неожиданно затянувшейся партии.

Весь вечер Огурцовский прощался со скелетом, обнимал его, целовал в голую макушку, смахивал скупую мужскую слезу.

— Прощай, брат. За тебя, брат, пью.

Тащить скелет в общагу в голом виде мы остереглись, упаковали его в два бумажных мешка, перевязали шелковой лентой. В автобусе Лом усадил Колю на колени. Скелет иногда пощёлкивал суставами и как будто что-то бормотал. Пассажиры косились на нас с подозрением, сторонились и некоторые спешили выйти не на своей остановке.

В комнате Лом приодел скелета Колю в поношенные треники, рваные кроссовки, футболку «Спартак» и кавказскую кепку «аэродром», найденную в одной из тумбочек. Красавец получился что надо. В зубах — кубинская сигара, — Лом не пожалел десять рублей ради такого понта.

На другой день к нам заявились подружки. Сначала скелет им понравился, они даже уделили ему больше внимания, чем нам, но в конце концов мой приятель, движимый фантазией и неуёмной тягой к розыгрышам, переусердствовал. Девчонки готовили на кухне ужин из того, что сегодня послал нам бог. А послал он картошку, тефтели в томатном соусе, двести грамм конфет, бутылку вина Варна и кривой кусок краковской колбасы, раздобытый каким-то неведомым способом одной из девчонок. Ломахин, коварно ухмыляясь, уложил скелет в свою кровать под одеяло. Чтобы скрыть его выпирание, бросил сверху скомканное байковое одеяло с пустующей кровати.

— Где Коля? — удивились подружки.

— Гулять пошёл, — ответил Лом.

Гулять, так гулять, девчонки не придали событию должного значения. Видимо мы их интересовали всё-таки больше, чем костлявый брат Огурцовского.

— Может и мы погуляем? — предложил я. Сегодня была моя очередь освобождать комнату.

— Пойдём, — моя подруга оказалась понятливой.

Далее события развивались предсказуемо. Лом уложил свою девочку в постель, а сам как бы стал пробираться к ней под одеялом с другой стороны кровати. На самом деле он подпихивал к ней скелета.

— Ну, подожди, — осаживала его подружка, — давай поговорим.

— Потом поговорим. Обними меня скорее. Мои косточки жаждут ласки, они совсем застыли.

Девушка отпихивалась, пока не попала скелету рукой в рот. Приподняла одеяло и дико заорала.

С тех пор друг Коля обосновался в шкафу. Но и там на него время от времени натыкались наши постоянно сменяющиеся гости. Мало кто оценивал шутку по достоинству, чаще следовали вопли, негодование, истерики.

— Верни Колю брату, — советовал я. — Он скучает.

— Верну, но не раньше, чем командировка закончится. А сейчас, дудки. С ним веселее. Поговорить можно. Не то, что с тобой. Он анекдотов много знает.

— Скелет?

— Скелет.

Я не стал спорить. Возможно Лом подспудно радовался своим бесконечным обломам. Всё-таки он любил жену.

Теперь, когда мы, шатаясь по лабиринтам завода, натыкались на симпатичных девчонок и приглашали их на чашечку портвейна, нередко слышали однотипный ответ:

— Нет, уж. Мы боимся. Говорят у вас скелет в комнате живёт.

— Ну, живёт, — грустнел Ломахин. — Так он же совершенно безобидный.

— А говорят, сексуально озабоченный, — хохотали девчонки.

— Ну, один раз возбудился, было дело, но с тех пор, как получил в челюсть, ни-ни. И вообще он очень добрый. Почти не требует ухода. Не писает, не какает, только манную кашку любит. И когда ему сказку «Колобок» перед сном читают.