ЛЮБИМЫЙ И ЕГО ИСПОРЧЕННАЯ МЕТРИКА…

https://youtu.be/OihsNEa01Dw?feature=shared

В тот самый день, когда Олеся договорилась со своим будущим мужем поехать во Дворец Бракосочетаний, чтобы подать заявление, Георг прибежал к ней в жутком состоянии. Еще хорошо, что, кроме Олеси, в тот момент никого из ее родственников дома не было. Едва открыв дверь своему возлюбленному, прямо с порога, Олеся сразу же поняла, что случилось нечто страшное. Геру всего трясло, словно от пришел с сорокоградусного мороза и никак не мог отогреться. Он был не в силах даже говорить нормально. Только повторял, как заведенный, словно в каком-то трансе:

— Я тебе сейчас такое расскажу!.. Такое расскажу!..

Сказать, что Олеся перепугалась до полусмерти, — это не сказать ничего…

Гера, по-прежнему содрогаясь всем телом, прошел в комнату, сел на диван — и вдруг разрыдался в голос, как ребенок. Олеся растерялась и перепугалась еще больше. Она просто застыла от ужаса, боясь даже пошевелиться.

Прекрасно зная о том, что его избраннице нравятся спокойные и сдержанные мужчины, Гера обычно всегда изображал из себя этакого непроницаемого и выдержанного супермачо. И вдруг с ним случается такая просто дикая истерика, с морем размазанных по физиономии соплей и судорожными безудержными иканиями… На самом деле, это было так на него не похоже, что Олеся реально застыла рядом, в шоковом состоянии, как соляной столп, не зная, что с ним делать, и как его успокоить…

К тому же, — да прости ее, Господи!.. — но к этому ее страху примешивалось жуткое чувство отвращения, омерзения и брезгливости при виде того, как любимый реально наматывает сопли на кулак и вытирает их об одежду, которая и так, к сожалению, была далеко не первой свежести…

Уже потом, после свадьбы, пожив некоторое время с этим странным человеком, Олеся поймет, что подобные эффектные истерики — любимый конек ее супруга. Именно это и есть его естественное состояние, а вовсе не спокойствие, хладнокровие и выдержка. И надо всего лишь дать ему как следует выплакаться, по возможности не обращая на него внимания. Но тогда, в тот миг, — в тот день!.. — это стало для Олеси откровением. И, надо признаться, весьма шокирующим…

А Георг лишь по-прежнему повторял, как заезженная пластинка, в перерывах между судорожными всхлипами, вздохами и иканиями:

— Мне мать такое рассказала!.. Такое рассказала!.. Ты не представляешь!.. Ты теперь не захочешь выходить за меня замуж!.. Я такое узнал!.. Такое узнал!.. Она скрывала это от меня всю жизнь!..

Признаться честно, у Олеськи просто ноги подкосились, потому что единственная мысль, промелькнувшая у нее в голове, была о каком-нибудь наследственном заболевании, передающемся генетически. Что-то типа шизофрении или биполярного расстройства. Она сразу же предположила, разумеется, самый худший вариант. Возможно, Гера был чем-то болен, но до сих пор действительно не знал об этом. Признаться честно, у Олеси и у самой иногда возникало подобное подозрение, — и это обуславливалось, в первую очередь, тем, что его мама во всеуслышание и на каждом углу кричала о том, что ее тридцатилетний сынок пока еще просто не способен самостоятельно принимать какие-либо серьезные ответственные решения, — и, тем более, ни в коем случае не сможет сейчас содержать семью…

И Олесе хватило ума тут же предположить, что, возможно, мама всю жизнь мужественно скрывала от него какой-то страшный диагноз, чтобы он не чувствовал себя неполноценным и мог жить нормальной жизнью. Но именно поэтому она всегда и опекала его, как маленького ребенка, — из страха, что правда может, рано или поздно, выйти наружу, если позволить ему полностью жить самостоятельной взрослой жизнью. Но теперь, когда он надумал, наконец, жениться, она больше не имела права молчать и посчитала себя обязанной рассказать ему обо всем, поскольку подобное заболевание может передаться его детям…

Олеся стояла перед Георгом, ни жива, ни мертва от страха, ожидая его дальнейших слов и будучи уже, как ей казалось, готова к самому худшему. Она из последних сил пыталась сохранять спокойствие и не поддаваться панике. И вот, наконец, судорожные рыдания стали понемногу затихать, и возлюбленный, — кое-как, с грехом пополам, — смог объяснить Олесе, в чем дело…

Оказалось, Гера с утра сообщил матери, что сегодня они планируют пойти подавать заявление в ЗАГС. И тогда его матушка, Лидия Георгиевна, вдруг разрыдалась и сказала, что должна сообщить ему нечто очень важное. Такое, о чем он просто обязан поставить в известность свою невесту, потому что просто не имеет права ее обманывать…

Сама Лидия Георгиевна всю жизнь скрывала это от своего сына, поскольку заранее догадывалась, каким шоком будет для него это известие. Но сейчас, когда он собрался жениться, она больше не имеет права его обманывать. И он, как порядочный человек, просто обязан сообщить об этом своей девушке. И тогда уже она, — то есть, Олеся, — будет решать, стоит ей выходить за него замуж или же нет…

И после такого многообещающего вступления Лидия Георгиевна достала свидетельство о рождении сына, которое она скрывала от этого бедолаги тридцать лет. И показала запись о регистрации ребенка. А там, еще по старым советским правилам, в графе с данными его отца, стояла его национальность…

— Он — еврей, понимаешь, еврей!!! — завопил несчастный Гера и снова зашелся в отчаянных безумных рыданиях.

“И никакой шизофрении?..” — чуть было не вырвалось у Олеськи.

Только сейчас она, наконец-то, смогла выдохнуть и почувствовала невыразимое никакими словами облегчение. Ведь она реально опасалась гораздо худшего. Признаться честно, национальность отца Георга на тот момент не имела для нее ровным счетом никакого значения. Ей это вообще было фиолетово. Но, чтобы объяснить, чем была вызвана такая жуткая истерика Геры, сейчас необходимо сделать небольшое отступление.

Евреев он всегда ненавидел просто лютой ненавистью. Как только речь, хотя бы случайно, заходила о представителях этой славной нации, Олесин возлюбленный, обычно внешне такой невозмутимый и спокойный, тут же начинал рвать, метать и в ярости топать ногами, с пеной у рта доказывая самой Олесе, — и всем окружающим, кто желал его слушать, — что все беды в этом мире происходит именно по вине представителей этой национальности.

Сама Олеся, признаться честно, никогда не понимала причин такой странной горячности, и чувства и эмоции Георга по этому поводу казались ей слишком уж ненатуральными и преувеличенными. Но что было, то было… К счастью для Олеси, никакие расовые предрассудки были ей пока что еще не ведомы, и поэтому ей было совершенно все равно, к какой нации относится тот или иной человек. Она действительно пока еще наивно полагала, что моральные качества не зависят от национальности. Русские тоже как-то далеко не все являются образцами честности и порядочности, — как ни печально это осознавать. Наверное, то же самое можно сказать и обо всех остальных.

И о евреях, в том числе.

Так что, несмотря на патологическую ненависть Георга, которую он изо всех сил пытался привить и Олесе, она вовсе даже не собиралась огульно считать всех евреев негодяями и обвинять во всем, что происходит — или когда-либо происходило — в этом мире. И вопрос о возможной истинной национальности будущего супруга по-прежнему оставался для нее совершенно неактуальным.

Но для самого Георга эта тема была просто необычайно болезненна. И кошмарная для него ситуация осложнялась еще и тем, что сам он имел типично еврейскую внешность, благодаря которой представители этой национальности, что уж тут греха таить, всю жизнь принимали его за своего. И, как это ни удивительно в данном случае, но следует признать, что подобную внешность он унаследовал от своей матери. Поскольку как раз его отец, к слову сказать, был совершенно другим, имел более тонкие черты лица, и на еврея, в принципе, как раз был не сильно похож…

А теперь вот выяснились такие жуткие подробности, буквально сразившие бедного Геру наповал…

К слову тут следует заметить, что вопрос о национальности Гериного отца на самом деле был весьма и весьма спорный. Точно о нем известно лишь то, что он родился на территории Приднестровья в самом начале Великой Отечественной Войны. И кем при этом были его настоящие родители, история, к сожалению, умалчивает, поскольку в возрасте примерно двух месяцев он остался сиротой и попал в детский дом. И уже только после войны его усыновила немолодая еврейская пара, давшая мальчику свою фамилию и, разумеется, национальность.

Они воспитывали его, как родного, и он лет до шестнадцати даже и не знал, что является приемным. А узнав, сбежал из дома и больше никогда туда не возвращался.

И вот теперь Лидия Георгиевна призналась сыну, что, оказывается, его отец всю жизнь ненавидел своих приемных родителей именно за то, что они “испортили ему метрику”. Он считал их виноватыми в том, что вся его жизнь сложилась непутно из-за этой графы о национальности.

Олеся недоверчиво покачала головой. Для нее все это звучало, как какой-то бред сумасшедшего!.. Это насколько нужно быть моральным уродом, чтобы так рассуждать?.. Вместо того, чтобы быть благодарным людям, не давшим ему сдохнуть с голоду в детском доме в послевоенное время, вырастившим его, как своего, он переживал из-за их национальности и, даже несколько десятков лет спустя, все еще не мог простить им того, что они, по его словам, сломали ему жизнь…

Честно говоря, если кого Олесе и жаль было в подобной ситуации, так это его приемных родителей. Тем более, что, даже по словам Лидии Георгиевны, это были очень достойные люди. И они просто, наверное, не заслужили такой мерзости.

Очевидно, свою ненависть к еврейскому народу Олесин возлюбленный, достойный сын своего отца, унаследовал именно от него. Яблочко от яблони, как говорится, недалеко падает… Поэтому для него и было таким страшным потрясением узнать, что он, хоть и чисто гипотетически, возможно, тоже принадлежит к представителям этой славной нации.

А хитрая Герина мамуля, которая изначально была против любых его отношений с Олеськой, решительно потребовала от своего сына, чтобы он немедленно поставил свою невесту в известность о своем “происхождении”. И все это под предлогом того, что нормальная русская девушка, узнав об этом моменте биографии своего любимого, вполне может попросту отказаться выходить за него замуж, потому что не пожелает иметь детей-полукровок. И Гера, под впечатление от всего этого, в полуобморочном от ужаса состоянии, приехал к Олесе с намерением честно ей об этом рассказать…

Олеся предполагала про себя, что для славной и милой Лидии Георгиевны это был последний отчаянный шанс избавиться от неугодной невестки. Но только вот в данном конкретном случае она, явно, просчиталась. Потому что, как уже упоминалось, Олеся напрочь была лишена каких бы то ни было предрассудков в этом плане.

Олесе кое-как удалось успокоить своего полностью уничтоженного и раздавленного возлюбленного и заверить его в том, что она выйдет за него замуж, даже если он окажется китайцем с негритянскими корнями, уходящими в глубокое рабовладельческое прошлое. Для нее все это действительно не имело ни малейшего значения. Гекуля вытер слезы и воспрянул духом. И они поехали во Дворец Бракосочетаний.

Как покажет будущее, это был один из самых нелепых поступков в Олесиной жизни. Но, тем не менее, возможное еврейское происхождение ее мужа тут действительно было ни при чем…