ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, глава III, II

II

Шел уже третий день, как друзья выехали из N-ска. Они вели автомобиль, поочередно сменяя друг друга, останавливались редко, лишь для того, чтобы перекусить и не задерживались на ночевку, а отдыхали прямо на ходу, тут же в машине. Основная проблема езды таким способом заключалась в том, что автомобиль Дульцова имел небольшие размеры и не был предназначен для сна. Друзья спали скрючившись в несуразных и жутко неудобных позах, отчего у них периодически затекали конечности или отдельные участки тела. Кроме того почти полное отсутствие движения и возможности размяться заставляло их обоих мучиться суставами: Дульцов страдал со своим ранним радикулитом, а у Романа постоянно ныло колено, которое он сильно ушиб несколько лет назад. Но никто из них не жаловался: каждый терпеливо переносил боль и дискомфорт молча в себе, то и дело (в особенно тяжелые моменты) просыпаясь, в бессильной злобе скрежеща зубами и, проклиная все на свете, думая на друга, что «…ему-то эта поездка обходится значительно легче, у него ничего не болит, и он даже не представляет, как мне сейчас тяжело».

День близился к концу. Было около пяти часов и солнце потихоньку начинало сползать к горизонту, светя сейчас уже не так ярко, но поддерживая еще приятный легкий вечерний зной. До границы оставалось всего каких-нибудь десять часов езды: друзья опережали график и должны были прибыть на место ночью, а вагоны приходили только к обеду следующего дня, поэтому они ехали не спеша, уже совершенно расслабившись. За рулем был Роман, а Дульцов, откинув спинку своего сидения, расположился рядом в полу лежачем состоянии. Они коротали время в оживленной беседе.

— Но если до появления человека на земле существовали иные развитые цивилизации, то как они, по-твоему, погибли? — вопрошал у Романа Дульцов.

— Потоп, метеорит, да мало ли что еще.

— А почему мы не находим никаких следов этих цивилизаций?

— Как это не находим следов? А пирамиды? — вопросительно посмотрел на него Роман.

— То есть ты считаешь, что египетские пирамиды как раз и являются останками древних цивилизаций?

— Конечно.

Дульцов выдержал короткую паузу, будто бы сопоставляя, как он может воспользоваться этой новой информацией, а затем снова обратился к Роману:

— Получается, что до человека на земле существовали исключительно примитивные, совершенно не развитые цивилизации! — заключил он.

— Почему? — удивился Роман такому выводу друга.

— Ну, представь, если бы сейчас, в этот самый момент на земле приключилось бы какое-нибудь фатальное для человечества происшествие, типа потопа или, например, упал бы метеорит. Сколько на планете останется следов существования человека: дороги, здания, техника. А от всех предшествующих человечеству цивилизаций сохранилась только груда огромных, сложенных в кучу и идеально подогнанных друг к другу камней. Тебе не кажется, что это уж очень примитивно: полное отсутствие приемов работы с металлами, никаких намеков на знание математики, физики или химии. Получается, что предыдущие цивилизации были совершенно не развиты по сравнению с нами?

— Развитие цивилизации определяется не дорогами и постройками.

— А чем же тогда?

— Ты смотрел, недавно фильм вышел — «Аватар»?

— Смотрел.

— В этом фильме очень интересные мысли представлены. Там как раз сопоставляется две цивилизации: одна — наподобие современной человеческой, где главным являются ресурсы и развитие техники; в основе другой (цивилизации синих гуманоидов) лежит принцип гармоничного развития с окружающей средой. При этом в фильме хорошо показано, что человеческая цивилизация проигрывает, и что как раз гуманоиды намного более развиты, чем люди, хотя и не так продвинулись в техническом плане.

— Очень хороший пример! — подхватил Дульцов и так широко улыбнулся, что полностью оголил верхний ряд своих ровных желтоватых зубов. — В этом фильме человеческая цивилизация представлена как воинствующая. Но что бы было, если бы люди не вели себя так агрессивно и эгоистично по отношению к гуманоидам? Как взаимодействовали бы две эти цивилизации? Я думаю, что не люди бы позаимствовали ценности и образ жизни гуманоидов, а наоборот — гуманоиды бы переняли ценности и образ жизни людей. Я даже уверен в том, что это было бы неизбежным результатом ненасильственного слияния двух этих цивилизаций.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, что при бесконфликтном развитии лет через двести все синие гуманоиды ходили бы в пиджаках, пользовались компьютером, усиленно изучали науки и благословляли бы блага, которые дает им цивилизация, точно также как калмыки, тунгусы и буряты в России сейчас ходят в джинсах, пользуются автомобилями и ужасно обижаются, когда кто-нибудь спрашивает у них: «Вы должно быть хорошо на лошади ездите?».

Дульцов просиял в широкой самодовольной улыбке. Логика в его рассуждениях была просто железная, и Роман не знал даже что возразить на это. Он очень хотел как-нибудь ловко ответить другу, но в голову решительно ничего не приходило.

— Ты как на счет того, чтобы перекусить? — обратился к нему Дульцов.

— Я за, — ответил Роман.

Ему очень понравилась идея поужинать сейчас, что позволило бы немного отдохнуть от дороги: он ехал за рулем уже довольно долго и порядком устал, а Дульцов должен был сменить его еще только через два часа.

— Осталось кафе найти, — усмехнулся Дульцов, всматриваясь вперед и не замечая там ничего, что могло бы оказаться закусочной. Но вопреки его усмешке, уже через несколько километров друзья подъезжали к поселку.

Поселок оказался совсем крохотной деревушкой в пятьдесят домов. Деревушка эта находилась в низине между двумя пологими холмами и примыкала к маленькому озерцу, которое было даже и не озерцо вовсе, а скорее пруд: в него не впадало ни одной речушки и почти все оно заросло рогозом. Дорога проходила прямо через деревню, разделяя ее на две равные части, и была приподнята насыпью метра на три, относительно земли, отчего крыши близлежащих домов были как раз на уровне дорожного полотна и весь поселок просматривался довольно хорошо. Деревня представляла собой удручающую картину. Потемневшие, почти черные от старости дома косились в разные стороны, как танцоры в ужасном ансамбле; ни один из них не был окрашен, и лишь изредка попадались избы со свежей краской на ставнях и оконных наличниках. Нигде не было нормального забора — только непонятные, полуразвалившиеся оградки; не видно было никакой техники или скотины во дворах. Деревня казалась на удивления пустынной, несмотря на то, что солнце еще не успело сесть, и только несколько женщин стирали возле озера, да всегда активные и любопытные дети, человек восемь, катались между домами на велосипеде: велосипед был один, и пока кто-то катился, остальные с криками и улюлюканьем бежали следом, весело размахивая палками.

В том месте, где дорога проходила через деревню, находилась остановка пригородного транспорта, два маленьких торговых павильона и кафе. Здание кафе резко выделялось на фоне остальных построек: оно располагалось вровень с дорогой, на отсыпанной площадке, было одноэтажным и также деревянным, но хорошо выкрашенным, с красивым забором из штакетника и выполненном в старорусском стиле крыльцом, украшенным резными деревянными колоннами.

— Думаешь здесь перекусить? — с сомнением спросил Дульцов у Романа, когда тот остановился возле кафе.

— А что тебе не нравиться.

— Деревушка какая-то убогая.

— Да брось ты. Главное, что кафешка цивильная. И машины стоят — значит, пользуется популярностью, — сказал Роман, уже выходя из автомобиля.

Дульцов последовал за ним. Возле кафе и в правду стояло четыре машины, что несколько его обнадежило. Друзья поднялись по крыльцу, и зашли внутрь.

Вопреки опасениям Дульцова, кафе оказалось вполне приличным, даже исключительным. Внутри оно представляло собой прямоугольное помещение, в котором друг за дружкой в три ряда располагалось девять столов, и хотя компоновка являлась совершенно незамысловатой, напоминая скорее столовую, все здесь было очень удачно выдержано в едином стиле, формируя у посетителей ощущение, будто они находятся в каком-то охотничьем домике. Почти все детали интерьера были выполнены из дерева: стены представляли собой сруб из круглых покрытых лаком бревен, потолок был обшит фигурной узкой доской, широкую дверь обрамлял красивый резной косяк, и даже ручка на ней была деревянной, искусно выточенной из цельного куска. Прямоугольные массивные столы также украшали изящные узоры, а с двух сторон у каждого из них стояли не менее основательные лавки. Под потолком на цепях висели две металлические люстры с множеством ламп, стилизованных под свечи; в стене напротив двери из крупных округлых камней был выложен огромный камин. Над камином красовалась пара ружей, а стены сплошь были обвешены различными охотничьими трофеями: здесь было несчетное количество рогов всех видов и размеров, чучела очень крупных птиц, мелкой дичи и даже медведя, во весь рост стоявшего в углу. Но и не медведь больше всего привлекал внимание посетителей, а просто нереально огромных размеров голова дикого кабана, висевшая на стене между окнами.

Пока друзья занимали свободный столик, они не отрывали взгляда от стен, и даже когда уселись, продолжали с любопытством разглядывать каждую деталь в заведении — до того в интерьере все было продуманно и органично. Несколько столиков уже были заняты, и три официантки в одинаковых коричневых юбках и беленьких, накрахмаленных кофточках, только и успевали разносить подносы с заказами.

— Здорово они здесь все устроили, — сказал Роман.

— Да-а-а, — протянул Дульцов. — Я вот смотрю на кабана, и представить не могу его размеров. Это если такая только голова, то весь он, наверное, как вот это медведь был!

— Я что-то уже и пожалел, что мы сюда заехали, — несколько обескураженно произнес Роман. — У меня всего около трехсот рублей осталось.

— У мене не больше.

— Может что тогда, пойдем отсюда?

— Давай уж хотя бы расценки посмотрим. Уйти всегда успеем, — ответил Дульцов. Он оглянулся, намереваясь подозвать официантку, но не успел этого сделать, потому что одна из девушек уже шла к ним с двумя книжками меню в руках.

Раскрыв меню, друзья были приятно удивлены. Цены в заведении оказались более чем приемлемыми и на имевшиеся деньги они могли неплохо поесть, но ввиду жестко ограниченных рамок им требовалось некоторое время, чтобы подобрать блюда.

— Вы здесь живете? — быстро сделав заказ, спросил Роман у официантки, желая чем-нибудь отвлечь ее, пока Дульцов напряженно листал меню, пытаясь в уме составить наиболее удачный набор, которые он только мог приобрести на свои двести семьдесят четыре рубля.

— Нет, — ответила она улыбнувшись. — Я из городка в сорока километрах отсюда.

— Каждый день ездите? — в удивлении поднял брови Роман.

— Через день — работа в смену.

— Из деревни кто-нибудь здесь работает?

— Никого.

— А местный народ чем занимается?

— Не знаю. Здесь ничего нет, даже школы.

— Как же дети учатся?

— Некоторые в город учиться ездят.

— Некоторые? — переспросил у нее Роман.

— Большинство не учится, — ответила официантка.

В этот момент их разговор прервал Дульцов, который принялся перечислять свой заказ. Ему стало неудобно за то, что он так надолго задерживает официантку своей нерасторопностью и, плюнув под конец на свои тщетные попытки сравнить в уме сразу несколько вариантов, он заказывал сейчас то, что попадалось под руку, просто суммируя общую стоимость.

— Устала, наверное, ждать, пока я выберу, — досадливо сказал Дульцов, когда официантка ушла. — Выбирал, прикидывал и так, и эдак… Ай! — махнул он рукой. — Не купил бы ты это кольцо, и проблем бы сейчас с деньгами не было! Дай-ка, кстати, посмотреть, — произнес он, кивнув головой на руку друга.

Роман снял и протянул ему перстень.

— Ха-ха-ха-ха-ха! Вот это да! Ха-ха-ха! — расхохотался Дульцов, рассматривая кольцо.

— Что такое?

— Окислилось твое золото! — сенсационно произнес Дульцов и развернул перстень так, чтобы Роману удобнее было видеть его внутреннюю сторону.

И действительно, вся внутренняя сторона кольца была покрыта зеленоватой патиной.

— Медь, — тихо произнес Роман, с силой нахмурив брови.

— Во, во! — весело сказал Дульцов, в согласии покачивая головой и самодовольно улыбаясь. Он не злорадствовал — совсем нет. Первейшей и генеральной его эмоцией было сейчас удовольствие, ликование от подтверждения своей правоты в оценке этой сделки, так что он чуть не добавил сентенциозное: «я же тебе говорил!». Дульцов торжествовал, и в этом переполнявшем его самодовольном уповании тонула сейчас вся его дружеская солидарность. Никакое чувство такта не играло роли и не имело ни малейшего шанса, пока в нем кипели эти эмоции.

— А такой тяжелый; на медь совсем не похоже, — обескуражено проговорил Роман.

— Наверное, внутри какой-нибудь свинец, а медью только сверху покрыли, — сказал Дульцов. Он достал из кармана брюк платок и принялся натирать кольцо.

— И не отличишь же от настоящего! — сокрушался Роман. — А я дурак, переживал, что так мало денег дал цыганке за это кольцо, — грустно усмехнулся он.

— Держи, — сказал Дульцов, протягивая другу перстень, но, уже не улыбаясь, а с серьезным и участливым выражением лица. Он увидел, что для Романа сейчас ровным счетом не имело никакого значения, кто оказался прав в отношении этого приобретения; его восторженные эмоции, лишенные ответной реакции, быстро иссякли, и Дульцов проникся сейчас сочувствием к другу.

Роман взял кольцо. Дульцов своим платком за полминуты удалил всю патину и начистил его так, что казалось, оно стало блестеть еще сильнее, переливаясь прежним благородным оттенком. Роман одел его назад, на тот же палец.

Официантка начала приносить еду и после третьего ее захода на столе уже стояли все заказанные блюда. Несмотря на ограниченный бюджет, получилось даже довольно много: по одной порции таежных пельменей в горшочке с рубленой печенью, накрытых сверху горячей, по-видимому, только что испеченной лепешкой, три разных салата, томатный сок, чай, блинчики со сметаной и пирожное. Поначалу друзья ели молча: Роман нахмурился, и Дульцов тоже не торопился начинать беседу. Но, по мере того, как еды на столе становилось все меньше, настроение их улучшалось: они развеселились и разговорились.

— Слышал про реформу языка? — спросил Роман, наливая себе в кружку чай из маленького чайничка и пододвигая поближе пирожное.

— Давно уже пора провести, — ответил Дульцов. — Русский язык сильно устарел.

— В смысле устарел? — не поверил своим ушам Роман, в изумлении уставившись на друга и на мгновение, забыв даже про свое пирожное.

— В прямом. Русский язык чересчур сложен; во многом эта сложность не оправдана и я надеюсь, что рассматриваемые сейчас мелкие изменения будут началом процесса его глубокого совершенствования и унификации.

— Но о каком совершенствовании ты говоришь? Ведь предлагается его обрезать — вообще убрать букву «ё».

— И правильно, — спокойно произнес Дульцов.

— Что правильно?

— Правильно будет унифицировать букву «ё». Это дублирующая буква, совершенно бесполезная.

— Бесполезная? И как мы без нее будем общаться? Что это такое получиться: елка, вместо ёлка, и ежик, вместо ёжик? Это же смысловая буква — не просто так.

— Ты помнишь, до революции существовала буква «i»? Такая, с точкой наверху, — обратился Дульцов к Роману, указательным пальцем изобразив ее при этом в воздухе.

— Да. Хорошая буква была, — ответил Роман.

— Она использовалась в некоторых случаях вместо «и», как сейчас используется «ё», вместо «е». Например, раньше если слово «мир» писалось через букву «и», то оно означало…, — тут Дульцов замялся, силясь произнести что-то, но не находя для этого нужных слов, — как бы… противоположность войны… состояние отсутствия конфликта… Ну ты понял. А если писалось «мiр» через букву «i», то имелось в виду «мир», в смысле — планета земля. Сейчас буквы «i» нет, и оба этих слова пишутся одинаково, но у тебя, я думаю, никогда не возникало вопроса, что имеется в виду под словом мир в том или ином случае, например в названии эпопеи Толстого. То же самое с буквой «ё», тем более что эта буква и так уже нигде не пишется… Вообще, тридцать три буквы — слишком много. Надо не только «ё» упразднить, но и «й», «ы», твердый знак тоже.

— Ты что серьезно? Да сокращение количества букв сделает язык примитивным, — как ни в чем не бывало, перешел к другому утверждению Роман. На уровне подсознания он почувствовал правоту друга, но не в силах согласится, попросту уклонился в сторону, акцентировав внимание уже на совершенно другом аспекте обсуждаемого вопроса.

— Кто тебе сказал, что это сделает язык примитивным? — еле сдержал в себе эмоции Дульцов. — При последней реформе русского языка в восемнадцатом году убрали четыре буквы: он стал проще, но при этом его разнообразие ничуть не уменьшилось.

— Из-за уменьшения количества букв потерялись многие описательные свойства.

— Что за ерунда! — воскликнул Дульцов, так что даже сам смутился, как громко прозвучала сейчас в кафе его фраза. — Ничего не потерялось. Ты же читаешь дореволюционных писателей, и при этом понимаешь все, до последнего слова, до мельчайшего нюанса. Реформа совсем не обеднила язык, но сделало его намного легче!

— Да этой реформой убили язык. Раньше буквы имели название, несли в себе смысловой посыл: Аз, Буки, Веди… В ходе реформы они потеряли свое символичное значение, свои корни, — в очередной раз ушел в сторону Роман, попросту не заметив железные аргументы друга.

Дульцов готов уже был взорваться от возмущения. Все те логические доводы, которые он приводил в поддержку своего мнения, Роман упорно игнорировал, и это невероятно его злило. Дульцову всегда нравилось общаться с Романом, нравился его образ мыслей, но при этом его не менее сильно раздражал в нем один пункт, а именно — когда друг нес всю эту чепуху про корни и связь с духовным миром, превращаясь из интересного собеседника в ортодоксального болвана.

На старших курсах института Роман увлекся определенными идеями, и некоторое время даже состоял членом в одной общественной организации. Организация эта было почти политическим объединением, и имела очень самобытное название: то ли «Славянская правда», то ли «Истинная воля». Идеология объединения базировалась на утверждении, что русская культура имеет уникальную, по своей глубине и силе, связь с неким «духовным миром планеты». Для подтверждения обоснованности этой идеи внутри общества активно распространялись и муссировались различные псевдонаучные теории о некогда существовавших на земле невероятно развитых древних цивилизациях, о том, что на самом деле исходя из новейших находок археологов славянская культура является самой древнейшей в мире, что именно от нее пошла вся человеческая цивилизация, что даже якобы в северной Америке в пещерах находили надписи, которым было никак не менее нескольких сотен тысяч лет, и что написаны они были на кириллице. Все эти доводы сами по себе, по отдельности, были абсолютно несостоятельны, а порой даже до очевидности абсурдны, смехотворны; но грамотно выстроенные в систему, они смотрелись довольно стройно: скрывая недостатки друг друга и акцентируя внимания на общих моментах, они поддерживали сами себя, подобно тому, как отдельные металлические части, тонущие в воде, определенным образом собранные вместе могут держаться на ее поверхности. Одним же из основных канонов этой организации как раз и была идея, что через неповторимый и живой русский язык осуществляется необъяснимая современной наукой связь носителя этого языка с «духовным миром планеты».

Роман состоял членом этого объединения чуть больше года, после чего благополучно покинул его, но некоторыми идеями он успел за это время проникнуться очень глубоко. Конечно, это проявлялось только в отношении узкого круга вопросов, таких как происхождение человека, роль русского языка, да еще может быть трех-четырех, но уж если разговор касался этих тем, то Роман демонстрировал невероятную упертость. В такие моменты Дульцов про себя часто сравнивал Романа со своей уже пожилой тетей — глубоко верующей женщиной, которую он, не смотря на это, очень любил. Наблюдая за ними, он выделил для себя в их поведении одну общую характерную особенность: когда речь заходила о религии, его тетя точно так же, как сейчас Роман, попросту игнорировала конструктивную критику и любые доводы, противоречащие ее идеям, и вместо того чтобы приводить аргументы по существу вопроса, как загипнотизированная повторяла какие-нибудь свои убеждения, которые могли даже не вписываться в общий контекст разговора.

Смотря на свою тетю, а позже и на Романа, Дульцов никогда не переставал удивляться тому, как человек легко может сделать свое сознание жертвой сформированных убеждений. Он воочию наблюдал, как люди, строя какую-нибудь идею, собственноручно формируя ее у себя в голове как крепость, потом, выстроив, забирались внутрь и полностью теряли объективность, переставали воспринимать очевидные истины, становились просто непробиваемыми. Его невероятно раздражало, когда человек, закрывшись в подобной раковине, сделанной из убеждений и предрассудков, рассуждал совершенно иррационально, не слыша никаких доводов и упорно противореча любой логике. Имея пытливый гибкий ум, Дульцов всей своей сущностью протестовал против проявлений подобной близорукости, но в то же самое время эти проявления ужасно его пугали. Осознание того, что человек так легко может стать заложником собственных устоявшихся убеждений пробирало его до глубины души. С содроганием приходил он иногда к мысли, что его мозг возможно тоже в некоторых вопросах принял определенную форму, застыл в ней как холодец, и позже, когда, под влиянием новых научных открытий или цепочек логических рассуждений, форма распадется, его отношение к этому вопросу так и останется застывшим в прежней несуразной, нелепой форме. Думал он, что может быть и есть у него уже такие реакционные убеждения, но он и не знает о них, потому что подсознание блокирует противоречащую его взглядам информацию, не позволяя ее даже заметить, не говоря уже о том, чтобы оценить и принять.

— Подожди, — обратился Дульцов к Роману. Сумев-таки совладать с собой, погасить негодование и вернуть мысли в конструктивное русло, он понял, что прямой аргументацией здесь ничего нельзя было добиться, и решил прибегнуть к методу Сократа. — Я правильно тебя услышал: ты считаешь русский язык одним из самых богатых и развитых языков в мире?

— Конечно, — ответил Роман.

— А он богаче, например, китайского?

— Мне сложно сравнивать. Я не знаю китайского языка.

— Но уж точно не уступает ему? — не унимался Дульцов.

— Я думаю справедливо будет утверждать, что русский язык как минимум не уступает китайскому по своей силе, — согласился с ним Роман.

— Но ведь в русском языке всего тридцать три буквы, а в китайском — тысячи иероглифов, каждый из которых при этом имеет свое особое символическое значение. И несмотря на это, русский язык, как мы знаем, не уступает китайскому по глубине и разнообразию… Отсюда следует, что богатство и выразительность языка не зависят ни от количества символов его выражающих, ни от того, несут ли эти символы какую-нибудь смысловую нагрузку (как в китайском или русском до революции), или просто являются буквами!

Роман молчал. Дульцов так подвел его к этому утверждению, что он не мог уже никак возразить ему. Но парадокс! — признать точку зрения друга верной, Роман тоже был не в состоянии. И не потому, что считал ее ошибочной. Он сам на секунду даже почувствовал, что Дульцов прав, как будто даже осознал это, но, тем не менее, тут же выкинул из головы. Роман не мог согласиться с другом, просто потому, что не мог этого сделать. Его подсознание полностью блокировало эту информацию, не позволяло ей остаться в его голове, потому что тогда Роман усомнился бы в собственных убеждениях, в убеждениях, на которых зиждилось его мировоззрение, в которые он поверил настолько, что они стали частью его самого. Без этих убеждений его подсознание потеряло бы существеннейшую опору в этом мире, столь еще непонятном, и во многом пугающем, и поэтому оно не позволяло Роману даже просто попытаться осмыслить услышанное.

— Но ведь язык не обязательно должен быть простым, чтобы с его помощью можно было изображать все бесконечное многообразие жизни, — только и смог отрешенно произнести Роман.

— Конечно, он не обязательно должен быть простым, чтобы быть богатым и красивым, — спокойно согласился Дульцов. — Но боюсь, если он не будет простым, то в условиях современной глобализации он рискует вскоре стать мертвым.

— О чем ты? — спросил Роман, не поняв друга, но, тем не менее, искренне заинтересовавшись.

— Почему сформировалось множество различных языков? — продолжил Дульцов издалека, выражая мысли в свойственной ему подробной манере. — Из-за низкой мобильности отдельных человеческих групп с одной стороны, и их самодостаточности с другой. В прошлом люди жили замкнутые в своих группах: большинство из них не имело возможности перемещаться на достаточно большие расстояния (это было дорого и очень долго), да к тому же им этого вовсе и не требовалось. Такое положение вещей сохранялось еще каких-нибудь сто лет назад, когда большинство людей умирало, так ни разу в своей жизни и не выехав за пределы родной страны. Но сейчас ситуация изменилась до неузнаваемости. Постоянно возрастает потребность в международном общении: покупаешь ли ты что-нибудь на аукционе, занимаешься бизнесом, хочешь забронировать отель в другой стране через интернет или просто едешь на отдых. А сколько стало интернациональных мероприятий, начиная музыкальными конкурсами и заканчивая мировыми чемпионатами по каждому без исключения виду спорта: от футбола до дартса? За последние пятьдесят лет стало возможным быстро и относительно недорого перемещаться по планете, а потребности в общении с иностранцами (вживую или через интернет) возрастают с каждым годом. Да что говорить, вот приедем в Китай — сам почувствуешь. И неизбежным следствием этих процессов становится один общий мировой язык.

— Мировой язык? — произнес Роман с явным скептицизмом в голосе.

— Все к этому и идет. Взрывной рост взаимодействия с гражданами не только своей страны, но и иностранцами приведет к существованию одного языка. Ну может быть нескольких крупнейших, а в далекой перспективе — все-равно одного. Это неизбежный процесс, и происходить он будет по тем же причинам и законам, по которым отдельные диалекты малых регионов со временем сливались в один общий язык, распространяясь на все большее пространство. И в этом процессе, как и в жизни, выживут сильнейшие… А посмотри, что сейчас происходит. Бывшие республики СССР, в которых подавляющее большинство образованного населения свободно владеет русским языком, отказываются от русского. Мало того, что все книги в этих странах переведены уже на русский, что у них существует уникальная возможность свободно общаться и объясняться на всем пространстве бывшего союза, так это еще и огромное стратегическое преимущество наших стран, которого лишены многие другие государства. Украинцев вообще не понимаю! Какова вероятность, что украинский язык будут жив через две-три тысячи лет? Мизерная, а скорее — нулевая. И лучшей альтернативы, чем самый близкий, родственный русский язык им уж точно не найти. Ты знаешь, что Гоголь не написал ни одного произведения на украинском? А уж величественней украинца в литературе еще не было. Странам бывшего СССР не следует уходить от русского языка, потому что, помимо всех очевидных преимуществ, это существенно повысит шансы того, что ставший родным для сотен миллионов людей язык сохранится в водовороте тысячелетий.

— Ну, так я точно о том же и говорю! — обрадовался Роман, с искренней любовью смотря сейчас на друга. — Я же только и пытаюсь тебе все это время сказать, что нам необходимо сохранить русский язык, а не разрушать его.

— Но чтобы сохранить наш язык мы должны его упрощать!.. Я полностью разделяю твою точку зрения, что русский язык богатый и сильный, возможно даже самый выразительный язык в мире, и мне бы очень хотелось, чтобы он стал мировым языком. Но чтобы он не затерялся в ворохе истории, был в состоянии конкурировать за звание глобального, им должно пользоваться как можно большее количество людей. А это зависит от двух факторов. Во-первых, от совокупной силы всех государств, говорящих на русском языке. Здесь дела обстоят плохо, и не только потому, что республики бывшего СССР проявляют поразительную недальновидность, отказываясь от русского языка, но в большей степени из-за того, что наши современные руководители также близоруки и даже не пытаются связать себя с этими, столь близкими нам по духу и по культуре государствами, а горделиво воротят нос, мол, мы сами и без вас справимся. Справимся — в этом-то как раз никто и не сомневается, — усмехнулся Дульцов.

— А во-вторых?

— Второй фактор — это простота языка. Больше миллиарда людей, или каждый седьмой на планете, разговаривает на китайском, но китайский язык никогда не станет мировым по одной простой причине — он очень сложный. Сложный язык не может стать мировым. Поэтому было бы разумно в первую очередь упростить русский, в частности уменьшить количество букв (не бездумно, конечно, а убрав те, без которых вполне можно обойтись), а потом уже приступать к его популяризации. Здесь у нас более чем хорошие шансы. Но чтобы продолжать существовать, надо постоянно совершенствоваться, — сказав это, Дульцов замолчал было на секунду, но тут же обратился к проходящей мимо их столика официантке: — Девушка, можно счет?

— Сейчас будет, — ответила официантка уходя.

Через минуту она вернулась, и друзья, расплатившись, вышли на улицу. У них почти не осталось наличных денег, но это не должно было стать проблемой: они не должны были им больше понадобиться до самой границы, да кроме того у Романа была еще некоторая сумма на карточке, которую всегда можно было снять, найдя где-нибудь банкомат.

Сев в машину, друзья отправились дальше. Небо было ясное, а дорога пустая, и Роман смело прибавил газу. Однако проехал он так совсем недолго: уже через несколько минут ему пришлось сбросить скорость и почти остановиться, потому что путь машине преградил трактор. Трактор еле двигался, но обогнать его Роману мешали правила: для этого ему пришлось бы пересечь сплошную линию разметки, которая запрещала здесь обгон и, несмотря на то, что дорога прекрасно просматривалась вперед как минимум километра на два, а встречная полоса была совершенно пустой, Роман не собирался нарушать их. Это был один из его принципов — не выезжать на встречную полосу на трассе, если это запрещает разметка. Но плестись за трактором ему тоже было тягостно, и Роман в нетерпении сократил дистанцию, так что почти прижался к нему сзади. Видимо, в этот момент водитель трактора заметил, что создает помехи их движению и решил пропустить Романа. Он мигнул левым сигналом поворота, давая понять, что встречная полоса свободна, и взял правее, съехав одним колесом на обочину и освободив этим маневром почти всю дорогу. Роман, резко ускорился и в несколько секунд обогнал трактор, но только он вернулся на свою полосу, как из-за кустов метрах в четырехстах от них на дороге появилась какая-то фигура.

— Вот черт! — выругался Роман

— Менты! — сказал Дульцов и, тут же пристегнувшись, принялся спешно поднимать спинку своего сидения, чтобы успеть придать себе вертикальное положение.

Человек на дороге действительно оказался полицейским, и когда друзья приблизились, он жестом потребовал от них остановить машину.

— — ------------------------------------------------

Больше интересного тут:

www.youtube.com/channel/UCHmbRKwvEQSfFhtg-3_iu9w