ЧАСТЬ ВТОРАЯ, глава I, VI

VI

Будильник заиграл в полвосьмого утра. Его мелодия буквально ворвалась в крепкий сон Павла Федоровича, прервав его так же резко, как тот и начался. Он открыл глаза, отключил будильник, незамедлительно поднялся и уселся на краю кровати.

Проснувшись, Павел Федорович никогда не лежал в постели подолгу. Его утреннее время было полностью расписано, но с таким расчетом, чтобы все можно было делать без какой-либо спешки и очень тщательно. Неторопливые, скрупулезные сборы по утрам придавали Павлу Федоровичу дополнительную уверенность в своем внешне виде, да кроме того, такой темп был удобен, если вдруг возникали какие-нибудь задержки или появлялись непредвиденные дела — достаточно было лишь чуть-чуть ускориться, чтобы и для них нашлось время. Сегодня же все шло по плану, и он собирался в своей привычной, неспешной манере.

С минуту еще Павел Федорович просто сидел, смотря на улицу сквозь окно, расположенное всего в полуметре от кровати. Солнце уже давно встало, успело подняться над крышами близлежащих домов и хорошо осветить двор. Во многих местах на дороге выделялись яркие темно-серые пятна мокрого асфальта, густая листва тополей, росших прямо напротив окна, сплошь была украшена крупными переливающимися каплями, а воздух, проникавший в комнату через открытую форточку, наполнял ее прохладой и свежестью. «Хорошо, видимо, пролил ночью, — подумал Павел Федорович. — А сейчас небо совсем чистое. Наверное, днем дождя больше не будет… Но зонтик все-равно надо с собой захватить», — заключил он про себя и с этими мыслями влез в тапочки, поднялся с кровати, надел трико и майку, взял зубную щетку, полотенце, мыло, бритву и направился в уборную.

— Здравствуй, Егорыч! — поприветствовал Павел Федорович щуплого старичка лет за шестьдесят, который как обычно пришел в уборную раньше него и уже вовсю умывался, заняв одну из раковин.

— Утро доброе! — радушно отозвался пожилой мужчина.

— Как коленка? Удачно все прошло?

— Да, Паша. Все сделали по лучшему разряду! Доктор сказал через две недели смогу на танцы ходить!

— Здорово! — искренне порадовался за старика Павел Федорович, устраиваясь у раковины по соседству.

Уборная комната представляла собой небольшое, отделанное плиткой, помещение с двумя закрашенными зеленой краской окнами. Она служила одновременно и туалетом и ванной: здесь были расположены три кабинки с унитазами, шесть умывальников и даже один душ. Эта уборная была в общем пользовании всех мужчин, проживающих на этаже, а еще одна, точно такая же, находилась через стенку по соседству и предназначалась для квартиранток женского пола.

Приходя по утрам в уборную, Павел Федорович редко встречал здесь еще кого-нибудь, помимо Егорыча, но спустя всего каких-нибудь десять минут, в помещении, как правило, было уже не протолкнуться. Вот и сейчас к тому времени, когда он закончил мыться, с особой основательностью произведя необходимые утренние процедуры, все шесть раковин вместе с душем были уже заняты, а сзади сразу за спинами у умывающихся скопилась приличная очередь. Подгоняемый раздраженными нетерпеливыми взглядами ожидающих, Павел Федорович поспешил собрать свои принадлежности и направился назад в комнату. Здесь он позавтракал, надел свою темно-синюю рубашку в белую полоску, черные брюки (при этом еще раз проверив и тщательно пересчитав лежавшие в них деньги), сложил в пакет книги, папку с какими-то бумагами, в него же положил молоток, плоскогубцы, сверток с пригоршней гвоздей, обулся и совсем позабыв про зонт, который еще полчаса назад решил непременно взять с собой, вышел из комнаты.

— Привет, Санька, — с улыбкой поздоровался он со здоровяком, который как обычно с оголенным торсом уже курил у окна возле выхода на лестницу.

— Привет Паша, — пробасил тот и ответная улыбка изобразилась на его лице, в мгновение разрушив прежнюю грозную наружность и придав огромному мужчине какой-то наивный, даже глупый вид. — Покурим? — сходу предложил он.

— Нет, я бросать решил.

— Ну ты даешь! Удачи тебе.

— Спасибо, — ответил Павел Федорович, уже находясь на лестнице.

Спустившись, он вышел на улицу и живо зашагал по тротуару, энергично размахивая при ходьбе руками и размышляя о тех делах, которые ему предстояло сегодня сделать. Была суббота и город только-только начал просыпаться: прохожие не попадались ему навстречу, да и машины редко проезжали мимо, лишь на мгновение разрушая царившее утреннее спокойствие шумом, который тут же спешили унести с собой куда-то вдаль. На небе не было ни тучки: яркое солнце начало разогревать насыщенный влагой воздух и, несмотря на то, что от общежития до магазина было всего несколько минут ходьбы, Павел Федорович в своих плотных черных брюках успел прилично спариться и даже вспотеть, так что с облегчением вошел в прохладное помещение.

Здание, в котором располагался их с Майским книжный магазин, являло собой кирпичную пристройку в один этаж, примыкавшую к жилому многоквартирному дому. Зайдя внутрь, посетители попадали в большое квадратное помещение, правую сторону которого арендовал продавец канцелярии (ее занимали деревянные полки и прилавки, доверху заставленные тетрадками, ручками, бумагой, карандашами и прочими товарами), а левая половина была отдана предпринимательнице, торгующей нижним бельем и трикотажем. В помещении отсутствовали окна, если не считать две узкие форточки в верхней части стены слева от входа, отчего у посетителей магазина создавалось впечатление, будто они находятся в подвале, что, в общем-то, было недалеко от истины.

— Здра-авствуйте, здравствуйте, — зайдя в помещение, сходу поздоровался с присутствующими Павел Федорович, сияя своей металлической улыбкой.

Здесь уже находились две его коллеги — продавщицы, которые пришли раньше и по обыкновению разбирали товар, готовясь к началу нового торгового дня. Канцелярией ведала хмурая и неразговорчивая женщина средних лет; ее наняли только неделю назад, отчего она чувствовала себя еще не в своей тарелке. Трикотажем же торговала сама хозяйка товара — уже пожилая дама, лет за шестьдесят. Несмотря на свой возраст, она вела вполне активный образ жизни, умудряясь на старости лет неплохо зарабатывать, да к тому же была очень приятной собеседницей.

— Галя, — сразу обратился Павел Федорович к пожилой продавщице трикотажем, — инструменты я добыл, так что сегодня все сделаю.

— Ой, спасибо, Паша, — взволнованно и спешно произнесла та. — Я тебе так признательна!

— Пока не за что, — скромно заметил Павел Федорович и, несколько смущенный столь пылкой благодарностью за еще не сделанную работу, направился вглубь магазина.

Здесь, в дальней от входа стене находилось две межкомнатных двери старого, еще советского типа, со вставленными почти во всю площадь рифлеными стеклами. Серые и невзрачные они совершенно терялись в сумраке помещения, и редко какой посетитель вообще замечал их. Одна из дверей, та, что была закрыта на защелку, вела в уборную, а вторая, запертая на висячий замок — в маленькую комнату, в которой и торговал Павел Федорович. Отперев ее, он вошел внутрь.

Комнатка по площади была раз в пять меньше основного помещения. Справа сразу за дверью стоял стол, а от него вдоль стен протянулись высокие в два метра прилавки, накрытые серой простыней. В стене слева в дальнем ее углу была устроена небольшая дверца, над которой висели настенные часы, а ближе к входу имелось одно окно. Окно это было не многим шире форточек, расположенных в большом помещении, и находилось так же под потолком, но ввиду небольших размеров самой комнаты здесь его света вполне хватало, чтобы днем не было необходимости включать искусственное освещение.

Павел Федорович положил пакет на стол и сразу направился к дверце в стене слева. За дверцей находилась крохотная коморка, из которой он достал ведро с тряпкой, швабру и, набрав в уборной воды, принялся мыть пол у себя в помещении. Следуя неизменной привычке, он проводил влажную уборку каждое утро, даже не задумываясь над ее необходимостью. При этом сейчас, летом, пол вполне достаточно было протирать раз в три дня, и если кто-нибудь подсказал бы Павлу Федоровичу, что в это время года такая ежедневная уборка совершенно излишняя, то он, наверное, согласился бы и стал мыть реже, но почему-то еще никто не открыл ему этот секрет. Закончив, он убрал ведро со шваброй обратно в коморку и только тогда снял с прилавка покрывавшую его простынь.

Расположенный вдоль двух стен прилавок имел восемь полок в высоту, сплошь заставленных книгами. В основной своей массе это были объемные широкоформатные энциклопедии или автобиографии знаменитых личностей эксклюзивных подарочных форматов по дорогому оформленные и радовавшие глаз своими красивыми тесненными обложками и глянцевыми страницами с множеством ярких рисунков. Самую нижнюю полку прилавка, которая была практически на уровне пола, занимали детские книжки и журналы, а также мягкие игрушки — тоже на продажу. Кое-какой товар находился на столе у Павла Федоровича. Здесь стояли две коробки: одна — полная дисков с художественными фильмами и передачами о животных; вторая — с различными тоненькими брошюрами религиозной направленности (всё в куче: библия, буддийские трактаты, Фэн-Шуй, превеликое множество современных альтернативных учений и почему-то сюда же Павел Федорович отнес литературу, пропагандирующую здоровый образ жизни). Кроме этого в углу слева, у самого входа прямо на полу в несколько высоких стопок по тридцать-сорок штук были сложены старые невзрачные и потрепанные книги, как правило, еще советских изданий, толстые, не имевшие рисунков даже на обложках и очень по-простому оформленные. Здесь была нетленная классика отечественной и зарубежной литературы, которая издавалась в советское время немыслимыми тиражами, разбавленная популярными в последние двадцать лет детективными, приключенческими и мелодраматическими романами. Эти книги Павел Федорович покупал с рук по десять рублей за штуку, а продавал по двадцать. Но если несли их ему в огромном количестве (что говорить — хоть одна книжка Толстого или Пушкина найдется, пожалуй, в любом доме), то покупать напротив никто не хотел, и их скопилось здесь уже несколько сотен. За исключением этих старых изданий, которые все шли «по двадцатке», к каждой книге и игрушке были аккуратно приделаны маленькие желтые ценники. Ценники Павел Федорович подписывал вручную и на всех в обязательном порядке очень тщательно и с явной любовью выводил свою роспись.

Осмотрев полки, Павел Федорович поправил сдвинутые со своих мест книги и, взяв тряпку, принялся протирать лягушку. Прямо посредине прилавка, в окружении особенно дорогих книг, стояла большущая статуэтка величиной с хорошую кастрюлю, изображающая зеленую бородавочную жабу, сидящую на куче золотых монет, некоторые из которых она держала во рту. Согласно книгам Фэн-Шуй, это изображение было символом достатка и благополучия и, прочитав об этом, Павел Федорович на следующий же день купил самую большую лягушку, которую только смог найти на ближайшей китайской барахолке. Любовно протерев статуэтку, он отошел на два шага назад (отступить дальше ему не позволила стена) и с минуту еще смотрел на прилавок своего магазина, после чего просиял в улыбке и абсолютно всем довольный сел за стол.

За те полчаса, в течение которых Павел Федорович приводил в порядок магазин, к нему не зашел ни один человек. В столь ранний час даже в будние дни посетителей было немного, а в субботу до десяти на них и вовсе не приходилось рассчитывать и он, вооружившись прихваченным с дома молотком и гвоздями, взялся за стоявшую рядом со столом сломанную табуретку. Это был табурет пожилой торговки трикотажем, который она накануне сломала, неудачно встав сверху, и который Павел Федорович вызвался починить. У табурета отвалилась ножка, и ремонт требовался совсем пустяковый, но только Павел Федорович принялся за дело, как к нему в помещение зашли двое — мужчина и женщина.

— Здравствуйте, Павел Федорович, — почти хором произнесли посетители.

— Юра, Оля, здравствуйте! — радушно ответил тот, отставив в сторону табурет с инструментами, выйдя навстречу им и крепко пожав мужчине руку.

Юрий и Ольга были молодой семейной парой. Стройные, красивые они так походили друг на друга внешне, что их часто принимали за брата и сестру. Ольга трудилась преподавателем в университете, а Юрий работал на гидроэлектростанции, нынешней весной защитив кандидатскую диссертацию по экономике. Супруги регулярно заходили к Павлу Федоровичу в магазин, как правило, приобретая у него книги, продаваемые «по двадцатке». Но, несмотря на то, что с точки зрения бизнеса покупателями они являлись далеко не самыми прибыльными, Павел Федорович был очень рад снова видеть у себя в магазине приветливых и жизнерадостных молодых людей. Пожав Юрию руку, он несколько отстранился от супругов и, не переставая улыбаться, быстро окинул их даже не оценивающим, а каким-то восхищенным взглядом.

— Какая ты красавица, Оля!.. А Юра в кожаной куртке — настоящий революционер… Ну? Как жизнь?! Рассказывайте! — спросил Павел Федорович, ободряюще хлопнув молодого человека сбоку по плечу.

— Да вроде нормально…, — начал Юрий.

— Как у дочки дела? — тут же нетерпеливо поинтересовался Павел Федорович, обращаясь уже к девушке и абсолютно не замечая, что молодой человек лишь сделал пауза и, похоже, собирался что-то еще продолжить.

— Хорошо… В июне с папой две недели одни жили, пока я у подружки гостила, — с улыбкой взглянув на мужа, ответила Ольга.

— А-а, ты же к подружке ездила! — воскликнул Павел Федорович, вспомнив, что в начале лета Ольга собиралась лететь к своей бывшей однокласснице в Санкт-Петербург. — Ну и как путешествие?

— Ой, просто великолепно время провела…

— Красиво в Питере? — в нетерпении прервал ее Павел Федорович.

— Очень. Все эти проспекты, каналы!.. Так мы же с ней не только в Питере были, — вдруг просияла Ольга. — Мы в Швецию ездили! На пароме! Это что-то! Представьте — шестиэтажный плавучий дом.

— Шестиэтажный паром? — удивился Павел Федорович.

— Да. Там на этом пароме все что угодно можно было найти. Ресторан, развлекательный клуб, боулинг, бассейн, даже сауна — все там!

— Ни-ичего себе! Бассейн на пароме?!

— Всё на пароме… А в Швеции, конечно красота!.. Мы же резиденцию премьер-министра посетили! — вновь загорелась Ольга. Впечатления от проделанного путешествия переполняли ее, а шедшие друг за другом воспоминания были одно ярче другого и, желая выразить сейчас их все, она не могла сосредоточиться ни на одном. — Экскурсия прямо в рабочий день. Государственный флаг был поднят: как нам гид объяснил, если флаг над дворцом поднят — значит, премьер-министр на работе. Вы представьте, мы были в нескольких десятках метрах от его кабинета (а в Швеции премьер-министр — это глава государства, как у нас президент)! Вот, буквально метров с пяти в окно ему заглядывали. Для меня, выросшей в России, где руководство страны отождествляется чуть ли не с небожителями, это явилось некоторым откровением. Такая открытость, приземленность первых лиц государства очень сильно влияет на восприятие власти, на чувство собственного достоинства и значимости рядовых граждан… По дворцу тоже ходили… А какой там сад восхитительный!

— Так сколько вы там пробыли-то?

— Где? В Швеции?

— Да.

— Неделю.

— Дорого, наверное, поездка обошлась?

— Совсем нет! Вы знаете, — на мгновение задумалась Ольга, — паром, проживание, питание, экскурсии — все это получилось в два раза дешевле, чем один только перелет до Питера.

— Такие дорогие билеты на самолет? — удивился Павел Федорович, ни разу в своей жизни не поднимавшийся над землей выше девятого этажа.

— Это наши авиакомпании тарифы задирают нещадно.

— А почему так?

— Потому что олигополия среди авиаперевозчиков. А аэропорты — вообще монополисты. Рынок неконкурентный, да вдобавок ко всему сильно зарегулирован.

— Это точно, — увлеченно включился в разговор Юрий. — В Европе стоимость перелета на эквивалентное расстояние в среднем в полтора раза ниже, чем у нас. И это несмотря на то, что у них спрос намно-ого более платежеспособен.

— Юра, что ты думаешь, с экономикой будет? — вопросительно посмотрел на него Павел Федорович. Он не до конца понял, о чем говорили сейчас молодые люди, но верно уловив общую направленность беседы, решил поделиться своими соображениями на этот счет.

— А что будет? — не понял вопрос Юрий.

— Мне кажется, скоро нас ждут большие потрясения, — оживился Павел Федорович. — Посмотри: товаров море, все предприятия закредитованы, и при этом работают исключительно на склад. Продукция вообще не продается.

— Да, экономика несколько перегрета — есть такое.

— Скоро все это рухнет, — уже громче произнес Павел Федорович, усмотрев в этой, в общем-то, нейтральной фразе Юрия всецелое согласие со своей точкой зрения. — Большинство товаров люди позволить себе уже не могут. Цены на недвижимость взвинчены настолько, что она попросту не продается. При этом предприятия в долгах друг у друга. Все раздуто до предела! Я давно всю эту систему раскусил — думаю, недолго осталось. Современная мировая финансовая система держится на честном слове; она ничем не обеспечена. Скоро пирамида схлопнется, шелуха облетит, и тогда мы вернемся к земле, к настоящему продукту! Ты как считаешь? — обратился он к молодому человеку.

— Может быть, — мягко возразил Юрий, в силу своего воспитания не способный на открытую критику в отношении взглядов плохо знакомого ему человека, который к тому же был почти в два раза старше его по возрасту. Однако многозначительное «может быть» он произнес предательски виновато, заметно при этом смутившись и отведя взгляд, так что стало совершенно очевидно — он не разделял точку зрения Павла Федоровича.

Уловив же эмоциональный посыл собеседника, Павел Федорович почувствовал, что продолжать тему ему не стоит, и поступил так, как обычно делал в подобных ситуациях: он несознательно ловко сменил направление беседы, выдвинув близкое к предмету разговора, но на этот раз совершенно очевидное и неоспоримое утверждение.

— А российская экономика — вообще одни слезы. Только качаем нефть без остановки, вот и все.

— И не говорите! Мы же просто в нефтяную вышку превратились, — в этот раз невероятно пылко отреагировал Юрий. Затронув тему примитивности и отсталости российского хозяйства Павел Федорович сам того не ожидая встревожил самые глубокие чувства молодого горячего ученого-экономиста, бесконечно любящего свое отечество. — За последние двадцать лет мы разбазарили все то немногое, в чем еще был силен Советский Союз, не создав при этом ничего взамен! Мы ничего не можем дать миру, кроме сырья. Россия превратилась в сырьевой придаток!.. У тех же шведов есть огромная международная сеть магазинов мебели Икея, популярная, в том числе и у нас в стране; автомобили Вольво — они производят, Сааб — тоже шведская машина. Россия же в обмен на все это предоставляет природные ресурсы самого примитивного уровня обработки: сырая нефть, сжиженный газ, алюминиевые чушки.

— А кто может позволить себе эти Вольво? Кто ездит на них? — по-своему живо и с улыбкой вопрошал Павел Федорович. — Те избранные, кто как раз и занимаются продажей сырья. Посмотри, сколько у нас миллиардеров развелось — ба-атюшки-и-и! Какой-то журнал составил рейтинг самых богатых людей планеты. Чуть ли не половина этого рейтинга российские миллиардеры — владельцы угольных шахт, нефтяных платформ, сталелитейных заводов. Основой их богатства являются наши природные ресурсы. Вот они-то как раз и ездят на Вольво, тогда как обычные люди радуются подержанному десятилетнему автомобилю.

— Я полностью согласен с вами, Павел Федорович, — энергично кивая головой, поспешил вставить Юрий, который все это время с интересом слушал собеседника. — Дифференциация доходов среди различных слоев населения страны запредельная. По количеству миллиардеров мы уступаем только США, а по уровню жизни не можем догнать Португалию. Разрыв в доходах пяти процентов самых богатых россиян и среднедушевого по стране уровня неуклонно растет уже на протяжении двадцати лет, а в новом тысячелетии увеличился в несколько раз.

— Все верно — этот разрыв будет только расти. Посмотри на премьер-министра, на президента, на все правительство — это же банда воров. Они и их друзья разворовывают страну, — уже серьезно произнес Павел Федорович, до этого все время сохранявший улыбку на лице. — Дорвались до власти, засели на самом верху и все больше и больше загребают. Премьер-министр уже почти как царь стал. Даже в СССР у генсека меньше полномочий было, а этот устроился в кремле намертво: сначала сам два президентских срока отсидел, а сейчас премьером стал с марионеточным президентом. Конечно, его все устраивает. И о каких переменах может идти речь?

— Закоренелость власти — это главная причина нашего отставания. Власть сосредоточена в руках небольшой группы людей, которые всецело пользуются ей по своему усмотрению. И такая система установилась на всех уровнях — с самого верха и вплоть до главы какого-нибудь захудалого района. Чиновники просто боготворят существующую власть, которая фактически выдала им карт-бланш на поборы. На этом и держится вся система.

— А посмотри Юра, что они на последних президентских выборах-то сделали. Семьдесят процентов нарисовали. Да это уже просто ни в какие ворота не лезет. Я не вижу этих семидесяти процентов. Где они? Их нет, и не может быть. Вокруг только и разговоров, что нет сил уже терпеть. Народ до крайности довели! И при этом семьдесят процентов рисуют. Все эти выборы — полная туфта!

— Да цифры-то даже может и верные, — отведя взгляд, как бы между прочим заметил Юрий.

— То есть как верные? — изобразив беззлобную улыбку, абсолютно искренне изумился Павел Федорович, как изумляется человек, слыша совершеннейшую нелепость. — Ты что хочешь сказать, что три четверти населения в России поддерживает действующую власть?

— Конечно же нет, — Юрий снова взглянул на Павла Федоровича и увидев его недоумевающий взгляд продолжил. — Я сказал лишь о том, что цифры, опубликованные по результатам последних президентских выборов, в общем, могут быть вполне верными. Семьдесят процентов — это доля проголосовавших за. При этом общая явка составила чуть больше пятидесяти процентов. Половина граждан страны на выборы просто не пошли или испортили бюллетени, не желая выбирать из царя и трех совершенно нелепых кандидатов, номинально допущенных до голосования. Вот и получается что семьдесят процентов голосов за это в лучшем случае тридцать процентов от общего населения страны — как раз все чиновники, военнослужащие и полиция, — Юрий сделал было паузу, но в этот раз Павел Федорович не стал включаться, молча и с явным интересом ожидая от собеседника продолжения. — Действующая власть — это несменная элита. Народ не имеет никаких рычагов влияния на нее, — твердо, со всей серьезностью продолжил Юрий, воодушевленный тем неподдельным интересом, который проявил Павел Федорович к его словам. — За последние десять лет произошло окончательное отделение власти от нации. И это самое страшное. Люди чувствуют свое бессилие, чувствуют, что они никак не влияют на происходящее в стране. Наблюдая прогрессирующую дифференциацию доходов разных слоев населения, беззаконие и безостановочную деградацию экономической системы страны все больше россиян приходит к осознанию острой необходимости смены коррумпированной и некомпетентной власти. Но осуществить свою волю граждане не могут в виду того, что у них отобрали все рычаги влияния на систему управления страной. Напряжение нации накапливается с геометрической прогрессией, и вполне логично, что начинают появляться призывы к немедленной смене власти. Слово революция все чаще и чаще употребляется во время политических дискуссий. Кто-то боится такого варианта развития событий, кто-то опасается, кто-то жаждет, а большинство просто не видит в сложившихся обстоятельствах иного выхода. Но все, абсолютно все всерьез обсуждает возможность начала революционных событий в стране. Нет ни одного человека, ни среди противников, ни среди сторонников действующей власти, которые бы заявляли, что все это выдумка. Революция вышла на первое место в повестке дня и воздух буквально уже пропитан духом…

— Павел Федорович, можно эту книгу посмотреть? — вдруг перебила мужа Ольга, которая, пока мужчины беседовали, отошла к прилавку, желая изучить представленный на нем товар.

Всецело поглощенный речами своего собеседника, Павел Федорович вообще не услышал слова Ольги, и лишь когда Юрий прервался и молча перевел взгляд на супругу, он осознал, что девушка что-то произнесла сейчас и что слова ее были обращены, по всей видимости, именно ему. Павел Федорович опомнился и быстро развернулся к Ольге.

— Павел Федорович, вы не могли бы показать мне?.. — повторила она свой вопрос, кивая на большую бардовую книгу с нанесенным по периметру золоченым узором, прямо посредине которой крупными буквами было выведено «Энциклопедия мудрости».

— А-а, конечно! — опомнился Павел Федорович и направился к прилавку, чтобы достать энциклопедию, которая стояла на одной из верхних полок и которую невысокая девушка не решалась взять самостоятельно, боясь невзначай что-нибудь задеть или уронить.

— Зачем она тебе? — приблизившись к супруге, спросил Юрий.

— Папе. Посмотри. По-моему, очень даже хороший подарок получится, — ответила Ольга, листая книгу.

Энциклопедия была толстая, без малого в восемьсот страниц, и совершенно без картинок. Она представляла собой сборник высказываний и афоризмов самых различных мудрецов, писателей, ученых и философов, начиная с Гомера и заканчивая Эйнштейном.

— Здорово, он как раз любит такие книги, — согласился с супругой Юрий.

— Тогда берем?

— Берем… Только я еще что-нибудь себе найду, — добавил молодой человек, направившись к стоявшим в углу стопкам старых книг.

Быстро выбрав одну — сборник рассказов Чехова — он подошел к Ольге, которая уже расплачивалась с Павлом Федоровичем за энциклопедию.

— Вот, давай и эту возьмем, — произнес Юрий, показывая жене обложку книги.

Ольга достала еще двадцать рублей и протянула их Павлу Федоровичу.

— Ты что! Не надо, — нахмурившись и слегка отвернув в сторону голову, поспешил отказаться тот от предложенных девушкой денег.

— Возьмите, — настаивала Ольга.

— Нет, нет. Пусть это будет мой подарок в довесок к энциклопедии, — упорствовал Павел Федорович. Молодые люди были для него больше, чем просто рядовыми покупателями и этим скромным жестом он хотел выразить свое особое к ним отношение.

Почувствовав это, Ольга не стала больше настаивать и убрала двадцать рублей назад в кошелек, после чего супруги попрощались и вышли из магазина.

Когда молодая пара ушла, Павел Федорович вернулся было к ремонту табурета, но толком ничего не успел сделать, потому что уже через минуту к нему зашел новый посетитель. Взрослая женщина, одетая по-обычному, в простые черные брюки, коричневую кофточку и совершенно бесформенные туфли, оказавшись внутри, прошла прямо к его столу, сжимая что-то в своих руках.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Здравствуйте, — ответил Павел Федорович.

— Я вам принесла деньги… Помните?.. Неделю назад… У вас кулинарную книгу брала…, — запинаясь в неуверенности произнесла женщина, скромным неприметным движением положив на стол пять сложенных вместе и сильно измятых купюры — четыре сторублевого достоинства и одну в пятьдесят рублей.

— Помню, — приветливо отозвался Павел Федорович, лишь мельком взглянув на положенные прямо перед ним купюры и даже не прикоснувшись к ним. — Но вы, кажется, говорили, что отдадите деньги через месяц? — с участливой улыбкой поинтересовался он у женщины, тщетно стараясь при этом припомнить имя собеседницы.

— Да, точно, — просияла та в ответ. — У меня действительно зарплата будет только через месяц, но я попросила на работе выдать мне часть денег пораньше, авансом, — торопливо принялась объясняться женщина, испытав радостное волнение в душе от того, что Павел Федорович не только отметил ее расторопность, но и позволил поведать об усилиях, предпринятых ею для того, чтобы иметь возможность вернуть долг заблаговременно. — Я даже и не рассчитывала, что мне все-таки выплатят аванс, но все равно написала заявление, и неожиданно сработало, — робко улыбнулась она в конце.

— Зачем же вы так беспокоитесь?! Возьмите деньги — они вам сейчас намного нужнее, а мне отдадите позже, с зарплаты.

— Не волнуйтесь — все в порядке. Меня нисколько не стеснит то, что я верну вам долг сейчас, — заверила его женщина и тут же обернулась к входу, почувствовав, что в магазин зашел кто-то еще.

В помещении действительно в этот момент появился мужчина. Зайдя, он хотел было сразу подойти к столу, но увидев, что здесь уже находилась какая-то женщина, только взглянул на Павла Федоровича и кивнул головой; на лице мужчины изобразилась легкая улыбка, а получив ответный кивок, он отошел к прилавку и принялся скучающим взглядом рассматривать выставленные здесь книги.

— Я тогда пойду, — торопливо проговорила женщина, еще сильнее разволновавшись и засуетившись, после того как в магазине появился незнакомый ей мужчина. — Спасибо. Вы меня очень выручили.

— Пожалуйста, — ответил Павел Федорович.

Как только женщина ушла, он собрал оставленные ею деньги, убрал их в один из шкафчиков и, выйдя из-за стола, протянул мужчине руку.

Мужчина с виду был возрасту чуть только за сорок, невысокого роста, тщедушный, с небольшой головой, заостренной как снизу, так и сверху и оттого напоминавшей своим силуэтом дыню или мяч для регби. Из-за чрезмерной худобы все черты его лица смотрелись особенно рельефно и выпирающе; в полной мере это касалось и глаз, которые выглядели по-странному округло, особенно когда мужчина закрывал веки. Цвет же глаз было трудно установить со всей однозначностью: они были не то серые, не то голубые, но очень светлые, придававшие взгляду их обладателя эффект полной отрешенности и безразличия. Мужчина был короткострижен, с отпущенной на лоб челкой; имел острый маленький нос, небольшой аккуратный рот и густую недельную небритость. Вдоль левой брови у него красовался широкий выпуклый шрам, и еще несколько подобных имелись на самой голове, хорошо просматриваясь совершенно лысыми полосками кожи на короткостриженном черепе. На мужчине была одета светло-бежевая рубашка, напрочь измятая и заляпанная какими-то коричневыми пятнами непонятного происхождения; рубашка не была заправлена и спускалась наружу почти до колен. Брюки, как и рубашка светлые мятые и грязные, снизу прилично вышаркались и свисали по окантовке штанин бахромой из ниток; на ногах же у мужчины были черные туфли, которые не только смотрелись нелепо в сочетании со светлой рубашкой и брюками, но которые к тому же были сильно заношены, так что кожзаменитель на носках уже полностью отлетел, оголяя серую тряпичную подкладку. В общем и целом мужчина имел вид неопрятный и неприятный.

— Здравствуйте, Павел, Федорович, — пожимая руку, произнес он, расплывшись улыбкой, которая несколько оттеняла общее удручающее и отталкивающее впечатление.

— Привет, Славка! — поздоровался в ответ Павел Федорович.

Посетителя звали Вячеслав Теретников, и он работал продавцом в небольшом пивном киоске по соседству. С самых первых дней своего знакомства мужчины заобщались, начав по нескольку раз на дню встречаться на улице для совместных перекуров. Когда же Павел Федорович принялся скупать старые книги, Теретников стал с регулярной периодичностью приносить их ему целыми партиями, а пару раз вечером даже угостил пивом, по два-три литра которого без особых проблем делал себе каждый рабочий день за счет того, что недоливал грамм по сто покупателям, бравшим больше двух литров зараз.

— Как у вас дела? — только-только поздоровавшись, сходу и как-то необычно торопливо поинтересовался Теретников.

— Помаленьку двигаются.

— Как торговля? — поспешил задать он новый вопрос.

— Тоже вроде ничего.

— К сентябрю народ поживее пошел?

— Да-а, заме-е-етно. Учебники, рабочие тетради, пособия разные очень хорошим спросом пользуются… Мне бы еще оборотки побольше, а то вот — только энциклопедии, — сказал он, кивнув головой в сторону прилавка, — а на учебную литературу денег уже не хватает.

— Что за оборотка?

— Оборотка? — по-доброму изумился Павел Федорович. — Ну, оборотные товары… У меня — книги… Те, что в обороте находятся… Вот оборотки-то как раз сильно не хватает. Народ ходит, учебники спрашивает, а в наличии почти ничего нет. Кое-что я под заказ беру, но в основном, конечно, никто ждать не собирается — покупатели просто уходят в другой магазин, где предложение больше… Ой, Славка-а-а, вот если бы у нас оборотка была! Ведь посмотри…

Павел Федорович увлекся и принялся с азартом рассказывать Теретникову про свой теперешний бизнес, про бизнес бывший, про состояние мировой экономики, про приближающийся конец света, нисколько не смущаясь и даже не задумываясь над тем фактом, что за последние несколько недель уже неоднократно излагал все это своему собеседнику. Теретников же, слушавший эти рассказы уже и сам не зная в который раз, делал это на удивление внимательно, будто впервые. Он очень отзывчиво с полуулыбкой на лице внимал речам Павла Федоровича и единственное, что говорило об отсутствии у него интереса к звучавшим мыслям, был нейтрально-безразличный, совершенно отрешенный взгляд, по которому можно было заметить всецелую погруженность Теретникова в свои собственные думы. Но опьяненный выказываемым любопытством и даже почтением к своим речам Павел Федорович не чувствовал этого еле заметного несоответствия, отчего совершенно раззадорился и болтал без умолку.

— …Огромный семиэтажный паром, а на этом пароме чего только нету: рестораны и кафе, боулинг и бильярд, бассейны и сауны, даже кинотеатр. Вот как люди живут! — со счастливой улыбкой заключил Павел Федорович. — Ну, а у тебя-то как дела? Если книжки хотел сдать, то я прекратил их скупать — и так, видишь, целая гора скопилась, — кивнул он в сторону заставленного книгами угла, но через секунду, как бы чуть-чуть подумав, добавил, улыбнувшись еще шире. — Хотя для тебя, так и быть, сделаю исключение.

— Спасибо, конечно, Павел Федорович, но может лучше перекурим? — предложил Теретников, вытащив из нагрудного кармана рубашки пару сигарет, сильно измятых и потерявших добрую половину табака.

— Я же бросил, Славка! — выпалил Павел Федорович. — Три дня не курю! Ты знаешь, что табак с организмом делает?! — снова разошелся он, не давая собеседнику даже шансов на то, чтобы вставить в разговор хоть одно слово. — В результате курения создаются тромбы в сосудах и мельчайшие из них (в кончиках пальцев рук и ног) закупориваются и постепенно отмирают. После того, как кровообращение прекращается, они начинают гнить, и развивается гангрена. Каждый девятый курильщик рано или поздно теряет конечности из-за этого… Подожди, я тебе сейчас книжку дам! — спохватился Павел Федорович. Энергично повернувшись к столу, он нашел в стоявшей на нем коробке тонкую книжицу и протянул ее Теретникову. — Вот, почитай. Гарантирую — сразу курить бросишь, — заверительно произнес он.

— Отличная книга, — растерянно ответил Теретников, с виду оставаясь совершенно безучастным как к последним словам собеседника, так и к предложенной им литературе. Мельком бросив взгляд на книжку, на обложке которой красовался человеческий череп с костями и заголовок «Алкоголь и табак», он положил ее назад на стол. — Обязательно возьму почитать. Но у меня сейчас к вам дело, Павел Федорович. Вы не могли бы мне занять денег?

— А сколько тебе надо?

— Двадцать тысяч.

— Двадцать тысяч?!!! Нет, не могу!

— Павел Федорович, выручайте. Мне срочно надо задолженность по кредиту погасить, — быстро-быстро, будто боясь забыть собственные мысли, зачастил Теретников. — Я просрочил выплаты и если сегодня до пяти часов не внесу на счет деньги, то завтра меня оштрафуют еще на десятку.

— Не могу, Славка! Сегодня хозяин помещения приходит и мне обязательно нужно ему деньги отдать, — как бы оправдываясь, сказал Павел Федорович.

— А во сколько вы договорились встретиться? — тут же поинтересовался Теретников, сходу уловив суть каждого услышанного слова, хотя еще минуту назад не знал ни о том, что Павел Федорович ждет хозяина помещения, чтобы заплатить за аренду, ни о то, что у него вообще есть такая сумма.

— Около семи.

— Павел Федорович, у меня зарплата в шесть, — с умоляющим видом подхватил Теретников. — Я вам все деньги отдам еще до того, как хозяин помещения придет.

— В шесть зарплата?

— Да, ровно в шесть! Поэтому-то я и прошу. Надолго я бы даже не стал к вам обращаться, а тут вот как получилось! — сокрушенно произнес Теретников и, заметив легкое замешательство Павла Федоровича, суматошно продолжил. — Так обидно — зарплата в шесть, а погасить долг надо до пяти, хоть ты тресни. Мне всего на несколько часов деньги нужны.

— А что у тебя с кредитом-то?

— Да, вы представляете, просрочил последнюю выплату на месяц и теперь меня оштрафуют, если в течении сегодняшнего дня все не погашу. А банк только до пяти работает… Выручайте, Павел Федорович, — с мольбой обратился Теретников.

— Хорошо Славка, — как бы решившись, произнес тот после недолгого раздумья. — Но ты мне до шести отдашь в любом случае? — вопросительно посмотрел он на Теретникова.

— Сто процентов.

Достав из брюк деньги, Павел Федорович отсчитал двадцать тысяч и протянул их мужчине.

— Спасибо! — радостно произнес Теретников. — До шести я вам их верну, — пообещал он и вышел из магазина.

Когда Теретников ушел, Павел Федорович вновь вернулся к оставленному табурету. Посетителей больше не было, и ремонт полностью поглотил его. С удовольствием взялся он за знакомое дело, и стоило только начать использовать инструмент, как душа вдруг совершила невероятное путешествие, оставив существующую реальность и переместившись в то время, в то состояние, когда он работал по хозяйству в своей усадьбе. Странные чувства окутали сознание Павла Федоровича: непонятные, еле уловимые, но чрезвычайно приятные, почти эйфорические. Эмоции совершенно чистой детской ребячьей радости вдруг вспыхнули в нем.

Починив табурет меньше чем за час, Павел Федорович повертел его в руках, рассматривая со всех сторон, затем уселся на него, как бы оценивая комфортность и надежность пребывания сверху и, оставшись очень довольным результатом, пошел сдавать работу.

Увидев сделанный табурет, продавщица трикотажа пришла в совершеннейший восторг. Сначала она принялась расхваливать работу Павла Федоровича, говоря какой он прекрасный мастер, а после, взяв его за руки, стала рассыпаться в сердечных благодарностях. В этот момент Павлу Федоровичу сделалось особенно не по себе: он чувствовал себя неловко, получая явно не соответствующую его трудам признательность, но не в силах был высвободить свои руки из слабых объятий пожилой женщины и стоял сейчас в смущении, как школьник, вынужденный принимать все комплименты и кивать в ответ залитой краской головой. Когда же женщина, наконец, отпустила его, он спешно ретировался к себе в закуток.

Оказавшись один в своей комнатке, Павел Федорович уселся за стол и, достав принесенные с дома бумаги, принялся внимательно изучать их, перебирая и делая карандашом какие-то пометки на полях. Уже несколько недель он пытался разобраться, как составляется бухгалтерский отчет, который они с Майским должны были осенью предоставить в налоговую инспекцию. Для Павла Федоровича бухгалтерия была непролазными дебрями, и хотя задача существенно облегчалась тем, что весь их товар относился к одной единственной категории, а хозяйство и движение финансов пребывало на примитивнейшем уровне, поначалу он взялся за работу с огромным нежеланием. Но, удивительное дело, со временем занятие это так поглотило его, что он снова и снова стал возвращаться к отчету и отнюдь не только потому, что так было необходимо. Бесчисленные трудности, связанные с изучением в зрелом возрасте совершенно незнакомого предмета, меркли по сравнению с теми счастливыми мгновениями, когда в ходе мучительных размышлений, порою довольно продолжительных, Павлу Федоровичу вдруг раскрывалось истинное состояние вещей. В эти моменты он испытывал восторг первооткрывателя, опускающегося в наполненную водой ванную или получающего удар яблоком по голове; чувство собственного достоинства и невероятного воодушевления ощущаемые Павлом Федоровичем в такие минуты стали для него высшей наградой, рождая жгучий азарт, пробирающий все клеточки тела, и заставляя продолжать начатое дело с еще большими усилиями. Вот и сейчас вооружившись образцами, которые распечатал ему Майский, сидя с хмурым сосредоточенным лицом, он с головой ушел в финансовые расчеты, периодически озаряясь радостной улыбкой в те восторженные минуты прозрения, когда доселе непонятное и сложное становилось вдруг для него ясным и очевидным.

Увлекшись, Павел Федорович просидел за отчетом больше чем планировал, а когда в очередной раз взглянул на часы, увидел, что уже давно пора было обедать. Он сложил все бумаги назад в папку, закрыл свое помещение и, выйдя на улицу, направился в сторону находившегося поблизости рынка. Павел Федорович давно приметил там отличный павильон, где всегда имелась в продаже всякая выпечка и изделия из теста, ассортимент которых был способен удовлетворить людей с самыми разнообразными вкусовыми пристрастиями. Здесь были беляши и пирожки, позы и манты, блины, самса, и даже шаурму вам могли настрогать за пару минут. Взяв же, по обыкновению пять довольно приличных чебуреков, порцию морковного салата и пакетик с чаем, Павел Федорович перемолвился несколькими фразами с продавцом и отправился назад, к себе в коморку. Но только он вошел в магазин, как к нему сразу же подлетела пожилая продавщица трикотажем.

— Паша, это тебе, — произнесла она, протягивая ему шоколадку.

— Что ты, Галя?! Зачем?! Не надо…, — принялся отказываться Павел Федорович. Женщина так быстро возникла возле него, что он, только-только успев переступить порог, стоял сейчас прижатый спиной к двери.

— За табуретку, — пояснила женщина. — Я тебе очень признательна.

— Галя, брось это! Мне ничего не стоило починить ее, — улыбаясь, пылко заверил женщину Павел Федорович, аккуратно обхватив ее за плечи и чуть повернув так, чтобы иметь возможность пройти дальше к своей коморке.

— Зато мне ты сильно помог. Паша, возьми шоколадку — с чаем попьешь.

— Нет, нет! — в смущении отвернув голову, сказал Павел Федорович и поспешил в свое маленькое помещение.

Зайдя к себе, он поудобнее разместился на стуле, достал салат и вилку, взял чебурек и хотел уже было приступить к обеду, как снова увидел в дверях пожилую предпринимательницу. Женщина была преисполнена твердой решимостью, во что бы то ни стало вручить свой презент.

— Паша, возьми, пожалуйста, — сказала она, протягивая шоколадку.

— Галя, прекрати сейчас же! — возмутился Павел Федорович, произнеся это как-будто даже и строго и грозно, но при этом, не смотря на женщину, вообще не поднимая головы и лишь неуверенными движениями руки пытаясь отстранять от себя протянутый презент.

— Возьми, — настаивала женщина, положив шоколадку на стол.

— Забери назад! — не унимался Павел Федорович. Взяв подарок, он протянул его собеседнице, несознательно желая доказать то ли ей, то ли себе, что помогал исключительно по-дружески, а никак не ради последующего вознаграждения.

— Нет, Паша. Это тебе. Как раз после обеда с чаем попьешь, — сказала женщина и вышла за дверь.

Первоначальным желанием Павла Федоровича было догнать ее и вернуть шоколадку, однако этот порыв сохранялся в нем совсем недолго — уже через мгновение он смирился и решил принять презент. И в ту же секунду, как он пришел к этой мысли, в тот самый момент внутреннего принятия им подарка пожилой дамы чувства смущения, неудобства и даже какого-то стыда, всецело руководившие его действиями прежде, начали исчезать, сменяясь удовольствием от признания со стороны женщины и искренней благодарностью ей за внимание. Неожиданно ему стало легко и приятно на душе.

Павел Федорович посмотрел на подарок — это был молочный шоколад с фундуком. Очевидно женщина, не зная его вкусовых предпочтений, приобрела самый распространенный вид шоколада, с самой что ни на есть стандартной начинкой. Вместе с тем шоколадка оказалась достаточно дорогой, с цельным орехом, так что было ясно — пожилая дама выбирала что получше, а не просто купила первый попавшийся вариант, и от этого Павлу Федоровичу стало еще приятней. «Вот дает, Галя!», — подумал он про себя, тепло улыбнувшись и в то же самое время как-то несогласно мотнув головой, мол — «все-таки не стоило».

Вернувшись к оставленному обеду, Павел Федорович довольно быстро съел салат и все пять чебуреков; последний из них он оприходовал с не меньшим аппетитом, чем первый, так что похоже без особых проблем приговорил бы еще столько же. После этого он выпил чаю, в прикуску с подаренной шоколадкой и, достав принесенную из дома библию, принялся за чтение, как обычно глубоко вдумываясь в каждый сюжет и с превеликим удовольствием находя схожие примеры в своем богатом жизненном опыте.

Однако читал он недолго, потому что в магазин, наконец, начали захаживать посетители. Большинство появлялось здесь просто ради интереса: с любопытством разглядывая красивые издания, они уходили, не сказав ни слова и даже не взяв в руки ни одну из книг, вполне удовлетворяясь только любованием обложек; но были и те, что оставляли заявки, в основном на школьные учебники для своих детей, а один мужчина даже купил книгу — энциклопедию о динозаврах, истории о которых так любил его маленький сын. Торговля шла как обычно в субботу, постепенно оживляясь к трем часам и сходя на нет к вечеру. Наконец, где-то с полпятого посетителей заметно поубавилось, и у Павла Федоровича появились достаточные промежутки времени, чтобы вновь погрузится в обдуманное чтение. В этот раз он взялся за пророчества Майя, которые очень сильно заинтересовали его в последнее время. Читая эти пророчества с не меньшим вниманием, чем библию, Павел Федорович не без интереса открывал для себя, что многие сюжеты, мысли и принципы в этих двух книгах на удивление схожи, несмотря на казалось-бы совершенно несопоставимые времена и культуры, в которых зародились две эти религии. Но по мере того, как время приближалось к шести, он все меньше мог сосредоточиться на чтении, пока, наконец, совсем не отложил книгу.

Павла Федоровича охватили тревожные чувства — скоро уже должен был прийти хозяин помещения, а Теретникова до сих пор не было. Поначалу он еще держал себя в руках, но когда время перевалило за шесть часов, то обеспокоился не на шутку. Теретников не объявлялся: он не появился в шесть, не было его и в полседьмого. Стрелка часов монотонно съедала секунду за секундой, и беспокойство Павла Федоровича переросло в настоящее смятение. Он встал, и уже было направился в пивной киоск, где работал Теретников, но прямо в дверном проеме столкнулся с хозяином помещения.

Владельцем помещения являлся молодой юноша, лицо которого показывало не более двадцати лет. Он был среднего роста и имел худощавую, еще не до конца сформированную комплекцию тела. Одет молодой человек был по моде: в джинсы, красивые замшевые туфли и переливающуюся белоснежную рубашку с аккуратно закатанными до локтей рукавами. Лицо его было свежим и приятным в своих чертах, а взгляд безразличным и вместе с тем дерзким.

— Олег, привет! — воскликнул Павел Федорович при виде молодого человека.

— Здравствуйте, — спокойно, как бы нехотя ответил тот и, пожав Павлу Федоровичу руку, поспешил пройти из дверного проема дальше в помещение.

— Олег, подожди меня здесь. Я сейчас подойду, — суматошно проговорил Павел Федорович.

— Я ненадолго. Буквально на минуту, — сдержанно и серьезно начал молодой человек, неспешно перемещаясь вдоль прилавка и лишь изредка посматривая на собеседника. — Мне вчера вечером позвонил Максим и сказал, что сегодня вы погасите свою задолженность за два месяца.

— Да-да, конечно погасим, Олег! Ты подожди меня здесь немного. Мне надо только кое-что сделать…, — взволнованно зачастил Павел Федорович, положением своего тела выказывая сильное желание покинуть помещение, но вместе с тем оставаясь на месте.

— Может, тогда вы мне сразу деньги и отдадите? Да я пойду, — предложил молодой человек, настороженный внезапной заминкой и в особенности тем крайне обеспокоенным видом, который имел сейчас его собеседник.

— Да не волнуйся ты так, Олег, сейчас деньги будут, — начал энергически заверять и успокаивать молодого человека Павел Федорович, хотя тот не выказывал вообще никаких признаков волнения и держался не в пример сдержанней его самого. — Подожди меня чуть-чуть. Сейчас я приду и все тебе отдам, — с этими словами Павел Федорович замер на секунду, будто удостоверяясь, что молодой человек не собирается препятствовать его уходу и, как только в помещении установилось молчание, поспешно вышел из магазина.

Быстрым шагом Павел Федорович направился на улицу, к пивному киоску. Он был в смятении: деньги, долг по аренде, Теретников, хозяин помещения, Майский — все закрутилось у него в голове. «Что же это такое? Славка же до шести обещал деньги занести! — думал про себя Павел Федорович. — Куда он запропастился?.. Может ему зарплату задержали, и он сегодня ничего не отдаст? Что тогда я Олегу скажу? В этот раз он наверняка уже не станет ничего слушать… Вот, Славка га-а-ад! Так подставил!.. А если он вообще не собирается мне ничего возв…, — на мгновение проявилась ужаснувшая его мысль, — Макси-имка-а!», — вдруг вспомнив о племяннике, Павел Федорович весь сморщился в сильнейшей досаде. Сердце его бешено колотилось, разум был взбудоражен и совершенно затуманен нахлынувшими эмоциями. Чувства обиды, отчаяния, злости, страха и вины одно за другим вспыхивали в нем. Они были неявными, в виде одних только предощущений, потому что стоило им начать проявляться, как Павел Федорович, не находя приемлемых разрешений, тут же не задумываясь подавлял их; но все равно даже только одни эти предчувствия привели его дух в совершенно паническое, растерянное состояние.

Дойдя до киоска, Павел Федорович буквально ворвался в него, грохотом двери всполошив немногочисленных посетителей, стоявших вдоль широкой стойки группами по два-три человека и сонно потягивающих пиво.

— Федя, а где Теретников?! — сходу пылко обратился Павел Федорович к находившемуся за прилавком молодому человеку, несколько беспардонно задев при этом плечо стоявшего тут же мужчины.

— Не знаю, — безразлично обронил юноша, продолжая с абсолютно невозмутимым видом наполнять пивом кружку, которую профессиональным движением аккуратно наклонял так, чтобы по ходу дела образовывалось как можно меньше пены.

— А что — не он сегодня работает?

— Как видите, нет.

— А он сегодня вообще заходил?

— Заходил.

— Давно?

— Утром, — продолжал односложно отвечать юноша, не смотря на Павла Федоровича и внешне оставаясь совершенно безучастным к обуревавшим собеседника треволнениям.

Того же, однако, никак нельзя было сказать о находившемся рядом с ними посетителе: как только Павел Федорович появился возле прилавка, бесцеремонно отодвинув мужчину, тот вперился в него своим взглядом, да так и продолжил вплотную таращиться, не отрываясь ни на секунду и с совершенно неподдельным интересом слушая разговор.

— А в шесть он за зарплатой приходил? — спросил Павел Федорович, совсем сбитый с толку ответами юноши.

— За какой зарплатой? — налив пиво и передав стакан мужчине, уточнил молодой человек.

— Ну, вам же сегодня зарплату выплатили? В шесть часов?

— Нам сегодня никакой зарплаты не выплачивали, — изумился юноша. Поняв, что произошло что-то крайне интересное, он облокотился на прилавок, подавшись телом несколько вперед, и полностью сосредоточил свое внимание на беседе.

— Как не выплачивали? — опешил Павел Федорович. — А когда Славка в следующий раз работает?

— Никогда. Его уволили.

— То есть, как уволили?! — будто громом поразило Павла Федоровича. — Когда?!

— Два дня назад. Сегодня утром он как раз за расчетом и приходил.

С минуту Павел Федорович стоял в полной прострации, смотря в одну точку и с трудом собирая в кучу мысли.

— Федя, а у тебя есть его телефон? — совладав с собой, спросил он.

— Да… Вот.

Молодой человек достал из-под прилавка заляпанную книжицу и продиктовал номер.

— Недоступен, — понурившись, тихо произнес Павел Федорович, убирая телефон от уха. — А домашний адрес его у тебя есть?

— Откуда? Он же работал неофициально. Да и устроился-то всего полгода назад.

Павел Федорович опустил голову и, выпучив глаза, замер с абсолютно потерянным выражением в лице. Молодой человек не мешал и, не шевелясь, все также облокотившись на прилавок, оставался всецело сосредоточенным на нем.

— А почему уволили? — в конце концов, собравшись с мыслями, спросил Павел Федорович.

— Подворовывал он, по-моему, — неохотно проговорил молодой человек.

Павел Федорович постоял еще с минуту, после чего отрешенно кивнул головой и, попрощавшись, медленно направился к выходу.

Его провожал взглядом сидевший возле бармена мужчина, который, потягивая пиво, за все это время так ни разу и не оторвал от Павла Федоровича любопытного взора.

— — ------------------------------------------------

Больше интересного тут:

www.youtube.com/channel/UCHmbRKwvEQSfFhtg-3_iu9w