БЛУДНАЯ ДОЧЬ

https://youtu.be/5l-vkLdZWuY?feature=shared

К сожалению, блага цивилизации, действительно призванные служить на благо человечеству, не всегда бывают в радость. Иногда они, как это ни странно, могут оборачиваться против тебя. И в нашем насквозь уже оцифрованном мире, где негде укрыться от недобрых преследующих тебя глаз, благодаря этим самым очень удобным достижениям прогресса вполне можно почувствовать себя загнанным в ловушку, из которой нет выхода…

Олеся давно уже не любила сюрпризы. Потому что они, как правило, не сулили ей ничего хорошего. И чаще всего сваливались на ее голову весьма неприятным нежданчиком. Или наступали на любимую мозоль…

У Олеси на телефоне был установлен скайп. Она им никогда не пользовалась, — многочисленные мессенджеры оказались куда более удобными, — но как-то на работе попросили его установить. Он так и не пригодился, и она про него давно уже забыла.

Но вот однажды дернул ее черт зачем-то в него зайти. Посмотреть, что это такое вообще… А там, — парам-пам-пам!.. — висит сообщение от ее дорогой мамули. Правда, очень древнее, — аж годовалой давности, — но Олесю при виде него тряхануло так, что она еще несколько дней потом не могла прийти в себя…

Номер ее телефона мама, разумеется, никогда не знала. Но вот, — поди ж ты!.. — умудрилась разыскать ее в скайпе. Очевидно, по имени. Олеся точно не знала, потому что вообще не представляла себе функционал и возможности скайпа.

История Олесиных взаимоотношений с мамой горькая и болезненная. Не буду сейчас пересказывать, в чем суть; я уже неоднократно писала об этом; уточню лишь, что они не общаются уже лет пятнадцать. Возможно, кто-то скажет, что Олеся — чудовище, раз так поступает с собственной мамочкой и даже и не задумывается о том, чтобы хоть что-то исправить… Но, как говорится, не судите, — да не судимы будете!..

А насчет возможного примирения… Олеся лишь пару лет назад, находясь уже на пятом десятке своей жизни, перестала кричать во сне: “Мамочка, не обижай меня!!!” И просыпаться в слезах от этого своего крика… После этого ей стало сниться, как она ругается с матерью, приказывает ей замолчать и собирает вещи, чтобы уйти… Давно уже пора было. По крайней мере, процесс пошел, и прогресс налицо… Но до конца ее так до сих пор и не отпустило…

Да, у каждого свои ночные кошмары. Кому-то снится война. Кому-то — зомби. А кому-то — родная мамочка… И, поверьте, это ничуть не менее страшно…

Решение однажды перестать с ней общаться тоже было отнюдь не безболезненным. И далось оно Олесе очень непросто. Еще более кошмарным было то, что, для того, чтобы раз и навсегда избавиться от любящей и заботливой мамочки, методично уничтожавшей ее на протяжении первых трех десятков лет ее жизни, Олесе пришлось отключить все телефоны, забаррикадировать окна и двери, — в буквальном смысле слова, кроме шуток!.. — и покидать собственную квартиру или возвращаться в нее чуть ли не под покровом ночи и с кучей предосторожностей…

Даже много лет спустя, Олеся все еще невольно замирала этажом ниже, не решаясь сразу подняться, из опасения, что мама там, караулит ее под дверью квартиры… Олеся боялась ее тогда просто смертельно, до обморока и до потери пульса, до многочасовых истерик, которые невозможно было прекратить, до неизлечимых заболеваний, за которыми она подсознательно, очевидно, пыталась спрятаться в надежде на то, что мама хоть тогда перестанет мучить ее… И даже сейчас, спустя почти полтора десятка лет, она так и не избавилась до конца от этого дикого, просто патологического страха… И по-прежнему вздрагивала, услышав стук в дверь, — или просто какой-нибудь подозрительный шорох на лестнице…

К счастью для Олеськи и ее весьма неустойчивой психики, тогда, пятнадцать лет назад, мама не стала предпринимать особо энергичных попыток вернуть ее в лоно семьи. Ограничившись несколькими жуткими истериками с наездами и требованиями снова подчиниться ей целиком и полностью, душой и телом, и наткнувшись, к своему великому изумлению, на весьма робкий тогда еще, надо признаться, отпор, непривычная к сопротивлению мама, как это ни странно, просто отступила и принялась энергично поливать дочь грязью перед всеми общими знакомыми, уверяя их в том, что Олеся все равно еще приползет к ней на коленях, погрязнув в дерьме, — ведь иначе просто и быть не может!.. И тогда добрая мамочка просто вынуждена будет ее простить, — она должна будет ее простить, ведь это же все-таки ее дочь, хоть и совсем никудышная… Да куда она денется?.. Кому еще нужна эта убогая, ни на что не годная идиотка, кроме как родной матери, которой предстоит мыкаться с ней до конца своей жизни?.. Приползет!..

Не приползла.

Олеся еще тогда, в те жуткие самые первые дни, поклялась себе в том, что лучше умрет в канаве, чем еще когда-нибудь обратится к своей доброй милой мамочке…

Но она, — к огромному, наверное, разочарованию всех своих родственников, — так и не умерла. Наоборот. Все происшедшее, несмотря на весь ужас ситуации, пошло ей на пользу. Олеся научилась жить. И выживать.

Через пару лет после прекращения общения с мамой появился интернет в свободном доступе. А с ним и соцсети. Олеся ради интереса зарегистрировалась на “Одноклассниках”… И ее мама стала каждый день заходить на ее страничку…

Для Олеси это было, мягко говоря, не слишком приятно. Поэтому после нескольких таких демонстративных, — хоть и молчаливых пока, к счастью, — визитов Олеся маму заблокировала. Тогда к ней стала так же ежедневно заходить жена брата, Анна, которой на Олесиной страничке вообще было нечего делать, потому что на тот момент они тоже давно уже не общались, и расстались, благодаря все той же мамочке, далеко не друзьями. Так что демонстративно заходить ей к Олесе на страничку было совершенно не за чем. Вероятнее всего, как подозревала Олеся, здесь тоже не обошлось без вмешательства мамы. Поэтому жену брата пришлось тоже заблокировать.

С их семьей Олеся не смогла, в свое время, общаться тоже из-за мамы. Мама просто не могла этого допустить. С Анной, женой брата, Олеся поначалу даже дружила. Они частенько вместе гуляли с детьми. Но Олесина мама просто не потерпела подобного безобразия, постоянно всеми силами натравливая Анну на Олесю. А Аня большим умом, к сожалению, никогда не отличалась, и потому, в отличие от самой Олеси, так и не поняла, что ее свекровь очень умело поссорила их и настроила друг против друга.

С тех пор они даже не здороваются, хотя живут в соседних домах и встречаются довольно часто. Причем, Олесе было бы совсем не трудно кивнуть ей при встрече. Но дело в том, что эта бедолага демонстративно вот уже много лет делает вид, что не видит ее…

Это могло бы быть смешно, если бы не было так грустно…

За многие годы Олеся уже привыкла, выходя из собственного подъезда, — а уж тем более, проходя мимо дома, где проживали ее родственники, — внимательно смотреть по сторонам. Ей всегда становилось не по себе от мысли, что она может случайно столкнуться где-то на дороге со своей мамой. Потому что просто реально не знала, что ей тогда делать, и как себя вести. И вот однажды ее кошмар сбылся. Они вместе с сыном, — ему тогда было, кажется, лет пятнадцать, — шли утром на стадион. Путь туда как раз проходил мимо того самого дома, где проживала семья брата. И вдруг, — реально, как в самом страшном сне, — увидели идущую им навстречу маму…

И они… просто позорно сбежали от нее, даже не сговариваясь, словно читая мысли друг друга, свернув на другую дорожку, чтобы не встречаться с ней. А она бросилась за ними… Но, увы, не с распростертыми объятиями, и даже не с добрыми намерениями… Даже спустя много лет, Олеся, как воочию, видела ее перекошенное от злобы и ярости лицо и выпученные горящие от ненависти глаза… Как у мультяшной ведьмы, — безумные, готовые вот-вот выскочить из орбит… Почему-то именно такой образ навсегда запечатлелся в Олесиной памяти, и теперь, даже вскользь вспоминая о маме, она всегда представляла себе жуткую ведьму с безумным взглядом и развевающимися по ветру седыми космами…

Хотя последний пункт — это уже просто игра Олесиного воображения. Ее мама всегда безукоризненно следила за собой и своей внешностью. И ее тщательно прокрашенные волосы в тот день, — как и обычно, — были собраны в строгую безупречную прическу. Но перепуганное насмерть сознание еще и не такое может нарисовать…

Итак, в тот день они просто позорно сбежали. Потому что оба оказались не готовы к этой встрече, и оба были просто в шоке от нее. А любящая мама и бабушка, забыв, очевидно, себя в своем безумии, выкрикивала им вслед на всю улицу пожелания счастья, здоровья и благополучия. Таким тоном, каким обычно проклинают, и с таким же выражением на перекошенном от ненависти лице. Что еще больше усиливало ее сходство с жуткой ведьмой…

А спустя еще пару-тройку лет, — Олесе на тот момент было уже лет сорок, — ее мама вдруг решила поздравить ее с Новым годом. В соцсети, в которой пока, волей случая, заблокирована еще не была — “ВКонтакте”. И, помимо всяческих сентиментальных пожеланий, способных выдавить слезу и у более стойких людей, чем Олеся, она написала: “… И помни, что я очень люблю тебя и никогда не перестану ждать!”

Олеся ржала, как умалишенная, еще несколько дней, вспоминая об этом… Не потому, что это было смешно, — вовсе нет, — потому что смешного здесь нет ничего вообще… Это была просто банальная истерика, которая, из-за печального состояния нервной системы, затянулась на несколько суток, и которую Олеся просто не в силах была прекратить…

Но как тут было сохранить спокойствие и невозмутимость, — ведь сбылась-таки, наконец, ее самая стародавняя голубая мечта!.. Ее милая мамочка сказала, что любит ее!.. Гремите, фанфары!.. Свершилось то, о чем Олеся мечтала не просто годами, — десятилетиями!.. Она делала все ради того, чтобы добиться маминой любви, и вот, наконец-то, это чудо свершилось!.. И ей полагается чувствовать себя счастливой, наверное, по умолчанию…

Только вот невольно напрашивается всего один нескромный вопрос: а зачем ей вообще нужна теперь мамочкина любовь?.. Мамочка немножко опоздала, — всего лишь на какие-то сорок лет… Ей стоило вспомнить беспомощную рыдающую у ее ног маленькую девочку, которая ползала перед ней на коленях и умоляла: “Мамочка, скажи, что ты любишь меня!.. Ну, пожалуйста, мамочка, скажи!.. Ты ведь любишь меня?.. Мамочка!.. Ну, скажи!..”

Но красивая молодая женщина, в которой для бедной девочки заключался весь мир, брезгливо отодвигала ребенка в сторону и с каменным лицом начинала чеканить ледяным голосом, от которого даже сосульки могли умереть от обморожения: “Ты считаешь, тебя есть, за что любить?! А вот я так не думаю! Тебя не за что любить! И я не собираюсь лицемерить и говорить тебе, будто я люблю тебя! Ты должна понять, что тебя, — такую, какой ты у нас почему-то уродилась, — никто и никогда не будет любить!.. Конечно, ты — моя дочь, и я должна любить тебя! Но твое поведение настолько отвратительно, что скоро я совсем перестану это делать, и ты вообще никому не будешь нужна! Но ты только лишь сама в этом виновата!..”

И вот теперь, — здрасьте, приехали!.. — “… я люблю тебя!..” Что это?.. Старость подкралась незаметно?.. Забота о будущем абстрактном стакане воды, который кто-то должен будет поднести?.. Тут и дочь никудышную полюбишь, — если жизнь заставит!..

Это сообщение Олеся просто проигнорировала, хотя настроение на Новый год, благодаря ему, получилось не сказать, чтобы шибко праздничное… Но через пару месяцев, — типа, в Прощеное Воскресенье, — ей пришло от мамы еще одно сообщение, схожее по содержанию. И уж прости ее, Господи, за совершенный грех в святой праздник, — но Олеся просто вынуждена была заблокировать свою маму и в этой соцсети… Бог простит… Всех. Наверное...

И вот уже после этого, еще через пару лет, выяснилось, что мама в очередной раз пыталась связаться с ней. По скайпу…

Все эти годы Олеся мечтала только об одном: чтобы ее мама забыла о ней. Она никогда не желала своей дорогой мамуле ничего плохого; пусть та будет здорова, счастлива и благополучно доживет до ста лет. Просто пусть она при этом забудет о том, что у нее когда-то была дочь…

Олеся просто хотела, чтобы весь этот кошмар, наконец-то, закончился. Чтобы можно было спокойно ходить по улицам, не озираясь в страхе по сторонам, не вздрагивать от телефонных звонков и стука в дверь… Потому что, несмотря на прошедшие уже полтора десятка лет, покоя для нее так и не было. Олеся все время ждала очередного маминого шага, очередной попытки вернуть ее в лоно семьи. Потому что она прекрасно знала, что мама исчерпала еще далеко не все свои возможности. Да она еще и не начинала, — глядя правде в глаза…

Эти ее не слишком настойчивые попытки, совершаемые ею время от времени, — всего лишь цветочки. Она просто от скуки прощупывает почву и производит разведку боем, — а вдруг блудная дочь и сама уже созрела для примирения, и нужно ее просто слегка подтолкнуть?.. А ягодки пойдут потом, когда мамуля соизволит всерьез приступить к делу со свойственной ей всегда решительностью и беспардонностью. Просто сейчас, на данном этапе, — все пятнадцать лет!.. — у нее хватает своих проблем и нет лишнего времени, которое можно потратить на подобную ерунду, — типа, примирения с дочерью. У нее слишком много сил и времени отнимает муж-алкоголик, за которым нужно ухаживать, как за младенцем, — по крайней мере, так было раньше, — любимый сын, любимые внуки от него… Наверное, любимые… Но мужу уже за восемьдесят; у сынули свои внуки, вероятнее всего, скоро народятся, так как дети давно уже подросли… Так что в скором времени у Олесиной мамули может появиться куда больше свободы, чем она даже может себе представить… И вот тогда она, — не дай Бог!.. — вполне может пожелать вплотную заняться блудной дочерью… Ведь куда-то нужно будет выплеснуть весь накопленный негатив, который она по жизни распространяет на окружающих…

Конечно, дай Бог, чтобы Олеся ошибалась насчет своей мамы и ее возможных намерений и коварных планов относительно блудной дочери… Но, уж если говорить честно и откровенно, — то дай лучше Бог Олесе возможность к тому времени уехать куда-нибудь подальше отсюда и затеряться на просторах необъятной планеты. Раствориться в воздухе и исчезнуть без следа. Так, чтобы никакие современные средства коммуникации не могли ее обнаружить…

Несмотря на то, что за все эти годы Олеся очень изменилась и стала совсем другим человеком, она все равно осознавала, что в глубине души, наверное, до сих пор боится свою маму. И победить до конца этот иррациональный детский страх, вбитый в подсознание намертво, пока не получается… Да, разумом она прекрасно понимает, что мама больше ничего не может сделать ей; никто больше не позволит ей безнаказанно терзать и унижать собственную дочь. Эти времена давно прошли и канули в Лету. Да Олеся вообще теперь разумом не способна была понять, почему позволяла маме раньше так вести себя, и как могла терпеть все эти ее издевательства три десятка лет?..

Да, разумом она все прекрасно понимает… А вот сердце по-прежнему сжимается от страха при одной только мысли о мамином недовольстве…