ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, глава I, II

II

На улице стояла прекрасная мартовская оттепель. Деревья еще были голые, но на некоторых уже можно было заметить набирающие сок почки, а щебетание потихоньку возвращающихся со своих зимовок птиц с каждым днем становилось все громче и разнообразнее. И хотя ночью еще могло примораживать, после обеда ближе к вечеру солнце, начинавшее подниматься все выше над горизонтом, успевало прогревать город. Сегодня же день был особенно ясным, отчего скопившийся за зиму снег таял кругом в огромных количествах.

Выйдя из здания, Роман был даже слегка ошеломлен обрушившимся на него как лавиной вдруг, разом весенним раздольем. Чувства его, до этого дремавшие в офисной тишине, мгновенно оживились и ободрились. От ярко светившего солнца он невольно очень сильно зажмурился; слух его начал фиксировать множество звуков самой различного происхождения и характера: от чириканья и пения птиц до автомобильных клаксонов. По тротуару сновали туда-сюда прохожие, мимо проезжали машины, трамваи. Талая вода озорно капала с не сбитых за зиму сосулек, вырывалась из сливов, разливалась по дорогам. Все вокруг звенело, неслось, бурлило. Лицо Романа, мгновенно согретое солнечными лучами, окутал и приятно освежил мягкий ветерок. Он не мог удержаться и вдохнул полной грудью — воздух был необычайно свежим, легким. Это была та самая замечательная для русского человека пора, когда душа, уже давно безо всякой меры истосковавшаяся по жизни в любых ее проявлениях, чувствуя оживление природы, начинает просто распирать грудь изнутри, перехватывать дыхание и чуть ли не поднимать над землей.

Роман невольно взбодрился, спустился с крыльца и не торопясь, наслаждаясь окружающими метаморфозами, направился по одной из самых оживленных улиц N-ска к месту его встречи с Дульцовым.

N-ск был крупным городом, областным центром, в котором при желании можно было найти все что угодно. Но если кто-нибудь захотел бы поинтересоваться у его жителей, чем знаменит N-ск, что есть в нем такого уникального, то вряд ли смог бы услышать хоть какой-то внятный ответ. Это был ничем не примечательный город, кроме, пожалуй, того, что во времена гражданской войны здесь был расстрелян один из белогвардейских лидеров, остановившийся в N-ске проездом. Да еще в непосредственной близости находился самый большой резервуар пресной воды на планете, но этот важнейший для жизни ресурс сегодня был не в чести и ни городу, ни области никаких дивидендов не приносил.

N-ск являлся столицей губернии еще в царской России и имел соответствующую застройку центральной части города, большинство зданий которой было возведено более века тому назад. Выдержанные в едином стиле, как правило, два-три этажа в высоту, они обращали на себя внимание фигурными декоративными элементами по всему фасаду: то и дело взгляды прохожих наблюдателей приковывали массивные арки или колонны, увенчанные изысканными капителями; кое-где, под каким-нибудь рифленым зеленым куполом, торчал бычий глаз; местами выдавались наружу изящные кованые балкончики, на которых едва ли возможно было уместиться вдвоем. Здания эти периодически реставрировались, отчего сохранились в почти первозданном виде со всеми своими индивидуальными особенностями и выглядели сейчас примерно также, как и во времена их возведения.

Улицы с тех самых пор тоже практически не изменились и по пропускной способности не соответствовали ни плотности пешеходного потока, ни современному количеству транспортных средств, отчего машины здесь передвигались группами от светофора к светофору, выстраиваясь у каждого из них в довольно длинные очереди. По одной из таких улиц и направился сейчас Роман. Пройдя немного по тротуару, он пересек проезжую часть и, обернувшись, тепло и даже с какой-то грустью посмотрел на здание, из которого только что вышел.

Построенное на заре советской эпохи, это здание заметно отличалось от соседних домов, но в то же самое время имело с ними много схожих элементов и потому довольно гармонично вписывалось в общий ансамбль. Отделанное серым камнем с подчеркнуто-аскетичной строгостью оно поднималось высокими этажами с большими окнами; прямо посреди фасада располагалось широкое крыльцо со множеством ступенек, продолжающееся четырьмя колоннами, над которыми вверху, под самой крышей, были изображены три гипсовых барельефа: слева стоял рабочий, опирающийся рукой на шестеренку, справа была женщина с серпом в одной руке и охапкой пшеницы в другой, посредине находился герб РСФСР. В этом здании располагалось одно из региональных министерств, в котором четыре года проработал Роман. Глядя на здание, он задумался и, наверное, простоял бы так довольно долго, если бы не сильный толчок в плечо, от которого он чуть не потерял равновесие. Кое-как устояв, Роман только тогда заметил, что сильно осложнил пешеходное движение, неудачно остановившись почти в центре тротуара. Он поспешил встроиться в поток и направился дальше, думая о том, как прошел его последний день на работе.

— Ой дура-а-ак! — неожиданно даже для самого себя воскликнул вслух Роман, повинуясь какому-то внутреннему стихийному импульсу. Произнесено это было с чувством глубокой досады, громко, так что некоторые прохожие даже повернули головы, чтобы посмотреть что случилось.

«Это только со мной могло такое произойти, — думал он, вспомнив, как глупо прервал своего начальника, и с какими неоднозначными чувствами они расстались. — Хотел, чтобы Николай Петрович попробовал торт, а что получилось? Получилось, как будто я предложил ему помолчать немного и покушать, вместо того, чтобы докучать всем своим рассказом. Ну как по-дурацки все произошло!».

Роман, как и все в его отделе, уважал и ценил своего начальника; но кроме этого у него с Николаем Петровичем нашлось много общего, как в характере, так и в пристрастиях. Между ними установились настоящие дружеские отношения и от этого мысль, что начальник мог воспринять его слова в неправильном свете, становилась еще более мучительной для Романа.

«Все не так поняли, что я хотел сказать. И Николай Петрович тоже изменился после моей фразы… Да еще и я сконфузился. Надо было вести себя, как ни в чем не бывало, ведь у меня и в мыслях не было того, что всем показалось. А я смутился, как будто и в правду мне было из-за чего мне смущаться. Дурак! Ой дура-ак!!!». Брови Романа сдвинулись и напряглись, лоб сморщился, глаза сощурились, губы плотно сжались; лицо его ярко отразило все кипевшие в нем глубокие переживания, сожаление и недовольство собой.

Самобичевание в подобных ситуациях было свойственно Роману. Если он чувствовал, что какой-то своей фразой или действием нечаянно обидел, задел или оскорбил чувства другого человека, он воспринимал это особенно близко к сердцу. Без остановки прокручивая в уме ситуацию, рассматривая ее с разных сторон, раз за разом повторяя и припоминая все мельчайшие подробности, он напряженно и болезненно пытался сообразить, как могло получиться, что его слова, поведение, были восприняты так, а не иначе. В этом было что-то, что с первого взгляда могло показаться даже не вполне нормальным, как будто он упивался, смаковал собственную ошибку, как будто наслаждался тем, что многократно усиливал свое чувство вины и досады. На самом деле Роман не относился к разряду моральных мазохистов и не для какого-то скрытого внутреннего удовольствия терзал себя; но он был очень чутким самокритичным человеком и давно уже на уровне подсознания пришел к тому, что если он не находил в себе силы сразу проанализировать ситуацию и разобрать ее во всех деталях, а повинуясь мгновенно возникающей автоматической защитной реакции отгонял ее от себя и оправдывался тем, что его просто не так поняли, то потом это событие могло еще долгое время навязчиво всплывать в его сознании и терзать ранимое сердце сильнейшим чувством вины. Если же вопреки этому первому инстинктивному желанию отогнать мрачные мысли и оправдать себя он прокручивал ситуацию, воспроизводил ее в мельчайших деталях, анализировал, почему все вышло именно так, что породило двусмысленность, мог он предвидеть возможный контекст или это было невозможно предугадать, то после она становилась для него абсолютно понятной, очевидной, не терзала его сознание, и даже если вдруг возвращалась, не доставляла уже того мучительного чувства вины за действия, которые невозможно было исправить.

«Почему моя просьба была так воспринята? Как возник такой подтекст? Вроде бы ничего грубого не сказал, только "попробуйте торт, очень вкусный"…. Влез очень резко, вот и получился эффект, будто бы перебил. Да ведь я еще и не слушал Николая Петровича, своими мыслями был занят, и залез прямо в середине рассказа. Ну конечно! — вдруг, как мозаика из мелких кусочков, начала складываться объективная картина в его сознании. — Человек рассказывает историю, и когда он делает небольшую паузу в середине рассказа, когда явно должно последовать продолжение, его перебивают с предложением покушать немного. О чем тут еще можно подумать — все очевидно! Ну как я так глупо поторопился! Надо было дождаться, пока заговорит кто-нибудь другой, и уже после этого лезть со своим тортом. Да еще вдобавок многие действительно уже устали слушать, и я нечаянно озвучил вслух занимавшие их в этот момент мысли. От этого такая сильная реакция у всех… Какая глупая ситуация на пустом месте возникла. Нет, больше никогда не буду перебивать и лезть в разговор, который не слушаю…». Постепенно лицо Романа прояснялось, на душе стало значительно легче. По мере того, как ситуация становилось для него яснее и проще, он отпускал ее из своего сердца, все это время продолжая свой путь автоматически, не осознавая где идет и вообще не видя ничего вокруг себя.

Роман Майский не задумывался куда движется — ноги сами вели его в нужном направлении. Всю свою жизнь он прожил N-ске и за двадцать шесть лет досконально изучил город, хотя так и не узнал родную страну. Рожденный в СССР он не успел впитать идеи, которые разделяли сотни миллионов людей, и на основе которых было сформировано одно из самых многонациональных государств в истории человеческой цивилизации — к тому моменту, когда Роман пошел в школу, он уже был гражданином Российской Федерации. Правда, буквари еще не успели перепечатать и всю вторую страницу этой, первой для каждого школьника книги, занимал портрет Ленина, но учителя уже не обращали на него никакого внимания, как будто его там и не было вовсе.

В школе Роману было легко. В третьем классе отец отдал его в боксерскую секцию, и уже через год он чувствовал себя совершенно свободно в агрессивной мальчишечьей среде. Он мог дать достойный отпор любому своему одногодке, даже многим мальчишкам постарше, и при этом почти никогда не злоупотреблял своими властными способностями. Первое время конечно Роману не удавалось избегать потасовок, но класса с шестого ему уже не надо было ничего доказывать, а так как он не стремился во что бы то ни стало оказаться в центре внимания, то отлично ладил со всеми своими одноклассниками. В то же время Роман хорошо учился. В этом была большая заслуга его родителей, в особенности матери, которая с самого детства привила ему чувство ответственности в отношении любого дела, за которое он брался. Роман окончил школу лишь с несколькими четверками по особенно нелюбимым предметам, среди которых были химия, физика и алгебра, и не потому, что не мог их осилить, а единственно по причине отсутствия необходимости их более глубокого изучения.

Вопрос выбора института в семье был неактуален. Мама Романа всю свою жизнь проработала в экономическом университете и юноша, успешно сдав вступительные экзамены, поступил на факультет государственного и муниципального управления. Учился он, как и в школе, хорошо и прилежно, но кроме этого еще и более осознанно, что позволило ему окончить университет с красным дипломом. Преподаватели любили Романа, который всегда посещал лекции и старался вовремя выполнять задания. Любили его и одногруппники: он никогда никого не обижал намеренно, если же все-таки нечаянно задевал собеседника, то всегда находил в себе силы извиниться. На обидные же колкости, отпущенные в свой адрес, по-разному отшучивался: иногда неудачно, иногда остро и умно; но стерпеть был в состоянии не все, так что и тут ему довелось пару раз применить свои боксерские навыки. Душой компании Роман не был, а наоборот, держался по большей части сдержанно, со стороны даже могло показаться, что скованно; при этом имел развитое чувство юмора и смеялся, хотя и не взапуски, но всегда искренне и к месту. Любили его еще и оттого, что он был на редкость компанейский. Все знали, что какое-бы мероприятие не намечалось, можно позвонить Роману, и он поддержит компанию. Если нужно было приобрести билеты в кино, забронировать кафе, закупить продукты на пикник, организовать какое-нибудь мероприятие или дать отпор повстречавшейся на улице компании изрядно подпитых и агрессивно настроенных молодых людей — на него всегда можно было положиться.

Студенческий период совпал у Романа с годами становления нового российского капитализма — в стране активно развивалось предпринимательство всех уровней. Средства массовой информации освещали жизнь и деятельность олигархов и крупных собственников бизнеса чуть ли не чаще, чем первых лиц государства, все кругом активно обсуждали региональных предпринимателей, а живые примеры успешных владельцев малого бизнеса любой мог найти среди своих ближайших знакомых. Тенденция эта немедленно была воспринята самой креативной, мобильной и прогрессивной частью любого общества — студентами. В сознании молодых юношей со свойственными их возрасту гипертрофированными представлениями, отразился образ успешного человека. Новым героем времени стал частный предприниматель. Он сам себе хозяин, способен генерировать и реализовывать идеи, определяет актуальные запросы со стороны общества и удовлетворяет их. У него ненормированный рабочий день, но если надо работать, работает и круглосуточно и без выходных, и самое главное — он зарабатывает большие деньги. Популярными среди студентов стали беседы о том, что мало кто из современных выпускников работает по специальности, что в такое свободное время, в которое мы все живем, у человека имеется безграничное разнообразие возможностей реализовать себя и найти свою нишу, а решение «работать на дядю» было чуть ли не признаком малодушия. Каждый наперебой делился с приятелями своими планами и мыслями о развитии бизнеса, желая высказать возникшую идею, найти единомышленников, но в большей степени, конечно, утвердить самого себя в правильности и состоятельности своих рассуждений.

«Конечно не сразу, начинать придется с малого. Купить станок для изготовления ключей; сначала самому сидеть, потом китайца нанять; потом помещение арендовать и кроме ключей еще начать обувь чинить, ножи, например, точить. После этого, второй такой павильон открыть. И так постепенно, постепенно и строится бизнес». В среде, наполненной подобными беседами и мечтами, у Романа происходило становление первых целей, формирование жизненной позиции. Но в этих рассуждениях Роман подмечал и еще кое-что, о чем никому не рассказывал и ни от кого никогда не слышал. Особенное значение он предавал тому факту, что предпринимательская деятельность подразумевает удовлетворение спроса на какое-нибудь благо: устранение дефицита товара, предложение его по более низкой цене или лучшего качества. Интуитивно, на уровне подсознания ощущая, что все достижения и заслуги отдельной личности теряют всякий смысл в отрыве от общества, он видел наибольшее удовлетворение своей жизнью в деятельности, которая будет приносить пользу людям. Сама мысль о создании не просто коммерчески успешной, прибыльной фирмы, но фирмы приносящей пользу жителям его города, области или даже страны, трогала глубоко затаенные струнки его души.

По окончании университета Роман уже был женат и имел годовалую дочь. С Мариной он познакомился на первом курсе, когда отмечал с одногрупниками в ночном клубе одно из многочисленных студенческих событий. Это была необыкновенная девушка, веселая, добрая, искренняя и очень привлекательная. Марина и Роман оказались ровесниками; она училась в строительном институте на архитектора и была приезжей из небольшого городка в трехстах километрах от N-ска. Дружили они восторженно, боясь оторваться друг от друга хоть на сколько-нибудь продолжительный период времени, и через два года поженились. Произошло это само собой: узнав, что Марина беременна, Роман не раздумывал ни секунды. Сыграли свадьбу, и было решено, что молодожены первое время, пока не выучатся, будут жить с родителями Романа в их трехкомнатной квартире, а через пару лет ее планировалось разменять и разъехаться. Это казалось разумным во всех отношениях: не было необходимости платить за съемную квартиру, а помощь свекрови, особенно в первые годы после рождения малыша была бы очень кстати. Но сожительство затянулось, и, по разным причинам, никто не изъявлял особого желания инициировать переезд.

Устроившись по окончания университета клерком в одно из региональных министерств Роман продолжил периодически встречаться с бывшими одногрупниками. Вопреки горячим юношеским порывам почти все из них остепенились и устроились наемными работниками, продолжая, тем не менее, разглагольствовать о собственном бизнесе и предпринимательской деятельности. Но теперь разговоры эти вместо звуков надежды были окрашены нотками отчаяния, а все прожекты стали основываться на потребности вдруг достать откуда-нибудь один или два миллиона — тогда, казалось им, все бы устроилось как следует, и бизнес бы пошел. Слушая подобные разговоры товарищей, Роман удивлялся тому, как легко им удается обманывать себя и оправдывать собственное бессилие осуществить юношеские мечты отсутствием начального капитала. Сам же он был другим человеком.

Но помимо необычайной стойкости характера и заложенной с детства привычке не отступать от намеченной цели, был и еще один стимул, который не позволял Роману успокоиться и все время, совсем как в юности, разжигал в нем кровь. Это был его друг детства Артем Дульцов, с которым он учился в одной школе, а позже — вместе в университете. Про Дульцова говорили — «душа компании». Он был приветлив, креативен, общителен и весел в среде приятелей, но кроме этого еще очень коммуникабелен. Дульцов мог найти все что угодно: от билета на хоккейный матч и купона с двадцатипроцентной скидкой на концерт популярного артиста, до курсовой или дипломной работы. Со своих одногрупников он почти не брал оплаты и многое делал просто по дружбе, но если чем-то помогал, то позже вполне мог обратиться с просьбой сам и, несмотря на то, что в этом случае просил, как правило, больше, делал это так искусно, что почти всегда его требования расценивались как справедливые. Дульцов от природы обладал мощным чутьем, был необычайно деятельным, а самое главное — хватким. Он интуитивно знал, что может принести большую прибыль и действовал напролом. Еще на первом курсе слету определив выгоды своего человека в профкоме студентов, Дульцов быстро наладил контакты с данной организацией. Одним из следствий этого стало, например то, что среди получающих губернаторскую стипендию, полагающуюся только особо успевающим студентам, не было ни одного отличника, но всех их объединяло общее качество — они знали Дульцова и половину стипендии отдавали ему. Это было в его стиле: моральные ценности никогда не ставились им во главу принимаемых решений. Очень скоро Дульцов начал зарабатывать больше чем преподаватели, которые читали ему лекции, и вполне естественно, что уже на втором курсе университета он отчислился по собственному желанию. Он успел позаниматься розничной и оптовой торговлей, производством кондитерских изделий, развозом кваса, детскими надувными аттракционами и даже импортом-экспортом с китайскими предпринимателями. Нельзя сказать, что всегда и во всем Дульцову сопутствовала удача — временами и его не обходили провалы, но все-таки по большей части он был успешен. За несколько лет он приобрел двухкомнатную квартиру, обставил ее мебелью и купил машину, не проработав официально ни одного дня в своей жизни.

Роман и Дульцов всегда поддерживали контакт друг с другом. Они были единственными по-настоящему близкими друзьями и уже давно планировали заняться совместной деятельностью. Дульцов предлагал Роману общее предприятие, в надежде заполучить в его лице не только лучшего друга, но и первоклассного партнера; Роман же, кроме всего прочего, видел в этом деловом союзе хорошую возможность начать дело не с нуля, а уже имея отработанные схемы, налаженные контакты и приличный опыт, чего у Дульцова было в избытке. Вскоре они остановились на одной идеи, которую изучили и обмозговали от начала и до конца в мельчайших деталях и с учетом всех возможных нюансов.

К тому времени Роман, откладывая ежемесячно большую часть своей зарплаты, скопил уже приличную сумму; недостающие же средства, которых ему не хватало на обговоренный с Дульцовым пай, он решил занять в банке. Дождавшись положительного решения банка по вопросу выдачи кредита, месяц назад Роман подал заявление на увольнение, и уже готовился к намеченной поездке, как вдруг возникли непредвиденные сложности — у Дульцова не было большей части своего пая. Вернее средства у него были, но не наличными, а в виде участка земли в престижном коттеджном поселке, расположенном на берегу озера вблизи от города.

Дульцов приобрел заросший деревьями участок два года назад, когда строительство поселка только начиналось; определил его границы, огородил забором, выкорчевал все деревья, и перепахал. За эти два года жильцы поселка организовали товарищество собственников жилья, вокруг выросли премилые коттеджи, на берегу озера появился пирс для лодок, подъезд с трассы заасфальтировали, а на въезде поставили будку с охранником. Все эти изменения, по большей части от Дульцова не зависящие, он оценил в триста процентов годовых и выставил дом на продажу, рассчитывая продать его до того момента, когда Роман уйдет с работыРоман уРHjfwfwqq. Но незадолго до этого прошел слух, что коттеджный поселок был выстроен незаконно и должен находится не у озера, а в двадцати километрах дальше по трассе. Это моментально снизило спрос на выставленный участок, и вот уже больше месяца Дульцов никак не мог его продать. Партнеров поджимали сроки, потому что уже завтра они должны были по плану выехать за товаром, а необходимой суммы денег не было.

Роман внутренне негодовал: взяв кредит и уволившись с работы, он лишил себя возможности обслуживать долг, и вопрос времени стоял для него особенно остро. Оттягивание сроков реализации проекта могло оказаться критическим, и все из-за того, что Дульцов пожадничал и вовремя не позаботился о своем пае, затянув продажу участка на самый последний момент. Несмотря на эти неприятные обстоятельства, Роман не давил на друга, стараясь раньше времени не испортить общий настрой, тем более что сегодня у Дульцова должна была состояться встреча с потенциальным покупателем, и по его словам это был «очень верный вариант». Кроме того, он заверил Романа, что, даже если здесь не выгорит, всегда есть возможность продать участок по сниженной цене другому контрагенту, который «…уже давно изъявляет желание купить его, если только хоть немного снизить цену». Поэтому идя сейчас на встречу с другом Роман очень надеялся, что у Дульцова получилось продать злополучную недвижимость, иначе они выпадали из графика, и ему пришлось бы пойти на неприятный и такой нежеланный им откровенный разговор хотя бы для того, чтобы откорректировать дальнейшие действия. Он шел полностью поглощенный этими размышлениями, опустив голову и впялив взгляд в землю.

— Прохода нет! — раздался громкий командный мужской голос, услышав который Роман даже вздрогнул от неожиданности, а подняв глаза увидел перед собой полицейского.

Полицейский находился прямо напротив, всего в полуметре от Романа, и если бы не остановил его движение своей громкой фразой, то им бы вряд ли удалось избежать столкновения. Лицо полицейского выражало возмущение и укор: он, похоже, был очень недоволен тем, что ему пришлось открывать рот и производить звуки, чтобы остановить этого «разиню», который даже не видит куда «прет».

— А что случилось? — спросил Роман, после небольшой паузы.

— Я же говорю, проход закрыт, — ответил полицейский уже несколько тише.

— Но мне нужно попасть на С-скую.

— Придется пройти дальше на три улицы и свернуть там.

— Да почему же?

— Какая разница, — ответил полицейский, заметно раздражаясь, — это уже вас не касается.

— Вы что, не можете сказать?

— Не могу! — грозно отрезал полицейский, снова повысив голос.

Понимая, что бессмысленно ждать ответа от человека, которому на протяжении всей его службы каждодневно внушают, что подчиненным не следует задавать лишних вопросов, а только выполнять приказы, Роман молча развернулся и направился назад. Это молчаливое и спокойное повиновение совершенно обезоружило полицейского. Он вдруг понял, что его агрессивная реакция была абсолютно неадекватна ситуации: задавая ему вполне очевидные вопросы, Роман вовсе не хотел отстаивать свои конституционные права на свободу передвижения в родной стране, а только лишь пытался узнать, почему он не может пойти по улице, по которой до этого ходил каждый день. Роман уже прошел несколько шагов, как сзади раздался голос полицейского:

— Ты что не слышал? Премьер приехал.

Произнесено это было уже не грубо, как прежде, но с какой-то напускной небрежностью, неохотно, как будто полицейский хотел подчеркнуть, что проявляет безграничную милость, снизойдя сейчас до объяснений.

Роман обернулся — полицейский действительно обращался к нему.

— Тут форум какой-то проходит, все оцепили, — добавил страж порядка.

— Спасибо, — ответил Роман, устало улыбнувшись, и пошел дальше.

«Тоже мне секретная информация. Не мог сразу сказать что ли…, — думал он про себя. — Оцепили целый район — сейчас еще минут пятнадцать идти».

Роман направился назад по улице, только сейчас обратив внимание на длинную клумбу, протянувшуюся на всю ее длину и засаженную небольшими деревцами. Кое-где на клумбе в особенно облюбованных солнцем местах уже сошел снег, обнаружив горы мусора, который люди успели накидать за зиму и который он до поры до времени бережно скрывал. Загаженная до безобразия клумба бросилась в глаза Роману, и неожиданно к нему вдруг вернулось то, казалось уже отступившее, чувство тревоги, которое охватило его еще в кабинете.

«Ну что я делаю? Уволился с хорошо оплачиваемой работы ради невнятной перспективы. Да еще и с самого начала все не заладилось. Нет, это не к добру, — все сильнее разъедал Романа червь сомнения. — Не звонит. Если бы сделка состоялась, уже наверняка сообщил бы».

Он достал телефон и набрал Дульцова, но тут же, как бы опомнившись, сбросил вызов.

«Зачем я звоню, еще даже не дойдя до места встречи? Может быть, он уже давно ждет меня. И вообще, почему я так переживаю? Все же уже на сто раз взвесил. Что я, по большому счету потерял? Перспективу просидеть в офисе всю свою жизнь в надежде, что начальника повысят и мне представится шанс занять его место. И то, далеко не факт — у Кирилла с его приемами, похоже, больше шансов. Да и что я, в самом деле, даже если и не выгорит наша затея клерком устроиться не смогу, что ли?!», — уже с явным азартом бравировал он себе фактом увольнения, пытаясь таким образом набраться уверенности.

Вскоре Роман вышел на С-скую. Взбудораженный надеждой на то, что друг закончил раньше и уже подъехал на место, он принялся всматриваться в выстроившиеся по обеим сторонам дороги машины и к своей радости почти сразу нашел ту, которую с таким нетерпением искал. Дульцов уже ждал его, и Роман преисполненный вдруг усилившимся внутренним волнением ускорил шаг.

— — ------------------------------------------------

Больше интересного тут:

www.youtube.com/channel/UCHmbRKwvEQSfFhtg-3_iu9w