18.

Понятия не имею, ранена ли она, быть может, у неё серьёзные травмы, и действовать стоило бы аккуратнее, но она без сознания, а я, не думая ни о чём, подхватываю её на руки.

И ни-че-го не понимаю.

Я видел её совершенно другую, буквально минуту назад, а сейчас девчушка енохианской эпохи, безвольной куклой в моих руках, слишком чужая и родная одновременно.

Как она попала сюда? Может это какая-то генетическая шутка? Природа забыла, что когда-то уже вылепила подобный образ, и спустя пять тысячелетий, он воплотился вновь, по забывчивости виты? Просто это чертовски невозможно!

Пламя пожирало лес, скуля и свирепо рыча, щёлкая огненными пастями, переламывало стволы деревьев. Огромный подточенный зубами огненных псов ствол, накренившись, повалился вниз. Прямо на нас, ломая полыхающие кроны, и осыпая горящими щепками, словно искрами фейерверка.

Едва успев отшатнуться, и устоять на ногах с балластом в виде девушки, я услышал, как пробудился некий громовержец. Я задрал голову и оцепенел — ослеплённую пожаром луну заслонила гигантская гора: продираясь сквозь горящий лес, просто проламывая себе путь, груда плоти шаг за шагом заставляла землю в ужасе содрогаться. Это существо мало походило на зверя, слишком уж сильным было сходство с человеком. Разница, пожалуй, только в габаритах — биомасса была ростом с хорошую гору.

Исполин.

Да не один. Вдали, в огненном зареве грузно раскачиваясь на фоне тёмного неба и кривого зигзага горного хребта, виделись силуэты — очертания мифа о древней земле. Вот только слишком реальные.

Кратчайшая вспышка — и за поваленным полыхающим древом, я встретился взглядом с собственным отражением.

По телу, волной прошёл тремор.

Словно териаморфный двойник, он смотрел на меня, сквозь тонкую пелену жаркого марева, и я отчётливо чувствовал, как в груди сердце зашлось двойным ритмом. Я чувствовал его, так же как себя, казалось я и мысли мог его уловить. Или тотчас же должен бы раствориться, исчезнуть, кануть в безвестность, вот так вот лоб, в лоб, столкнувшись с самим собой. Но с тем, которого я и сам не знал.

Он сохранял завидное спокойствие, и поднес руку к лицу, жестом призывая меня молчать. Немного обернувшись, он скользнул сосредоточенным взором по кронам, объятым пламенем, явно ища что-то конкретное. Взгляд наводил ужас, было что-то совершенно иное в нём, беззвучное, хладнокровное… нечеловечески тяжёлое. Глаза, как стёкла отражающие пожар, но в них не было ни капли живого тепла, только блеск, острый и дикий, как само пламя.

Я инстинктивно попятился, а его взор, замерев в одной точке, задержался на неком объекте поверх гор. Через мгновение, он подбросил светящийся шар в воздух, и сфера замерла на уровне его головы. В пару ловких касаний он расщепил шар, выстраивая в ряд шесть маленьких сфер, но взором всё так же прикован был к незримой точке вдалеке.

Под моей ногой хрустнула ветка. Сфера из ряда направилась в мою сторону сверхскоростной искрой, промчавшись где-то в периферии зрения.

Вдали, над горным хребтом прошли мелкие всполохи, словно потрескивающее электрическое напряжение. Воздух вмиг сгустился и отяжелел. Маневренный танец языков пламени, замедлился, лениво скользя по стволам деревьев. Я отчётливо видел, как искры в небе рисуют сеть. А поймав взгляд зелёных глаз, идентичных моим, ощутил прилив энергии, сродни тому, что испытывал прежде, проецируя иллюзию. Или находясь вблизи ангелов.

Движения энергии — я ощущал их, не мог лишь укрощать, слабо представляя законы этого явления.

Хлынул поток стылого ветра, омывая тело. Обернувшись, я вмиг ощутил разницу, и различил границу — горящая тьма в объятиях ночи сильно контрастировала с хмурым дневным небом, нависшим над лесной полосой.

За спиной того, кого я и сам не знал, с небес осыпались двое ангелов, и, сложив огромные крылья, выступили вперёд.

Все почернело, прежде чем я смог их узнать, или хотя бы увидеть яснее.

Когда тьма растаяла, я не ощутил груза в руках, и вообще валялся на земле. Девушка, так чертовски похожая на мою сестру, бесследно растворилась. Мигом поднявшись, я завертелся, на месте, почти не различая пейзажа.

Темноволосая, в светлой тоге рыская в высокой траве синеватого оттенка, диковато озиралась вокруг

Оглянувшись, я осознал, что она — далеко не первоочерёдная проблема.

Руины.

То, что казалось навечно стёрто в бесполезную пыль, восстало оглоблями, но в этой высокой стене из полуразрушенных строений, угадывался прежний техноград — современный Акрополь, распавшийся на серый бисер в лучах светила цвета вина.

Что-то было не так.

Всё было не так!

Блёклый свет просачивался сквозь тяжёлые, будто бы грозовые тучи; своды падшего града. Яркий запах смолы, синяя трава, лес. И отчаянный вопль ужаса. Столь истошный и знакомый крик, проливался со стороны руин, что даже девушка, прекратив кружить, замерла, в недоумении вглядываясь вдаль.

Кричала Ксюха.

И я, конечно же, позабыв обо всём к чертям собачьим, умчался на этот зов, слыша только пульс в голове и этот голос.

Чем ближе я приближался, не чувствуя почвы под ногами, тем яснее видел крылья «ангела» за руинами. Пагубная волна никуда не делась, она всё так же нависала над землёй, вновь стасованной в безвестной комбинации. Но так я мог ориентироваться. Мёртвый каменный город воскрес в точности на месте нашей стоянки, охватывая довольно обширную территорию. Почему? Я мог лишь догадываться, что некая часть меня — териаморфная, — причастна к этому. Для чего? То были стены форда, способные скрыть и защитить нас.

Это он. Или я. Эта встреча не была случайной, всё это его рук дело. Моих рук.

Но всё это, пролетев короткой вспышкой в сознании, не достигнувшего революции, рассыпающимся шлейфом ускользнуло на второй план.

Из-за колючих, иссохших кустов, я вылетел на участок перед широкой улицей меж двух зданий.

С вершины града, высотой, наверное, на уровне шестнадцатиэтажек, осыпались камни, крупные и не очень; опадая вниз, они расшибались об асфальт и почву, и оставляли трещины и выбоины. Участок явно был опасен. Но крики моей сестры доносились из глубины зыбкого града, заставляя забить на остерегающие сигналы.

Устремившись прямиком туда, на голос, я старался держаться ближе к стенам, чтобы меня, за фривольность, не зашибло каменным дождём.

Выйдя к перекрёстку, с покореженными фонарными столбами и сорванными линиями, зацепился взором за провода: болтаясь, они достигали земли, пересекали улицу, оплетали дома.

Никаких броских запахов, может только влажного грунта, но не более.

За поворотом, в узкий переулок, в тупике, меня ожидало мощное потрясение.

Сестра, лишь завидев тень, отброшенную мной, обернулась и ринулась ко мне. Чуть ли не сшибая меня с ног, она буквально упала в мои руки, что-то тараторя, но я мало что мог различить. Её трясло, так, что дрожь передавалась и мне. Хотя, я истуканом застыл от шока.

В окружении всего нашего клана с вновь прибывшими, в стене, словно застрял в текстурах, Громов. Создавалось впечатление, будто он сросся с камнем, в прочном симбиозе. Самое ужасное, что он был жив. Лицо было искажено немой маской боли; белые сломанные кости торчали прямо из стены, кровь стекала по камням, с ужасающей скоростью.

— Что, чёрт возьми, случилось?

Едва слова успели сорваться, как на меня набросился Топор. Оттолкнув от меня сестру, он повалил меня на землю. Приложившись затылком, я чудом сумел увернуться от кулака, летящего в мою голову. Правда, второй удар под рёбра, я, увы, пропустил. Дыхание перехватило, я закашлялся, бок болезненно заныл, но сбросить его с себя, я всё же умудрился. Вскочив на ноги, я, слабо соображая от хлынувшего по венам гнева, чуть было вновь с ним не сцепился, но вмешался Грозный, возникнув между нами.

— Хвосты прижали оба! — рявкнул мужик. — Нашли время бока мять! А ты, — ткнул он пальцем мне в грудь, но так договорить и не успел. Зависнув с раззявленным ртом, Грозный, смотрел куда-то поверх моего плеча.

— Какого...

Мимо нас спокойной, плывущей походкой, словно пава из сказки, прошла темноволосая. От явления девушки у всех просто челюсти отвалились. Не от того, что она из далёкой древности, — этого они не знали. Не из-за туники, нет. Просто она как две капли воды, похожа была на мою сестру.

Я и не думал, что она следовала за мной.

Девушка застыла на полшаге, узрев растерзанного парня, буквально смешенного с бетоном. Глаза цвета мутного гранита, наполнились непередаваемой гаммой чувств от паники, до осознания. Словно яркая идея, полыхнула в её взоре. Она подошла ближе к стене, не обращая внимания на всеобщую оторопь. Заглянув в лицо Громова, который даже глаз разомкнуть не мог, явно превозмогая агонию в каждой клеточке, девушка, задрав голову, уставилась в точку поверх его головы, затем выше в небесный потолок. Прошлась взглядом по всем нам, и, остановившись на мне, она протянула раскрытую ладонь. Я не понимал, чего она хочет, а она явно не понимала, как ей быть во всей этой безумной ситуации. Но что-то она определённо знала.

— Таоф, — произнесла она тихо, с надеждой смотря в мои глаза. Я чувствовал, что мог бы понять её, распознать один из древних языков, но более она ничего не сказала. Лишь смотрела на меня с протянутой рукой.

— Клим, что происходит, кто она? — обескураженно залепетала Ксюха, но я, подступил ближе к девушке, начиная понимать, что она хочет от меня.

Я достал ножны из-за пляса, и девушка, взглянув на навершие ангельского кинжала, на кристалл, кивнула.

Судя по обескураженным взглядам, все были против того, чтобы я отдавал ей оружие, тем более единственное, по-настоящему действующее оружие, в руки незнакомки. Но она что-то знала, и явно куда больше чем мы все вместе взятые. Хотя бы потому, что она жена ангела, одного из Стражей Григори — тех самых, которые обучили людей множествам полезных навыков и неким магическим практикам.

Вынув стилет из ножен, я протянул его девушке. Не колеблясь ни секунды, она завладела сверкающим ножом, долго рассматривая камень в навершие. Посмотрев в хмурое небо, обернулась. Подцепив меня за руку, темноволосая направилась прочь из переулка, и остановилась у самой дороги. Отыскала взглядом осколок стекла, подобрала его, и вручила мне. Показывая пальцем в небо, второй рукой она указала на Громова в конце тупика, и направилась к нему. Внимательно осмотрев всех парней, поманила к себе Грозного. Девушка занесла кинжал над головой Андрея, демонстративно показывая, что нужно, сделать — Грозный явно должен был вогнать нож в стену над теменем Громова. Она всучила ему нож, и обернулась на меня. Лишь когда бывший десантник без особого труда вонзил кинжал над головой парня, и камень слабо блеснул, я сообразил, что от меня требуется. Вскинув голову, я высматривал в небосводе солнце, укутанное в гнетущие облака цвета золы. Мне нужно было преломить луч, камень в навершие явно питался солнцем.

Это не представлялось возможным, и свет был скудный, и преломить луч, так чётко направив его, я бы не смог, но попытался. Задрав осколок над головой, я немного отступил, в поисках, хоть малейшего блика, вертя стекло в руках, то так, то эдак. На деле хватило мизерной искорки, и луч протянулся от острого края стекла, к гранёному кристаллу.

Девушка тем временем что-то увлечено зацарапала на полуживом бетоне, вокруг очертаний вросшего парня.

Сензар. Это я понял сразу же, мгновенно распознав символы. Она знала ангельский язык, и определенно проводила какой-то обряд. Сдаётся мне Ситри, вовсе не лукавил, говоря, что она наш шанс выжить. Она вполне могла научить меня тем знаниям, которым её некогда обучили ангелы.

Девушка прекратила гравировать стену символами, и отошла, разводя руками, призывая всех отступить.

Ничего толком не понимая, совершенно сбитые с толку, все расступились. Но ничего не происходило.

Девушка, теребя волнистый локон волос, заозиралась. Подобрав подол, поспешила ко мне, и, привстав на носочки по левую руку от меня, попыталась поймать мой угол зрения. Протянув руки, к моим с осколком, немного сместила в сторону, и луч, нитью протянутый между стеклом и кристаллом, полыхнул, ослепляя заревом. Только мгновение спустя, привыкнув к яркому свечению, я увидел как от камня, вниз, трапецией, протянулись тонкие струи света. И кровь, ниспадающая по стене, сменила направление, будто реки повернулись вспять, и алые ручьи потекли вверх — плоть вбирала в себя жизнь. Надрывный агонический крик заставил содрогнуться, но девушка прочно удерживала мои руки с осколком, чтобы ничего не сбилось. Я ощутил, как острые грани стекла прорезали мои ладони, и струи крови, остывая на воздухе, поползли по рукам, до локтей, будоражащей дорожкой. Осколки костей исчезли в стене; по бетону, с треском, расползлись трещины. Стена осыпалась, и Громов рухнул на колени. Весь в серой пыли, и крови. Но живой. И целый. Как он не умер от болевого шока, было для меня чертовой загадкой, но это было неважно.

Нож сорвался со своего гнезда, и устремился прямо в голову парню. Могучая рука перехватила кинжал за лезвие прежде, чем оно вонзилось Андрею в макушку, хотя он едва ли обратил на это внимание. Шумно вздохнув, Грозный, стёк вниз, и уселся на землю. Свесив руки с колен, он провёл ладонью по лицу, и пусто уставился на нож в руке.

— Терра, — кивнула девушка. — Новая Земля.

— Что? — я цепко впился взглядом в девушку, чья речь звучала на сензаре, раз я мог понимать её. Но этот голос словно отражался двойным, ложным эхо, вторя тихой болтовне мой сестры.

— Это непостижимо на Старой Земле. Плотью, будь она даже жива, нельзя управлять, — казалось, она уж всяко скажет что-то о высших силах и Боге, но она добавила лишь: — Властно только время. А здесь нет времени.

Видя десятый вал, гребнем нависший над городом, я нисколько в это не сомневался. Если бы не тот факт, что нас — людей — время не останавливало. Как и траву, леса, вероятно, зверей. Живое. Вся живая природа, и флора и фауна, вышли из-под власти времени.

Но у границы образованного города, вовсю шпарил камнепад.

Вся это плюралистическая диверсия в конец меня достала.

Пока Ксюха, забив на все свои принципы, обвила Громова за шею, приходя в себя от потрясения, а все остальные глазели на град вокруг, я, подцепив свой рюкзак и кинжал, решил хоть немного разобраться, в чём тут дело.

— Грозный, — окликнул я, — присмотри за девчонкой, я...

— Я с тобой, — тут же встрепенулась темноволосая.

Пока я ошарашенно глазел на неё, девушка рванула подол туники, на уровне колен, и с треском избавилась от лишней ткани.

— Что? — очухался я, наконец, и выставил ладонь. — Нет, постой, ты останешься здесь.

— Тебя я знаю, — заявила она со всей решительностью. — Их — нет.

— К несчастью не могу похвастаться тем же.

— Есфирь, — представилась она, сосредоточено осматриваясь. Меня покоробило от этого имени.

— Звезда. — Я мог поклясться чем угодно, что это имя было слишком знакомо мне, и казалось, не только в качестве библейского. Его звучание являлось чистой трансценденцией, просто осознание узнавания, было далеко за гранью понимания. — Можно я буду звать тебя просто Фира?

Она пожала плечами в ответ.

— Зови.

Я понятия не имел, что именно нас связывало, почему она знала, кто я, но для меня оставалась только девушкой из видения, почему так была похожа на мою сестру, даже то, что осталось за моими плечами, мне было неизвестно. Но интуитивно я чувствовал: то, что я уже совершил, было тем, что ещё не свершилось. И что нас ждёт впереди? — лишь кромешная тьма для моего взора. И всеобъемлющий обскурантизм.

***

Пройдя чуть больше ста метров, изучая окрестности аномально воскресшего города, я и сам не знал, что искал, и что вообще ожидал увидеть. Каждое высотное здание, было просто обшарпанным вертепом, раскинув на плоскости некогда обетованной полудистопии; новый абад, но такой, словно после бомбёжки столетней давности. Заброшенное, гиблое место — инсталляция запустения и выстраданной надежды.

Это не город — Чистилище.

В конце концов, я решил взобраться повыше. Ничего интересного на поверхности всё равно не наблюдалось. Да, — здесь можно было найти кров: град, вероятно, послужит неплохим приютом и фордом, хоть и выглядит совершенно не обнадеживающе. Но здесь всё ещё нет воды, и еда, даже близко не пробегала за то время, что мы с Фирой бродили по ветхим улицам. Огонь мне нечем было разжечь, потому горит ли он здесь, я не знал, но решил попытать счастье.

— Ты и какими-то стихиями можешь управлять?

Девушка приглушено рассмеялась в ответ, качая опущенной головой.

— Стихии не подчиняются даже ангелам. Да и зачем? У земли есть всё что нужно, только бери с разумением.

— А как быть с огнём? — спросил я достаточно наводяще, направляясь к самому высокому строению с террасой-тире-холлом на сваях заместо первого этажа; под ногами хрустело битое стекло, явно служившее негодна панорамными окнами знанию. Шагая рядом со мной, Фира ответила с нотками забавы в тоне:

— Земля и воздух.

Ну да, кремень, воздух, искра — не ново. Да и ни это я пытался из неё вытянуть. Притормозив у входа в здание, я, развернувшись, преградил ей путь.

— Хорошо, думаю, нам обоим очевидно, что у тебя знаний о так называемой Новой Земле куда больше, — намекнул я на просвещение некоторых идиотов с кармическим (и физическим тоже) раздвоением личности. Но она либо не понимала намёков, либо дурачилась.

— Из нас двоих, пророк — ты, — сказала она, обходя меня, и направилась через полуразрушенный холл к лестнице.

Конечно. Пророк — я. А информатор… тоже я, если верить Сэле. Сам себе король, чёрт. Дураков.

Прежде чем Фира упорхнула вверх по лестнице, я легонько отдёрнут её за руку. Она отступила, с удивлением смотря на меня.

— Я бы не стал так спешить.

Шагнув на ступени первым, я преодолел пару шагов, полностью ожидая услышать характерный хруст камня под ногами, но лестница лишь с виду была хлипкой. На деле оказалась вполне надёжной.

Мы поднялись на самый верх, пройдя по чердаку под балочными перекрытиями, вышли на плоскую крышу.

Всматриваясь в сердито хмурящийся горизонт, я стянул рюкзак с плеча.

Лёгкий ветер, практически неосязаемый, и совершенно нетипичный для такой высоты; мёртвые километры кругом и тишина. И это было страшнее всего, я впервые в жизни испугался абсолютной тишины, незыблемой и гнетущей, как сожжённый крик.

— Выходит, Книга Еноха — не миф, — спросил я, просто желая разрушить тишину.

— Енох не писал книг, — ответила Фира, смотря в небосвод, и, кажется, способна была увидеть ангела в облаках. — Всё издревле передавалось из уст в уста, и так и велась летопись. Книги написали потомки, гораздо позже. Но утратили.

Ещё позже отыскали. По частям. Да, фрагменты из разных уголков земли и периодов, на разных языках, собрали как пазл. Верно ли, нет ли, — никто не знает. Ветхозаветные книги вообще являлись эдаким запрещённым самиздатом, в особенности самые ранние попытки художественно интерпретировать Библию, как бы дополнить ее беллетристическим образом — это и зовётся апокрифами. «Апокриф» слово двойственное: с одной стороны, означает книгу «спрятанную», «потаенную». Просто писания были несвоевременным явлением, и чересчур рано стали восприниматься как неортодоксальные, гонимые, неугодные тем или иным церковным ветвям. Их уничтожали, а те, кому они нравились, прятали произведения, так и получалась «потаённая» литература. Однако эта причина названия не единственная. Значительная часть апокрифов была создана людьми, которые предполагали, что в Библии, запечатлелось лишь общенародное учение, так сказать, экзотерическое, а эзотерическое — тайное, глубинное учение спрятано в особых откровениях, которые они называли «апокрифы». Двойное дно, — мир двояк и амбивалентность порой, не более чем блажь. Крайности только в голове, реально они не существуют, как не существует вечного рая, и геенны огненной. В реальности ангелы от демонов различаются лишь руководством, а люди живут с чёрным и белым богом внутри. В реальности спектр серый.

— И увидел я новую землю, и новое небо...

В действительности же, медленно кружил вокруг своей оси, охватывая взором каждую крышу, каждый пик будоражащий горизонт, каждую… пропасть.

Я замер, и, сомкнув глаза, пытался вспомнить. Что-то всерьёз зацепило меня, словно дежавю, но иначе. Я пытался отыскать причину лёгкого замешательства, и казалось дыхание остановилось, когда я начал отсчёт сопоставляя с расположением. Но в мыслях моих не мчалась сводка координат, нет. И когда отсчет замкнулся на двенадцати, я выпал из реальности на бесконечную секунду, говорящую за тысячелетия инсинуаций и преткновений.

Град описан был в форме куба с идентичной длиной, шириной и высотой.

«… длина его как ширина, высота его равна ширине»

Длина сторон которого равна двенадцати тысяч стадий каждая. Это две тысячи четыреста километров. С четырёх сторон в город ведут двенадцать врат, каждые из которых подобны жемчужине. Стены города имеют двенадцать оснований.

И это не мой разум сканировал территорию, в разрезе и на плоскости. Это сделали задолго до меня. В откровении от Иоанна. Стих 21:19.

Город действительно был словно окружён стеной: просто строения примыкали плотно друг к другу, очерчивая квадрат. Но он определённо не сплошной. Двенадцать дорог, могут вести к двенадцати вратам — проёмы, в один из которых я вошёл в эти чертоги, тот что посылает камнепад. Не драгоценный град от ясписа, до аметиста, коими якобы должны быть украшены основания, но и древа с живой рекой тут не наблюдалось. По крайней мере, я так и не увидел ни единой травинки в черте этой резервации.

А вот за стенами крепости, трава была. И кроны деревьев вдалеке...

Усевшись на крышу, по-турецки, я достал книгу из рюкзака, и поспешил перенести в хронику всё то, что произошло на моем пути, стараясь извлекать самое важное. Фолиант всё так же был открыт на ангельской летописи, ничего особо полезного вынести из неё было практически невозможно. Даже если и был некий талмуд объясняющий принципы действия и законы мира в глобальном смысле, то не в хронике уж точно. А их путь, меня мало интересовал, я больше тревожился о нашем пути домой, и где он вообще, теперь, этот дом.

Мне нужно было найти путь, и для этого стоило для начала найти путь к самому себе, отыскать ключ, дарующий мне преимущество на этой арене. Мне, а значит и всем тем, кто последует за мной.

Я никогда не верил в сверхъестественные силы. Но ни на секунду не сомневался в абсолютных возможностях человека — потенциал разума безграничен. Человеческий мозг — идеальный компьютер. Можно всё что угодно, главное наметить цель и смело идти к ней.

Выучить все языки мира? — кто сказал, что это невозможно? Видеть будущее, рассчитав все вероятности, как в шахматах? — легко. Укрощать энергию подобно ангелам? — почему бы нет? Стать творцом мира? — можно всё что угодно — не существует никаких границ.

Ветер донёс до слуха приглушённый лязг, и голос, пока я в полу-нирване, одной ногой в Нави, другой в Яви, вносил последние штрихи в книгу.

Чувство угрозы заставило меня распахнуть глаза, и устремить всё внимание на линию горизонта.

Тяжеловесные тучи прошила стрела — нечто буквально рассекло стальные облака, оставляя кровавый след.

Фира сильно хмурясь, застыла взглядом на резаной ране небосвода.

Красное небо — оно не исчезло, не растаяло, просто скрылось за густыми тучами. Или же нас накрыло каким-то куполом.

Одно стало просто кристально ясно теперь:

Терра — это не вся Земля. Это лишь малая территория, моно-мирок, в оккупации смерти. Архипелаг нигилистически сломавший время и законы — диссидент вселенной в мыльном пузыре.

Позади меня что-то сверкнуло, как далёкая молния, оставив лишь мимолётный оттиск в периферии зрения.

— Ты что не закрыл портал?

От звука плавного низкого голоса, я мигом выхватил нож из-за пляса. Обернувшись, не до конца зная, кого увижу, готов был к чему угодно. Ситри я не ожидал увидеть прямо сейчас, хотя стоило бы.

— Что? — дошел до меня его вопрос, но лишь поверхностно.

— А то, что если нет — вы все в жестоком минусе, — произнёс он, напряжённо смотря в отверстые до плоти, небеса, и голос демона сочился холодной опасной ртутью.

Из раненого тела неба, штопором, пронеслась тень, с пронзительным свистом калёной сабли, рассекающей воздух, и обрушилась на крышу, практически на самый край с противоположной стороны, поднимая жуткий треск, мелкие каменные осколки и пыль. Трещины расползлись от объекта, практически достигая моих ног. Как мы не рухнули к чертям собачьим вместе со зданием, вальтами на карточном домике, — я слабо себе представлял.

Впопыхах сунув книгу в рюкзак, и сбив с себя оторопь, я устремились к источнику. Яркая кровь бросилась в глаза даже прежде белоснежных крыльев. Силуэт тёмной лентой поднялся во весь рост, слабо держась на ногах; сжал кулаки; сдул от лица медный локон, буйствующих, как змеи Горгоны, волос.

Сэла.

С миллиметре от её плеча пролетела сверкающая искра — в бетон вонзился меч.

Из груди ангелессы торчал обломок, — то, что остановило мой шаг.

То ли острый камень, походящий на сталактит, то ли что-то ещё. Ситри обнажил клинок, подступая ближе к ангелессе. Некий инстинкт стукнул меня по темечку, — и я сам не понял, как обступил его, заслоняя Сэлу спиной.

Он вполне бы мог насадить меня на меч, брюхом, как долбаный кусок мяса на шампур. Но он остановился, закатив глаза в небо.

— Кто? — потребовал он, ответа, сдержано, и явно не меня. — Ну же давай айрин, не спать. Кто? Сераф?

— Метатрон… — хрустальный голос был до безобразия искажён хрипом.

Я ощутил, как Сэла за моей спиной, опадает вниз; смотря под ноги, я в этом убедился — ангелесса, стоя на коленях, упиралась рукой в потрескавшуюся плиту.

Ситри будто на стороже исследовал небосвод взглядом.

— Хм, неожиданно.

Обернувшись, он замер, просто застыл бездыханной мраморной статуей чёрного ангела-смерти, увидев Фиру.

— Что случилось? — решил я выяснить прежде, чем эта парочка бросится к друг другу в объятья с опозданием в пять тысяч лет.

— Нинлил… — ответил он, механически, мыслями явно далеко от вопроса. Лишь прочистив горло, он поймал мой взгляд своим древним и пугающим. — Нинлил вселился в Метатрона.