Первая часть "Кровная сестра"

«Я заплыла слишком далеко… Распирает грудь… Ох, дурочка! Это озеро. Здесь не поддерживает течение… Спокойнее, не паникуй… собьётся дыхание. Ещё пару гребков… ещё…» — уговаривала себя девочка, стараясь плыть из последних сил.

«Песок… Слава Богу!» — она, осторожно нащупывая подошвами дно, медленно выбиралась из воды. Её трясло от пережитого страха. Рядом купались взрослые мужчины и женщины, взвизгивали девушки из веселящейся на мелководье компании молодёжи, подружка Олеска загорала, прикрыв лицо шляпой. Утони она — никто бы из отдыхающих даже не заметил. Чувство опасности, незащищенности и одиночества нарастало в ней, рискуя пролиться слезами истерики.

Такое же чувство у Женьки было два года назад, когда мать устроила дома грандиозную пьянку, поводом для которой явились поминки по умершему супругу. Она привела с собой каких-то забулдыг, и они гуляли пять дней подряд. Мать плакала, смеялась, пела и опять плакала, заливая горе от потери и одиночества немереным количеством водки, вина и бражки. Когда дочь начала ругаться и выгонять собутыльников, Мария Ивановна кинулась на неё с кулаками. Женька, расплакавшись, убежала на улицу и просидела во дворе дотемна — ей было стыдно проситься к соседям на ночлег. Дул холодный пронизывающий ветер вместе с моросью — как-никак конец сентября. Увидел её тогда отец Олески Кузиной, подъехавший на такси, успокоил, увёл к себе домой. На следующий день Женька затемпературила, но мать в пьяном угаре не обратила внимания на кашель и недомогание девочки, хватилась она, когда дочь начала задыхаться и не могла вставать с постели. У Женьки оказалось двустороннее воспаление лёгких, и врачи буквально вытаскивали её с того света — девочка дважды переходила за грань жизни.

— Как искупалась? — спросила Олеска, приподнимая одним пальцем край шляпы.

— Я сейчас… чуть… не утонула, — усиленно сдерживая слёзы, еле выговорила Женька сквозь стучащие зубы.

— Ты чего? — Олеся убрала шляпу и села на расстеленном покрывале. — Правда, что ли? Тебя всю колотит.

— Это… от страха, — Женя растянулась на покрывале, обхватила себя руками, стараясь унять дрожь.

— Я тебя предупреждала, чтобы без меня в воду не лезла? — попеняла Олеся, недовольно качая головой. — А ты попёрлась. С твоим сердцем и лёгкими только на середину озера заплывать… Тихо, тихо, всё обошлось!

— Знаешь, чего подумала? — ответила Женька, начиная успокаиваться. — Была бы я вампиркой, как Элис Каллен, например… ходила по дну, не дышала, сердце не колотилось — вот было бы здорово!

— Ха-ха-ха! — рассмеялась Олеся. — По-моему, ты пересмотрела «Сумерки». Это всего лишь кино, красивая сказка о любви — и только.

— Я же не о любви говорю. Хотя любовь, конечно, красивая, — закончила свою мысль Женька.

— Ага. — Олеся легла на живот, подставляя спину горячему полуденному солнцу, и, потягиваясь большой ленивой кошкой, продолжила:

— Заходишь ты через месяц в класс, а там — новый ученик, — она стремительно развела ладони, словно представляя подруге портрет прекрасного принца. — Он весь такой красивый и стройный, прям Аполлон. На переменах девчонок по углам зажимает, целует и кровь пьёт. А у тебя кровь самая вкусная, и он тебя оставляет на десерт… или дегустирует на Новый год, двадцать третье февраля и день рождения точь-в-точь как французское шампанское.

— Хи-хи-хи! — Женька захихикала. — А хочешь, я открою одну тайну, но ты не проболтайся никому.

— Валяй! — донеслось из-под шляпы.

— Я видела вампиров — настоящих, понимаешь?!

— Где?! — Олеска так и подскочила с покрывала, уставившись на подругу.

— Во сне.

— Где-где? Во сне? Ну, ты загнула, — Олеска опять накрыла голову шляпой и растянулась на покрывале. — Я уж подумала — правда.

— Ты не смейся, а послушай! — Женька села и стала намазывать лицо, плечи и руки кремом от загара. У неё были белокурые, с небольшой рыжинкой локоны до плеч, очень белая нежная кожа, поэтому она быстро обгорала на солнце, становясь красной как рак, кое-где покрываясь волдырями, что совершенно не грозило её подруге-смуглянке.

— Ну, давай, сказительница наша.

— Не буду! — обиделась Женька.

— Ладно, не злись, — похлопала подруга её по спине. — Я знаю, ты мастер рассказывать страшные и таинственные истории — братья Гримм отдыхают.

Женька насупилась, дуясь на подружку за частые насмешки над её тягой к мистике и всему таинственному, но потом не выдержала:

— Когда мамка с Колюней сошлась, меня переселили в зал. Так вот… с первой же ночи мне стали сниться странные сны. В них мне будто не шестнадцать лет, а немного больше. Видела, что хожу на учёбу в университет, а потом беременной по огромному замку. Каменные стены старые, кое-где покрытые мхом. Большие круглые башни. Возле крепостной стены ров, залитый водой. А с какими парнями я кручу любовь… Ох, видела бы ты, Олеска!

— И все вампиры?

— Нет. Я видела только двух вампиров. Так похожи, видимо, братья.

— Красивые?

— О-о! — вымолвила Женька с придыханием и закатила глаза под лоб. — Не сопляки какие-нибудь. Плечи, мускулы — как у атлетов. Ростом около двух метров. Темноволосые. Зелёные глаза поблескивают. Мужчины — супер!

— И сколько тем мужчинкам лет?

— Олеска, откуда я знаю? На вид тридцать или немного больше…

— А на самом деле, наверное, семьсот или тысяча, — закончила за неё подружка. — Старикашки!

Женька захихикала:

— Хи-хи-хи! Старикашки… Скажешь тоже! Один «старикашка» меня на спине катал, как дельфин или небольшой кит. Ой, так здорово, ты не представляешь! Я на нём, прикинь, вся голая сижу.

— Ух, Женька, у тебя сны что надо! — подруга приподнялась на локтях и смотрела во все глаза на Женьку. — А второй что делал?

— Второй заставлял маленьким ножичком колоть его в шею и пить вампирскую кровь.

— А сам твою пил?

— Да. Я, значит, пью его кровь…

— Вся голая, — вставила Олеся.

Женька вытаращила глаза на подругу:

— Откуда знаешь?

Та, подперев щёку указательным пальчиком, изобразила глубокую задумчивость, а потом выдала ответ:

— Во многих фильмах вампиры сочетают секс с кормлением.

— Может быть, — дёрнула Женька плечом.

— Рассказывай, рассказывай, — поощряла подруга. — Перебивать не буду, очень интересно.

— Ну, во время кормления он меня обычно гладит по голове, спине, попке…

— Ах, он, сексуальный маньяк! — воскликнула Олеска и залилась хохотом.

— Да ну тебя! — отвернулась Женька. — Больше не буду рассказывать.

Олеся тронула подругу за руку:

— Перестань! Рассказывай — ну! Секс-то у вас бывает?

— Да, — мечтательно закатила глаза Женька. — Только я на самом интересном месте просыпаюсь.

— Почему?

— Меня начинает всю трясти как в лихорадке.

— Герлушка, в тебе гормоны бушуют, — авторитетно заявила Олеся. — Пора уже завязывать с девственностью. Ты, по-моему, одна такая среди старшеклассниц в нашей школе. Вот и сны стали эротические сниться.

Солнце клонилось к закату, и подружки вскоре засобирались домой. Они жили в соседних подъездах, дружили с первого класса, делились девичьими тайнами. Женя, например, знала «страшную» тайну Олеси. Несмотря на жёсткий родительский контроль, симпатичная и вполне оформившаяся подружка уже имела сексуальный опыт; её первым мужчиной стал Виктор Чембриков, которого в подростковой среде звали Витьком, а иногда просто Чембо. Он был на два года старше Олеси и учился в сельскохозяйственном университете. Расцвет их любви пришёлся на прошлогодние зимние каникулы, но мать Олеси, случайно найдя в сумке у дочери любовную записку, посадила влюблённую девочку на целых два месяца под замок, даже в школу не пускала, приглашая учителей на дом за отдельную плату. Хрупкие отношения молодых такое испытание не прошли, и теперь Олеся с Витьком просто общались в кругу друзей и знакомых.

Женька, хоть и была на семь месяцев старше подруги, больше походила на миленькую девчушку, чем на девушку, о которой мечтают юноши и на которую заглядываются мужчины. Худенькая невысокая девушка, с небольшой грудью и узкими бёдрами, одетая в китайский ширпотреб, к мальчишкам-ровесникам относилась немного презрительно, парней постарше обходила стороной, а мужчин боялась, насмотревшись на собутыльников отчима и матери. Её самая «страшная» тайна пряталась во снах. В них любовь окрыляла, возвышала, дарила столько нежности и ласки, что для Женьки мир сновидений стал более притягателен, более желанен, чем мир окружающей действительности — грубый, жестокий, насквозь пропитанный лицемерием, пошлостью и запахом алкоголя. В мир сновидений она шла за мечтой, за лучшей долей, за светом, за добротой. Всё это у неё было семь лет назад, но смерть отца перевернула жизнь с ног на голову, перевернула не сразу, постепенно, по мере того как спивалась мать, опустившая, слабая женщина, схватившаяся за первого подвернувшегося мужика, как за спасатель­ный круг, лишь бы не чувствовать одиночества, никчёмности и пустоты существования.

Подружки перешли через реку по автомобильному мосту, а неподалеку от круговой развязки «поймали» такси. На подъезде к дому Олеска остановила водителя, так как вспомнила, что мать просила купить что-нибудь к чаю.

Девчонки, расплатившись с таксистом, зашли в дискаунтер. Там Олеся купила глазурованные пряники и шоколадные конфеты «Варьете». Угощаясь конфетами, подруги вошли во двор, когда, не доходя до своего подъезда, Женька потянула Олесю прятаться за выступ входа в подвал.

— Ты чего? — непонимающе уставилась на неё подруга.

— Посмотри вон туда! — зашептала Женька, головой указывая на вышедшего из соседнего подъезда парня. Тот подошёл к серебристому автомобилю и нажал кнопку на пульте сигнализации.

— Ну?! — выглядывая из-за угла, спросила подруга.

— Я знаю этого парня… с ним целовалась. Его зовут Саша Поспелов.

— Когда ты с ним целовалась? — оторопело глянула на подругу Олеся.

— Во сне.

— А чего прячешься? Раз во сне — он тебя не узнает.

Высокий парень с развитой мускулатурой, обтянутой белой майкой и светлыми брюками, открыл дверцу, собираясь сесть в машину. Вдруг Олеска, выйдя из-за укрытия и глядя на парня, громко крикнула:

— Саша!

Женька, схватив за руку, потянула подружку назад, но было поздно — парень обернулся и удивлённо уставился на двух раскрасневшихся в пылу борьбы девчонок:

— Вы меня звали?

— Ой, простите! — отпустив упирающуюся подружку, выступила вперёд Женька. — Мы ошиблись.

— А-а… — протянул парень, усмехнулся и сел в автомобиль.

— Ты с ума сошла?! — зашипела на подружку Женька, покрутив пальцем у виска. В этот момент машина, поблескивая серебристым лаком элегантного кузова, поравнялась с малолетками. Водитель ещё раз глянул на худенькую светловолосую девочку в коротеньком цветастом сарафанчике, её темноволосую кареглазую подружку, покачал головой: «Вот же свиристелки!» — и проехал мимо.

— Какой красавчик! — мечтательно вздохнула, глядя вслед удаляющемуся «Ниссан-Скайлайну» Олеся. — И, наверное, целуется классно.

— Ты ненормальная, Олеска! — укоряла подругу Женька. — Больше ничего тебе рассказывать не буду, а то подведёшь под монастырь.

— Чего разнылась? Я просто захотела проверить, сны — это твоя фантазия или что-то реальное, — всё ещё глядя в конец двора, где вспыхивая красными стоп-сигналами перед переходящей дорогу старушкой, заворачивал за угол автомобиль с «красавчиком», оправдывалась Олеся.

— Проверила?

— Угу… Ты — экстрасенс. Точно! — поразмыслив, подобрала Олеся самое подходящее для данной ситуации объяснение. Женька с сомнением покачала головой:

— Не знаю… Вот думаю, если этот Саша реальное лицо, вдруг и вампиры реальны?

— Может и реальны. А где будешь тот замок искать?

— Не знаю, — потупилась Женька.

— Вот именно! Не знаешь, — назидательно проговорила Олеся. — Выбрось их из головы. А лучше включи плеер и ещё раз на Роберта Паттинсона поглазей.

— Мои вампиры в сто раз красивее его будут, — вздохнула Женька и поплелась домой.

Вечером в дневнике она написала:

«Сегодня видела Сашу Поспелова из моего сна. Он также красив. Фигура — отпад! Сильно испугалась, но он меня не узнал. Жаль! Во сне он называл меня женой и Люлей. Наверное, он так звал не меня. Если бы меня, то называл бы Жекой или Жужей, как звал папа. Может, я была его женой в прошлой жизни? Но почему его увидела сейчас? Что-то совсем запуталась.

Мамка с отчимом опять отмечают какое-то событие. Если сильно напьются — начнут драться. Господи, как мне всё надоело! Где она этого придурка нашла? Говорит: «Он — моё женское счастье». Не хотела бы я иметь такое счастье. Что хорошего, когда ставят под глазом фингал? Не понимаю её. Он двух слов связать не может без мата. Мать, когда в хорошем настроении, Колюня называет не Наденькой или солнышком, а — кралей. Меня этот дебил зовёт козой или безрогой козой.

Саша не такой. Он во сне меня так нежно целовал. Особенно мне нравилось, когда он целовал меня в висок и нежно называл Люлей. А один из вампиров говорил мне: «Маленькая». Конечно, я, маленькая, по сравнению с ним — большим и сильным. Если ты есть, Боженька, помоги поскорее уйти из семьи, или пусть мамка Колюню выгонит, а то он на меня как-то нехорошо смотрит».

А ночью Женьку посетили странные ощущения и видения. Она, засыпая, полностью расслабилась и вдруг ощутила вибрации, идущие через всё тело — от макушки к подошвам. Потом началось пощипывание языка. Услышав у себя в голове: «Помогу», девочка вздрогнула, испугавшись ответа на свою просьбу, но перед закрытыми глазами стали быстро сменяться картинки живописной местности — деревья, кустарники, цветники — и она успокоилась, заинтересовавшись видением. На фоне тёмного неба растительность играла яркими, насыщенными цветами, словно её подсвечивал невидимый источник. Панорама, разворачиваясь с двух сторон и сверху, давала ощущение полета. В тоже время она могла, при желании, рассмотреть каждый листик или цветок. Возможно, ей показывалась голограмма, но Женька в этих тонкостях не разбиралась. Некоторые кадры походили на вышитые крестиком картины, так как состояли из маленьких разноцветных фракталов, которые видно по отдельности, но вместе они составляли вид цветущего куста. Она мысленно спросила:

«А деревья плодоносят?» — и вдруг увидела ветви, склонившиеся под тяжестью плодов. Плоды разной расцветки и конфигурации: с блестящей или глянцевой поверхностью, матовые, пупырчатые, с вкраплениями семечек. Девочка попросила показать птиц и животных этого удивительного уголка природы, но успела заметить только двух птиц, притаившихся среди пышной листвы, а потом картинки стали наезжать одна на другую, расплываться, и Женька выпала в сон.

Когда она проснулась, в квартире стояла тишина — мать и отчим ушли на работу. Девочка перекусила овсяными хлопьями и кусочками яблока, подаренного прошлым вечером отчимом, залив их горячим молоком. Она была удивлена подарком и не хотела подходить за ним к пьяному мужчине, но мать хмуро взглянула на дочь, дескать, по какому праву обижаешь. А Колюня ещё и выдал:

— Дают — бери, бьют — беги.

Женьке пришлось подойти и взять яблоко. Благосклонность падчерицы была отмечена щлепком по мягкому месту и возгласом:

— Вот коза!

Девочке хотелось назвать отчима придурком и кинуть яблоко в пьяную морду, но она лишь постаралась быстренько выйти из кухни и забраться с дневником в свой уголок — кресло, стоящее за шифоньером.

После завтрака Женька собралась на площадку. Она и Олеся работали на детской площадке воспитателями. В это лето комитет собственников решил организовать клуб для детей младших и средних классов, которые не отдыхали в пришкольных и оздоровительных лагерях и не ездили с родителями в отпуск. Жильцы собрали деньги и закупили инвентарь: шашки и шахматы, волейбольную сетку и три мяча, ракетки и воланчики для бадминтона. Управляющая компания также не осталась в стороне, подарив клубу детские книжки и мягкие игрушки. Клуб работал с девяти часов утра до шести часов вечера. Воспитателями трудились четыре школьницы старших классов, приглядывая за младшими детьми посменно.

Эту неделю Женьке и Олеске выпало работать с утра. Ребятам постарше девочки выдали воланчик, ракетки для игры в бадминтон и футбольный мяч, а малышам по очереди читали книжку о приключениях Незнайки. Потом играли в «испорченный телефон» на длинной скамье возле песочницы, проводили шашечный турнир и конкурс на лучший замок из песка.

После обеда Женя убралась в квартире, приготовила к ужину солянку. С появлением в их семье Колюни, её домашние обязанности пополнились приготовлением ужина в дни, когда мать дежурила. Мать работала санитаркой в больнице, уходила дежурить на сутки, а после дежурства два дня отдыхала. Девочка не любила оставаться с отчимом в квартире одна. Тот часто приходил домой навеселе и придирался к падчерице по любому поводу, поэтому все вечера, когда мать находилась на работе, она проводила у подружки и возвращалась часам к одиннадцати-двенадцати ночи, к этому времени подвыпивший мужчина обычно засыпал, не досмотрев очередной футбольный матч. Ещё она его боялась из-за одного случая.

Произошло это год назад. Тогда Колюня только начал «захаживать на огонёк», так он называл посещение их квартиры вечерами по субботам и воскресеньям. Однажды мать приготовила много вкусностей к столу, объяснив дочери, что у её поклонника день рождения. Колюня явился вечером уже поддатым, принёс с собой ещё пару бутылок водки. Именно в тот вечер впервые Женька выпила спиртное. Посидев немного с взрослыми и наслушавшись матерных анекдотов и сальных шуточек, девочка ушла к подружке. Девчонки собирались сходить в зал игровых автоматов, но мама Олеси, подслушав разговоры подружек, запретила дочери такое развлечение. Она сказала, что для неокрепшей детской психики очень опасно посещение подобных азартных заведений. Дескать, по телевизору врач предупредил об игорной зависимости как болезни. Девчонки тогда посмотрели боевик «Брат 2», восхищаясь главным героем, и Женька пошла домой.

Она тихонько открыла входную дверь и прошла на кухню. На столе стояли пустые бутылки, рюмки и тарелки с остатками еды. Женька немного «поклевала» из салатницы, допила ананасовый сок и пошла спать. Когда она открыла дверь в зал…

Лучше бы она её не открывала. Голая мать стояла на четвереньках, уткнувшись головой в спинку дивана. Колюня, стоя на коленях со спущенными штанами, двигался, методично с оттяжкой ударяя женщину по заду ручищей. При каждом ударе мать выгибала спину и стонала. Девочка застыла в дверях от страха и отвращения. Отчим, увидев её, осклабился, а затем, чтобы показать свою власть над женщиной, стал хлестать мать ещё сильнее, приговаривая:

— Шевели задом, корова!

Девочка попятилась, а мужчина расхохотался и крикнул вслед убегающему ребёнку:

— Не убегай, коза! Сейчас и тебя от души попотчую!

Женька просидела до глубокой ночи на детской площадке. Стояли последние тёплые августовские деньки, но после захода солнца насыщенный влагой воздух, от недавних проливных дождей, быстро остывал. Она, дрожа от сырости и холода, куталась в тоненькую курточку и растирала околевшие коленки. Свет в окнах их длинного, в восемь подъездов, дома постепенно гас — жители пятиэтажки ложились пораньше спать перед наступающей рабочей неделей. И лишь одно окно слабо светилось неизменно из ночи в ночь. Из разговоров соседей Женька знала, что за этим окном притаилась беда. Девушка, живущая в соседнем подъезде, лежала в коме после автомобильной аварии, и мать не тушила свечи в её комнате вот уже четыре месяца, почти не веря в благополучный исход, но надеясь на чудо. Соседки между собой болтали, будто «так Николавна кажет душе дочери дорогу домой»; будто горит свеча, освещая фотографию девушки, стоящую напротив зеркала, не напрасно; будто душа, летая по мирам, загробному и нашему, заглянув на огонёк, должна вспомнить, чья она, и вернуться в тело; будто Лазаренко этому приёму научила старая ворожея, к которой «ходила от отчаяния». Женьке становилось жутко от таких разговоров, и она сердилась на подружку за пересказ «глупых бабских сплетен», но на самом деле, веря в мистическую подоплёку обрядов, понимала их действенность и неотвратимость. Рядом с этим окном давно темнел проём окна зала, в котором девочка увидела отвратительнее действо, однако она пока не решалась идти домой. Женьке пришлось вернуться, когда услышала смех и ругань какой-то подвыпившей компании парней, проходившей неподалёку — к тому времени мать с кавалером перебрались в комнату, и оттуда раздавался громкий храп.

А в этот вечер подружки собрались потанцевать в клубе. После обеда им в домоуправлении выдали зарплату за июнь, и это событие ознаменовалось небольшим шопингом, примеркой обновок, охами-ахами возле зеркала, макияжем а-ля девочка-вамп и приподнятым настроением. Наконец, собравшись и пройдя два квартала, юные щебетуньи вывернули из-за угла продовольственного магазина (клуб находился в пристройке к соседнему жилому дому), как из дверей магазина вышел Поспелов с рыжим парнем. Они о чём-то разговаривали, направляясь к парковке. Женька, увидев Сашу, замерла на месте. Олеска, громко возмущаясь, потянула её за руку:

— Женька, пойдём! Чего остолбенела?!

Это привлекло внимание парней.

— А-а, вчерашние знакомые? Опять ошиблись? — полюбопытствовал Поспелов, воззрившись на испуганную девчонку с локонами цвета спелой пшеницы, заколотыми на макушке.

— Я никогда не ошибаюсь, — надменно приподняла бровь её подружка — высокая, ладно сложенная брюнетка с прямыми волосами до плеч. — Это на Женьку ступор нападает, когда видит привидение из сна.

— Какое же интересно? — спросил рыжий.

— Твоего другана, — кивнула бойкая смуглянка на Поспелова.

— Спелый, ты привидением подрабатываешь? — изумился рыжий и захохотал. — Ха-ха-ха! О-о, брутелло, даёшь стране угля!

— Ну-ка, ну-ка! Расскажи, — подошёл к пунцовой как помидор девочке Поспелов.

— Отстань! — чуть не плача, крикнула Женька и, выдернув ладонь из цепких пальцев подруги, побежала к клубу, ища в полутьме зала спасение от неминуемого позора.

Она купила билет и вошла в зал. Возле двери топтались две девчонки из бывшего десятого «б» — Светка и Карина.

— Привет! — поздоровалась Женя.

— Приветульки! — откликнулась Карина.

— Чё не танцуем?

— На хате сакс форева, — ответила Светка.

К девочкам подошёл долговязый парень.

— Оторвёмся, девчонки? — поглядывая на Женю, спросил он. — А где наша любимая чувиха?

— Олеска? Так она мне не подруга! Ищи, Чембо, на улице свою чувиху, — окрысилась Женька.

— Что так? — поинтересовалась Светка, когда они стали топтаться в кружке под «кислоту».

— Да, пошла она, ботало! — отмахнулась Женька.

— Это кто же здесь — ботало?! — услышала она за спиной возмущённый голос подруги. — Я, понимаешь, жилы рву, чтобы на неё обратил внимание кадр, от которого мозги набекрень у нашей овечки. А она на меня ещё и наезжает? Ты чего стреканула, дуринда?

— Отвянь, Олеска! Ты меня и так припозорила.

— Ой, глупая овца! Глянь вон туда, — Олеска мотнула головой в сторону входа. Женька глянула в указанном направлении, и её сердце дало сбой — у входа стоял Поспелов с рыжим приятелем. Оба ухмылялись, разглядывая присутствующую молодёжь.

— Отпад! — восхитилась Карина, засмотревшись на двух высоких взрослых парней, выгодно отличающихся от незрелых и нескладных тинэйджеров, тут и там кучкующихся по залу. — Олеска, познакомь. Офигительные качки!

У Женьки задрожали колени — Поспелов направился к их танцующему кружку. Она опустила голову, чувствуя, что краснеет, а через пару минут услышала над ухом его голос:

— Женя, можно на пару слов?

Она утвердительно кивнула головой и поплелась за парнем с видом провинившегося ребёнка. Поспелов обернулся и, увидев, что русая девочка в жёлтом топике и чёрных атласных брючках отстаёт, затираемая танцующими, взял за руку и повёл за собой. Женька шла за ним через толпу подростков, как небольшая шхуна идёт за мощным ледоколом, оттирающим со своего пути мешающие льдины.

Они вышли в небольшой холл. В углу курили три паренька, о чём-то переговариваясь ломающимися голосами. Поспелов поставил Женьку пред собой и впился в её лицо пронзительным взглядом серых прищуренных глаз.

— Ну-у? Рассказывай, откуда меня знаешь? — спросил он голосом строгого учителя. — Старшая сестра рассказала? Брат?

Женька уставилась на первую пуговку голубой хлопчатобумажной рубашки-поло, обтягивающей его натренированное тело, не смея поднять взгляд.

— У меня нет братьев и сестёр, — ответила девочка чуть слышно.

— Выходит, «Лолиты» начиталась? — Поспелов взял её за плечо, склонив голову набок и стараясь заглянуть в зеленовато-серые глаза, прикрытые длинными подкрашенными ресницами.

— Какой «Лолиты»? — наконец-то решившись глянуть парню в лицо, спросила девочка.

— Набокова. Читала?

— Нет, — она отрицательно замотала головой.

— Приснился, говоришь? Интере-есно… Пойдём в машину, расскажешь, — обняв за плечи, он повёл её к выходу из клуба. Женя не сопротивлялась, но всё-таки остановилась у входных дверей и спросила:

— Зачем в машину?

— Что, боишься? А говоришь — жена. Или твоя подружка наврала?

— Вы её, наверно, не поняли. Во сне вы меня называли женой. Я не придумываю, — оправдывалась девчонка. Парень ухмыльнулся:

— Вот там мне всё и расскажешь, о чём говорили, что делали.

Женька сдалась и, понурив голову, подталкиваемая Поспеловым, пошла к его машине, припаркованной около магазина. По дороге он спросил:

— Ты в каком классе учишься?

— В одиннадцатый перешла.

— А-а? И сколько нам лет? — вновь спросил Поспелов вкрадчивым голосом. Ох, уж этот голос! Он оказался более притягательным, чем во снах, гипнотизировал небольшой хрипотцой, сочетающейся с бархатистостью тона; а взгляд парня ослеплял, улыбка завораживала. Разве молоденькая девчонка могла сопротивляться напору такой мощи из обаяния и сексуальности?

— Скоро семнадцать, — подходя к машине, ответила «жена».

— Нда-а… — произнёс спутник, нажал на пульт и открыл перед Женькой дверцу автомобиля.