Глава 6

Глава 6

Как ей повезло, что она стала камеристкой, Ханна поняла почти в тот же день. Оказалось, быть компаньонкой хозяйки дома такая привилегия, которая позволяет заниматься только тем, что касается непосредственно миссис Гриндл. Следить за ее вещами, подбирать одежду и помогать одеться, готовить ванну, заботиться о внешности, укладывать и расчесывать волосы, помогать коротать досуг — одним словом, быть ее компаньонкой. Теперь Ханне не надо было мыть полы, убираться, стирать, мыть посуду, готовить! Ничего из того, что она делала ранее в доме Марвелов. Только она все не могла понять, почему именно ей так повезло.

Задавая себе этот вопрос вновь и вновь, она так и не могла найти ответ, хотя некоторые подозрения у нее все же появились. Ханна начинала терзаться, выбирая между порядочность и гордостью, нищетой и сытостью. Так и не сумев принять решения, она успокоилась, решив, что когда появится повод для беспокойства, тогда она и будет выбирать.

"Какой смысл бояться того, чего я даже предположить не могу? — успокаивала она себя, надеясь, что все обойдется. — Если бы мистеру Гриндлу нужно было что-то большее, то он не стал бы для этого выбирать личную горничную супруги. Он не настолько глуп, чтобы быть таким не дальновидным".

Однако теперь Ханна держалась осторожно, обращая внимание на любые мелочи, способные хоть как-то прояснить ее положение. Мистера Гриндла она несколько дней не видела, от чего на душе ей стало спокойнее. Постепенно ее сомнения стали развеиваться.

В компаньонки обычно брали девушек образованных и покладистых, умеющих развлечь и вытерпеть тяжелый, придирчивый характер хозяйки, которая позволяла себе иногда ужасные выходки. Узнав, что от нее требуется, Ханна была просто счастлива. О такой жизни еще недавно она и мечтать не могла! Миссис Гриндл она еще не видела, но успокаивала себя тем, что хуже, чем миссис Марвел она не будет, тем более что служанки отзывались о ней хорошо.

Как оказалось, Мэри и мистер Гриндл рассудили, что если хозяйке дома сообщили, что ее компаньонка приступит к работе не ранее, чем через 2 недели, то спешить не было нужды. Решено было сначала обучить служанку, и только потом представить ее хозяйке, чтобы мнение Кэтрин о Ханне не сложилось превратным.

Вскоре из общения с другой прислугой Ханна узнала, что миссис Гриндл, урожденная Обрайн, родилась и выросла в Англии в религиозной пуританской семье, а воспитание получила в женском монастыре. Поэтому не удивительно, что Кэртин Гриндл вела добродетельный образ жизни, являлась членом попечительского церковного совета, занималась благотворительностью, а также была членом городского общества трезвости.

Даже Преподобный Поуп отзывался о миссис Гриндл тепло. Особенно его расположило к чете Гриндл щедрое пожертвование, пожалуй, одно из самых крупных за всю историю города.

После знакомства с Кэтрин Гриндл, все приличное общество Блумсберга было покорено ее добротой и отзывчивостью, однако дамы города также заметили, что супруга Айзека была очень ранимой, впечатлительной и целомудренной, что вызывало только восхищение.

Так же Ханне стало известно от Сью, но под большим секретом, что хозяйка очень болезненна, от чего много времени ей приходится проводить в кровати. Суть болезни заключалась в женской особенности, лишавших миссис Гриндл сил и доводивших ее до головокружения. В последнее время, головокружения стали все чаще и хозяйка боялась одна выходить из дома, а супруг не всегда мог ее сопровождать. Как уточнила Сью, врач сказал, что такое случается из-за слишком жаркой погоды, и пообещал, что когда жара спадет, здоровье супруги мистера Гриндла значительно улучшится.

Сью — временная напарница, оказалась спокойной доброжелательной женщиной, но ужасной болтушкой. Казалось, что ее язык без костей. Пока она рассказывала и показывала Ханне, как делать любимый шампунь хозяйки и зубную пасту, Ханна утомилась от ее болтовни. Сью без умолку болтала, рассказывая, какая вода нравится хозяйка, что она любит или наоборот не приемлет, еще успевала между делом рассказать все сплетни, которые недавно слышала.

Как еще рассказала Сью, религиозность, ранимость и впечатлительность Кэтрин имели и другую сторону. Супруга Айзека была чопорной пуританкой, которая стыдилась назвать руки — руками, а ноги-ногами и предпочитала их называть конечностями, а от вида птичьей ножки на тарелке могла упасть в обморок, не говоря уж о совсем неприличном банане. Ножки рояля с круглыми наконечниками в доме покрывались кринолинчиками. Даже книги авторов противоположного пола ставили на одну полку, только если они состояли в браке. А сквернословие хозяйка считала святотатством.

— Запомни это! — строго напутствовала ей Сью. — Я вот старалась, но даже мои простые словечки вызывают ее недовольство! Представляешь, какая ханжа?

— Да уж. — Ханна радовалась, что не имеет скверной привычки чертыхаться, как торговка.

"Тут, наверно, даже за малейшее недоразумение можно заслужить недовольство хозяйки. Странно, почему так? Миссис Брэдлоу тоже очень религиозная дама, придерживающаяся строгих нравов, не зря же ее брат — мистер Поуп стал пастором, однако куриные ножки она обожала, не говоря уже и попках." — так размышляла Ханна, но в слух это произнести не рискнула, очень уж она дорожила новым местом работы. После знакомства с Маленькой Мери, она быстро рассталась с иллюзией о взаимной поддержке и искренности отношений среди служанок.

"Все, как всегда, — грустно подумала она и вздохнула. — все борются за лучшее место и любовь господ. Такова жизнь".

— Чего вздыхаешь? — рассмеялась Сью. — Не переживай, хозяева хорошие, платят хорошо и лишнего не требуют. Хозяйка добра, только вот хозяин иной раз бывает очень раздраженным. Если он бегает по дому, туда-сюда, значит, он не в настроении и лучше на глаза не попадаться. В такие дни он начинает придираться ко всему, даже без повода.

— Ты из-за этого решила уйти? — спросила Ханна, выбрав подходящий момент. Сью помолчала, а потом, подумав, ответила:

— Ну, и из-за этого. Так-то я замуж выхожу, за Эдварда, местного сапожника. Буду ему в лавке помогать. Так лучше будет. Если останусь тут, то на него время совсем не будет, а так не гоже. Мужчина он видный, нельзя его одного оставлять. — но Ханна чувствовала, что есть еще что-то, чего Сью не решается расказать. Ханна решила не настаивать и немного помолчать, рассудив, что, если напарница захочет, сама все расскажет. Так и случилось. Болтушке Сью было сложно держать рот закрытым. — Хозяйка добрая, но со странностями, а вот хозяин, еже ли не в духе, придирчив становится и любит покричать, да так страшно кричит, что сердце замирает. Мы стараемся не попадаться ему на глаза, но где там. Правда кричит не долго, быстро отходит.

Видя, что Ханна ее внимательно слушает и не перебивает, она решилась продолжить:

— Сдается мне, что с хозяйкой у них что-то не так.

Ханна внимательно слушала, стараясь вникнуть в каждую деталь, но в тоже время, стараясь своим любопытством не оттолкнуть рассказчицу.

— Он о ней заботится, добр, они не ругаются, но мало время проводят вместе. По мне, так его раздражает ее ежевечернее чтение молитв. Мужчина и есть мужчина, ему другого надо. — выдала она и тут же прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнего. Но, почувствовав, что Ханна не из тех, кто склонен разносить сплетни, уже не могла остановиться. — Да в доме все это видят, только молчат, боятся, что дойдет до мистера Гриндла и он выставит без рекомендаций, а кому охота потерять хорошее место?

— Если место такое хорошее, не пожалеешь, что оставишь его? — решила осторожно подтолкнуть Ханна.

— Не-е, — рассмеялась Сью, продолжая укладывать волосы Ханне, — Мне сказали, что если я надумаю вернуться, то они с радостью возьмут меня обратно.

Ханна онемела.

— А я им для чего? — испуганно спросила она. — Разве, что на время?

— Не переживая ты так, — хохотала Сью, — ты будешь компаньонкой, а я горничной. Я, видишь ли, читаю плохо, да и трудно мне долго находиться с миссис Гриндл, я же простая, не такая как миссис. От ее бормотания благочестивых книг, засыпаю. Куда уж мне! Она, видите ли, решила сделать из меня благочестивую прихожанку. Ха-ха! Да я в свободное время лучше к Эдварду сбегаю, чем ее брюзжания слушать! — то ли от смеха, то ли скромности ее щеки покрылись красным. Хотя, Ханна была уверена, что стыдливости в Сью уже давно не было.

— А как ты познакомилась с Эдвардом? — поинтересовалась она. — Разве хозяева не строго к этому относятся?

— О, наша еще как строго! — ухмыльнулась напарница. — Но я обувь носила к нему, там и познакомились, а когда была любая возможность, виделись. И поэтому лучше я сейчас уйду, чем позже и с руганью.

— Как здорово! Здорово, в смысле, что вы с Эдвардом поженитесь. — поправилась Ханна.

— Аха, — улыбнулась Сью. — Знаешь, как Дылда злится от зависти! Будь с ней настороже, она так и видит, как меня заложить хозяевам.

Улыбка исчезла с ее лица.

— Видела бы ты, как она около мистера Гриндла вьется, все ему доносит, да только все без толку, рожей не вышла! — зло хохотнула она.

— Думаешь, дело только во внешности? — не удержалась Ханна.

— Ну, наверно не только. — пожала плечами напарница. — Не нравится она ему. А к тебе у Марвелов не домогались?

— Нет, что ты! — спохватилась Ханна, — Мистер Марвел даже никогда на меня не посмотрел искоса, а Джон и Питер — они такие хорошие. Нет, ко мне никто плохо не относился.

— Молода ты еще, совсем девчонка, не понимаешь. Я во многих домах работала, опыта уж поболее, чем у тебя. Хуже всего, когда хозяйка придирчива, а хозяин излишне добр. Вот и оказываешься между молотом и наковальней. Уж я-то навидалась! Помню, когда служила еще у Сандерсов, это было в Ньютоне, работала в доме Полли, такая хорошенькая девочка. Хозяйка ее еле терпела, ревновала к мужу, а он Полли прохода не давал, все домогался. Она на кухне плакала, уж больно мистер Сландерс был противен и стар, да еще и скуп. Закончилось все там, что Полли забеременела, миссис Сландерс избила ее и выгнала, не заплатив жалования. Представляешь? Бедная девочка. Хотя, — добавила Сью, поменяв тон, — Полли и не была такой уж невинной овечкой, так что может ребеночек-то был и не от мистера Сландерса. Вот разбери от кого.

Ханна испуганно хлопала глазами. Она не раз слышала подобные истории, но теперь боялась сама столкнуться с подобным.

— Хотя, знаешь, — шепотом добавила Сью, — я бы не отказалась.

У Ханны от изумления открылся рот. Сью подумала, а потом замазала руками:

— Да не со Сландерсом, Боже упаси! Не смотри ты так на меня. — продолжала она откровенничать с Ханной, вгоняя ее в краску. — Видела же сама, какой мистер Айзек высокий! Хоть и не красавец, но такой… — какой именно Сью не уточнила, но глаза ее заблестели.

— Ну, чего ты на меня так смотришь, — усмехнулась напарница, — смотри, какая чопорная. Ты поживи подольше, да поработай у разных господ, тогда поймешь, что к чему. Знаешь, господа в иной раз такие подарки делают! На такое честным трудом и за всю жизнь не накопить!

— А если окажешься в положении и хозяйка выгонит, а хозяин окажется не так щедр, как хотелось, что тогда? — прервала ее рассказ Ханна.

— Ну, это как повезет!

— А если не повезет, что тогда? Ребенка в приют или как котенка…

Сьюзен рассердилась:

— Нужно спешить к повитухе, а не затягивать.

— Это же грех! — ужаснулась Ханна.

— Грех не грех, но это лучше, чем как котенка! А если повезет, так на ферму ребеночка-то можно.

Ханна молчала. Пожив в приюте год, она с ужасом и содроганием вспоминала это время, потому обречь ребенка на такое ни за что бы не смогла. По этой причине, она твердо решила, что до вступления в брак, не позволит себе ничего аморального. Ханжой она не была, но еще в приюте видела много из того, с чем благовоспитанные девицы не были знакомы до замужества, поскольку их нежные и неокрепшие души тщательно оберегали от влияния порока, считая, что незнание помогает уберечься от разврата.

Проходя поздним вечером по коридору приюта, Ханна не раз видела, как Тори и другие старшие девочки обжимались с мальчиками в дальнем углу, и достаточно слышала из рассказов более взрослых приютских воспитанниц, чтобы составить мнение о том, чем они занимались. Тем не менее, сама она стремилась этого всеми силами избежать, помня крики сестры Мадлен, которая громко орала и жестоко избила Люси, когда та вернулась в приют с красивой шалью, подаренной мужчиной.

Люси и ранее убегала из приюта и пропадала где-то на неделю или две, а потом возвращалась, голодная и иногда пьяная. Как ни била ее сестра Мадлен, ничего не помогало. Закончилось все тем, что, исчезнув на все лето, поздней осенью Люси вернулась в церковный приют с большим животом. Сестрам ничего не оставалось, как только дождаться родов, уповая, что Люси родит в приюте и ничего не сотворит с младенцем. Так и случилось. Через 2 недели у Люси начались схватки, но разродиться она не смогла, умерев с младенцем в утробе. Приютские девчонки тогда сильно были напуганы, но хватило их страха не на долго, ведь каждая надеялась избежать подобной участи. А вот Ханна помнила до сих пор. Ей было что сравнивать. Она помнила счастливое детство с матерью и видела, как живут брошенные дети в приюте. Это было самое ужасное время в ее жизни.

— Знаешь, — продолжала Сью, — у меня подруга работает на заводе, по 15 часов каждый день, Получает 14 долларов в месяц, а то и меньше, если оштрафуют. За комнату она платит 6, а на еду посчитай, сколько у нее остается? Питается она скудно, ходят вся худая, как щепка, с синяками под глазами от усталости. Как ей жить, если у нее постоянно штрафы высчитывают? Не знаешь, а я знаю! Она в обеденный перерыв выходит на улицу и себя продает. Если повезет, сможет изредка полфунта мяса купить (ок. 250 гр) да отрез дешевой ткани, чтобы зад прикрыть чем было. Думаешь, она одна такая? Нет, много так поступают, а ты все скромницу строишь. Если уволят тебя отсюда, куда пойдешь? Тоже на завод, а потом на рабочий обед? Вот и подумай.

После таких речей Ханна ощутила чувство безысходность. Как ни крути, а Сью была права!

— А ты подумай, — продолжала вразумлять Сью Ханну, — ежели с умом распорядиться доставшимся благом, то можно швейную машинку купить и жить себе спокойно. Считай, за аренду швейной машинки платить не надо и руками не шить. А не хочешь шить, так можно сдать в аренду, каждую неделю денежки получать будешь. Разве я не права?

Ханне нечего было ответить. Оказавшись лицом к лицу с суровой жизнью, она не знала, как следует поступить. Слова напарницы были правдивы, потому она дальше решила не спорить. Сью же решив, что она сумела доказать свою правоту успокоилась, и они продолжили занятия.