13.

Кротовьи норы, как есть кротовьи норы.

Только отточенная механика и минимум мыслей. Если бы только второе было возможно...

Поворот, ещё, за ним по прямой, и так уже больше часа. Целый долбаный час или аморфный обрывок вечности, я реально ощущал себя роботом. Сам себе повторял программу, и выполнял задание, стараясь не смотреть в грядущий день, участь которого предчувствовал и так. Напряжение, нервное и ужасающее в комбинации коды, способное переплюнуть напряжение оголённого провода ЛЭП, дикий страх не проснуться и молитвы неизвестно кому в непроглядную мглу конца времён ― вот во что превратятся наши жизни, в мире, чертовски похожем на масштабную волну галлюцинаций. Вот и что это? То ли турнир за блаженное местечко в раю, то ли трюк эволюции — игра на выживание по законам естественного отбора. От всей этой глобальной вакханалии волей-неволей вспоминалась песня Jane Air, «Бог уснул за рулём».

Ведь по сути, мы, кажется, с самого детства знаем о них. И там, в беззаботном бытие малых лет, ангелы видятся нам, светлыми, добрыми духами-хранителями. А потом ты узнаёшь, что они проливают «чаши гнева» или «серу низвергают с неба», и чудо становится какой-то страшилкой. Правда в том, что детство кончается там, где ты реально начинаешь осознавать, что если они придут ― нам конец.

Мой разум всё ещё был охвачен панической лихорадкой, заставляя мысленного глашатая, зачитывать всю эту бесполезную синекдоху, пока я на ходу крутил, свёрнутую в несколько раз, карту со схемами позёмных коммуникаций и подвальных помещений. Тьма кругом была всепоглощающей, даже луч фонарика не способен был сквозь неё пробиться дальше, чем на десять шагов. Коридоры в глухих потёмках, тупики, железные двери, покрытые «рыжиками», на проржавевших петлях. Влажность такая, что под ногами простиралась одна сплошная лужа по щиколотку и стелился густой туман, консистенции жидкого азота. Лиловые искры, потрескивая, то и дело проносились вдоль стен, по воде, да прямо по одежде, но странное напряжение имело мало общего со смертоносным током, иначе электропроводность воды под ногами нас бы прикончила. Я через шаг натыкался на дохлых крыс размером с кошку, этих обитателей подземелья, семенящих по трубам под потолком, прямо на глазах пришибало неестественными лиловыми разрядами, и они сыпались в воду. Безумно странно, что эта неведомая энергия обходила нас стороной, лишь едва касаясь своими тонкими нитями. Ботинки уже насквозь промокли, набитый до отказа рюкзак за спиной, казалось, прибавил в весе, напитавшись влаги. Винтовка Драгунова СВД на плече тоже немало весила от чего меня внушительно кренило вправо. Душный сырой воздух затруднял дыхание, да ещё и серный смрад стоял столь ужасный, что приходилось прятать нос за воротник и игнорировать рвотные позывы.

Под землёй, прямо под городским ансамблем бетонного Акрополя, можно добраться куда угодно с наименьшим риском для жизни. Чёрт его знает, какая ерунда могла твориться на поверхности? Я знал, только изнанку этого падения. Всё это было прежде, я всё продумал наперёд, зная каждый следующий ход мира — того мира, что врезал нам по лицу, и сказал нам катиться к чёрту.

Ксюха, скрестив руки на груди, хлюпала кроссовками по воде, следуя за мной, и злобно ворчала под нос в нецензурной форме. Она безумно перепугалась, когда я на панике поднял родных, заставил их собраться в темпе, и заявил что надо сматываться, что я знаю что делать, но надо спешить. И поначалу Лёлик пытался её успокоить, но в конечном счёте русский могучий проносился приглушённым эхом по мрачным подвальным сводам дуэтом. Родители Лёлика давно уже в разводе, и отец с ними не живёт, а вот мать друга работает диспетчером на станции скорой помощи, и в эту злополучную ночь была на дежурстве, но не вернулась домой, так что Лёлик нервил не на шутку.

— Чувак, нам по-любому надо туда попасть, — гомонил он, наверное, раз в сотый одно и то же, — пожалуйста, вдруг она всё ещё на станции...

— Я помню, не отвлекай меня. Мы как раз будем проходить эту местность, всё будет хорошо, успокойся, — уверил я, поглядывая в карту. Тогда как не имел права сеять зерно надежды, ибо не было никаких гарантий, но я старался держать себя в руках, хотя скверный мандраж и страх одолевали меня, путая мысли.

Моя матушка была настолько шокирована, что не реагировала ни на что, лишь безропотно следуя за мной, озиралась по сторонам и плотнее кутаясь в куртку, хотя здесь было достаточно жарко.

— Так, стоп, — я остановил шаг, и сестрица, вписавшись мне в спину, что-то пробурчала. — На — будешь светить.

Я отдал Ксюхе фонарик, а сам достал компас из кармана куртки, и проверил точность направления в схемах, что б ни заблудиться в этом муравейнике. Поворот, поворот, затем по прямой. Сверяясь с компасом, приметил нумерацию на серых стенах, тонущих во тьме. Мы держали фарватер на городскую больницу, прежде чем кровавое море омоет гору. Мы встретимся вновь на этих волнах, увы, но эта встреча не была последней. Возможно, всё бы могло быть иначе, но ничего уже не изменить. Я видел лик красной смерти воочию, ту, что примерила кровавую маску на лицо отмеченное солнцем.

«Я не могу, прости», — хриплый тихий голос, оккупировал сознание, и образ измождённой бледной от страха девушки, заклеймил память.

Это Лёлик даже не думал артачиться, и беспрекословно покинул свой дом, поверив моим словам. Юля не могла идти со мной, потому что не могла оставить отца. А он не хотел следовать за мной, потому что не доверял, хоть я и умолял его поверить мне, убеждая, что знаю, как быть.

«Уходи», — и моё «пожалуйста», было безжалостно стёрто о камень страха. Никто ничего не знал, и вера пошла на дно, утонула в слепом океане неведения.

Я не хотел об этом думать, и не мог унять чёрных мыслей, ядовитыми осами, роящимися в моей голове. Всё пытаясь акцентировать главное, я старался сосредоточиться лишь на одном единственно верном: отец застрял в военной машине, и мне нужно было защитить семью. Кроме меня им не на кого больше рассчитывать, а я мог лишь надеяться, что с отцом всё будет в порядке, хоть и сознавал прекрасно, что отчёт запущен, и когда надежда оставит эти земли теперь лишь вопрос времени.

Очередное ответвление привело нас к старым железным дверям, я толкнул её, подёргал за ручку на себя, но, к несчастью, дверь была заперта. Уловил шум, но не смог понять, откуда, то ли в коридоре, то ли за дверью. Скорее всего, просто крысиная возня и треск электричества, но что-то слабо в это верилось, больше походило на отдалённый грохот, или буйство моей фантазии. В конце концом жутко было в кромешной тьме с одним фонариком пробираться по чужим незнакомым линиям коммуникаций. Заглянул в замочную скважину, но встретил мой взор только непроницаемую тьму. Хотя не мог не обратить внимания, на то, что из скважины тянуло тонким сквозняком, и вообще стало свежее, а может, я просто уже привык к зловонию этих сводов. Недолго думая, вручил Лёлику карты, и стянул отцовскую винтовку с плеча. В который раз подумал об осведомлённости отца, ведь оружие хранилось в специальном стальном сейфе, под замком. Но не в этот раз. У меня имелись ключи, но они мне не потребовались — сейф был открыт. Отец, словно знал, что винтовка в скором времени может пойти в ход. В любую секунду.

— Подальше отойдите, — предупредил я, и сам отступил на безопасное расстояние.

— Карм-м-лим… — пронеслось вороньим карканьем и отразилось искажённым эхом о стены. Я чуть винтовку не обронил, а мама осеклась, смотря на всех испуганным взглядом. Никто не понял, что она сказала, включая её саму. Матушка сконфуженно прикрыла рот ладошкой, втягивая голову в плечи. — Ой. Извините, я что-то...

Она так и не договорила, смущённо улыбнувшись, что было видно даже сквозь ладонь, хотя глаза её были полны замешательства и страха. Тревожная волна прошлась по мне дрожью, я крепко стиснул винтовку, добела в костяшках пальцев.

— Мам, а ты как себя чувствуешь?

— Бро ты чё совсем долбанулся? — яростно выпалила Ксюха, едва ли не с кулаками готовая на меня наброситься. — Херня какая-то твориться кругом, а ты спрашиваешь...

— Ну, всё-всё, Ксюш, — перебила её матушка, притягивая Ксюху за плечи, крепко обнимая и поглаживая по голове, — что ты, в самом деле? Нормально, я себя чувствую, — утвердительно сказала мама, обращаясь ко мне. — Нормально.

Это было не так. Я видел по замутнённым зелёным глазам, она вовсе не чувствует себя нормально, мне казалось, что есть какой-то источник боли, даже движения руки скользящей по волосам Ксюхи, были скованы и её определенно качало. Эта белиберда, сдавалось мне, не неспроста у неё сорвалась, у неё что-то с моторикой, вероятно, эти пагубные процессы давно уже протекают, просто мама не жаловалась на недомогание. Я мог лишь возлагать упования на врачей, нам нужно добраться до больницы, а потом? Я не знал точного ответа на этот вопрос, но решил, что затем следует идти к военной части. Всё же рядом с вооружёнными до зубов солдатами и военной техникой под боком куда безопаснее, к тому же там отец.

Ухватившись за эту мысль, я перехватил винтовку, снял с предохранителя. Приклад упёрся в плечо, палец лёг на курок. Я прицелился через окуляр в замочную скважину подсвеченную потоком света от фонарика, сам приготовился к тому, что отдача лягнёт плечо прикладом. Патронов не очень много, нужно хорошенько рассчитать, скорректировать в уме погрешность и поймать в прицел мишень.

«Снайпер стреляет, ловя паузу между ударами сердца. Иначе рука дрогнет и пуля уйдёт в молоко», — припомнил я слова отца, когда он возил меня на стрельбище.

Я, на беду, отвратительно стрелял, зрение уже тогда было ни к чёрту. Навряд ли ситуация изменилась к лучшему, но выбирать особо не приходилось. Затаив дыхание, я, отсчитав беспокойный ритм своего пульса, спустил курок в удачном промежутке. Выстрел в тесноте подвального коридора, неслабо оглушил; плечо пронзило болью, я думал, меня назад отшвырнёт отдачей, но лишь отшатнулся, устояв на ногах.

Пуля попала чётко в скважину, чему я непомерно удивился. Надо же, не промазал. Стальная дверь с омерзительным скрипом покачивалась на проржавевших петлях, в зазоре зияла тьма. Поправив съехавшие очки, я потирал плечо, желая унять боль, хотя чувство такое, что я вывернул сустав. Но всё равно, весьма странно. По идее, отдача должна быть куда мощнее, да и не особо-то скважину раскурочило, хотя, стрелял я с очень близкого расстояния, особенно учитывая убойную силу винтовки, деформация была минимальной. Какого-то чёрта. Думалось, это очередная ошибка замирающего континуума или следствие некоего магического воздействия. Как мне надоела вся это хиромантия мистическая, уже в печенках сидела… Ну, в самом деле! Эдакий чумной вирус в перспективе. Птицы-смертники. Ангелы, разводящие библейскую саранчу. Демоны-экс-ангелы. Книга-вурдалак… Что дальше? Ад разверзнется? Отворит врата кладезь бездны и мир падёт на колени в ожидании Второго пришествия? Один спустит Фенрира с поводка или некий Великий Сверхразум межгалактического разлива, просто нажмёт «Delete»? Осточертел уже этот апокалиптический сюр. А ведь это только начало.

Ксюха направила луч фонарика в темноту за дверью, стало вдруг слишком светло, а за нашими спинами раздался щелчок.

Затвор.

Мама вскрикнула, и я, немедленно заслонив собой Ксюху, направил винтовку в источник света на другом конце коридора, откуда мы и пришли. Лёлик в темпе задвинул мою маму за спину, и попятился ко мне. Трепеща от полыхнувшего нервного напряжения, я заставлял руки не трястись, и следовало бы решить вопрос цивилизованно, дипломатически, но голос напрочь отказал, я не мог и рта открыть.

— Тьфу, ты, чёрт! Вы охренели так пугать! — забасил какой-то шибко знакомый голос из зарева, что стало стремительно приближаться, и постепенно я разглядел фигуры в облаке света, и признал наконец парней.

Что б я сдох!

— Топор?! — завопила Ксюха, и следом сквозь смех выругалась от души.

— Аксинья! — тотчас же возмутилась мама, отсчитывая Ксюху: — Что бы ни происходило, это не повод вести себя по-хамски. Ты же девушка...

С облегчённым вздохом, я опустил винтовку дулом в пол, и по инерции потёр лоб ладонью. Чёрт, аж испарина проступила. Это и в самом деле был Топор с Серым и Жидом. С ними был ещё кто-то, и его я разглядел не сразу. То был Грозный, — дядя Серого — он когда-то служил в горячих точках, потому его так и прозвали. Он еле плёлся, повиснув на плече своего племянника, я сначала было подумал, что мужчина ранен, или что ему плохо, но на самом деле ему в тот момент было очень хорошо. Он просто был мертвецки пьян и нёс какую-то чепуху, что невозможно было слов разобрать.

— А он чего такой хороший-то? — не удержался Лёлик от комментария, и нервно рассмеялся. — Офигеть можно! Кругом какая-то мазафака, а он лык выкрасил!

— Да откуда ж кто знал! — пробурчал Серый, таща на себе здоровенного десантника в отставке и в стельку пьяного. — Он неделю уже колдырит, запой у него.

Да, с ним такое бывает порой, Грозный ко всему прочему ещё и контуженый, но чует моё сердце нам чертовски повезло встретиться. Грозный — единственный из нас всех мастерски владеет самым важным в текущей реальности искусством — выживать. Он наш шанс уцелеть, если нам по пути, конечно.

— Батина, — маякнул Топор на винтовку, что я закинул на плечо. — Ясно. — Топор окинул всех нас пристальным взглядом. — Кто-нибудь в курсах, что за лажа твориться, или тоже ни фига не в теме?

— Второе, — ответил Лёлик, понурив голову.

— Хреново. — Топор спрятал пистолет, скорее всего пневматический, но с расточенным дулом под боевые патроны. Они ещё с шараги изготавливали себе такие вот игрушки. Поправив лямки рюкзака закинутого на одно плечо, он обратил внимание на карты в руках Лёлика. — Ну, и куда путь держите?

— Нам надо до матери моей добраться, — тут же ответил Лёлик, мельком взглянув на меня, — на станцию, а потом в больницу.

Топор вновь окинул нашу компанию внимательным взглядом, и нахмурился.

— А на хера в больницу-то? Плохо, что ли, кому?

— Надо так, а вы? — спросил я следом. И тогда только увидел, что из-за спины Жида выглядывала маленькая светлая голова. Ох, твою мать! Это была Настя, сестренка его. Девчушке шесть лет всего!

— Блин, ну я вот смотрю у вас карты есть… — многозначительно заметил Топор. — Это же коммуникации городские, да? Вот. У вас карты, у нас Грозный, сечёшь, о чём я?

— Естественно, — кивнул я не в силах глаз отвести от маленькой девчонки в светло-лимонной куртке с капюшоном, в тени которого, она старательно прятала лицо. Ребенок, вряд ли, понимал, что происходит, куда и зачем они идут, но она явно была напугана, и пряталась за старшего брата, вцепившись в его руку, лишь украдкой поглядывая на всех. И ведь она не единственная, я гнал эти мысли, гнал с самого начала всей этой вакханалии в зародыше, но чёрт! Дети. Что будет с детьми, особенно с младенцами? Выживает сильнейший, а дети просто не могут без опеки, они беззащитны, и совершенно беспомощны в столкновении с разрушающимся миром. Что-то было не так, непробиваемое молчание между ними, никто: ни Жид, ни Серый, ни Витёк, меж собой не перекинулись ни словом. В их круге витал немой траур. Мне стало дурно от всех этих размышлений, казалось, тьма давила на меня. Мы все оказались в утробе тьмы, в самом её сердце, но что я мог сделать? Что?!

— Только, это… — продолжил тем временем Витёк, раскачиваясь с пятки на носок, и почесал затылок. — Мы вроде как собирались на склад завалиться. Ну, на тот, что неподалёку, — заявил он и пожал плечами, шаря взглядом по коммуникационной паутине на карте в руках Лёлика. — Варик дельный, хавка под рукой, и ещё там чего, ну, ты понял, короче.

— Так он же по-любому под охраной, — недоуменно отозвался Лёлик.

— А ствол на что, по-твоему? — Топор всплеснул руками, смотря на Лёлика, как на дегенерата. — Для пущего интерьеру, что ли?

— Так это же захват, мародерство! — сказала Ксюха, не без скепсиса в тоне. — Что, человека убьёшь, если он тебя на мушку поймает?

— Что, млять? — аж вскрикнул Топор, и резко подступил к Ксюхе, отставляя ладонь на меня, но неотрывно смотря ей в глаза. — Щас дико извиняюсь, просто… как бы… — подбирал он слова. — А ты дева моя, чего больше боишься? Что тебе боженька пальчиком погрозит или сдохнуть?

— От сестры моей отойди. — Я без понятий, каким образом и когда оказался рядом с ним, кажется вмиг подскочил, как только он рванул к Ксюхе. И был готов приставить дуло винтовки к его виску, — настолько меня это взбесило, хотя ограничился словами. Но ему стоит поторопиться.

— Вить, — строго одёрнула его моя матушка. Топор вскинул руки и, опустив голову, отступил от Ксюхи.

— Пардоньте, но, блин, если, правда! — сокрушался парень, взъерошивая тёмные волосы руками. Все были в отчаянии, у всех в головах затанцевали черти, выставляя мораль за дверь. Впрочем, я бы солгал, если бы сказал, что не ожидал подобного. К моральному упадку я был готов заблаговременно. Упадок, отслоение общества, тотальное переустройство и новый кодекс, первоочерёдной закон которого прямо гласил: каждый сам за себя.

— А родители ваши где? — обеспокоено, осведомилась мама, смотря на всех поочередно. Серый шумно вздохнул, и помрачнел ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уже больше. Парень мотнул головой на Грозного, привалившегося к стене, явно желающего сползти на пол и прилечь.

— Вон у меня, родитель.

— А ваши? — не унималась мама, обращаясь к Витьку и Жиду. Последний только обернулся на свою сестренку, что вновь спряталась за ним, когда всеобщее внимание приковалось исключительно к ней. Все поняли это молчание, а Витёк просто спросил:

— Короче вы с нами или как?

— Нет, мы потом на базу, — ответил я, не желая отходить от первоначального плана. Да и вообще мысль со складом признаться посещала и меня, но это не вполне реальная цель, да и чересчур фривольная по многим причинам.

— Да вы чего охренели, что ли? — разорался Топор с очами навыкат и яро замахал руками. — Мы ж не знаем, что за беспредел творится! Может, мать её, третья мировая! Мы же все на пушечное мясо под разделку пойдём! Вы чё, алло?!

— У нас отец там, — стоял я на своем. — В части. Мы идём туда.

Витёк прихлопнул себя по карманам штанов, и встал в позу, уперев руки в бока.

— Ну, ты, вообще без ножа режешь, — он отставил ладонь на моих родственников, назидательно подаваясь вперёд для пущей убедительности. — А матушку с сеструхой ты, скажи, куда денешь? Тоже автомат в руки, что ли, и вперёд в атаку? Клим, не гони, захватить склад — зачётный варик. Лафа же, ну! — обратился он к своим дружкам в поисках поддержки. Парни кивнули, хотя вот Жид не особо-то уверенно. Оно и понятно, за его спиной пряталась Настя, он был единственной надёжной стеной для сестры, и рисковать ему едва ли хотелось. Всё же у каждого должна быть своя голова на плечах, и принимать поспешные решения как никогда прежде рисковало уподобиться поражению в игре в гляделки со смертью, когда ты моргнёшь первым.

— А ты, думаешь, один такой умный? — предпринял я попытку вразумить слишком самонадеянного Витька. — Вы, как видите, не единственные, кто сообразил пройти под городом. Так, что, никто, по-твоему, не додумается о складе? Вы же задолбаетесь отбиваться, вам, даже если вы первые туда заявитесь, придётся отстаивать территорию. А затем туда опять-таки нагрянут военные, потому что там тоже, знаешь ли, не идиоты сидят. Направят целую роту вооруженных солдат, чтобы пополнить провиант, — и всё, вся твоя лафа обломится.

— Ну и чёрт с тобой! — обозлился Топор, вскинув подбородком, и махнул на меня рукой. — Давайте, херачте на убой!

От негодования и злости, в его серых глазах сверкали искры под стать электрической паутине, облетающей мрачный городской грот.

— Погоди, по-го-ди… — заторможенно пробормотал Грозный, явно силясь звучать внятно, но его язык ещё сильно заплетался, а взгляд на Топора был мутным и рассеянным; казалось, левый глаз не поспевал за правым, когда он моргал. — Ты горячку-то не пори. Парень прав, к военным надо идти. — Грозный поднял кулак с армейской татуировкой на ребре ладони, над головой. — Военные — это сила! За ВДВ!..

Своды подземного царства содрогнулись от его громогласного хриплого возгласа. Звук ревущим эхом рассеялся, оставляя звенящую тишину, в которой все таращились на Грозного, что-то ищущего по карманам, и определенно думали, когда ж он протрезвеет наконец.

Витёк закатил глаза в потолок, и отошёл от меня, пряча руки в карманы спортивных штанов.

— Ну, вообще, зашибись… — прошипел он сквозь зубы. Казалось, кто-то стремительно терял позиции лидерства. Серый всяко не пойдёт наперекор дяде, он как минимум не дебил, как максимум с Грозным особо не потягаешься, он упертый донельзя, надо будет он и за ухо племянника отволочет на базу.

Но я действительно задумался над словами Витька, о пушечном мясе. Не то чтобы я не думал об этом прежде, просто он в чем-то был прав. Чёрт со мной, но мама с Ксюхой, что они будут делать? Впрочем, навряд ли кто-то заставит их идти в атаку с автоматами наперевес. Вот только если с отцом что-то случиться, их могут отправить их в какой-нибудь специальный пункт, по-любому такие образуются.

Пока что это не первоочерёдная проблема, и мы всей этой компанией отправились по избранному мной маршруту.

Дистанция всё сокращалась и сокращалась, не знаю, сколько мы шли, но судя по ориентиру в виде схем, были близки к станции скорой помощи, ещё чуть больше километра и мы будем под городской больницей.

Грозный уже успел немного оклематься, по крайней мере, мог передвигаться без посторонней помощи. Но загробную тишину нарушали только всплески воды от шагов, и посторонние шорохи, царившие в подземном лабиринте.

Мне отчего-то казалось, что больно уж скоро Топор покорно согласился следовать с нами, слишком быстро сдался. Зная этот сомнительный электорат с самого детства, не трудно догадаться, что скорее всего в планах этого главаря «синдиката» завладеть картами. А может и винтовкой, навряд ли, оружие будет лишним. Ну или пляска бесов в моей черепушке устроена тревогой с размахом. Пора было привыкнуть, что больше никому нельзя доверять, есть чужие и свои, всё, что кроме, может обернуться против тебя. Но что-то оставляло кроху веры в сознании. Ни в Бога веры — в человечество. Вот только, для сохранения этого очага надежды, не стоит забывать, что бороться предстоит не с другими людьми, а с обстоятельствами, с миром, ежечасно сокращающим наши шансы выжить. Но всё что мы сможем сделать, это обозначать иллюзорные фронты. Потому что его не победить, и если он задумал исторгнуть нас из себя, бесполезно бороться. С таким же успехом, можно побиться головой об стену. И если мы вдруг выживем, то не останемся ли мы последними людьми, или даже останемся ли мы людьми, вообще ― тот, ещё вопрос.

— Так, где ваши родители? — спросил я всё же у Витька, идущего по правую руку.

— Батя в местах не столь отдалённых, — пробормотал он угрюмо, — пять лет уже как.

— Это я знаю. А мама?

Он долго молчал, прежде чем ответить:

— Не проснулась. У пацанов та же канитель. — В интонации голоса и в прямом хмуром взгляде парня кружил ураган бессильной ярости, но он умело это скрывал: — Жесть, какая-то.

Я услышал судорожный вдох за спиной, и обернулся. Мама качала головой, упустив взгляд под ноги.

— Ох, боженьки… Да что же это творится-то такое...

Мне откровенно не нравился её шёпот, точнее хрип в голосе, словно у неё бронхит. Или это в голове шум поднялся? Я так устал и физически и душевно, что не замечал элементарных вещей, вообще, казалось, ничего не видел кроме намеченной цели.

А затем матушка вдруг исчезла из поля зрения, и я очутился в другой темноте. Она была иной, поскольку подсвечена была ультрамариновым сиянием. Вновь эти каменные тоннели, но, чёрт возьми, свет исходил от моих рук! В моих ладонях клубилась сфера! Та самая ангельская сфера, играла цветами от голубого до лилового. Я вглядывался в зарево и ясно видел символы, колонки на сензаре, и ещё какие-то крупные знаки, их было так много, они мельтешили, словно командная строка компьютерной систем. Натуральная цифровая схема! Очуметь можно! Я не мог сдвинуться с места, хотя шёл по коридору, а над головой клубилась тьма. Запах пыльного спёртого воздуха вокруг, и какое-то давление, словно под толщей воды. Так странно, хотя я скоро сообразил, что снова вселился в себя из какого-то события. Пророческое откровение или чем это было на самом деле, но вело оно к перекрёстку. Я быстро отыскал большой символ, выточенный в каменной стене одного из коридоров, и примостил навершие серебристого кинжала, украшенного прозрачным гранёным кристаллом, к рельефному символу. С гулким щелчком, рунические знаки пришли в движение, провернулись, заходили, словно по какому-то механизму, и поднялся отдаленный скрежет. Я ощутил вибрацию, словно толчки из-под земли. Обернувшись обнаружил дыру в полу, на моих глазах уходящую винтовой каменной лестницей вниз: камни, ступенями отпускались всё ниже и ниже, исчезая во тьме этой глубины. Не межуясь, я ступил на лестницу, достаточно резво спускаясь, я вообще абсолютно спокойно шёл черт знает куда! Хотя, тот я, наверняка знал, что он делает.

Светоч на ладони озарял спуск, и я вышел к такому же тёмному коридору, но кладка разительно отличалась, была более песочного оттенка. Я направлялся на свет. Вдалеке лилось тёплое зарево, рябя как пламя костра, но своды этой таинственной штольни вывели меня в коридор подвала.

Я запнулся от неожиданности о свою же ногу, и едва не растянулся на полу, залитом водой. Если б Витёк не успел подхватить меня под локоть, я точно бы плюхнулся навзничь.

— Под ноги, блин, смотри… — недовольно проворчал парень.

Я поправил очки, стараясь выровнять дыхание. Всегда это неприятное ощущение удушья, оно постоянно преследовало меня на стыках реальности и странствий. Хотелось немедля достать книгу из рюкзака и зафиксировать видение, но мне нужен более укромный угол, чтобы записать увиденное. Что это, в самом деле, за штольня такая? Не впервой уже видится. Нож какой-то-то. И эта сфера, прямо в моих руках...

Дикий кашель эхом разнёсся вокруг, заставляя меня остановить шаг и обернуться. Мама, согнувшись, зашлась булькающим кашлем, прикрывая рот ладонями, и привалилась плечом к стене, дабы не упасть. Ксюха с Лёликом вмиг окружили её, придерживая и всё справившая «что случилось?», а я шелохнуться не мог — ужас расцвёл во мне ядовитым анчаром.

Её руки были залиты кровью.