СЕМЕЙНЫЕ ИСТОРИИ

https://youtu.be/pbZ-KQARaZY?feature=shared

Некогда у Олеси имелся в наличие любимый супруг. К сожалению, он действительно на том этапе был ей очень дорог, так как замуж в свое время Олеська вышла по большой и великой любви. Георг, кстати, был старше ее почти на десять лет, а следовательно, умнее, образованнее и опытнее. По крайней мере, на каком-то этапе Олеська искренне так считала.

К сожалению, в те стародавние, теперь уже почти былинные, времена никто и ничего не знал об абьюзерах и токсичных отношениях. И Олеся, разумеется, тоже не имела об этом ни малейшего представления. Поэтому она, — до поры, до времени, — вообще не понимала, что происходит вокруг нее. В пределах обозримости не было счастливых семей, чьи отношения можно было бы взять за эталон. И Олеськины собственные родители тоже не были исключением из этого правила. Глядя правде в глаза, все вокруг в их городишке жили не слишком хорошо. Мужчины вели себя плохо, пили, безобразничали. Женщины плакали и страдали. Стерпится — слюбится, — это было весьма распространенное выражение. Счастья Олеся не наблюдала нигде. Она всегда мечтала о нем, — как и всякая, наверное, наивная юная девушка, — но просто не знала, как оно выглядит в реальности.

Вот и приняла, — по неопытности и незнанию, — своего Гекулю за счастье…

Георг был профессиональным психологом. И очень неплохим, надо заметить. Он сразу же прекрасно осознал, за какие ниточки нужно дергать, и весьма умело целых семь лет манипулировал своей глупенькой юной спутницей, играя на ее чувстве вины. Олесин возлюбленный очень любил обвинять ее, — на момент их знакомства, посмотрим правде в глаза, еще совершенно неразумную наивную девочку, не достигшую двадцати лет, — во всем, что происходило вокруг них в этом мире. И Олеся очень даже долго велась на это.

Разумеется, это именно она изначально была виновата в том, что у них не сложились отношения с родственниками с обеих сторон, хотя это именно Гекуля даже палец о палец не ударил ради того, чтобы хоть как-то поладить с её родителями и братом, с самого начала относясь к ним свысока и подчеркивая, что они — быдло, недостойное его драгоценного внимания. Хотя он сам на тот момент был всего лишь тридцатилетним неудачником, годами сидящим без работы, но безумно гордящимся своим прекрасным образованием и высоким социальным статусом. Хотя этот статус на самом деле имелся только в его пустой голове. И при этом требовал от Олеси беспрекословного обожания своей собственной великолепной матери, — великой женщины, посвятившей ему всю жизнь. Напрочь игнорируя при этом то, что она постоянно обижает и оскорбляет неугодную невестку.

В любых возникающих проблемах с новорожденным сыном, — а они время от времени бывают совершенно у всех, — разумеется, тоже была виновата именно Олеся. И в первую очередь, потому, что родила какого-то неполноценного ребенка, который почему-то требует к себе внимания, — вместо того, чтобы тихо и мирно лежать в своей кроватке. А самое главное, — представляете!.. — его, оказывается, зачем-то нужно кормить!.. Георг до этого представления не имел, что дети просят кушать, и полагал вполне искренне, что они, — по крайней мере, до половозрелого возраста, — питаются грудным молоком. Этого самого грудного молока у Олеси не оказалось в должном количестве, — а кто в этом, спрашивается, виноват, если не она сама?.. И оказалось, что пропитание младенца сильно бьет по и без того скудному бюджету семьи. А уж про то, как глупые дети неразумно расходуют памперсы, вообще говорить не стоит…

Разумеется, именно Олеся приложила руку к тому, что у Геры отсутствовало хоть какое-то жилье, и он годами не мог найти работу. Потому что он, взрослый тридцатилетний мужик, был здесь вообще совершенно ни при чем. Хотя, следует отметить, что жилья и работы у него не было и до рокового знакомства с Олесей. Но суть была даже и не в этом. Главное заключалось в том, что именно она была основной причиной того, что, сразу же после женитьбы, их отношения очень быстро и полностью зашли в тупик, выхода из которого они оба уже не видели. И тогда Олеся даже еще верила отчасти в то, что это действительно она во всем виновата. Она, возможно, предъявляла слишком большие требования к своему новоиспеченному супругу, — нелепые, на его взгляд, требования, которым он абсолютно не готов был соответствовать. И, несмотря на многочисленные попытки Олеси хоть что-то придумать, чтобы как-то спасти ситуацию, ей это никак не удавалось.

А ее любимый и вовсе не считал нужным делать хоть какие-то попытки наладить их не слишком удачно сложившуюся семейную жизнь. Ведь он совершенно искренне был уверен в том, что, поскольку Олеся своей глупостью, негибкостью и недальновидностью создала все эти немыслимые проблемы, то ей их теперь и решать. В то время, как у самой Олеси, признаться честно, просто крыша ехала от всего этого свалившегося ей на голову немыслимого счастья.

До кучи, — словно и так в их жизни было мало проблем, — сразу же после рождения их сына Олесиного любимого мужа сократили из милиции. А он умудрился устроиться туда психологом буквально незадолго до этого. И, похоже, так хорошо себя показал, что от него поспешили избавиться при первой же возможности… А впрочем, к этому тоже, вне всякого сомнения, приложила руку Олеся, — правда, не совсем понятно, каким образом. Но то, что именно она непосредственно была в этом виновата, не подлежало сомнению, разумеется. Увольнение Георга, — это была не просто трагедия для их маленькой семьи, — это был один сплошной непрекращающийся кошмар.

Это печальное событие произошло еще весной. И тогда Гекуля яростно бил себя пяткой в грудь и обещал вот прямо-таки немедленно найти новую работу. Но прошла весна, миновало лето, и энтузиазма в Герином голосе как-то поубавилось… Вот и осень, тем временем, была почти что на исходе, а Олесин любимый по-прежнему усиленно искал себе работу. Преспокойно лежа на диване…

Нет, ничего нельзя сказать, — Гекуля честно встал на биржу труда еще в самом начале своего вынужденного отпуска и вот уже несколько месяцев терпеливо ждал, когда желанная вакансия сама постучится к нему в двери с просьбой не отказать и принять ее… Но она, зараза такая, видать, заплутала где-то по дороге, и все это время их семья существовала на пособие по безработице. А если учитывать, что сама Олеся тогда сидела в декрете с грудным ребенком, и никак не могла сама улучшить материальное благосостояние их семьи, то, признаться честно, все это было более, чем просто печально…

Нет, к счастью, на тот момент они пока еще не голодали, но им приходилось жестко экономить на всем, даже самом необходимом. Например, они не могли позволить себе лишний раз проехаться на общественном транспорте, потому что для них это были дополнительные и очень даже обременительные траты. Но тут Олеся даже и не смела роптать, — ведь ходьба была очень даже полезна для здоровья, а ей еще необходимо было сбросить пару лишних килограммов… Только вот покупка новой пачки молочной смеси для ребенка, — самой дешевой, кстати, но от того не менее дорогостоящей, — взамен закончившейся действительно становилась трагедией. Зато стаканчик мороженого был величайшим праздником…

Но даже все это Олеся, наверное, смогла бы пережить безропотно и достойно. В конце концов, она же любила своего мужа, готова была изо всех сил его поддерживать и быть с ним и в горе, и в радости… Но, вдобавок ко всем этим весьма неожиданным сюрпризам, из которых, как выяснилось, и складывается семейная жизнь, ее собственная мама повела себя еще более непредсказуемо, чем вообще можно было ожидать изначально…

С самого раннего детства у Олеси всегда были очень близкие отношения с мамой. Поэтому она давно и наизусть знала не слишком лицеприятную историю о том, как ее собственные родители в свое время начинали свою собственную совместную жизнь. И она тысячи раз слышала из уст своей горячо любимой мамочки грустное повествование о том, как немыслимо трудно им было поначалу, когда они только-только поженились. И как на редкость нехорошо и некрасиво вела себя в той немыслимой ситуации бабушка Аля, мамина мать.

Олесины родители поженились рано, — маме не исполнилось еще и восемнадцати, и она была беременна. И получилось так, что жить они тоже начинали практически с нуля. И у них тоже, — как и у Олеси с Георгом, — не было, в буквальном смысле слова, ни кола, ни двора. Олесин отец вообще был родом из деревни. И, хоть его собственные родители души в нем не чаяли, — он был младшеньким, любимым, — помочь они молодой семье могли лишь продуктами с собственного огорода. Но это и то, разумеется, было огромным подспорьем поначалу.

Бабушка Аля работала в цехе на моторном заводе, и весьма неплохо зарабатывала, — по тем, советским еще, меркам, разумеется, — но ведь у нее была еще одна дочь, мамина младшая сестра Эля, которую ей тоже нужно было содержать. А Эле на тот момент было всего десять лет.

Жить молодой семье, естественно, после свадьбы было негде. И они поселились в бабушкиной квартире. Вообще-то, в ней было три комнаты, но в одной из них проживала соседка, во второй, большой, сама бабушка вместе со вторым мужем и младшей дочерью, а третью, самую маленькую, она выделила молодоженам.

Ну, как тогда говорилось, в тесноте, да не в обиде. Все тогда так жили. А в их чудном городе большинство жителей вообще тогда еще обитали в бараках.

И вот бабушка Аля, вместе со своим вторым мужем, маминым отчимом, на семейном совете вынесли не подлежащее обсуждению решение о том, что молодые, которых они временно приютили у себя, должны платить им за жилье довольно крупную денежную сумму. В справедливости этого своего вердикта они даже и не сомневались. Ведь они же, в конце концов, не обязаны были содержать эту новую ячейку общества; они и так позволили им проживать в своей квартире. В которой, кстати, Олесина мама была прописана тогда на совершенно законных основаниях, согласно всем законам социалистического сообщества.

Да и вообще, кстати, вопрос насчет содержания на тот момент был весьма и весьма спорным. Практически все продукты, — от овощей и фруктов до мяса и молочки, — Олесин отец привозил из деревни, от своих собственных родителей, которые держали тогда довольно большое хозяйство. И питались этим они все вместе. Так что жили не хуже, на самом деле, а даже получше многих, потому что на прилавках магазинов в те времена в их городе не было вообще ничего, — все приходилось возить из Москвы, до которой было всего четыре часа на электричке. Но Олесиной очень жадной и не слишком порядочной — по словам мамы — бабушке было всего этого мало. Она не стеснялась в три горла есть то, что привозил из деревни зять, — и при этом нисколько не стыдилась брать с собственной дочери плату за жилье. Да еще и умудрялась выставлять все это так, словно оказывает им великую милость.

Родители Олесиного отца, жившие в деревне, очень возмущались таким странным положением вещей в их семье, но, к сожалению, ничем, кроме продуктов, помочь не могли. А Олесина бабушка с удовольствием закусывала халявную свинину дареной говядиной и, довольно потирая руки, пересчитывала денежки, которые сумела урвать с собственной дочери. И нарадоваться не могла тому, как хорошо устроилась.

Так что первые четыре года Олесины бедные родители жили практически в нищете, потому что ее мама почти сразу же ушла в декрет, а большая часть зарплаты ее отца уходила бабушке “за жилье”. При этом сама бабушка и ее муж, который тоже весьма и весьма неплохо зарабатывал, вовсе не бедствовали. Эля у них была одета с иголочки и ни в чем не знала отказа. Но им даже и в голову не приходило не только хоть чем-нибудь помочь молодой семье, — а хотя бы перестать беспардонно забирать у них последнее.

Олесин отец все эти первые четыре года не вылезал из командировок. Он был тогда дальнобойщиком и зарабатывал квартиру, которую ему на его предприятии обещали дать. Через четыре года он ее действительно получил, и Олесины родители смогли, наконец-то, переехать в свое жилье. И ее мама очень часто и подробно рассказывала о том, как сильно и долго она была после этого обижена на бабушку, сколотившую, без сомнения, целое состояние на ее деньгах. Наверное, она так никогда и не смогла простить ей этого до конца.

Ведь, как я уже упоминала, полбеды, что она ничем не помогла молодой семье!.. В конце концов, они знали, на что шли, решившись пожениться и завести ребенка так рано. Но она могла бы хотя бы не отбирать последнее у собственной дочери и внучки!..

Ну, да Бог ей судья!..

Олесина семья всегда жила очень замкнуто. Ее родители практически ни с кем не общались. Поэтому она даже и не представляла, как все это происходит в других семьях, и заслуживает ли на самом деле бабушка Аля осуждения и порицания за такое, по меньшей мере, странное, на Олесин неискушенный взгляд, поведение. В своих радужных розовых иллюзиях она представляла все это несколько иначе. Ей казалось, что родители и дети всегда должны быть заодно; они должны помогать друг другу, — независимо от того, кто из них нуждается сейчас в этой помощи, — и вообще быть одной большой сплоченной дружной семьей.

Но, как я уже упоминала, это были всего лишь ее наивные иллюзии. Она тогда еще совершенно не знала жизни.

Нет, теоретически Олеся, конечно же, допускала такую вероятность, что, возможно, в других семьях все происходит точно так же, и родители тоже берут со своих детей плату за проживание. Может быть, это даже является нормой для многих семей, и в этом совершенно нет ничего особенно страшного. Но тогда, в детстве, Олеся была просто преисполнена жалостью по отношению к своей собственной горячо любимой и глубоко несчастной мамочке, с которой ее собственная мама обходилась так бесподобно жестоко, — на Олесин наивный взгляд. Вдобавок ко всему этому, что ни говори, — а Олеся была удачным продуктом маминого воспитания. Поэтому она всегда думала ее мыслями и терзалась ее страданиями.

Так что можно, наверное, прямо сказать, что Олеся просто с молоком матери впитала в себя осознание того, насколько подлой, бесчеловечной и непорядочной была ее бабушка Аля, которая так жутко поступала в свое время с собственной дочерью.

Признаться честно, само по себе осуждение бабушки Али тоже всегда было для Олеси привычной нормой. Ее мама частенько рассказывала ей о своем собственном несчастном и лишенном любви детстве, о бабушкиной черствости и эгоизме, и даже и не пыталась что-то смягчить или приукрасить в глазах дочери. С легкой подачи мамы, в их семье бабушку вообще принято было вечно порицать и считать не слишком хорошей. И, само собой разумеется, не любить. Все бабушкины поступки извечно приводились в качестве плохого примера, которому ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах нельзя подражать. И Олеся за много лет безоговорочно усвоила это и привыкла думать, что поступать так, как бабушка, просто немыслимо.

Тем страшнее и болезненнее оказался для нее очередной удар, который приготовила для нее жестокая и причудливая судьба...