10.

«Нужно, как можно дальше кинуть ингалятор», — пролетали мысли в уме, со скоростью шальной пули: «Добросить, как можно ближе к ней». Параллельно я боролся с дрожью, пробирающей до самого костного мозга и с приступом тошноты на фоне лютой паники, умудряясь философствовать на тему: «где же я так оступился или за какие грехи Дамоклов меч завис над моей головой». И самое страшное, что это, на хрен, не было метафорой!

Сам я уже не владел своей жизнью, и понимал это предельно ясно, так пускай хоть с ней всё будет в порядке. Осторожно опускаясь на колени, ибо выбора мне никто не предоставлял, я полностью игнорировал чувство унижения, и приподнял руки, показывая, что я безоружный. Чтобы навредить кому-либо, ингалятором нужно очень сильно ухитриться, мне лишь надо кинуть его Юле. Всё — вот и весь гениальный план.

Сэла, вышагивая из-за моей спины, свободно держа клинок остриём вниз, рывком отняла у меня ингалятор. Я только и видел, как на середину тротуара перед скамьёй приземлилась трубка, сливаясь со снегом, в скудном свете фонарей. Намеренно это было сделано или нет, меня уже не волновало. С моих плеч действительно свалилась гора, и как бы ни хотелось умирать, но, по крайней мере, где-то на задворках сознания, зарождались мысли, как следствие мировозренческого переворота, о том, что совесть моя стопроцентно чиста, авось, где и зачтётся.

— Извините, что нарушаю эту идиллию, — несколько встревоженно обратил на себя внимание Валах, косясь по сторонам, и будто бы сверяясь с чем-то в светящейся сфере, — но так не должно быть. Мирта не отслеживает наши перемещения.

— Да что ты говоришь… — мрачно отозвался Жнец, опуская лук и подступая ко мне. — Давайте решать проблемы по мере их поступления.

Пар — я не обратил на это внимание, в свете дня! Но как бы я не был напуган и растерян, сейчас я чётко видел это, и противоречие было воистину паралитического эффекта, — от их дыхания поднимались кубы пара. Что было просто невозможно, немыслимо, ведь по идее ангелы — бестелесные духи! Визави общепринятой догме, Жнец грубо схватил меня за запястье. Хватка была столь мощной, что хрустнул сустав и руку пронзила острая боль. Вздрогнув, я зажмурился до красных вспышек, и крепко стиснул зубы, сдерживая болезненный стон, а в голове монотонно зашумело. Боль смешалась с покалыванием кожи и очередной тяжёлый от страха, вдох, не достиг лёгких. Послышались звуки: то ли стрекот насекомых, то ли приглушенная птичья трель, а может всё разом. Заместо темноты с рубиновыми всполохами, я увидел песок под ногами, хотя мгновение назад стоял на коленях в снегу.

Проведя взор, пред собой, уткнулся в крылья. Огромные белые крылья.

Ангел, чьё тёмное облачение сильно контрастировало с белоснежными крыльями. И рядом с ним на здоровом поваленном дереве, в пол-оборота к нему, сидел бородатый мужчина, с длинными кудрявыми волосами в простой холщовой тунике.

Побережье или какой-то залив. Кругом ночь, но россыпь звёзд и свет луны отражаясь на спокойной тёмной воде, освещали всё не хуже фонарей. На мирной водной глади покачивалась лодка. Я различил чужую речь, и лишь спустя секунду сообразил, что это иврит, причём допотопный.

— Никто этого не делал. И нет, это не божество над тобой тешится, — напористо втолковывал ангел. — Это спутник земли.

Я не видел его лица, видел только со спины, но голос этот я узнал сразу: грубый, низкий, властный, немного резкий на слух — Жнец.

— Вот смотри, — продолжил он, склонившись, и по его движениям, я понял, что он рисует на песке. — Утром воды в море больше, а вечером меньше. Луна влияет на приливы — когда вода приходит, и отливы — когда уходит. Слабо привязал, вот твоё судно и смыло приливом. Понимаешь?

— Значит, это что-то высшее? — пришёл к выводу мужчина.

— Естественно, куда уж выше — луна в космосе, — пробормотал Жнец, на языке, который я воспринимал интуитивно, словно он родной; и ангел заговорил вновь уже на иврите: — Хорошо. Есть циклы, луна движется по циклу, точнее земля вращается и...

Мужчина ахнул, и чуть было не вскочил на ноги.

— Земля вращается? Как?

Жнец стукнул себя ладонью в лоб, и шумно вздохнул.

— Нет, забудь пока о земле. — Его голос отдалился, всё размылось перед глазами: — Вам видны, словно бы, движения луны — вашему взору она нарастает и убывает...

Я еле сумел различить во мраке что-то чёрное на шее Жнеца, когда его голос заглох совсем, и я ощутил себя в теле. Перед взором вновь стало темно — я жмурился от боли. Стоило мне распахнуть глаза, как Жнец рывком отпустил мою руку, словно отбросив опостылевшую игрушку. Я реально чувствовал себя бессильной куклой на полке некоего демиурга.

Отходя, Жнец поджал губы в тонкую нить и разочарованно опустил голову, смотря под ноги. Затем, он повёл бровью, словно дивясь чему-то, и захватил мой взгляд. Мгновение, и в сияющих глазах цвета аметиста не осталось ничего, никаких эмоций, словно они и вправду сделаны из камня.

— Нечитаемый, — бросил он, пренебрежительно, отводя взгляд куда-то в сторону, но я различил сильную досаду в интонации. — Он, вообще, нечитаемый — сознание непроницаемое.

— А что у нас иных методов дознания нет? — не без сарказма упрекнула его Сэла, беззаботно крутя обруч-лезвие на пальце.

Недобро глянув на неё, Жнец, устремил взор на меня, явно чем-то сильно озадаченный и раздосадованный, чуть ли не до злости. Даже его вкрадчивый низкий голос звучал грозным рокотом:

— Ты, кто, Орион тебе в темя, такой, вообще?

— А ты, никак, слеп? — усмехнулась Сэла, без особого энтузиазма, за что вновь нарвалась на тёмный, как вся адская армия, взгляд.

Меня будто током коротнуло, я и сам не понял, как у меня сорвалось:

— Я — человек...

Свирепый взгляд Жнеца вмиг приковался ко мне. Некоторое замешательство отразилось на лице ангела, и следом сменилось свинцовой тяжестью. По его лицу заходили мрачные тени, от которых волосы становились дыбом.

— Проклятье, — буркнул Жнец.

И прежде, чем я осознал причину его недовольства, Сэла театрально ахнула, прикрыв рот ладошкой:

— Что такое, Жнец? Что, неужто ты его не понимаешь? Ты, что не знаешь языка? — изумлялась она, и воскликнула, вскинув руки в небо: — Харон меня побери! Ты не знаешь языка! Почему-то даже не сомневалась в этом.

Уронив руки, Сэла самодовольно ухмыльнулась, победно смотря на Жнеца. Тот, прочно удерживая её взгляд, указал на меня, высокопарным пригласительным жестом.

— Вперёд.

— Я? — поразилась Сэла, и, отвернувшись, вновь закрутила обруч на пальце. — Ну что ты! Куда уж мне такие почести? — отмахнулась она. — Да и, вообще, какой с меня прок?

Даже я услышал скрип зубов в исполнении Жнеца.

— Извини, — процедил он, таким образом, каким уместнее было сказать: «я тебя придушу сейчас».

— Что? Что ты сказал? — Сэла скинула капюшон с головы, открывая ярко медные кудри, и, поднеся ладонь к уху, изобразила недоумение на кукольном лице: — Ну-ка, ну-ка, время слух мой не пощадило, повтори-ка, что ты сейчас сказал?

Жнец елейно оскалился. Именно так, ибо улыбкой эту гримасу сложно назвать; в уме он явно линчевал объект своего мнимого раскаяния.

— Извини, я ошибался. Ты вовсе не бесполезная.

— Он, в самом деле, так и сказал? — с сомнением спросила Сэла, Валаха, который был совершенно равнодушен к препираниям, что, по всей видимости, являются нормой. — Ушам своим не верю… Нет, ты только послушай — извини! — восхищённо издевалась Сэла, манерно взмахнув рукой с обручем. — А? Прям эфемеровы песнопения на девятый глас!

— Да-да, Сэла. Мы поняли. Ты счастлива. Действуй, — отчеканил Жнец, отходя к Валаху, занятому манипуляциями со сферами, коих стало чересчур много вокруг него. В ответ на некий жест ангела, Валах только плечами пожал, качая головой.

Сэла грациозно скользнула вниз, оказываясь на одном со мной уровне, и наотмашь вонзила обруч прямо перед моим левым коленом.

— Итак, а теперь сначала и по порядку: кто такой и откуда взялся? — спросила она, с колоритом прожжённого инквизитора, и хоть речь не была сильно искажена акцентом, намёк на особый выговор, скользил в русской речи: — А будешь молчать, я отправлю тебя к праотцам. У тебя секунда на размышление.

— Вы в любом случае меня к ним отправите, не так ли? — вздохнул я, хотя, признаться, не представляю, как я ещё не скончался от разрыва сердца. Мне и раньше-то совершенно не верилось в святых милосердных ангелов-хранителей, а сейчас и подавно.

— А это уже зависит от того, что ты мне расскажешь.

Я смотрел на неё и не знал что думать. Её наружность жестоко обманывала меня, ведь на фоне небожителей мастодоновского роста, она казалась совсем крошечной, очень хрупкой, а черты лица ангела в девичьем обличии, были пронизаны чем-то неуловимо светлым и добрым, практически по-детски невинным. Не говоря уже о том, что она была наделена неземной красотой, что в корни отличалось от жуткого холода в интонации хрустального голоса.

Мой взгляд ускользнул поверх её плеча — там, на снегу перед Юлей, лежал ингалятор. Нарочно Сэла это сделала, или нет? И если да, то, как поняла? В любом случае, на краткий миг мне захотелось поверить, что волосок, на котором повисла моя жизнь, не оборвётся столь скоро.

— Послушайте, я ничего не делал, и ни в чём не виноват, — предпринял я попытку спастись от смерти. — Меня стало бросать, и это от меня не зависит.

— Что значит «бросать»? — скучающе спросила Сэла, смотря по сторонам.

— Перемещать, — уточнил я, рискнув, наконец, хотя бы затекшие руки опустить. — Я стал видеть разные события, но сначала — слышать, — тараторил я, первое, что приходило в голову.

— И что же ты слышишь?

— Голос.

— Давно?

— Вот уже не меньше месяца. И, по-моему, у нас нет такого языка, — добавил я осторожно, ибо сам до конца не уверен, но из языков мне известных, точно не был с подобным знаком.

Нахмурившись, Сэла резко метнула острый взгляд в мои глаза.

— Какого языка?

Чувствуя иглы покалывающие кожу, я знал, что там что-то есть, хоть я и не слышал голоса, но и так бывало. Насколько было возможно, я задрал рукав чёрного пальто и свитера, дрожащими руками, обнажая небольшой фрагмент плывущих начертаний.

— Этого.

Её лицо застыло мрамором, и стеклянные глаза не отражали ни капли жизни во взоре, прикованном к строкам.

Тишина породила целую вечность, и привлекла внимание Жнеца. Когда он, подходя, приметил знаки на моей руке, он чуть было не споткнулся.

— Сигилы?! — вскрикнул он, и аметистовые глаза вмиг метнулись к Сэле. — Какого херувима? Откуда на нём сигилы? — потребовал он ответа, но Сэла была статична настолько, что казалась совершенно бездыханной.

— С чего ты взял, что это сигилы? — безмятежно вмешался Валах. — Может роспись? Сэла, люди делают роспись на теле?

— Издревле, — ответила она сдавленно. На что Жнец, склонившись над Сэлой, и тыча в меня раскрытой ладонью, незамедлительно выпалил, прямо ей в ухо:

— На сензаре?!

— Ну, всё ясно. — Сэла резво выпрямилась во весь рост, подцепив свой острый обруч. — Очередной смертник. Как обычно — перехватывает эфир. — Она витиевато взмахнула рукой, удаляясь от меня. — Мало их было...

— Тогда заканчивай. Валах прогнозирует меньше минуты. Надо убираться отсюда.

Жнец застрял около меня, словно ожидая, что Сэла вернётся, но она упорно шла прямо, ответив только:

— Приказа не было.

— Какого приказа? — спросил он с сомнением, разведя руками, и последовал за ней.

— Жнец, я могу поклясться, что у тебя маразм, на старости лет, — бросила она скучающе-издевательски, не оборачиваясь. — У нас одна власть. Или ты ещё чьи-то приказы исполняешь?

Похлопав, мимоходом, Валаха по плечу, что прямо-таки застрял на одном месте как вкопанный, смотря на меня так, словно впервые видит, Жнец последовал за Сэлой, сварливо ворча:

— Охота тебе возвращаться...

— Мне не охота, подобно тебе, всё существование наказание нести за превышение.

Жнец ткнул пальцем в направлении Сэлы, многозначительно воскликнув:

— Ты — моё наказание!

Вся троица направилась по вечерней аллее, а я не мог отдышаться, не силах даже думать ясно. Всё рухнуло — всё, будто Вавилонская башня, снесена была вся моя устоявшаяся вселенная. Как мне дальше жить? С этим.

— А мне что делать? — крикнул я, приходя в отчаяние, и вскочил на ноги. Я мигом пожалел об этом, стоило бы мне помалкивать, но я вряд ли отдавал отчёт действиям.

Сэла развернулась на пятках, оставаясь метрах в трёх от меня.

— Не знаю, — развела она руками. — Можешь застрелиться или заявить всему миру, что ты жрец, оракул, или пророк — как угодно. А лучше составь список своих желаний и начинай исполнять. Такие, как ты, долго не живут. Тобой воспользуются, а затем убьют, — заявила она совершенно безучастно, словно рапорт зачитывала, — если этого прежде не сделает Каратель, которого к тебе, вне сомнений, в скором времени, направят.

— Что? Но я же ничего не… — я осёкся, застыв с нелепо раззявленным ртом. Я пытался скрутить прочный жгут из обрывков тонких нитей, дабы хоть как-то связаться с реальностью.

Каратели. Хранители мудрости и страшнейшая Кара Господняя — архангелы.

Воинство Небесное. Прямо сейчас они и, в самом деле, отождествлялись у меня не с чем иным, как с воинами.

Мне конец, так или иначе. Сегодня, завтра, на той неделе — неважно. Я знал наверняка, что среди семи архангелов упоминается Селафиэль, потому способен был догадаться, что она вернётся. Сэла — тот самый Каратель, что вскоре воротится по мою душу с приговором высшей воли.

Смотря на трио, неспешно удаляющееся от меня, я мог поклясться, что постарел лет на двадцать или, по крайней мере, поседел. Я действительно уже чувствовал преддверие казни, когда слабая искра озарения, запоздало, забила гвоздь в мою голову.

— А где четвёртый? — прошептал я сам себе, чувствуя, как окутывает меня саван безысходности. — Я же точно видел четверых тем утром...

— Каким утром? — раздался вдруг хрустальный голос, заставляя меня поднять голову. Сэла медленно развернулась, в то время как сверкнули две короткие вспышки, стирая с пейзажа замёрзшего вечернего парка пару ангелов.

— Из которого мы попали сюда… — ответил я, будучи в совершенно растерянных чувствах, и потому запутался сам. — Вы попали, а я вернулся. Я же говорил, меня бросает и...

— Ты не говорил, что во времени, — перебила Сэла, подступая ближе, с хмурым подозрением окидывая меня взглядом.

— Ты, тоже не сказала, что вернёшься, чтобы со мной расправится, — парировал я, со зла, всяко не в угоду себе, но я не справлялся с чувством обреченности, что пробуждало гидру во мне. Бессилие и неотвратимость неизбежного конца, нереально меня злили. Это было даже страшновато, ведь вывести меня из душевного равновесия — непосильная задача.

Её шаг оборвался так резко, что я по инерции отшатнулся.

— Постой… Ты нас понимаешь? — искренне удивилась Сэла, с пристрастием всматриваясь в моё лицо. Она медленно нахмурилась, склоняя рыжеволосую голову в сторону, всё сильнее мрачнея в чертах, осторожно и плавно отступая, а затем я увидел искру в лазурных глазах. Ту искру, на которую даже не рассчитывал — страх. Она испугалась, и её взор на меня был сравним со взглядом неопытного охотника на экзотического хищника.

— А не должен?

— Тебя, вообще, быть не должно, раз уж на то пошло, — пробормотала Сэла, с прищуром озираясь по сторонам, будто в поисках чего-то конкретного, и я ощутил дуновение ветра. — Четыре значит...

Мне на лицо упали холодные снежинки, в ушах загомонил вечерний город, звуча громче выстрела после безукоризненной окружающей тишины. И всем, что я расслышал, было:

— Пиши.

Короткая вспышка, даже не привлекла внимания отмерявших прохожих. А я стоял, как идиот посреди тёмной аллеи, и не мог прийти в чувства.

— Что писать? Завещание?! — вспылил я, всплеснув руками, и схватился за голову, желая закричать, что есть мочи от хаотичного урагана внутри. Во мне будто бы что-то сломалось, и гнев, и ужас, и непомерная горечь — всё стасовалось в колоде пророчащей смерть.

Проходящая мимо пара озадаченно покосилась на меня, и обошла, как прокажённого, а я даже дыхание выравнять не мог, будто мне неслабо дали под дых мгновением ранее.

Ингалятор! Чёрт его дери!

Я ломанулся вперёд, к скамейке, на которой сидела Юля. Туда, где клубы пара неровно вырывались вверх от тяжёлого, хрипящего дыхания девушки. Подлетев к трубке, я выхватил её, чуть ли не из-под ног прохожей, от чего та взвизгнула и отскочила, бросив, очень характеризующее меня в тот момент ругательство, ибо я, в самом деле, был всполошен, как чёрт перед заутренней. Я бросился к Юле, спешно снимая колпачок с ингалятора. Слабо представляя, что делал, я почувствовал себя в трезвом уме, только когда девушка шумно втянула препарат через трубку. Она закашлялась, зажимая рот ладошками, и уронила голову на моё плечо. Обняв девушку, я пытался собраться с мыслями, пытался хоть немного прояснить картину, что выглядела не иначе чёрным квадратом.

Это же получается, что если существуют ангелы то и… Он тоже?

Неправильно, всё было неправильно, изломано, искажено, не так! Ангелы должны быть бестелесными, бесполыми духами! И разве не должны они понимать все языки? Мимо по все пунктам! Хотя, как тогда быть с Книгой Еноха? С нефилимами, и прочей нечестью, что, вроде как, может существовать во плоти? О, чём я думаю? Должны? Это же не научный факт! И часа не миновало с тех пор, как я безоговорочно верил в то, что выжил из ума!

«Пиши», — но зачем мне вести записи, если меня ждёт расправа? Уничтожение! Кому я мог так помешать, кому вообще мешают такие, как я? Только поймав эту мысль за хвост, с трясущейся после приступа девушкой, заключённой в моих руках, я силком заставил себя соображать более внятно. Казалось, я немедля тронусь, если не соберу все видения и все слова в единый пазл.

— Извини… — сипло прошептала Юля, отстраняясь от меня, и пристыжено опустив взгляд. Не надолго. Взгляд медовых глаз приковался к моему вороту, Юля плавно протянула руку, и когда коснулась моей шеи в районе кадыка, кожу сильно зажгло. На кончиках пальцев девушки осталась алая кровь.

— За ветку, наверное, зацепился, — оправдались я тут же, машинально натянув повыше шарф и запахнув воротник потуже. — Всё нормально, — уверил я, хоть это и было наглой клеветой. Ничего не было нормально даже приблизительно.

«Пиши», — не покидала меня, докучая фраза, звучащая, как некий завет. А я всё считал ступени бесконечной лестницы, поднимаясь со дна неведения до истины.

Я не первый, были и мне подобные.

Я — пророк?

Но каких-то три слова за мановение необъятной вечности, финальной чертой перечеркнули всё. Абсолютно.

Ангелы — предвестники Апокалипсиса.