Глава шестая

Равалла

Совесть уже давно не считал дней, проведенных в заснеженном замке. Неделя, пару недель, месяц? Невообразимо. Казалось, время застыло, не желая помнить о существовании двух живых — о, допустим, один относительно мертв — созданий, живущих посреди непролазного леса.

Если поначалу некоторые поступки Ирвата и его поведение смущали эльфа, то теперь он считал, что ничего страшного вампир не делает. Хэладеса, заметив это, со смехом вспоминал обещание юноши отучить его от привычки часто и помногу пить, чем доводил эльфа до стыдливой краски на лице.

Однако вампир продолжал молчать о своем прошлом и разговоры о семье уводил в сторону. Всегда в ответ эльф слышал лишь одно: рассказывай сам. Похоже было на то, что Ирвату неприятно вспоминать о родных, и это выглядело странно. Но настаивать Совесть не мог, страх быть разоблаченным не оставлял его, и поэтому каждый раз он примирялся с мыслью, что ничего не узнает о вампире. В конце концов, существовала какая-то справедливость: пока молчит один, другой тоже не проронит ни слова.

Если бы так могло продолжаться вечность…

Он в который раз прогуливался по темным коридорам замка, заглядывая с любопытством в разные комнаты: огромные залы или же маленькие уютные гостиные, спальни, кабинеты, поражаясь размаху архитекторов и некогда роскошной обстановке. С каждым днем мысль избавиться полностью от пыли, грязи и паутины казалась все нелепей, да и вампира, казалось, все устраивало. Поэтому наивное обещание привести все эти комнаты к былому величию явно не могло быть причиной, по которой вампир согласился его здесь оставить. Но если Ирвату так одиноко, почему он прячется в такой глуши, наверняка в отдалении не только от столицы, но и остальных городов. И замок вампир покидал ненадолго и очень редко — лишь затем, чтобы пополнить запас продуктов. А как же семья, друзья? Были ли они у него? Наверное, были, ведь вспоминал Хэладеса о двоюродном брате.

Эльф не понимал, как по своей воле можно заточить себя в пустом, пыльном замке, где царит холод и тишина? Когда Ирват рассказывал про Дастейна, в его словах была лишь грусть, а не ненависть. Конечно, у самого юноши были причины сбегать из дома, и очень веские, но переносить их на вампира не получалось: те, кого презирает собственная семья, не могут улыбаться так тепло и искренне.

Наверное, он пробовал найти в замке вещи, которые могли бы хоть немного рассказать о прошлом Ирвата. Эльф не совсем понимал, зачем ему это, но все равно заглядывал за закрытые двери с несмелым ожиданием. И каждый раз натыкался на безликую роскошь, потерявшую свой лоск из-за беспощадности времени. К обеду Совесть растерял весь запал, и оглядывал похожие друг на друга помещения с тоской. Пока, наконец, не заметил кое-что необычное.

Что-то, на что была наброшена темная ткань. Возможно, очередная ерунда вроде картин с прекрасными пейзажами или скульптура, не понравившаяся Ирвату. Эльф почувствовал, что у него вспотели ладони и, переложив подсвечник из одной руки в другую, он вытер их об рубашку, и затем неуверенно шагнул в полумрак. Идти было немного, но эти пару шагов дались с трудом. Зато Совесть смог оглядеться и понял, что эта комната напоминает ему рабочий кабинет: массивный стол справа от двери, пара кресел по левую руку, прямо — окно, прикрытое шторами. Первым делом юноша подошел к нему, отдергивая тяжелые бархатные шторы. Взметнувшаяся пыль заставила его закашляться, зато в комнату полился белый, прозрачный свет. Эльф хотел было открыть и оконную раму, чтобы впустить в комнату морозный воздух, но не смог, и оставил все, как есть, вернувшись к изначальной своей цели.

Ткань оказалась мягкой и приятной на ощупь, несколько мгновений юноша просто касался ее пальцами, но затем резко дернул на себя. В воздухе заплясала пыль, и эльф закрыл лицо рукавом, ожидая, пока она вновь осядет. Наверное, он слишком волнуется.

Первым, на что Совесть обратил внимание, были позолоченные рамы, что вызвало волну глухого разочарования: всего лишь старые, никому не нужные картины, брошенные здесь за ненадобностью. Но взгляд скользнул дальше, и дыхание перехватило, однако эльф не знал, от восторга ли. С портрета на него глядела молодая женщина, облаченная в темно-зеленое платье — бархат, кружева, драгоценности. Тонкий овал лица, мягко очерченные полные губы, изогнутые в благосклонной улыбке, аккуратный носик, угольно-черные волосы, завитыми локонами падающие на обнаженные плечи. Но самое главное — открытые, смеющиеся глаза глубокого синего цвета. Такие же, как у Ирвата.

Кто она? Эльф осторожно прикоснулся к картине, провел пальцами по уверенным мазкам. Ему хотелось бы узнать ее имя, и, если возможно, степень родства Ирвату. Вампир был похож на нее. Или же это она походила на него? Кем эта женщина приходится — приходилась? — ему? Мать, сестра… дочь? Эльф напряженно хмурил брови, а разум порождал все больше вопросов. Чтобы избавиться от них, Совесть решил взглянуть на остальные картины, ведь портрет был не единственным. Вдруг там изображен кто-то еще?

Аккуратно отставив картину в сторону, эльф с ожиданием взглянул на следующую. На него же взглянул с хмурым недовольством вампир, в чертах которого юноша уловил сходство с Ирватом. Та же складка на лбу, что появлялась, когда Хэладеса задумчиво хмурился, прежде чем ответить на очередной вопрос Совести. Линия скул, легкая насмешливая улыбка — все это было так знакомо… но Ирват никогда не выглядел столь угрожающе. Эльф невольно передернул плечами, пытаясь укрыться от пронизывающего, необычайно живого взгляда зеленых глаз, и поспешил поставить портрет в сторону, когда услышал чьи-то шаги, а затем слегка взволнованный голос Ирвата.

— Хъяне! — дверь распахнулась, а заглянувший в комнату вампир улыбнулся с облегчением, — Куда ты успел запротастить… — он осекся, увидев картину в руках юноши, и черные брови удивленно приподнялись, принимая форму дуги.

Совесть почувствовал, как краска начинает заливать щеки, как предательски горят уши, и торопливо прислонил картину к стене. Больше всего хотелось спрятать лицо в ладонях, но он почему-то продолжал вглядываться в лицо вампира, ища там намек на гнев, раздражение, досаду. Только кроме безграничного удивления не было ничего.

— Все эльфы не могут найти границ своему любопытству, — голос Ирвата звучал совсем тихо, и эльф не мог понять, злится ли вампир, — или это только твоя особенность, хъяне?

— Я не хотел, правда, просто так получилось… — сбивчиво начал юноша, но замолчал, когда увидел, что Хэладеса едва сдерживает улыбку.

— Ты не ответил на вопрос. Но ладно, — вампир зашел в комнату и, приблизившись, опустился на колени рядом с эльфом. Длинные волосы Ирвата, по обыкновению распущенные, мазнули юношу по щеке, и Совесть поспешно отвернулся. Хэладеса же продолжил. — Я так давно не видел эти портреты, что, казалось, позабыл об их существовании. Так, посмотрим, кого ты успел разглядеть…

— Ты не злишься? — произнес эльф, с опаской косясь на вампира. Тот перевел взгляд с картины на Совесть и несколько мгновений его изучал.

— Должен? — голос Ирвата прозвучал хрипловато, и юноша вновь покраснел.

— Я ведь даже не спросил разрешения, — Совесть все-таки не выдержал и закрыл лицо руками. — Мне так стыдно за это.

— Не бойся, — эльф ощутил легкое прикосновение к своим волосам, почти незаметное. Но рука вампира не задержалась на них, и через пару мгновений Совесть оказался в объятиях вампира. Сердце мгновенно рухнуло куда-то вниз, а краска прилила с новой силой. — Не наказывать же мне столь очаровательного ребенка? — прошептал Ирват, взъерошив ему волосы, и выпустил эльфа, оставив на прощание горьковатый запах нарциссов.

Когда Совесть привел мысли в порядок, Хэладеса держал в руках портрет той женщины, что так заинтересовала эльфа, и как-то по-особенному улыбался.

— Кто она? — полюбопытствовал юноша.

— Вайлена Хэладеса, — произнес вампир. — Моя мать.

— Вы похожи…

— Да, я знаю. В детстве мне часто говорили, что я унаследовал от нее больше, чем от отца, — вампир незаметно пожал плечами. — Я ее очень любил.

— А это отец? — эльф указал на картину с хмурым вампиром. — Эм… любил?

— Моя мать мертва, — ответил вампир и посмотрел на другой портрет. — О да, это он. Правда, даже на картине выглядит грозно?

— Как его зовут?

— Мехтер, — вампир не стал больше ничего говорить и потянулся к следующей картине.

— Какая красивая… — восхищенно вздохнул Совесть, увидев портрет юной вампирки, синеглазой, улыбчивой и излучающей неземное обаяние.

— Ничего, если я приму похвалу на свой счет? — внезапно поинтересовался Ирват. — Мы с Таиф очень похожи, если верить окружающим.

— Ничего, — смутился эльф. — Это сестра?

— Именно, — подтвердил Хэладеса. — А это — брат, — он указал на следующую картину: совсем молодой вампир, зеленоглазый, чем-то неуловимым похожий на Мехтера. — Его зовут Далин.

— У тебя большая семья, — пробормотал юноша.

— О, это еще не все, — Ирват прервал его взмахом руки. — Еще одна картина.

Совесть послушно взглянул на нее и замер. На картине были изображены всего двое: юноши, стоявшие плечом к плечу, глядящие с вызовом и упрямством. В том, что был выше, эльф угадал Ирвата, а вот второй… юноша знал и его. Темноволосый, кареглазый, совсем еще молодой, но… Совесть помнил его визиты во дворец. Нет. Не может быть.

— Хъяне?

— Это Его Величество Дастейн, — немного глухо ответил эльф. — Твой двоюродный брат, верно?

— Верно… — вампир отложил картину и немного задумался. — Давай отложим эту историю? Я хотел пригласить тебя к обеду.

Алкана

Ночной воздух приятно холодил разгоряченную голову. Лейтен так и не смог придумать, как ему выследить таинственного похитителя, и герцог просто бродил по пустынным переулкам, раздосадованный и мечтающий о теплой постели. Можно еще стакан вина, или что-нибудь покрепче — и плевать, что скажут эльфы, он не барышня, чтобы пить разбавленное водой вино.

— Боги, Арлейн действительно считает, что я просто так пройдусь по улицам и поймаю его? Я не любимец Яволя*, чтобы подобное произошло, — Лейтен произносил это, практически не задумываясь, пытаясь хоть как-то заполнить вязкую тишину.

Он не любил ночи за темноту, за пелену таинственности, за странную особенность слов звучать слишком откровенно именно в темное время суток. И прогулка по спящему городу была своеобразной пыткой, которую Лейтен мог облегчить только своим голосом, да звуком шагов, отраженным от влажной каменной мостовой.

Под покровом ночи вершатся страшные дела. Сперва побег Илиэля, с самого начала бывший полнейшим фарсом, теперь вот это. Адасия вспоминал, как вел принца по освещенным луной коридорам дворца, как молчаливо светловолосый эльф пропал в голубоватом сиянии портала, и пытался сравнивать. Нынешняя ночь была совсем другой, туманной, с затянутым тучами небом. Кто в такое время осмелится покидать свой дом? Однако все эльфы пропали именно ночью. Пропали, когда с небес насмешливо наблюдала лишь Ёшиа**, холодно и равнодушно следя за тем, как рвутся нити чужих судеб.

Из круга мыслей Лейтена вырвал отчаянный женский вскрик, прозвучавший неожиданно близко. На мгновение герцог замер, пытаясь понять, в какую сторону ему нужно спешить, а после сорвался с места. Наверное, боги все же благосклонно склонили головы над столицей Алканы, если Адасии удалось наткнуться на еще не до конца исчезнувший портал. Голубоватая дымка смешивалась с туманом и медленно таяла, но шанс отследить перемещение существовал. Лейтен, конечно, не был гениальным магом, но такое ему под силу. Он сплел заклинание, открывая новый проход — на месте старого — и шагнул в неизвестность.

Это место не было ему незнакомо. Лейтен с удивлением огляделся, угадывая проход в старую темницу, вход в которую приказал заложить Ледаль, возмущенный жестокостью палачей. Со временем воздух здесь стал сырым и влажным, завелась плесень на стенах, кое-где обвалилась кладка. Герцог осторожно огляделся — не хватало еще тут умереть, вытаскивать его никто не будет, ибо в этой части дворца давно никто не появлялся. Но… возможно ли, что похититель из тех, кто знает о существовании этой темницы? Будет не весело, если это будет какой-то дворянин, тогда на голову Адасии свалится ворох неприятностей. Однако приказ наследника остается приказом.

Лейтен проходил мимо пустых клетей, незапертых, с проржавевшими насквозь железными прутьями. Куда же делся тот, кто открыл портал? Недоумение не проходило до тех пор, пока герцог не приблизился к пыточным. Узкая полоска света, неверного, тусклого, указала на похитителя. Адасия застыл, борясь с желанием развернуться и уйти. Некоторое время он слушал удары своего сердца и шорох за приоткрытой дверью, прежде чем решился. Лейтен сделал несколько шагов и распахнул дверь, еще не зная, что тем самым он ломает свою судьбу.

Где-то капала вода, и мерный звук — звук разбившихся капель — дробил тишину на осколки, что, впрочем, не придавало ни бодрости духа, ни чего-то еще.

Руат смотрел прямо, без решимости или страха, без волнения. Зеленые глаза были пусты, ни тени переживаний в них, и равнодушный, открытый взгляд пугал и завораживал. Во дворце принц никогда не был таким, все видели мягко улыбающегося подростка, что избегал чужого общества, прикрываясь смущением, любовью к одиночеству, видели презрительный блеск, когда взор Руата встречал Илиэля. Но отстраненным его не считали, не в характере светлого создания. И возможно ли, что все виденное — маски, и откровенным юный принц не бывал никогда?

Лейтен на мгновение прикрыл глаза, пытаясь успокоить мысли. Ему нужен холодный разум, обращаться к эмоциям и рассуждениям сейчас не время. Но, когда герцог поглядел на Руата вновь, его начало мутить. Перепачканные кровью одежда и руки принца никуда не делись, как и выпотрошенное, изломанное тело юной девушки за спиной Руата.

Какого демона именно кто-то из королевской семьи? Лейтен представил, как приведет Руата к Арлейну, и едва не застонал. Аристократия взвоет, если узнает. Сначала пропажа одного принца, затем второй, балующийся тем, что ночью режет на куски эльфов. Герцог знал, что заявит Арлейн. Скандал не нужен, Руата увезут из столицы, подальше от склонной к сплетням и слухам знати. Зачем? Зачем вообще этому глупому мальчишке понадобилось развлекаться так жестоко? Что вообще могло заставить пойти на подобное?

— Вы выглядите так забавно, когда мнетесь, герцог, — вдруг произнес Руат. Лейтен посмотрел на него с ужасом и болью. — Почему именно он? Что скажут во дворце? Как так можно? Вы ведь об этом думаете, не так ли?

— Зачем? — Лейтен почувствовал, что не может сказать ничего другого. А хотелось кричать о загубленных жизнях, хоть что-то, лишь бы понять, что творится в этой златовласой голове.

Руат вздрогнул, и холод в его взгляде сменился удивлением. Он недоуменно обвел глазами крохотную каморку, где они находились, и с каждым мгновением гримаса ужаса сменяла равнодушную маску все больше. Лейтен следил за этой переменой с непониманием, но когда принц обернулся и взглянул на искалеченное тело за своей спиной, едва не выругался. Хоть ему было видно лишь часть лица Руата, но не заметить дикое отчаяние и боль на лице мальчишке было невозможно.

— Я не хотел… — тихо, совсем неслышно прошелестел голос Руата. Он поглядел на Лейтена: в зеленых глазах стояли слезы. — Я правда не хотел, я…

Раздался звон — принц выронил нож, который до этого момента держал в руке, и спрятал лицо в ладонях, не замечая, что пачкает его в крови. Лейтен, не совсем понимая, что он делает, подлетел к Руату, и буквально вытащил того из комнаты в полутемный коридор. Тот глухо рыдал, подрагивали худенькие плечи, а Адасия чувствовал растерянность. Одно дело равнодушный убийца, и совсем другое — плачущий ребенок.

Объятия — не самое лучшее решение? Но Лейтен все же обнял Руата, осторожно погладив того по вьющимся и спутанным волосам. Всхлипывания стали тише. Принц доверчиво прижался к герцогу, понемногу успокаиваясь. Адасия еще раз провел пальцами по золотистым прядям.

— Все хорошо, ничего страшного не случилось…

Плечи принца вновь задрожали, но на сей раз от смеха. Руат взглянул в лицо Лейтену.

— Я маг крови, герцог. Понимаете? Тот самый, про которых рассказывают непослушным детям, чтобы успокоить их. Я чудовище. Что может быть хорошего?

Лейтен промолчал, не зная, что ему ответить.

— Почему именно вы, герцог? Окажись на вашем месте кто-то другой, я бы давно уже сидел в темнице и ждал казни.

— А вы хотите умереть?

— Разве это жизнь? — Руат вздохнул. — Не знаю ничего о некромантии, но магию крови не зря запретили. Я чувствую, что схожу с ума. Все это — он прервал объятия и указал рукой на все еще открытую дверь в пыточную, — могло и не случиться.

— Никто не может повернуть время вспять, — покачал головой Лейтен. Ужас пропал, и осталось лишь странное сожаление. — Вам стоит вернуться во дворец, пока никто не заметил вашего отсутствия.

— Нет, — Руат мотнул головой. — Я снова окажусь здесь.

— Тогда… — Лейтен задумался, внимательно оглядел принца. — Кажется, нет другого выбора. Не хотите ли выпить чая у меня дома, Ваше Высочество?

*Яволь — один из Шестерых богов, бог Земли и всеобщего благоденствия. Считается, что если тебе покровительствует Яволь, то тебя будет преследовать удача. Но, так как Яволь — бог Земли, то есть, он воплощает в себе жизненный цикл, включающий не только рождение, но и смерть, удача может легко обернуться горем.

**Ёшиа — одна из Шестерых богов, богиня Тьмы. Как и положено, ночью заведует именно она.