СИНДРОМ МЮНХГАУЗЕНА

https://youtu.be/wzrXsD1KE_k?feature=shared

К сожалению, Олеськина мама была очень тяжело больна. Возможно, просто смертельно. И все свое не слишком счастливое детство Олеська прожила с жутким чувством не проходящего страха за ее жизнь. Она всегда знала, что мама в любой момент может умереть, — или, в лучшем случае, стать обездвиженным инвалидом, за которым потребуется постоянный уход.

Этого Олеся, в принципе, не боялась и, разумеется, готова была, если такая беда приключится, верно и преданно ухаживать за своей любимой мамочкой. Лишь бы только она жила!.. Потому что другой вариант даже и представить себе было немыслимо…

Уход за мамой порой требовался уже и сейчас, потому что у нее регулярно случались тяжелейшие сердечные приступы, во время которых мама была совершенно беспомощна. Она лежала пластом, практически не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и, бессильно глотая слезы, прощалась с родственниками. В первую очередь, с ухаживающей за ней непутной и непослушной дочерью, которая и была, на самом деле, извечной причиной ее плохого самочувствия.

Что поделать, — с дочуркой маме, явно, не повезло. Ведь это из-за нее, из-за ее безобразного поведения и отвратительного характера, у мамы сердце не выдерживало. И мама очень старалась донести это до Олеси, — пока у нее еще были силы говорить. Она просила ее взяться, наконец, за ум и стать хорошей девочкой, иначе она попросту загонит свою маму в могилу и останется совсем одна на всем белом свете.

Олеська тоже глотала слезы в ответ и клятвенно заверяла маму, что обязательно исправится, станет хорошей и послушной, — лишь бы только с ней, с мамой, все было хорошо. Родительница печально вздыхала, давая понять, что не верит ни одному ее слову, — потому что Олеся уже столько раз обещала ей, что исправится, а на деле все ее клятвы оказывались одним сплошным враньем. К сожалению, она знала, что ее дочь не умеет держать свое слово…

А ее дочь действительно совершенно искренне пыталась выполнить свои обещания и просто никак не понимала, почему это у нее никак не получается?.. Очевидно, она уже изначально была настолько испорчена, что это не подлежало исправлению…

Олеся старалась учиться еще лучше, — но, поскольку она и так была практически круглой отличницей, это было весьма проблематично. Она с удвоенным пылом бросалась наводить чистоту в квартире, — но, поскольку в их дочиста отдраенной квартире и прежде всю работу по дому выполняла именно она, то мама тоже словно и не замечала этого. Если бы это было возможным, Олеся напрочь отказалась бы от прогулок с подружками и прочих развлечений. Но вот беда, — ни подружек, ни прогулок, ни развлечений у нее никогда и не было. Все свое время, свободное от школы, она посвящала приборке квартиры. И маме. И Олеся просто не понимала, что еще может сделать, чтобы угодить ей.

Конечно, теоретически она могла бы стать еще более послушной, не препираться с мамой, выполнять все ее советы и рекомендации… Может быть, тогда ее мамочка стала бы более счастливой и прекратила болеть… Но даже и это было бы весьма затруднительно, потому что Олеся и без того с колыбели слушалась каждого маминого слова, — не то, что не смея даже возражать, а попросту, в принципе, не зная, что с мамой можно хоть в чем-то не согласиться. Своего мнения у нее не было и быть не могло. Мамино слово было неписаным законом. И Олеся в детстве даже и представить себе не могла, что она хоть что-то имеет право сделать по-своему.

Глядя правде в глаза, Олесина мама имела в наличие совершенно забитого закомплексованного ребенка, для которого она всегда была единственным лучом света в темном царстве. Дочь даже дышала только ради нее, — и лишь в том ритме, который мама позволяла. Но и это не мешало маме постоянно обвинять ее в грубости, черствости, жадности, эгоизме, — и еще во многом. И требовать немедленно, — вот сию минуту!.. — брать себя в руки и исправляться…

Олеся очень старалась. Она совершенно искренне пыталась стать хорошей. Но просто уже не знала, как. Она попросту не понимала, что еще может сделать, чтобы утешить и порадовать маму.

А мама совсем умирала…

Помимо сердечных приступов, у нее регулярно пропадал аппетит, и она не в силах была запихать в себя ни кусочка. А потеря аппетита, как всем известно, является первым признаком тяжелой неизлечимой болезни… Так что сомнений даже и быть не могло… При этом мама катастрофически худела, — что, в принципе, было совершенно даже и не удивительно, ведь она практически ничего не ела!.. Потом у нее, кажется, начинали отказывать внутренние органы, поднималось высочайшее давление, учащались сердечные приступы, отнимались руки и ноги, — она не просто переставала их чувствовать, порой у нее бывала парализована вся левая половина тела. И мама, — а вместе с ней, и все остальные, — понимала, что это — конец…

Едва способная ворочать языком, мама шепотом отдавала распоряжения убитым горем родственникам на случай ее внезапной, но уже давно ожидаемой смерти… Не забывая при этом попутно лишний раз напомнить Олеське о том, что это именно она, своим безобразным поведением, довела ее до такого состояния…

В семье воцарялся траур…

Олеся росла с постоянным неподъемным чувством вины. Она изо всех сил старалась быть хорошей девочкой, прилежно учиться, слушаться маму и помогать ей, но все ее усилия были тщетны. Мама все равно умирала. Олеська и сама без раздумий отдала бы свою никчемную, никому не нужную жизнь за то, чтобы она была здорова и счастлива, но ничего не помогало. И мама просто тихо угасала…

Олесин отец — мамин муж — был глупым грубым человеком, с которым мама, разумеется, была глубоко несчастна, любил выпить, — хоть и нечасто, к счастью, — а выпив, становился совсем дурак-дураком. Но при этом он почему-то не был причиной страшных маминых страданий. Олеськин младший брат вообще подрастал порядочным негодяем; он открыто хамил родителям, посылал их во всех известных направлениях чуть ли не с детсадовского возраста, воровал у них вещи и деньги, но мама лишь восторгалась с упоением любыми его подлостями. И только при взгляде на прилежную дурочку Олесю, бегающую вокруг нее с лекарствами и примочками, глаза ее изнеможенно закатывались, руки прижимались к останавливающемуся сердцу, и мама падала — точнехонько на удачно оказавшуюся рядом кровать — в очередном сердечном приступе…

Только став уже достаточно взрослой и научившись смотреть на всю эту ситуацию со стороны, Олеся поймет, что на тот момент, когда у ее матери начались такие серьезные проблемы со здоровьем, ей на самом деле было чуть больше двадцати лет…

Однажды Олесина одноклассница пришла в школу в слезах, и на вопрос, что случилось, рассказала о том, что у ее мамы накануне был сердечный приступ, и она чудом осталась жива.

— Да не переживай ты так!.. — попыталась поддержать девочку Олеся. — У моей мамы каждый день такие приступы случаются, но, слава богу, все обходится!.. Это еще не самое страшное!..

Ошарашенный взгляд одноклассницы Олеся запомнила на всю жизнь, хотя так и не поняла его значения. Ведь она всего лишь сказала правду, пытаясь утешить расстроенную девочку…

Мамина болезнь обычно заканчивалась одинаково. Ее непосредственная начальница, обладающая на заводе огромным влиянием, никогда не стеснялась пользоваться своим положением. Рано или поздно она уставала смотреть на мучения своей подчиненной, тающей на глазах и, очевидно, пожираемой изнутри страшным недугом. И тогда она организовывала машину, чуть ли не силой отвозила ее в медсанчасть завода и договаривалась там со всеми врачами, чтобы ее полностью и досконально обследовали. Многочисленные всевозможные анализы, рентгены, УЗИ, — которое тогда, более тридцати лет назад, сделать можно было в их городе только по великому блату, — и прочие серьезные исследования, проводимые, по просьбе маминой начальницы, чуть ли не под руководством главного врача больницы, неизменно показывали, что мама совершенно и абсолютно здорова.

Как бы ни старались врачи, понукаемые со всех сторон, им никак не удавалось найти у нее ни малейших отклонений, которые позволили бы им хотя бы прописать ей какие-либо таблетки… Кроме, разве что, валерьянки на ночь, чтобы успокоиться и поверить в то, что она вовсе даже и не при смерти…

Когда мама узнавала, что она, оказывается, полностью здорова, она на радостях действительно выздоравливала. Обычно года на два. А потом ее самочувствие снова почему-то начинало стремительно ухудшаться, и она опять начинала умирать. И снова обвиняла в своем состоянии Олеську, которая опять вынуждена была бегать вокруг нее с лекарствами… Потому что это, разумеется, именно дочь, как всегда, довела маму до очередного приступа своим невыносимым поведением и ужасным характером, и это из-за нее у нее опять сердце болит, давление зашкаливает, а руки и ноги отнимаются…

Сама Олеся, к счастью, росла довольно здоровой девочкой. Ей приходилось такой быть, потому что даже головная боль у нее, если признаться в ней маме, могла спровоцировать у той очередной сердечный приступ, — а ее нужно было беречь и не позволять ей волноваться!..

Но только в девятнадцать лет, безо всякой видимой на то причины, Олеся вдруг буквально свалилась. У нее начались дикие головные боли, — жуткие до такой степени, что даже глаза было открыть нельзя, — не говоря уж о том, чтобы читать или писать. Потом практически сразу начались боль и ломота во всем теле, — по ощущениям, нечто вроде сильнейшего остеохондроза; любое движение вызывало такие страшные ощущения, что хотелось просто в голос выть от боли…

Врачи предполагали, что у нее нейроинфекция, осложнение после перенесенного месяц назад на ногах гриппа. Но точно никто ничего сказать не мог. Олеське становилось все хуже. Диагнозы ставились и снимались, но никто не мог сказать ничего конкретного. Олеську то укладывали в больницу, заявляя, что она чуть ли не при смерти, и ей уже вот-вот потребуется реанимация, то вдруг преждевременно выписывали из нее, не позволив даже закончить курс лечения и обвиняя в симуляции… Она чувствовала себя на протяжении многих недель совершенно беспомощной, по квартире ходила с закрытыми глазами, придерживаясь рукой за стены, и не понимала, что с ней происходит…

Ей мама, разумеется, тут же бросилась лечить дочь, забыв о своих собственных непроходящих болячках. Слава Богу, помогло. А может, просто молодой здоровый организм справился с недугом. Олеся оклемалась и теперь уже могла вспоминать обо всем об этом, как о дурном сне. Она так и не поняла точно, что такое с ней было…

А потом в Олесиной жизни воистину началась черная полоса. Сначала было ее неудачное замужество. Кто бы сомневался в том, что она так нелепо сходила замуж с одной-единственной целью, — свести свою маму в могилу, разумеется. Потом рождение ребенка, проблемы, развод, безденежье… Определенно, она просто упорно и всеми способами добивалась маминой смерти, проявляя в этом завидное упорство… Проблемы с ребенком, проблемы с бывшим мужем, со свекровью, с работой, — проблемы, проблемы и еще раз проблемы… Олеся была в полнейшем отчаянии; она просто не представляла, как ей выкарабкаться из этого болота и снова взять жизнь в свои руки, ведь становилось все хуже и хуже…

А ее любимая мама, вместо поддержки, — хотя бы моральной, не говоря уж ни о чем другом, — только продолжала усугублять ситуацию и нагнетать панику, не забывая попутно обвинять неудачную дочь во всех смертных грехах, и регулярно умирая в жутких мучениях…

Что же делать, — такова, очевидно, была ее судьба. И бедной женщине, которую непутевая дочь всеми силами сживала со свету, приходилось тащить свой крест…

И вот тут Олесин организм, очевидно, уже просто полностью истощенный непрекращающимся двадцатипятилетним стрессом, дал серьезный сбой. И она попросту начала разваливаться на глазах. Без преувеличения, в буквальном смысле этого слова.

Все началось с того, что Олеся посчитала каким-то кожным заболеванием. На ее ноге появились странные пятна, которые в первое время были похожи то ли на аллергию, то ли на раздражение. Замордованная жизнью Олеся не сразу обратила на это внимание. Потом такие же пятна появились и на руках; область поражения начала разрастаться, менять цвета; кожа словно отмирала, истончалась и становилась деревянной на ощупь… Одновременно с этим Олесю начали изводить жуткие мигрени, от которых она просто волком готова была выть; суставы распухли и воспалились, появилась слабость, проблемы с внутренними органами…

Диагноз ей не могли поставить три года. Она переходила из больницы в больницу; прошла всех имеющихся в наличие в городе врачей, и каждый из них сделал свое предположение и дал свои рекомендации… Опять же резко переставшая болеть мама все эти годы была рядом, помогала, поддерживала, ободряла. Установленный, наконец-то, — после кучи исследований, — диагноз Олеся восприняла уже, как благословение судьбы. И ее даже уже почти не напугало, что это оказалось довольно редкое системное заболевание, которое в нашей стране не умеют толком ни диагностировать, ни уж, тем более, лечить. По крайней мере, теперь враг был известен, хотя врачи и говорили откровенно, что пытаться бороться с ним бесполезно…

После долгих мытарств Олесе дали инвалидность. Ее мама почему-то была счастлива, как никогда. Олесю просто передергивало от ужаса, когда она слышала, с каким искренним, чуть ли не детским, восторгом ее мама гордо заявляла окружающим: “У меня дочь — инвалид!!!”” Олесе было жутко осознавать и сам этот факт, и, тем более, то, как радуется ему ее мама. А той безумно нравилось рассказывать всем, кто готов был ее слушать, в подробностях о том, как она спасает свою любимую доченьку, как лечит ее, ухаживает за ней, поддерживает, — и, конечно же, никогда и ни при каких обстоятельствах не бросит!.. Господь дал ей такой крест, и она с гордостью понесет его по жизни!..

На момент всего этого Олесе не было еще и тридцати. И у нее на руках был ребенок-дошкольник, который, кроме нее, никому в этом мире не был нужен. И ей совершенно не хотелось превращаться в овощ, требующий ухода заботливой мамочки. А уж перспектива протекания подобных заболеваний, — то, что ожидало ее всего лишь через несколько лет, — вообще не внушала оптимизма и была способна лишь навеять мысли о том, чтобы разом положить всему этому конец…

А ведь ее жизнь еще и начаться-то толком не успела, и она еще не видела в ней ничего хорошего…

И Олеся просто решила выздороветь.

В какой-то момент ей пришло в голову, что нужно попросту плюнуть на то, что ее болезнь неизлечима и смертельна, и выжить любой ценой.

И, в первую очередь, разумеется, это следовало сделать для того, чтобы ни в коем случае не обременять любимую маму уходом за дочерью-инвалидом.

Интернета тогда еще не было, книг никаких на эту тематику в их городе было не достать. Приходилось довольствоваться редкими статьями, которые удавалось где-то откопать, чтобы собрать все возможные сведения о своей болезни. Зачастую Олеся действовала просто чисто интуитивно и методом тыка. У нее аутоиммунное заболевание?.. Значит, нужно укреплять иммунитет, чтобы заставить его работать правильно и справиться с недугом!

С точки зрения официальной медицины это, кстати, совершенно ошибочное решение. При аутоиммунных заболеваниях, при которых иммунные клетки атакуют клетки собственного организма, принято, наоборот, подавлять иммунитет полностью. Так лечат официальные врачи во всем мире. Этот метод, к сожалению, не излечивает заболевание полностью, но помогает облегчить симптомы и даже перевести его в стадию ремиссии. Вылечить его до конца невозможно.

Олесе это удалось. Ее действия оказались, в конечном итоге, прямо противоположными тому, что рекомендует официальная медицина.

В первую очередь, она начала всеми силами укреплять иммунитет. Постепенно она исключила из своего рациона все лекарства, которые до этого пила горстями, и оставила только иммуномодуляторы, да и то постепенно самостоятельно заменяя их на природные аналоги. Постоянно принимала различные витамины и рыбий жир. И очень скоро начала ощущать положительный эффект.

При подобном заболевании вообще нельзя выходить на солнце, — даже на улице врачи рекомендуют выбирать теневую сторону, — а уж загорать вообще противопоказано. Но только вот Олеся заметила, что летом, в солнечную погоду, — а тем более, под жгучим солнцем, как это ни странно!.. — она чувствует себя гораздо лучше. Солнце словно разогревало ее и разгоняло кровь по венам, — и ей становилось намного легче.

И тогда она, на свой страх и риск, стала загорать. Занялась бегом на стадионе, — да и вообще стала уделять спорту гораздо больше внимания. Сначала это было тяжело, больно, вызывало слезы от слабости и беспомощности. А потом процесс пошел, и Олеся даже и сама не заметила, как втянулась. И осознала, как это здорово, — пробежать десяток километров, чувствуя себя здоровой, сильной и выносливой.

На этом же этапе Олеся начала обливаться холодной водой, — ледяной водой из-под крана в любое время года, даже зимой. Хотя врачи предупреждали ее, что переохлаждаться ей вообще нельзя. Но раз уж и так, и так, — конец один, — то почему бы и не посопротивляться?.. Уж помирать, так с музыкой!..

Как говорится, если человек хочет жить, то медицина бессильна… Организм борется и словно сам подсказывает, что нужно делать.

Инвалидность у Олеси сняли через год, потому что все анализы были в норме, и в наличие не имелось никаких видимых признаков заболевания. Мама была очень расстроена, мягко говоря… На самом деле, она рвала и метала, упрекая непутную дочь в том, что она не сумела на медицинской комиссии достаточно правдоподобно сыграть роль умирающей, и теперь ее лишат и пенсии по инвалидности, и субсидии на оплату коммунальных услуг. Олеся тоже была слегка опечалена потерей всех этих чудесных льгот от государства, — хотя пенсия изначально ей была начислена минимальная, — но, что поделать, сыграть эту роль она действительно не смогла. Потому что не хотела больше умирать.

Врач-ревматолог в поликлинике, — очень хорошая женщина, настроенная по отношению к Олесе по-доброму, — с улыбкой разводила руками и каждый раз выспрашивала, как ей удалось достичь таких результатов?.. А однажды прямо сказала:

— Конечно, я, как представитель официальной медицины, не должна одобрять такие методы лечения… Но, я думаю, вас это не должно беспокоить, — тем более, что вы все равно меня не послушаетесь… Что бы вы ни делали, — наверное, самое главное, что вам это помогает! А значит, вы все делаете правильно!

А у Олеси с тех пор все пошло в гору. Она устроилась на работу и привела в порядок свою жизнь.

Ее мама очень долго не желала смириться с тем, что ее дочь больше не инвалид. И положительные изменения в жизни Олеси ее тоже почему-то не особенно радовали. Сама-то Олеська поначалу наивно полагала, что мама будет гордиться ею и ее достижениями, — тем более, что они реально того стоили. Но, как ни странно, мама не только не гордилась и не радовалась успехам дочери, — она просто с ума сходила от злобы и ненависти к ней. Олеся словно обманула все ее ожидания и надежды, почему-то не пожелав спокойно и безропотно помирать. По крайней мере, именно так это и выглядело со стороны…

И, разумеется, все мамины собственные болезни тут же обострились, без малейшей надежды на благополучный исход…

В конце концов, все закончилось тем, что Олеся вынуждена была прекратить всякое общение со своей мамой.

С тех пор прошло уже много лет. Олеся по-прежнему много занимается спортом, — и на стадионе, и в тренажерном зале, и даже просто дома. Она искренне полагает, что именно спорт помог ей излечиться окончательно, потому что сейчас она в гораздо лучшей физической форме, чем даже двадцать лет назад. О больницах и всем остальном, связанном с ними, она давно забыла. О своем грустном прошлом тоже старается не вспоминать. И искренне полагает, что ее жизнь еще и начаться-то толком не успела, и у нее все еще впереди!..