Глава пятнадцатая

Равалла

Эльфа он все-таки отнес в спальню, решив не будить. Хотя поговорить хотелось — но Ирват решил, что отложит это на утро. Плевать, пусть Дастейн начнет ворчать о том, что в обязанности советника входит постоянное нахождение во дворце — Хэладеса хотел услышать голос Совести. Он не знал, что именно скажет, и что услышит в ответ, но это желание родилось и никуда не желало уходить.

Полночи он провел, сидя на постели юноши и слушая тихое, размеренное дыхание. Спать не хотелось — мешали мысли.

Они были отрывочными неясными, мешались и путались в голове, создавая причудливую вязь образов и размышлений. Только к утру вампир смог признаться себе — ему страшно.

Мальчишка ждал его.

Он ждал.

И всего лишь одно это обстоятельство делало эльфа безоружным перед Ирватом — наивная юношеская влюбленность проглядывалась так явно, что и бежать от этого было некуда. Хэладеса вспоминал все: разговоры, случайные прикосновения, улыбки, взгляды, — он пытался понять, когда же что-то надломилось, превращая симпатию в нечто большее. Юноша был очаровательным, с ним было легко, но вампир не хотел, чтобы уют только установившихся отношений менялся на что-то непонятное и неизведанное.

Еще недавно это был всего лишь мальчишка, сбежавший из дома. Незнакомый ему тогда, непонятный и сейчас. Всего лишь ребенок, которого он приютил.

Ребенок, в глазах которого хотелось утонуть.

Совесть проснулся рано, еще до рассвета. Холодное одеяло льнуло к телу, лед стылого воздуха добрался до ног. Эльф поежился: и когда он добрел до спальни? Последние пару дней в замке стало холоднее, и он засыпал в гостиной у камина, в неудобном кресле. Он убеждал себя, что это ради тепла, а не потому, что он ожидает прихода Ирвата. После того вечера он вампира не видел.

Осторожно выбравшись из постели, эльф нашел одежду и быстро натянул ее на себя, стараясь не дрожать от холода. В замке он не нашел для себя нарядов, и поэтому пришлось поначалу бродить в том, что было на нем при побеге: легкая шелковая рубашка, штаны, да тонкий камзол. Это потом удалось отыскать несколько рубашек, что не висели на нем мешком, да пару теплых кофт. Вампиры, кажется, совсем игнорировали холод — в замке Ирвата практически не было ничего теплого, да и сам вампир одевался явно не по погоде.

Эльф спустился вниз, на кухню, чтобы согреть себе чай. Обувь тоже была из дворца, и Совесть чувствовал через легкую тканую подошву туфель промерзшие насквозь камни пола. Свернув в последний раз, юноша шагнул в просторную комнату — кухня не отделялась от замка ни перегородками, ни даже дверью. И замер.

За столом сидел Ирват. Нет, не просто сидел. Спал, сложив руки на стол и опустив на них голову. Распущенные волосы темным покрывалом скрыли фигуру вампира, стелились по полу. Эльф в нерешительности стоял, не зная, как ему поступить. Разве Ирват не должен был уйти? Почему он остался в замке? Ради чего?

Потребовалось некоторое время, прежде чем Совесть подошел к спящему вампиру и осторожно коснулся рукой плеча.

— Ирва-ат, — тихо протянул юноша. — Просыпайся… пожалуйста.

Хэладеса продолжал спать. Эльф прикусил губу и беспомощно оглянулся, едва ли надеясь на помощь. Наклонился ближе, к самому уху вампира.

— Ирват!

Синие глаза распахнулись мгновенно. Совесть сделал шаг назад, осторожно убирая за ухо выбившиеся пряди, и с любопытством поглядел на Ирвата. Тот сонно нахмурился и провел рукой по лицу, прежде чем взглянуть на эльфа.

— Доброе утро, хъяне, — пробормотал он. — Извини, я вернулся поздно, почти не спал… какой сейчас час?

— Не знаю, — Совесть пожал плечом. — Еще не рассвело. Почему ты еще здесь?

Ирват удивленно выгнул брови.

— Ты прогоняешь меня? Из моего собственного замка? — в его голосе слышалась не ирония, нет, что-то более злое. Эльф внезапно ощутил дикий стыд и отвернулся, не выдерживая проницательного взгляда вампира.

— Что вы, господин Хэладеса. Простой интерес, — эльф хотел умолкнуть на этом, но с губ сорвалось по-детски обиженное: — Вы ведь не ставите меня в известность о том, где находитесь. Я понимаю, это правильно, кто я вам? Однако…

— Хъяне, — Хэладеса вздохнул. И взглянул как-то по-особенному, с болезненным сочувствием, что юноша понял — он знает. Догадался.

Из кухни он вылетел мгновенно, не разбирая дороги, взбежал по лестнице на самый верхний этаж, и только там остановился.

Он знает.

Он сочувствует.

Ноги подломились, и Совесть без сил опустился на пыльный ковер, закрыл лицо руками.

Ничего не изменилось.

Ни-че-го.

Ирват обошел ползамка, оглядывая каждый пыльный угол в надежде увидеть там Совесть. Безуспешно. Коридор за коридором, комната за комнатой. Тишина, пустота, одиночество. Он ведь даже ничего не успел сказать! Мальчишка убежал так быстро, что Хэладеса даже не сразу понял, что произошло, и некоторое время глядел на пустое место, прежде чем сорваться вслед за эльфом.

И для чего, спрашивается? Вампир выругался. Какое ему дело до него? Понятно ведь, что прежнего не вернуть, и время вспять не обратишь. Но что делать тогда? Прогонять Совесть из замка? Ирват скрипнул зубами — ну нет, он не настолько жесток. Или настолько?

Он уже почти бросил это дело и, ругаясь, собрался отправиться во дворец — Дастейн, наверное, уже с ума сходил, не обнаружив брата в своем кабинете, а ведь Ирват еще и не сказал, где сейчас живет, — как взглядом выцепил что-то слепящее белое. Сначала решил — из окна видно засыпанный снегом лес, и только через мгновение понял, что ошибся.

Мальчишка сидел у стены, вздернув подбородок и бездумно уставившись в потолок. Вампир сначала решил, что тот плачет, но подойдя ближе, увидел сухие и равнодушные глаза. Эльф скосил на него взгляд, задержал ненадолго, и опять обратил к потолку. Хэладеса тоже поглядел: паутина, трещины.

— Хъяне?

— Все в порядке, — обычно мелодичный голос звучал сдержанно. — Извини. Я не хотел. И там, в кухне… и вообще. Оно само как-то. Не думал, что привяжусь к кому-нибудь, чтобы… вот так.

Слова звучали как-то обрывочно, и Ирвату казалось, что эльф чего-то недоговаривает, умалчивает, не давая пробраться наружу. От услышанного стало как-то больно и горько, и он попытался представить, как выглядит в глазах эльфа. Исчез, не объяснив ничего. Сбежал.

В очередной раз. Хэладеса едва не выругался, понимая, что не с Дастейном мириться он хотел, а сбежать от чужих глаз.

Сел напротив, прямо на пыльный ковер.

— Я уже несколько дней считаюсь советником Его Величества Дастейна, — произнес Ирват. Совесть непонимающе поглядел на него. — Мой брат считает, что своей работе я должен уделять как можно больше времени, поэтому не отпускает после полуночи даже, и, кажется, уверен, что я обязан ночевать в его кабинете. За это время я успел познакомиться со стольким количеством вампиров, что уже и не помню всех имен. И устать от них успел тоже. Извини, хъяне.

— За что? — эльф прикусил губу. — Ты ничего мне не обязан.

— Можно, ты не будешь за меня решать?

Совесть отвернулся и пожал плечами. Ирват поглядел на его профиль, растрепанные волосы, опущенные белые ресницы, твердо сжатые губы. Осознание было мгновенным: вампир рывком поднялся, чтобы опуститься на колени рядом с эльфом. Тот повернул голову, глядя испуганными расширенными глазами, и Хэладеса, желая сгинуть в этой бездонной сини, губами нашел губы мальчишки. Чужое тепло пьянило, а когда эльф чуть подался вперед, отвечая на поцелуй, вампиру показалось, что он сходит с ума. Одной рукой он притянул Совесть ближе, даже сквозь одежду ощущая жар чужого тела, а второй зарылся в мягкие волосы.

Отрезвил вкус крови. Ирват отпрянул, ощущая солоноватый привкус на своем языке, и мельком заметил взгляд мальчишки: в темной сини плавал дикий страх.

— Хъяне?

— Тебе пора, — эльф вымученно улыбнулся. — Кажется.

Он ушел, оставив эльфа в темном закутке. Хотел продолжить разговор, но Совесть был прав — пора. Не только потому, что Дастейн ждал, а еще потому, что он сделал что-то непоправимое и неправильное.

Кажется.

А во дворце, почему-то, вместо того, чтобы пойти к Дастейну, Ирват развернулся и направился в подвалы — в обиталище тайной стражи. В этот раз он никого не спрашивал, чтобы уточнить дорогу — он еще с детства помнил извилистый путь по узким, крутым лестницам, обрывающихся просторными помещениями и сотнями дверей в черных стенах.

Кабинет Шерана он нашел относительно быстро. Точнее, не его, а небольшую комнату с низким потолком, залитую тусклым желтым светом от спрятанных в глубоких нишах светильников. Несколько низких черных диванов, пустой деревянный столик — приемная. Из нее вела тяжелая дверь, тоже деревянная, магией вытравленная почти до угольного цвета. Ирват, не раздумывая, пересек комнату, толкнул дверь, входя в небольшой кабинет. Стены обиты бархатом, в одном углу несколько забитых папками шкафов и стол, в другом стоит низенький диванчик, такой же, как в приемной.

Шеран не обернулся. Стелющиеся по спине тугие кудри в тусклом свете переливались золотом, а унизанные кольцами пальцы выстукивали по столу причудливый ритм. Элудин стоял перед большой картиной, поставленной у стены. Трое златовласых эльфов, один — черноволосый, у всех в кудрях запутались округлые драгоценные камни.

— Что это?

— Портрет королевской семьи, — Элудин пожал плечом и бросил мимолетный взгляд на Ирвата. — Точнее, его копия. Выпросил, чтобы ежедневно любоваться на нашего беглеца.

— О, — Хэладеса внимательней, но без особого интереса пригляделся к безукоризненно правильным лицам, точеным, хрупким фигурам. — И который из принцев — пропавший?

— А его здесь нет, — веско произнес Шеран и повернулся в сторону Ирвата.

— Тогда зачем он тебе?

— Ну знаешь ли… — вампир изогнул губы в слегка обиженную усмешку, — когда я его просил достать, подозревал, что будут изображены все члены семьи Варуя.

Ирват удивленно нахмурился.

— Разве ты не видел этот портрет раньше?

— Нет, — Хэладесе показалось, что взгляд Шерана потемнел. — По величайшему приказу Его Величества Вальтера мне запрещено покидать столицу. Дастейн пока слова своего отца не отменял.

— Я не знал… — попытался оправдаться Ирват, ощутив стыд. Элудин продолжил, словно не услышав его:

— Как оказалось, картину писали в день очередной годовщины со смерти Ледаля. И мальчишка счел, что лучше сбежать на кладбище, к могиле отца, чем позволить себе заниматься подобным в день траура. Это даже достойно уважения…

Шеран промолчал, а затем внезапно произнес:

— А Илиэля все-таки изобразили, но отдельно от семьи, через пару дней после этого. Копию портрета скоро доставят ко мне.

— Он выглядит так же, как и его братья? — Ирват взглянул на картину, где по обе стороны от королевы стояли юноши: по их плечам вились кудри аспидно-черные и медово-золотые, но глаза глядели одинаковым зеленым светом.

— Совершенно не похож на них. Арлейн — копия Ледаля, Руат, как и Янежа, унаследовал внешность матери, Тсарины… а Илиэль служит напоминанием того, что король не сильно-то был верен своей жене.

— То есть?

— Ты и этого не знаешь? — в голосе Элудина слышалось ехидство. — Его Высочество Илиэль Варуя — не наследный принц, бастард. Ледаль взял его во дворец, когда тому исполнилось восемь лет, и лучше бы он этого не делал — во дворце мальчишку с улицы так никто и не принял. Хотя, не знаю даже, было бы их отношение лучше, родись он похожим на отца — полукровок они вроде не жалуют, но Арлейна терпят.

— Арлейн — темноволосый? — уточнил Ирват.

— Наследник трона. Еще несовершеннолетний, поэтому сейчас правит Тсарина, — Шеран указал на одну из эльфиек, с очаровательно-бездумным взглядом. — Просто полнейшая копия отца — во внешности, характере… даже с Дастейном он пытается воевать так же, как воевал Ледаль. И закончит, уверен, так же.

— Шеран, ты ведь понимаешь, что я ничего не знаю о Ледале?

— Понимаю, конечно, — Шеран фыркнул, — иначе не рассказывал бы очевидного. Ледаль… он был неправильным королем. Сбегал с официальных встреч, чтобы сводить детей на прогулку, болтал с прислугой, во всем перечил аристократам, приказал заложить вход в самую крупную темницу дворца. Дастейну он нравился — потому что Ледаль отличался от предыдущих королей, тонущих в собственной спеси. Только вот расплачиваться за это непохожесть тоже нужно было. Его часто пытались убить, травили разными ядами, пока не додумались подсыпать в еды ртуть — всем казалось, что король болен.

— Откуда ты знаешь, что это была ртуть? — смешался Хэладеса.

— Ирват, я бы не стал главой тайной стражи, не разбирайся я в этом. В небольших количествах ртуть вызывает ухудшение здоровье, при многократном повторении приводит к смерти. Все решили, что Ледаль слег от тяжелой болезни, и от нее же погиб. Целители ничего не смогли поделать. Или же не захотели.

— Второе вероятней?

— Именно, — Элудин улыбнулся. — Неужели начинаешь понимать? Он был неугодным королем, а Арлейн случайно или намеренно идет путем отца. Только с аристократами он больше осторожничает, но верь мне, однажды и его отравят, или же попытаются выставить смерть несчастным случаем.

— Довольно печально…

— Сами виноваты, — Шеран поморщился. — Эльфы, что с них взять. Готовы друг другу глотки грызть из-за ерунды, предают и обманывают так же легко, как и дышат. Уверен, у остальных венценосных особ — он кивнул на картину, — тоже немало страшных тайн. Рано или поздно все вскроется. Кстати… — Элудин вдруг нахмурился, присматриваясь к вампиру. — У тебя кровь, вот здесь, — он на себе показал, где, и с насмешкой вопросил: — Уже с кем-то подрался?

— Ага, — Ирват порывисто стер оставшийся от поцелуя след. — С Вирмой, например.

— О, тебе не понравился новый глава стражи? — Шеран широко улыбнулся и с издёвкой протянул: — А мне казалось, вы поладите.

— Скорее я ему не понравился. Или Вирма склонен награждать своим презрением каждого, с кем знакомится, — сухо заметил Хэладеса. — Он знает, чем ты занимаешься во дворце?

— Знает ли он, что я переспал со всеми, с кем только можно? — Шеран изогнул брови. — Конечно.

— Я не об этом…

— Ему незачем знать, — Элудин помрачнел. — И на твоем месте я бы не здесь стоял, а поднимался к Дастейну: Его Величество изволит быть не в духе.