Дурь / habbarr

Зелёный вынырнул из-за угла жёлтого, с проплешинами отвалившейся штукатурки, дома и вихляющей походкой направился к Никите. Дойдя до середины улицы, присел на корточки и уставился немигающим взглядом в покрытый паутинками трещин асфальт, затем мотнул головой влево-вправо, встал и поплёлся дальше. «Что это с ним? — подумал Никита, с интересом наблюдая за приятелем. — В шпиона играет, что ли… типа слежку выявляет? Вот придурок! Сам же недавно говорил, что менты в этот район редко заглядывают, а «чистильщики» ещё реже».

***

То, что район неблагополучный Никита слышал, но так… краем уха. В основном от друзей. И хотя в классе и училось несколько человек оттуда, он не придавал этому особого значения, считая, что жизнь в школе и вне её — это разные вещи. Там, за стенами, каждый вёл себя так, как считал нужным, школа же держала в узде определённых норм, правил и догм. И вот когда однажды одноклассница попросила проводить после занятий, приметив его интерес к ней, Никита, зная, что она из этого района, затоптался на месте, задумался в нерешительности, взвешивая «за» и «против». Уловив колебания юноши, девушка насмешливо заметила: «Что, испугался? А я-то думала…»

Такие вещи обычно сразу, словно обухом, бьют по мужскому самолюбию, не оставляя выбора. Хотя выбор, конечно, есть, но не в том возрасте, когда человеку нет ещё и шестнадцати, а юношеский максимализм хлещет через край. Естественно, для Никиты это послужило толчком к принятию нужного девушке решения…

…Когда они вылезли из маршрутки и направились вглубь района, переступив незримую границу, Никита внутренне уже смирился, надеясь на извечное «авось» — может и обойдётся. Не так страшен черт, как его малюют.

Давно перевалило за полдень и солнце, зная, что день скоро закончится, торопливо прижималось жаркими боками к стенкам многоэтажек, наполняя их теплом и ленью. Бабье лето вступило в свои недолгие по времени права.

«Типичный «спальник», коих сейчас расплодилось немерено, — размышлял Никита, шагая рядом с девушкой и ухитряясь поддерживать разговор ни о чём и одновременно разглядывать дома. — И чего это я придираюсь? Сам же в таком живу… Хотя наш выглядит куда лучше и чище, да и людей на улицах побольше. Здесь как после Апокалипсиса — пусто». Свернув с тротуара и пройдя под аркой пятиэтажки, они вошли во внутренний двор. Девушка облегчено вздохнула:

— Ну вот, почти пришли.

Со скамьи у одного из подъездов поднялось несколько ребят-подростков и ленивой походкой двинулись к ним.

— Ты че, Машка, никак хахаля привела? — сказал один из подошедших, невысокого роста, голубоглазый, с рыжей чёлкой. — Можа познакомишь?

Засмеялся, оценивающе рассматривая парочку, и от этого противоестественного сочетания смеха и холода в глазах подростка, какой-то циничной расчётливости, словно перед ним были не люди, а манекены, Никиту в душе передёрнуло. Он зябко повёл плечами, удивлённо взглянул на спутницу: с чего вдруг Машкой назвали, в школе на Наташу вроде отзывалась...

Остальные тоже засмеялись, плавными отработанными движениями охватывая этих двоих в полукольцо. «Авось» не сработало, а значит, предстоит драка — до Никиты дошло сразу, но такой расклад его не устраивал, хотя предстоящей потасовки не боялся, ему хотелось тихо, мирно довести девушку до дома, напроситься на чай или кофе, а там видно будет…

Не получилось.

Голубоглазый перехватил взгляд юноши и, совершенно правильно угадав немой вопрос, злорадно произнёс:

— А всех тёлок что под Князем ходят, Машками кличут! Так удобнее, всех имён не запомнишь.

Девушка сникла, упавшим голосом попыталась оправдаться:

— Да ладно тебе, Тимка. Я же просто так… хотела, чтобы он только проводил…

— Хотелка у Князя… — жёстко отрезал голубоглазый вперемежку с матом, переступил с ноги на ногу, словно готовился к старту. — А что у твоего прынца, шас выяснять будем, — коротко булькнул смешком, затем прикрикнул повелительно, грубо. — Вали отсюда, курва!

Никита приподнялся на носочки и опустился, проверяя равновесие и устойчивость; адреналин девятым валом Айвазовского ринулся вниз, прокатился до пят, вернулся и жаркой волной ударил в серое вещество, выводя эмоции за красную черту. Нервы натянулись как струны. Вмиг стало жарко, ладони вспотели, чувства обострились. Он понимал, что занятия дзюдо преимущества здесь не дадут, шпана эта, натасканная в уличных боях, никаких правил не знала и не признавала. Для достижения цели в ход шла любая подлость, любая уловка. Однако сдаваться Никита не собирался, придерживаясь правила вбитого ещё отцом: дашь слабинку — сожрут! Стоять до конца, насколько сил хватит.

— Оп-ля! Че за сабантуй? — за спиной Никиты раздался шепелявый и знакомый, но уже немного подзабытый голос. — Зачем дружбана моего клеите?

Никита повернулся. Сзади, в метрах двух, стоял Зелёный и весело ухмылялся. Ещё один одноклассник! Правда, бывший — прошлой зимой выгнали из школы за побоище в столовой. Кто-то, намеренно или нечаянно — теперь уже и не выяснить — толкнул того под локоть и всё что было на подносе полетело на пол. Визг, крики, свалка, а тут и завуч прискакала, досталось и ей. Это стало последней каплей, вспомнили другие прегрешения, более мелкие, «пришили» и те, в которых он то ли был, то ли не был. Итог вышел, понятное дело, закономерно-предсказуемый, учитывая, что директриса давно мечтала от него избавиться. Никита тогда внутренне даже облегчённо вздохнул, с Дмитрием, то есть Зелёным — кличку эту дозволялось произносить только своим, других били нещадно — его связывала какая-то странная зыбкая дружба. Во время занятий в спортзале он подвернул ногу и первым на помощь пришел Зелёный — стоял ближе всех — довел до скамейки. Хотя дело этим не ограничилось: он сбегал за медсестрой, а затем организовал такси и даже оплатил. Никита до сих пор так и не понял, было ли это чисто человеческим поступком со стороны Зелёного или за ним скрывался умысел использовать возможность удрать с физры. Возможно, имелся и третий вариант — скрытый завесой тумана и запечатанный семью печатями и совершенно недоступный ему. Однако, как бы то ни было, но с тех пор Никита оказался под негласным покровительством Зелёного. Иногда это тяготило, внося раздрай в душевное равновесие, и тогда появлялось страстное желание как-то отделаться от непонятной для него опеки. Потом всё проходило.

Голубоглазый презрительно сплюнул под ноги.

— Ага, щас… иди дальше, Зелёный… ты тут не при делах.

Ухмылка в одно мгновенье переродилась в недобрый оскал хищника.

— Забыл кто тебя из «гонцов» вытащил? Напомнить?

Голубоглазый буркнул уже более примирительным тоном:

— Машка приволокла…

— …Да, по моей заяве, — оборвал Зелёный, продолжая злиться. — Ясно?

Конечно, это была чистейшей воды ложь, но она сработала, и Никита с некоторой долей удивления и восхищенный манерой Зелёного выдавать неправду за правду, наблюдал, как гоп-компания безропотно ретируется восвояси, искоса бросая на них злобные взгляды.

Никита оглянулся, ища девушку, но та уже покинула свежеиспеченое рандеву, досадуя про себя, что так всё неудачно сложилось.

— Ну что, пошли, — Зелёный легонько толкнул его в плечо.

— Куда? — спросил Никита, прислушиваясь к затихающему процессу внутри себя.

— В гости ко мне, — рассмеялся Зелёный. — Раз уж забрёл в наш район.

— А… Наташа?

— Забей! Я таких с десяток подгоню хоть щас. А может малолетку?

Зелёный снова засмеялся и довольный своей шутке подмигнул, повернулся и пошел к выходу со двора. Никита двинулся следом, ощущая лёгкое покалывание в кончиках пальцев — потихоньку отпускало. Он шёл и думал про фразу о малолетке — это всерьёз или прикол такой?

Как только они вошли в квартиру, завязался разговор о том, о сём. Зелёный расспрашивал о школе, о знакомых, рассказывал про свой район, травил анекдоты, а когда обустроились на кухне, достал из шкафчика под мойкой бутылку водки, поставил на стол. Никита стал отнекиваться, пить не хотелось. Совсем. Его тянуло домой, он стеснялся сказать об этом, думая, что может обидеть своего невольного защитника. Зелёный хотя и не был знаком с физиогномикой как наукой, но имея за плечами богатый опыт общения с людьми из различных социальных прослоек, легко «читал» отражения эмоций на лице собеседника. И искусно плетя нить разговора, без труда добился согласия.

Открывая бутылку, Зелёный с юмором прошёлся по своей кличке, мол, мать в детстве мазала зелёнкой родимое пятно у него на шее. Типа, чтобы скрыть, вот и пошло отсюда прозвище.

Водка чуть-чуть горчила. Настолько незаметно, что ощущалось не сразу, привкус появлялся позже. Кухонный столик вплотную упирался в подоконник, и Никита нет-нет да поглядывал в окно, хотя там кроме кусочка неба и соседних домов, да и то не полностью, больше ничего не было видно. В маленькой кухне — на удивление чистой и уютной — повернуться негде, тем более в однокомнатной и в «хрущёвке», но Зелёный как-то умудрялся двигаться в этом пространстве, ничего не задевая.

— Давай ещё по одной, — разливая водку по рюмкам, Зелёный сказал: — Мать на работе, а после неё на вторую… Дежурство в ночь, — поднёс рюмку ко рту, выпил, запрокинув голову, выдохнул. — Втроём живём: я, мать и брат. Он старше меня. Правда, его сейчас нет, в Сибири…

— Работает? — Никита тоже выпил, и если от первой осталось ощущение пронесшейся сквозь горло огненной лавы, то от второй — приятное тепло, разлитое по всему телу и странное чувство к окружающей обстановке. Словно она стала роднее и ближе, а человек напротив — лучший друг и товарищ.

Зелёный непонимающе взглянул, затем усмехнулся:

— Ну да, работает… лес валит, — и почему-то стараясь замять тему, перескочил на другое. — Сыграем?

Достал с подоконника колоду карт, раздал. Мимолётный испуг отразился на лице Никиты.

— Да ладно, — снисходительно бросил Зелёный. — В подкидного ведь играем. Кстати, у меня знакомый есть среди «чистильщиков»…

— ?..

— …А это те же менты, только по наркоте работают. Иногда инфу сливает мне по району, — разлил остатки водки по рюмкам. — Не бесплатно, конечно.

Никита насторожился, но водка, дурманом смешавшись с кровью, мешала сосредоточиться, резкий всплеск эйфории путал мысли, беспричинная радость сочилась изо всех пор.

— Ты что… доносчик?

Зелёный захохотал, едва не выронив карты, кинул их на столик и, продолжая хохотать, указал пальцем на него:

— Ну, ты лох, братан! Я что, похож на дебила или самоубийцу? Не, это всё задумка Князя — держать под контролем не только район, но и наладить связи с ментами. Травку будешь?

Не ожидая такого перехода, Никита с минуту переваривал, затем скривился, отрицательно махнул рукой.

— А, печальный опыт, — заулыбался Зелёный. — Щас организуем что-нибудь получше. Раскумаримся так, что сразу в астрал улетишь, — встал и решительно шагнул к двери. — Посиди, я быстро. Здесь это не держу.

Такая перспектива — сидеть и ждать — Никите пришлась не по душе, организм требовал движения, выхода энергии, приключений. Он тоже вскочил, аккуратно положив карты на стол рубашкой вверх.

— Я с тобой!

— Лады…

Уже стоя, они допили водку и вышли.

***

— Принёс? — Никита нетерпеливо заерзал на скамейке, почти физически чувствуя, как дом-развалюха за спиной, дыша тленом и затхлостью, осуждающе смотрит на него чёрными провалами полусгнивших окон.

— Ага, — примостившись рядом, Зелёный раскрыл сжатую ладонь. — На, кайфуй, братан! Лети в астрал, Натаху там увидишь, привет передай…

— А ты? — спросил Никита, беря одну из трёх оранжево-белых капсул.

— Само собой…

Никита проглотил капсулу, откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза.

— Расслабься, братишка, сейчас приход поймаешь. Я тоже скоро подскочу…

Голос Зелёного доносился, словно сквозь толщу воды — глухой, плоский, без выражения. Внезапно по всему телу Никиты пронёсся смерч, испепеляя жаром всё на своём пути. Стало легко и весело, будто телесную оболочку наполнили воздухом, и она, подгоняемая ветром, понеслась в небо. Горизонт распахнулся густой синевой. Что-то маленькое, белое неслось оттуда, стремительно увеличиваясь в размерах. Никита пригляделся, но ничего не понял, пока предмет не подлетел ближе.

Эта была игральная карта — странная, непонятная. В верхней части красовалась бубновая дама: рыжеволосая Наташка, улыбаясь, призывно манила пальчиком, золотистый загар ровно покрывал плечи, грудь с розовыми сосками, торчащими в разные стороны, живот, обрываясь у линии раздела. В нижней — пиковый король. Лицо, спрятанное под маской белил — совсем незнакомое — выглядело чёрно-белым наброском неведомого мастера. На щеке символ пиковой масти, на голове маленькие рожки, чёрные губы сложились бантиком, голосом Зелёного вытолкнув слова:

— За всё надо платить, мальчик!

Никита замахал руками, прогоняя видение прочь, крепко закрыл глаза, отдаваясь нахлынувшему блаженству и покою. Ему стало наплевать и на очередную ссору с родителями, и на то, что сестра тусуется с нациками, а он не знает, как её оттуда вытащить, и на то, что ничего не вышло с Наташкой. Хотя, вот она, рядом… только руку протяни, коснись гладкой светло-коричневой кожи, почувствуй в ладони тяжесть груди, от вида которой где-то там, внизу живота, просыпаются гормоны, и ударная доза тестостерона выходит на рубеж атаки…

Пиковый король, ободряюще подмигивая, пытался изобразить улыбку, что никак не вязалось с пустым холодным взглядом дьявольски чёрных глаз.

Никите всё было пофиг…

***

— Тамара, я сегодня задержусь. Приду поздно, здесь такое дело… Ну, не начинай… Да есть у нас дежурные врачи! Тут другое… по теме моей кандидатской новенькое появилось. Что? Да нет у меня никого, сколько можно говорить. Короче, помнишь Митрича, на неотложке у нас работает? Ага… по вызову поехал с бригадой. Женщина позвонила, хотя… скорее всего девушка, наверное. Привёз двух наркошей, район сама знаешь, какой. У одного передоз, а другой… Что? Причём тут трупы? Дослушай до конца, наконец-то! Второй оказался жив, но пока везли, в кому впал. Откуда знаю? Так меня же позвали, когда в реанимацию положили. Ребята в курсе моих интересов, буду сейчас им заниматься. Молодой совсем, видимо школьник, а уже конченый… перегаром тянет. Черт, из полиции кто-то приехал, ладно, потом снова позвоню. Сейчас начнётся… Пока!