Глава девятая

Равалла

Вампир привел эльфа на кухню, подумав, что для неприятных разговоров его уютная гостиная не подходит. Он любил обстановку, что сложилась там, и не хотел портить ее напряженными беседами и выяснением отношений. Ирват не стыдился своего родства с королевской семьей, не особо скрывал, но и не стремился рассказывать об этом каждому встречному, которым, несомненно, являлся и этот невысокий эльф. Хэладеса мог бы спокойно оставить Совесть без объяснений, но странная тревога в синих глазах юноши пробудила вдруг желание выговориться.

— Ты что-то говорил про обед, — заметил эльф, опершись на стол. На вампира он почему-то не смотрел, предпочитая изучать каменный пол и золотистый узор на своих туфлях. Ирват нахмурился, ибо ожидал от мальчишки хоть каких-нибудь вопросов, но не видел ни намека на любопытство в его поведении.

— Хорошо, — Хэладеса обошел и стол, и эльфа и принялся возиться с тарелками. Совесть молчал и головы не поднимал, чем изрядно обеспокоил вампира. Может, ему не особо и нужен этот рассказ, который Ирват с легкостью мог превратить в исповедь? Но за те дни, что они общались, эльф показал, что вполне может отказывать в разговоре, если ему неинтересно или неприятно то, о чем собирался говорить Хэладеса. Здесь было что-то другое, вампир чувствовал напряжение, однако спрашивать не решался.

Совесть не заговорил даже тогда, когда Ирват поставил перед ним тарелку с едой, лишь взялся за вилку и принялся уплетать свои овощи. Казалось бы, сбежавший из дома ребенок первым делом должен был изменить своему рациону, но эльф продолжал, подобно своим сородичам, есть лишь только фрукты и овощи, а на спокойно едящего мясо вампира смотрел с недоумением. Даже попыток попробовать незнакомое блюдо не предпринимал, хотя Ирват и представлял, как бы это могло выглядеть.

— Тебе не хочется ничего у меня спросить даже? — вскользь поинтересовался вампир. Он, в отличие от эльфа, есть не стал, почувствовав, что у него пропал аппетит, только сделал себе чай. Да и то, отпив немного, подумал о чем-то более алкогольном, ибо сладкий чай не очень подходил сложившейся ситуации.

Вилка звякнула о фарфор.

— Мне кажется, если я спрошу, то у меня потребуют аналогичных объяснений, — произнес эльф и решительно взглянул на вампира. — Или я не прав?

— Возможно, — протянул Ирват. — Меня все-таки не устраивает тот факт, что я не знаю о тебе ничего, хъяне.

— Разве не будет ли правильным все оставить так, как оно есть? — эльф нахмурил брови, а его голос сделался слегка жалобным, словно просящим. — Ведь мы можем разговаривать обо всем на свете, даже не оглядываясь на чужое прошлое. Что изменят обоюдные откровения?

— Ты боишься перемен? — удивился Хэладеса. Совесть отвел взгляд в сторону, как-то очень внимательно разглядывая стену. — Но если прошлое неважно, тогда что оно может поменять?

— Многое, — проронил мальчишка, и взглянул с особой печалью — странно и пронзительно-горько.

— Что станется, если я услышу твое имя? — продолжил поражаться Ирват. Он давно хотел вытребовать у мальчишки хотя бы его, это треклятое имя, но всегда сталкивался с нежеланием говорить о себе. Хэладесу это даже слегка злило в какой-то степени, ведь у них в стране было привычным доверять тем, кто решил стать тебе приятелем, другом или возлюбленным. Вампиры терпеть не могли тайн, недомолвок, недосказанностей, пустых отговорок и попыток избежать откровенности. И Ирват вдруг умудрился прожить практически месяц в одном доме с эльфом, который не то, что о своей жизни не рассказал, даже имя не назвал.

— Ты возненавидишь меня? — предположил Совесть, легко и непринужденно, словно давно подготовил ответ, а затем добавил, оправдываясь. — Меня всю жизнь ненавидели и презирали, я не хочу увидеть подобное отношение от того, кто… — мальчишка сбился и замолчал, подбирая слова, — от того, кто не считает, что я не должен был рождаться. Я знаю, это трусливо и глупо, но в твоем замке я чувствую себя лучше, чем дома, и мне не хочется ничего менять.

Ирват едва не выронил чашку с чаем из рук, и поставил ее на стол. Совесть, наверное, и не понимал, как много он сказал этой сбивчивой паузой и наспех подобранными словами.

— Знаешь… — вампир дождался, пока грусть в глазах эльфа не сменится легкой тревогой, — а это вполне сойдет за откровение. Будем считать, что ты мне рассказал долгую историю о себе.

— Правда? — мальчишка встрепенулся.

— Конечно, — подтвердил Хэладеса, улыбаясь. Эльф выдал свои чувства, которых — Хэладеса был уверен в этом — еще даже не осознавал, и этого было пока достаточно. — Так тебе интересно, почему родственник короля прозябает в глуши, или нет?

— Кажется, ты только искал повод, чтобы поделиться историей? — эльф несмело улыбнулся.

Словно не было этого взгляда, кричащего о тоске. Вампир понадеялся, что однажды сможет вытащить из мальчишки его историю. Ведь не может там быть ничего ужасного, что заставит Ирвата вытолкнуть Совесть из своего дома.

— Я думаю, это слишком очевидно. Ты же сам утверждал, что я не могу жить в одиночестве, и мне нужен собеседник. Сам согласился здесь остаться.

Эльф склонил голову набок, хитро прищурившись.

— Кухня подходит для подобных разговоров?

— Конечно нет, — фыркнул Ирват. — Поэтому мы пойдем отсюда туда, где немного уютнее.

В гостиной эльф с ногами забрался на диван и закутался в теплое одеяло, оставив Ирвату любоваться лишь его лицом с непомерно серьезными глазами и взлохмаченными слегка волосами. Хэладеса уже давно заметил, что эльф очень любит тепло и мерзнет даже рядом с камином. Видно, этому было причиной то, что Алкана и Равалла различались своим климатом, страна эльфов купалась в солнце практически круглый год, и зимы у них были короткие и теплые, вампирам же достались вечнозаснеженные острова, на которых и расположилось их государство. Собственно, то, почему Совесть выбрал для своего побега именно Раваллу, тоже оставалось неразрешимой загадкой. Эльфы, конечно, жили среди вампиров, но как-то мало и редко, предпочитая более другие страны, вроде той же Лаэт. Да и нравы людей им были ближе, чем распущенные нравы вампиров. Да и к драконам, в их огромные пустыни, они тоже мало стремились, если подумать. Что мог тут найти этот мальчишка, и выжил бы, если бы не попал в замок к Ирвату?

Все эти отстраненные мысли скользили в голове вампира, пока он искал ликер и стакан. Совесть на бутылку в руке Ирвата чуть скривился и перевел взгляд на пылающий в камине огонь. Хэладеса как-то предлагал юноше выпить, но тот неожиданно уперся и заявил, что в этом ему Алкана нравится. Эльфы и правда редко пили, насколько Ирват вообще помнил, и самым крепким напитком считалось слабое вино, к тому же еще разбавленное водой.

— Может, начнем с вопросов? — весело предложил вампир, присаживаясь рядом с эльфом. Тот вздрогнул и едва ли не мгновенно отодвинулся.

— Разве ты собирался здесь сидеть? — Совесть поправил сползшее с плеч одеяло. В синих глазах, обращенных на Ирвата, читался легкий испуг. Да и действия эльфа были реакцией боязливого зверька, в первый раз увидевшего живое существо слишком близко. Недавнее смущение сменилось настороженностью, и теперь, кажется, юноша боялся любого движения в свою сторону.

— Ты против?

Эльф отвел взгляд.

— Я не знаю.

— Я не знаю, как правильно сказать: да, я против? — вампир почувствовал разочарование. Нет, ему не сложно было сидеть и напротив эльфа, в кресле, но от отказа появилась какая-то горечь.

— Кажется, я не с того вопроса начал… — Совесть вздохнул. — Извини?

— Нет, ничего страшного, — вампир сдержанно улыбнулся. — У тебя еще есть несколько попыток.

— А потом что? После неудачных попыток-то?

— Придется рассказывать тебе, — шутливо произнес Хэладеса, но послужившее ответом молчание показало, что избавиться от скованности не удалось. — Хъяне?

— Ты действительно родственник короля? — после вопроса эльф ненадолго замялся, а затем продолжил: — Но почему ты тогда здесь, а не во дворце? И твоя семья… — Совесть умолк, словно не зная, какие именно слова подобрать, — разве у вас такие плохие отношения, что никто из них даже не навещает тебя?

— А Дастейн действительно стал королем?

— Разве не должен был? — юноша недоуменно нахмурился. — Или я чего-то не понимаю?

— Да нет, хъяне. Должен. Еще как должен.

— Тогда почему? — светлые брови едва не сошлись на переносице.

— Дастейн действительно рос избалованным ребенком, — Ирват прикрыл глаза, вспоминая изнеженного мальчишку, каким был его двоюродный брат. — Капризным, неспособным постоять за себя. Любое его требование исполнялось вмиг, и за заботой других он не видел, насколько суровым бывает мир. Мой же отец воспитывал меня строго, так как в то время был единственным ребенком, более того — наследником семьи. Возможно, поэтому Вальтер и забрал меня во дворец, чтобы я хоть как-то повлиял на Дастейна.

— Вальтер — это отец Его Величества? — осторожно спросил Совесть. Вампир поспешно кивнул.

— Именно. Моей матерью была принцесса Вайлена, поэтому родство с королевской семьей позволяло мне общаться с Дастейном на равных. Сначала мы просто общались, как сверстники, а чуть позже я узнал, что после коронации моего брата я стану королевским советником. Это немного удручало.

— Не любишь ответственность?

Ирват задумался.

— Нет, не то, чтобы… я не считаю, что мог бы давать советы по управлению государством. Меня тяготила эта ноша, поэтому однажды я уехал из столицы жить в поместье отца. К тому времени уже появился на свет Далин, и ждали рождения Таиф. Однако роды Вайлена не перенесла, а после ее смерти жить с семьей стало невыносимо. Отец приказал завесить все в черные цвета, и наш дом стал мрачным напоминанием о прошлых временах.

— И ты сбежал оттуда? — эльф чуть подался вперед.

— Сбежал. Близилась коронация Дастейна, мне пришлось приехать в столицу и жить во дворце. Но самого торжества я не дождался, выкупил этот замок в глуши, окружил его заклинаниями, которые не позволяли бы меня найти, и покинул дворец.

— И уже больше сотни лет не пытаешься ничего вернуть, — заключил Совесть. — Сколько же тебе лет?

— Очень много, хъяне. К сожалению, годы жизни не прибавляют мудрости. Иначе бы я давно вернулся в столицу.

— Кстати, — вдруг заметил эльф, — я слышал, что у короля вампиров ни один советник надолго не задерживается.

— Действительно? — удивился Ирват, и вдруг едва не засмеялся. Совесть все же оговаривался, хоть и силился скрыть свое прошлое.

Эльф вспыхнул.

— Что я такого сказал?

— О-очень многое, — загадочно протянул Хэладеса. — Рассказать?

— Можно без насмешки? — Совесть смерил вампира обиженным взглядом.

— Ох, как пожелаете, юный господин, — улыбнулся Ирват. — Я ведь правильно угадал, ты родом из какой-то богатой и довольно известной эльфийской семейки? Ведь даже обычный вампир вроде меня — а ты ведь считал, что я не очень-то часто бываю в высшем свете? — должен был о ней слышать. А еще у тебя с этой самой семьей проблемы, раз ты решился сбежать. Насколько я помню твои слова — ты бастард? Незаконнорожденный ребенок, которого отец пожелал принять в богатый род. Тебя многие ненавидели?

Эльф промолчал.

— Хъяне?

— Ты не должен был рождаться, — тихо проронил юноша. — Это было первым, что я услышал, когда в первый раз переступил порог дома, который мне пришлось называть родным. Это же я услышал, когда я его покидал. Наверное, я многим был неугоден. Иной раз мне казалось, что они правы в своем презрении.

— Но ведь главное, что ты больше этого не слышишь, верно? — прервал его Ирват. В словах юноши чудилась незнакомая горечь, которую вампир не мог понять, и от этого становилось страшно.

— Верно, — согласился эльф и несмело улыбнулся. — Верно.