7, 8

7.

Олег залетел первым. Вторым — я. Вернее залетели наши подружки, а вместе с ними, по той же траектории, и мы. Олег переживал о случившемся, я, наоборот, радовался. Свобода мне на фиг была не нужна. Света нравилась мне всё больше и больше, я готов был на ней жениться в любой день.

Мы встретились после её звонка. Она боялась посвящать меня в то, что беременна, глядела с тоской, часто вздыхала. Потом, потупив глаза, призналась. Сюрприз огорошил меня, но не напугал.

— Ты же собирался учиться, — вздохнула Света. — Что теперь будет?

— Не хочу учиться, хочу жениться, — сказал я и уткнулся носом ей в плечо.

— Серьёзно?

— Куда уж серьёзней, — ляпнул я и понял, что прозвучало это грубовато.

Света отстранилась и словно ударила меня пристальным взглядом. В глазах блеснули слезинки. Отвернулась.

— Я себе это по-другому представляла.

— Как именно?..

— Без острой необходимости. Нечестно как-то получается. И с твоей стороны, и с моей.

— С твоей не знаю, может я не подхожу под твой идеал мужчины, а с моей стороны, что — нечестно? Неужели надо было отнекиваться, говорить, что женитьба не входит в мои планы.

— Я не о поведении твоём говорю, а о ситуации. Не отнекиваешься? Рада. Но ведь женитьба действительно не входила в твои планы?

— Ещё как входила. Я уже давно только об этом и думаю.

— Почему же никогда не говорил. Даже не намекал?

— Боялся. Неприятно услышать: нет.

— Я бы сказала. Поэтому и говорю о нечестности ситуации. Ребёночек должен рождаться не из-за случайности, а когда его страстно желают. Понимаешь меня?

— Понимаю. Но к чему этот странный разговор? Ситуацию не изменишь, я предлагаю пожениться.

— Ситуацию изменить можно.

— Как?

— Например, сделать аборт.

Я развернулся и пошёл прочь.

Олег пребывал в шоке. Его Наташка целеустремленно собиралась замуж и, как я понял из бессвязного бормотания приятеля, сама и спровоцировала беременность.

— Я же старательно предохранялся. А она? Она нет. Всё время удерживала меня, когда я кончал. Отвлекала. Садилась сверху, чтобы я не мог из неё выскользнуть. Да-да. Тогда я принимал это как шутку, а теперь понимаю. Что же делать? Что делать?

— Аборт, — подсказал я.

— Да она и слышать не хочет. Чего я ей только не плёл. Про длительные командировки, про творческую депрессию, про нервные срывы. Про сумасшедших фанаток, которые преследуют музыкантов пожизненно, а их жён готовы убить. Сказал, что девчонки пробираются в гостиницы во время гастролей.

— А она?

— Знаю, говорит. Вы кобели, они сучки. Такова жизнь.

— Ого!

— Как будто сама не такая.

— Может она в тебя влюбилась?

— Влюбилась? Может быть…

— Ну и женись. Девчонка красивая, хозяйственная, если судить по печенью и пирожкам, которые у тебя на столе. Или тебе нужна дочка генерала?

— Она — дочь полковника.

— Тем более. К пенсии генералом будет.

— Жениться я не против. Привык уже к ней, к её смеху, беспечности. Мне с ней хорошо. Но… сам понимаешь…

— По-моему, каждый из вас надул себя, пытаясь надуть другого. Возможно ты постарался чуть больше.

— Нет, она вела себя искренне. Она сразу заявила, что вышла бы за меня замуж. Что не боится фанаток, что не стала бы ревновать. Она-то как раз вела себя искренне. Но не в меня она влюбилась. Не в Васю. Понимаешь ты или нет?

— Скажи ей правду.

— Не простит.

— Тогда ври дальше. Олег — творческий псевдоним, поскольку ваш руководитель посчитал, что публике не понравится имя Василий. Хорошее имя, между прочим. Есть актёр — Василий Лановой, которому, уверен, и в голову не пришло бы назваться Олегом.

Вася недобро зыркнул на меня глазом.

— Скажи, что с «Птицами» порываешь раз и навсегда, потому как очень ревнивый и не можешь допустить, чтобы жена оставалась дома одна.

— А ты хитрей меня даже! — воскликнул Олег-Вася. К нему быстро возвращалось хорошее настроение. — У тебя со Светкой как. Те же проблемы?

— Трудно сказать. Аборт собирается делать. Замуж не хочет.

— Вот везунчик.

— На фиг мне такое везение. Хочу быть мужем. Отцом, папой. Она не хочет.

— А ты предлагал, что ли?

— Предлагал.

— Проверяет она тебя. Позвони, скажи, соскучился.

— Сейчас и позвоню.

Превращение Олега в Василия прошло успешно, хотя и не совсем гладко. Прогромыхал небольшой скандальчик, закончившийся обильными слезами вперемешку с поцелуями. Но вот на свадьбе… Его Наташке кто-то из подруг подсунул вместе с подарком афишу группы «Птицы», на которой никакого Бармина Олега не значилось. Вася попытался доказать, что он — музыкант-дублёр и таких в их группе несколько. Случаются болезни, отпуска, запои. Кто-то чрезмерно находчивый не поленился сбегать домой и притащить на свадьбу гитару, которую под ехидные взгляды подруг сунули жениху в руки и попросили сыграть что-нибудь из репертуара. «Ничего я вам доказывать не буду! Ур-роды!», — заорал Василий, шарахнул гитарой об стол и вылетел на улицу. Невеста, уже почти готовая сама расторгнуть брак и бежать от позора куда глаза направят, неожиданно приняла сторону будущего супруга и с криком: «Сучки, довели человека!», побежала отлавливать своего Васю по дворам.

К столу они так и не вернулись, отправились на квартиру жениха, успешно «выменянную» у «двоюродного брата», ещё тогда, когда Вася считался Олегом. Почему в эту квартиру должны будут вселиться родители Василия, которых к тому же не известили о свадьбе сына, предстояло придумать.

8.

В нашем цеху имелись в наличии три мастера. Я не пишу: «работали», потому что, по большому счету, ни один из них не работал, а только мешал. Когда им надоедало играть в шахматы, они забредали в цех и следили, чтобы наладчики не сидели без дела. Заметив «непорядок», оперативно подыскивали какую-нибудь унизительную работу. Типа коробки с одного угла в другой переставить или двор подмести.

Пытался я объяснить нашему мелкому начальству: если станки прекрасно работают, а слесарь бездельничает, то его надо премировать. За профессионализм. Ведь это у плохого наладчика кругом неполадки и то, что он весь в мазуте и ссадинах, не значит, что хорошо работает. Доводы оказались неубедительными, и целый месяц мастера норовили появляться незаметно, чтобы застукать кого-нибудь за бездельем. Но мы с Ломахиным не теряли осторожности. Заметив, как по цеху кто-то крадётся, я немедленно выгонял работницу из-за станка, делая вид, будто что-то необходимо наладить

Давно обнаружил, что почти любой представитель рода человеческого, сделавшийся по собственной инициативе или по воле судьбы руководителем, превращается в некоего психологического мутанта. Возьмём нашего начальника цеха. Он никогда не снисходит до разговора с рабочими, действует через мастеров и очень не любит спускаться из кабинета в цех. Наши работяги прозвали его — Сиятельство. Мастера получили прозвища соответствовавшие их психотипу: Кишкун, Косточка и Потный. Ну, с Потным всё ясно. Человек не на своём месте. Постоянно делает что-то не так, без конца попадает в глупое положение, рабочие его не уважают и при каждом удобном случае подставляют.

Кишкун и Косточка во многом похожи. Оба упрямы до изнеможения, никогда их ни в чем не убедишь, какими бы очевидными аргументами вы не оперировали. Отличие лишь в том, что Кишкун — он со всеми «кишкун», даже с начальством. Апломб Косточки основан на уверенности, что начальник всегда умнее подчиненного. Перед начальством он лебезит, перед рабочими демонстрирует собственное превосходство. Заучит наизусть умное предложение из какого-нибудь технического пособия, быстренько, пока не забыл, подвалит к наладчикам и задает каверзный вопрос. Типа, а вы знаете?..

Разумеется все трое мастеров гуляли на нашей со Светой свадьбе. Потный — потел, Косточка приставал с разговорами на производственную тему, а Кишкун, хитро улыбаясь, протянул мне толстую пачку фотографий, на которых была напечатана копия американской книги «Советы сексопатолога». Я быстренько успел пробежать глазами первую страничку. Текст подавался в виде вопросов и ответов. Спрашивали жена и муж, а доктор отвечал на щекотливые вопросы.

— Смотри не потеряй, — сказал мастер. — Не дарю. Даю попользоваться.

Тут к нам подвалил подвыпивший Косточка.

— Что это? — небрежно спросил он, выдернул из моих рук пачку и, открыв где-то посередине, прочитал: Быстро введите член во влагалище… — Перебросил несколько листков… — Попросите, чтобы жена стала на колени… так-так… ого! — хрюкнул мастер. — Быстро введите член во влагалище… Х-м-м… Почему автор настойчиво советует вводить быстро? — удивился Косточка. — Я, например, люблю вводить медленно. Он, что, страдает преждевременным семяизвержением?

Кишкун отобрал свои листки.

— Спрячь, — сказал он мне, — а то начнется оргия.

Прочитать «Советы сексопатолога» я так и не успел. Потому что на другой день ко мне заявилась милиция и конфисковала «материалы порнографического содержания», зачитав для протокола 228 статью УК. Это было моё первое задержание. Оно потрясло меня, унизило и вселило в душу окончательное отвращение к Советской власти. Побочным эффектом того, что я не успел прочитать тот текст, явился скорый развод, да и следующий можно возложить тяжкой виной на наше чрезмерно щепетильное правительство, которое в запретительном экстазе даже обнаженную грудь лицемерно объявляло порнографией.

Мастер получил срок — три года. Правда не тюрьмы, а всего лишь «химии». Вероятно он мог бы отделаться и условным сроком, но Кишкун не был бы «кишкуном», если бы не затеял спор с обвинителем:

— Вот вы говорите: распространение порнографии. Я категорически не согласен с подобной терминологией. Порнография — это продукция разлагающего характера. Она должна нести в себе некий негатив: непристойность, извращения, откровенную демонстрацию полового акта. Предъявленные суду тексты, это всего лишь перевод рекомендаций врача, который желает помочь мужу и жене достигнуть гармонии в их интимных отношениях.

— Перевод, говорите? — Прокурор вдруг заговорил приторно елейным голоском. — А с какого языка, уточните.

— Не знаю. С английского, наверное, коль фамилия доктора — Смит.

— И кто же переводил? Вы сами?

— Нет, конечно.

— Так, кто?

— Понятия не имею. Эти фотки мне достались уже с переводом.

— От кого? Кто их вам предложил?

Тут Кишкун слегка озадачился. Он понял куда клонит прокурор и на приманку не попался.

— Я их на рынке купил. За пять рублей. Могу описать приметы продавца.

— Не надо. Всё равно наврёте. Но то, что вы не хотите вывести на чистую воду ещё одного распространителя порнографии, будет зачтено не в вашу пользу. Значит, это перевод книги американского или английского автора. Так я понимаю?

— Не просто автора. Врача.

— Ну, допустим, врача. Книга, надо понимать, в Советском Союзе не издавалась, привезена из-за границы нелегально. Была скрыта от таможенной службы. Потом кто-то перевёл текст, возможно, исказив смысл, или вообще переврав, кто-то сфотографировал машинописный текст, кто-то напечатал, кто-то распространял. За деньги. Еще парочка статей: занятие незаконным промыслом и спекуляция. А вы вместо того, чтобы принести эту гадость в милицию, передали молодому человеку для изучения. Какую цель вы преследовали?

— Благую. Кто может объяснить этому молодому человеку… — Кишкун ткнул пальцем в сторону скорбно сидящего на скамейке свидетеля, то есть, в меня, — как надо вести себя с женой в постели? И что вообще с ней надо делать? Интимная жизнь — это не только зачатие ребенка. Это наука, искусство, если хотите. У каждой женщины имеются такие индивидуальные места… И надо…

— Стоп! — рявкнул прокурор. — Вы сейчас добавите к своей статье отягчающие вину обстоятельства: распространение порнографии в общественном месте.

— Скажите, — не сдавался Кишкун, — как вообще получается, что в нашей стране рождаются дети? Ведь следуя вашей логике и общепринятым запретам на освещение полового вопроса, муж с женой не могут знать, что в постели не только спят, а и ещё кое-чем занимаются. Но если они это знают, значит их кто-то в это посвятил?.. И получается, что этот кто-то тоже занимался распространением порнографии? В устной форме. Какая это часть 228-й статьи?

— Вторая.

— Ага! У вас дети есть?

— К чему вы клоните?

— Ну, ответьте. Или это секрет?

— Есть.

— Надеюсь, не от святого духа?

Прокурор неодобрительно хмыкнул.

— Откуда вы узнали, в результате каких действий с женщиной они появляются? Кто вам это объяснил? И почему этот человек не обвинён в распространении порнографии? Ведь все признаки преступления налицо.

— Не вали с больной головы на здоровую! — побагровел хранитель закона, в запале перейдя на «ты». — Ишь куда клонит! Законы ему в нашей стране не нравятся. Советская власть не справедлива, понимаешь ли… Да мы тебя сейчас по 70-й оприходуем. За измышления, порочащие… За антисоветскую агитацию… за пропаганду…

Вот так мой мастер и отправился укреплять социалистическое хозяйство с нелегкой руки нашей безгрешной Советской власти. По-видимому, эта власть и рухнула в конце концов из-за того, что сама оказалась и «косточкой», и «кишкуном», да ещё и «потным» в придачу.