Глава 14

Глава 14

С произошедшего инцидента прошло больше недели и казалось, в доме все вернулось на круги своя. Однако все же в воздухе ощутимо чувствовалось нечто, предвещающее изменения. Даже прислуга, которая обычно жила своей жизнью и не принимала хозяйские неприятности близко к сердцу, отныне старалась вести себя осторожнее, надеясь, что тогда намечавшаяся буря минует их стороной.

Теперь пасмурные осенние дни для Ханны тянулись долго и нудно и давили на нее серой неподъемной тяжестью. Она ощущала за собой вину, в которой была мало виновата, но самоедство не давало ей радоваться жизни и спокойно засыпать. Она недоумевала, как, казалось бы, такое глупое и незначительного событие, которое должно было пройти незамеченным, могло так повлиять на отношениях супругов. Это оставалось для нее загадкой.

По ночам ей стали сниться кошмары, в которых она представала среди толпы почти раздетой, в грязном тряпье и окружавшие ее люди, начинали указывать на нее пальцем, насмехаться над ней и кричать оскорбления. Спрятаться от них или убежать не удавалось, ее ноги были тяжелыми, приросшими к земле и не получалось сделать даже шага.

Просыпалась Ханна уставшая и подавленная, с ощущением, что каждый в городе скоро узнает о ее грехопадении. Все больше ее охватывало недовольство собой, хозяином, хозяйкой, запутанными донельзя отношениями между ними. Она, как никогда, ощущала себя одинокой. Миссис Брэдлоу была славной, доброй женщиной, но она не была бедной служанкой, потому упади воспитанница перед ней на колени и расскажи, что с ней происходит, она вряд ли была понята благопристойной дамой.

Единственной ее отдушиной оставалось пение в церковном хоре. Это было и разнообразием, и местом, где она могла видеть знакомых, отвлекавших ее от мрачного настроения. Это было для нее, как глоток свежего воздуха. Одна только встреча с Джоном могла поднять ей настроение.

Он, чувствовавший, что Ханна расстроена, не принимался ее расспрашивать, а просто старался встать с ней рядом и улыбался, когда замечал, что она смотрит на него. От того, что он от нее ничего не требовал и не расспрашивал, она была признательна и старалась отвечать ему теплой дружеской улыбкой. Хотя, в глубине души надеялась, что он относится к ней более, чем по дружески. В какой-то момент ей казалось, что он может стать для нее выходом из сложившейся ситуации. Если вдруг она сможет найти поддержку в ком-то, пусть в Джоне, простом спокойном парне, она сможет решиться уйти от Гриндлов и не испугается предстоящих ей трудностей. И в то же время, связывать себя узами брака с человеком, которого она не любила, только для того, чтобы сбежать от другого и не бояться трудностей, разве это не детский поступок?

Джон Дэвис был скромным парнем и в сравнении с ним Ханна чувствовала себя развратной, падшей женщиной, но его теплота и симпатия помогали ей почувствовать себя более уверенной и привлекательной. Пожалуй, впервые она почувствовала, что на нее смотрят с интересом, ей улыбаются, на нее засматриваются! Теперь из гадкого утенка, забитой служанки, опасающейся привередливой хозяйки, она превратилась в очень милую, привлекательную молодую особу, умеющую сделать красивую прическу, подчеркнуть свои достоинства и отныне не трепетавшей перед строгой нанимательницей. И пусть путь к этому был не прост и тернист, но все же это было лучше, чем изводить себя слезами раскаяниями.

Осознав свою привлекательность, расправив плечи, изменилась и сама Ханна. Она воспитывалась в достопочтенной семье Поупов и ни на миг не забывала, что гордыня — это все же грех, но как же ей было приятно, что на нее обратил внимание такой мужчина, как мистер Гриндл. Пусть он властный, иногда совершенно не выносимый и несносный, совершающий только то, что желает сам, но как же это тешило ее самолюбие. И именно запретность, то чувство непозволительности и само нарушение той грани, которая не позволительна для прислуги, делало проявление симпатий со стороны хозяина таким притягательным для служанки.

В последнее время Ханна много размышляла об отношениях между супругами Гриндл. Теперь она уже догадывалась, что мистер Гриндл женился на супруге для решения некоторых проблем, но все же было что-то, что не давало ей покоя.

" Если хозяйка добродетельна, пусть даже иногда чрезмерно, но все же благородная леди, как он может позволять в доме, где живет его супруга, такие низостные вольности?"

Ханна уже давно понимала, что не всякий мужчина в браке хранит верность своей супруге, знала о существовании борделей и продажных женщин, которых посещают не только молодые люди, но и женатые и почтенные главы семейств. Но все же она не понимала, как он может не бояться вести себя столь неуважительно в своем доме? Ей было неловко перед хозяйкой — набожной женщиной, но ее желания и согласия мистер Гриндл не спрашивал, и, если бы не она, была бы какая-то другая женщина. В этом Ханна не сомневалась.

"Возможно, — размышляла служанка, — мистер Гриндл раньше тоже посещал увеселительные заведения, иначе где бы он мог узнать о тех непристойностях, которые он совершал с ней?"

Еще Ханна изводила себя вопросами: мистер Гриндл видит в ней падшую женщину, которая будет выполнять его грязные развратные прихоти или все же он испытывает к ней некоторые теплые чувства симпатии?

Теперь она много размышляла над этим вопросом, а если женщина слишком часто и много думает о мужчине, то она даже не успевает понять, как начинает думать все время только о нем. Так и Ханна не успела заметить, как начала ревновать мистера Гриндла к его супруге. В уме она понимала, что не имеет на это никакого права, что миссис Гриндл — его законная супруга и благородная леди, но разве сердце женщины когда-нибудь останавливали подобные преграды?

Каким бы Айзек отрицательным не был, его забота о ней, о ее репутации — рассматривались Ханной, как выражение его симпатии. С каждым днем ее благодарность крепла. А после того, как она доставала из укромного места свое богатство, подаренное мистером Гриндлом, ее неопределенность рассеивалась и она все больше убеждалась, что он испытывает к ней если не симпатию, то, по крайней, мере благодарность.

В другое же утро, после бессонной ночи, проведенной за размышлениями, она могла проснуться раздраженной и злой, на него и на себя, потому что как ни посмотри, но он все же приручал ее, понимая, что она никогда не сможет рассчитывать на него. Что если его отношения и пристрастия раскроются, то пострадает ее репутация, и общество обвинит только ее — неблагодарную, пошлую, зазнавшуюся служанку, которая скатилась до такого разврата. В такие дни она его ненавидела всей душой и старалась на него даже не смотреть. Однако, его покровительство, его забота чувствовалась даже в мелочах.

Надевая платье, она вспоминала, что это он настоял, чтобы ей отдали устаревшие платья хозяйки. Вдыхая сладкий цветочный аромат духов, она знала, что это он подарил. Обувая красивые, удобные ботинки, ловила себя на том, что это он платит ей больше, чем другим и она смогла позволить себе хорошую обувь. Ей было стыдно признаться, но, надевая ночную сорочку, расшитую нежной вышивкой и кружевом, она помнила, что и это его подарок. Как ни поверни, к чему ни прикоснись — Ханна знала, что он о ней заботится. После осознания подобного, ей становилось тошно. Как он мог с ней так поступать, зная, что они никогда не могут быть вместе?! В том, что он ее приручал, как ручную собачку, Ханна больше не сомневалась. Он всего лишь дал ей отсрочку, чтобы она почувствовала и оценила его заботу, которой в ее жизни было мало.

Мистер Гриндл был хитер. Глядя, как он водит за нос супругу, она вполне допускала, что он так же обманывает и ее. Со служанкой можно быть самим собой, можно быть грубым, никто его не остановит. Со служанкой можно быть не благородным, на нее можно давить, ей можно угрожать и использовать. Она для него удобная прихоть, которой он натешится и оставит, потеряв всякий интерес.

Она прослужила у них почти девять месяцев, но до сих пор она так и не решилась. Не решилась уйти, гордо хлопнув дверью на прощание, показав, что служанки имеют гордость и порядочность, и не решилась стать любовницей, но она чувствовала, что скоро ей предстоит сделать выбор.

Айзек в эти дни был крайне осторожен, понимая, что Кэтрин все еще продолжает косо смотреть на свою компаньону. Он старался быть спокойным, внимательным, но в меру, чтобы у супруги не сложилось впечатление, что он заглаживает вину. В эти дни он старательно игнорировал Ханну, всем своим видом показывая, что она много о себе возомнила. Он ожидал, что почувствовав его охлаждение, служанка забеспокоится и кинется угождать ему, искать подтверждения его прежней симпатии, однако вместо ожидаемого результата Айзек замел, как Ханна стала к нему относиться более холодно и равнодушно.

Нет, служанка была исполнительной, приветливой, покорной, но она больше не искала его симпатии и игнорировала его холодность, показывая свою гордость и спесивость. Подобного он не ожидал. Ему казалось, что дорогие подарки должны были развеять ее сомнения, однако к его удивлению, Ханна оказалась не падкой на красивые подношения, точнее подарки она принимала с радостью, но в руки ему не давалась. В сердцах он ругался и был на служанку зол, однако в глубине души все же был восхищен достойной соперницей. По его расчетам, Ханна уже должна была быть от него без ума и чуть ли не бросаться в его объятия.

Размышляя над своим следующим шагом, он пришел к выводу, что пряник пора сменить на кнут, иначе служанка совсем избалуется. В конце концов, на то она и служанка, чтобы угождать ему, а не он ей. И пусть только окажется строптивой, она об этом еще пожалеет! Применить грубость он не решился, хотя соблазн был велик, поскольку это означало бы его полное поражение, как соблазнителя. Но его холодность и равнодушие должны привести ее в чувство, по крайней мере, так должно было быть по его расчетам.

Все началось неожиданно и резко. Когда пришло время получать жалование, к своему удивлению Ханна получила только положенных 12 долларов и ни цента больше! Большая Мэри со злобой и ядом в голосе объяснила, что мистер Гриндл не доволен ею.

Позже вечером ее вызвала экономка:

— Ну, допрыгалась, нахалка? — хмыкнула она грубым сиплым голосом, как только Ханна вошла. — Уж не знаю, чем ты рассердила хозяина, но отныне ты обычная служанка. — она расхохоталась противным смехом, всем видом показывая свое торжество. Глаза экономки сияли. А Ханна была настолько поражена, что не могла даже рта открыть. Она допускала такой поворот событий, но все произошло слишком неожиданно и без предупреждения.

— Миссис Гриндл с супругом уезжают, так что отныне в твои обязанности входит следить за порядком на втором этаже и помогать Марджори на кухне, если понадобится. — объявляя ее новые обязанности экономка, не сводила своих маленьких пронзительных глазок, надеясь увидеть слезы разжалованной компаньонки. Однако, вопреки ее ожиданиям, Ханна даже не расплакалась и не выразила большого сожаления, лишь удивление отразилось на ее лице, которое быстро сменилось согласием и чем-то еще, чего Мэри не смогла разобрать. Расстроившись, что не удалось довести служанку до слез, экономка буркнула:

— За дело и не лентяйничай! А то пожалеешь. Можешь начинать собирать вещи!

— Какие вещь? — удивилась Ханна.

Большой Мэри так и хотело мстительно бросить ей: — Твои! — однако это было не в ее силах. Окинув придирчивым взглядом Ханну с ног до головы, процедила сквозь зубы:

— Хозяйские! Хорошо же ты служишь хозяевам, если тебе даже не сказали, что они уезжают. — заметив, как ошарашена противница и непонимающе хлопает глазами, она победно добавила: — И уезжают на долго! А уж я научу знать свое место и верно служить хозяевам. — пробурчала она себе под нос, провожая взглядом уходящую служанку. Мстительная улыбка застыла на ее обрюзгшем лице.

Выйдя в коридор, Ханна прислонилась к стене, обессиленная неожиданным поворотом. Ее желание исполнилось, но не зря же говорят, что стоит бояться своих желаний.

"А может все к лучшему?" — подумала она, но, услышав неподалеку шаги, выпрямилась и направилась на их. Это оказалась миссис Гриндл.

— Эмма, ты уже слышала, что мы Айзеком уезжаем?

— Да, миссис Гриндл. Когда вы отъезжаете?

— Уже на этой неделе, потому скорее приступай к сбору вещей. Не забудь положить зеленое муслиновое платье и синее с кружевами.

— Хорошо, мисси Гриндл. На долго вы едете? — решилась спросить служанка.

— На месяц, а может и больше. У мужа дела, но думаю, что не раньше Рождества. — неохотно ответила хозяйка и подхватив пышные юбки, унеслась прочь.

"Ой-ей-ей… жду не дождусь, когда уедете… — съязвила Ханна. От осознания, что отныне дорогие подарки она получать не будет, ей стало грустно. — Пусть подавится! — топнула она ногой и, тяжело вздохнув, отправилась собирать хозяйские вещи".

Почти неделя сборов и подготовки к отъезду пролетела быстро. Бегая по большому дому и собирая все вещи, о которых неожиданно вспоминала миссис Гриндл, Ханна сбила себе все ноги. Утешало ее лишь то, что скоро состоится отъезд и вся эта кутерьма будет окончена.

В предвкушении встречи с семьей, Кэтрин стала просто не выносила и очень придирчива. Вечерние чтения миссис Гриндл были уже не столь интересны, как подготовка подарков и выбор платьев. Хоть хозяйка и не была красавицей, но красивые наряды она обожала не меньше, чем Маргарет и Лидия Марвелы.

В час, когда супруги собирались отъезжать, началась ужасная суета и неразбериха. Миссис Гриндл суетилась и отдавала столь противоречивые указания, что они с Мартой перестали их выполнять, лишь изображая старание.

Прислуга была уставшая и на пределе, и все утро перед отъездом хозяев на вокзал только и считали часы и минуты, оставшиеся перед их отъездом. Из всех жителей огромного дома, только один мистер Гриндл сохранял присутствие духа и никуда не спешил. Казалось, что ему нравится вся эта кутерьма. Он совершенно не обращал внимание на все суету и Ханна могла поклясться, что, глядя на нее запыхавшуюся и растрепанную из-за беготни, он был крайне удовлетворен.

"Вот сволочь! Это он в наказание за строптивость". — угадала она, но решила не подавать вида, что ее это как-то задевает. Вместо этого она так же старательно делала вид, что не обращает на него совершенно никакого внимания. Он не попрощавшись, повернулся спиной и вышел из дома.

И все-таки Ханна была задета! Когда за ним захлопнулась дверь, она была готова расплакаться. Нет, она была рада, что он перестал на нее обращать внимание, но все же мог бы просто попрощаться, как со всеми, а не делать вид, что ее тут нет.

Зато экономка, приободренная холодность хозяина к служанке, была в предвкушении. Ее оставили в Блумсберге присматривать за домой, оказав тем самым значительное доверие. Не успела дверь закрыться, как экономка, уткнув руки в бока, стала раздавать указания, стоявшей перед ней служанкам:

— Марджори, — начала она, — если хозяева уехали, это не значит, что готовить не надо. Но запомни, мой желудок болит от кислого и сладкого, потому постарайся приготовить что-нибудь подходящее для меня. В помощнице нужды у тебя пока нет и ее отпустили. Помогать тебе будет белоручка и зазнайка Эмма или как ее там? Не важно. А потом ты и Марта отдраите весь дом так, чтобы он сиял. Просушите матраты, перестираете занавески и покрывала, проведете ревизию в кладовой, а там я и еще что-нибудь придумаю. — это она уже обращалась к Ханне и Марте.

Не дожидаясь ее недовольства, прислуга разошлись. Ханна направилась в комнату хозяйки, наводить порядок и разбирать ее в спешке разбросанные вещи. Едва она приступила к разбору вещей, как в комнату без стука ворвалась Большая Марта.

— Бездельничаешь? Решила отсидеться, надеешься, что все будет как раньше? Зазналась, дрянь ленивая? Думала, что и дальше будешь белоручкой? Ха-ха! Ну, нет уж. Горшки мыть, полы и посуду! А я присмотрю, что бы ты не ленилась, будь уверена.

Ханна не стала с ней спорить. Она молча вышла из комнаты, не став дожидаться окончания угроз, показывая таким образом пренебрежение.

— Ты куда, дрянь? Я еще не закончила!!! — завизжала экономка, но та даже не остановилась и на ходу ответила:

— Мыть горшки, полы и посуду. — и не обращая внимание на непрекращающиеся вопли экономки, покинула комнату. Мэри попыталась догнать ее, но большой вес и больные колени не позволяли догнать беглянку.

"Придется выдраить до чиста весь этот дом, зато потом и пусть только пристанет! — злилась Ханна. Проверив и вымыв все ночные горшки в доме, она направилась на кухню.

— Марджори, тебе помочь? — спросила она, радуясь, что есть с кем поболтать. Кухарка обернулась, проверить: есть ли кто в кухне, кроме них, а потом тихо ответила:

— Да я могу и сама справиться, но, глядя на тебя, мне кажется, что это тебе нужна помощь. Присядь, помоги почистить овощи. Вдвоем будет веселее. — она заговорщицки подмигнула.

Только сев на стул, Ханна поняла, как у нее гудят ноги.

— Ну, что ж, придется снова привыкать. — заметила она, улыбнувшись Марждори, и вытянула ноги под столом.

— Ты мне лучше скажи, чего случилось? — не удержавшись от любопытства, шепотом спросила кухарка.

— Вот бы мне знать! — Ханна взяла нож и грязную крупную картофелину в руки. — Прибежала эта карга и радостно сообщила, что теперь я простая служанка. Видела бы ты ее тогда. Она вся светилась от счастья. — тихо рассказывала Ханна, одновременно прислушиваясь, не раздадутся ли шаркающие шаги под дверью.

— Могу представить. — усмехнулась кухарка. Экономку она тоже недолюбливала, потому как та всегда тщательно проверяла содержимое ее сумки, когда она уходила домой. Для Большой Мэри было лучше, если остатки еды пропадут, чем кто-то из прислуги это съест или унесет домой. — Что теперь делать будешь?

— Пока работать, а потом видно будет, когда вернутся.

— Расстроилась?

— Как сказать, и да, и нет. Не уволили — уже хорошо, а с другой стороны, зная его вспыльчивый и придирчивый характер, следовало ожидать подобного.

— Ну да, — согласилась Марджори, — но мне все же кажется, что ты его чем-то задела.

— Да кто его знает. — коротко ответила Ханна, не желая продолжать разговор на эту тему. — Чего готовить будешь?

— Мясной пирог.

— Было бы не плохо, если бы и нам что-нибудь досталось, но я сильно в этом сомневаюсь.

Она захихикали, потому как обе были почти уверены, что им достанутся если только крошки с тарелки экономки.

— Сдается мне, что пока хозяева вернутся, мы все здесь похудеем. — грустно заметила кухарка.

— Угу, — грустно согласилась помощница. Она была сейчас так голодна, что обрадовалась бы черствой корочке позавчерашнего пирога.

— Не расстраивайся, я оставлю тебе кусок вчерашнего в шкафу, — шепотом утешила ее Марджори, только забери его уже поздно вечером, чтобы не попасться.

— У-у!!! Спасибо! — подпрыгнула от радости на стуле подруга, — Марджори, я говорила, что люблю тебя.

— Нет, но я догадывалась. — хихикнула она, — а через месяц я буду для тебя почти богиней!

Они хихикали, как дети и не заметили, что дверь открылась.

— Смеетесь, вам работы мало? — пригрозила она.

— Нет, Мэри, что ты, скоро будет пирог. Смотри, тесто уже подошло, только начинка еще не готова. Тебе положить побольше масла? — попыталась схитрить Марджори.

— Клади чего хочешь, лишь бы вкусно было. — ответила экономка более спокойно. В этом доме все любили поесть и экономка не была исключением. А особенно вкусным будет пирог, если его пекут по твоему желанию и для тебя, а не для хозяев. Пусть не на долго, но некоторое время в этом доме теперь она — Мэри полноправная хозяйка и уж она постарается использовать свалившуюся на нее привилегию во свое благо.

Через две недели дом сиял чистотой, не осталось ни одной комнаты, где бы не прибрались Ханна и Марта.

— Еще немного, — шутила прислуга, — и Мэри будет как в сказке про Золушку смешивать чечевицу и горох, только бы мы не сидели без работы.

К вечеру они были совершенно без сил, но не шутить не могли. Еще Ханну спасало, что ей не запретили петь в хоре, потому она хотя бы изредка могла вырваться из дома. Зато когда она шла в церковь, то становилось плохо экономке, потому как видеть Ханну в нарядном платье из дорогой ткани, перепавшей от хозяйки, с изящной прической она спокойно не могла. У них так и продолжалось: сначала экономка изводила Ханну работой и придирками, а потом Ханна изводила экономку своими платьями и праздничным видом. Причем, чем больше придиралась Мэри, тем лучше старалась выглядеть Ханна. За их негласным противоборством с любопытством наблюдали Марта и Марджори.