Глава десятая

Алкана

Во дворце Лейтен появился лишь к обеду, чем заслужил множество подозрительных взглядов со стороны аристократии и нетерпеливых — от Арлейна. Принц издалека разглядывал герцога, но ни о чем не спрашивал, продолжая проводить время с дворянами. Адасия чувствовал, что Арлейн ждет подробного отчета или хотя бы оправданий, но непомерная гордость и нежелание портить свою же игру не давали наследнику ни единой возможности подойти и поговорить. Лейтен был и рад этому — хоть ложь о том, что он ничего не обнаружил, была очень близка к правде и сильно походила на нее, она была ложью.

Руата же Лейтен за весь день ни разу не встретил, и это немного настораживало. Адасия надеялся, что младший из принцев не сотворит ничего, что может помешать планам Арлейна. В первую очередь это, а затем уже беспокойство за мальчишку. Герцог злился за себя на мелочность, ведь он, который должен служить всей королевской семье, в итоге не вставал ни на чью сторону. Лейтен лгал и Арлейну, покрывая Руата, и Илиэлю, когда не рассказал о замыслах Арлейна, и самому Руату, которому не говорил о своем глубоком презрении к нему. Младшего принца было жаль, но это не превращало его чудным образом из испорченного ребенка в светлое создание, которое стоило бы любить, и которым нужно восхищаться. Что уж говорить о Янеже? Девушка была лишь фигуркой в руках Арлейна, хоть тот и кричал о своей привязанности к сестре. Адасия испытывал чувство омерзения, понимая, что он один из тех, кто продолжает поддерживать творящийся хаос, но не мог все бросить и уехать из столицы. Уже не мог. Не сейчас, когда все стало слишком запутанным и сложным. Точнее, он мог, и должен был, чтобы не ввязаться в большее болото интриг и хитро сплетенных отношений, но герцог чувствовал какую-то ответственность за свои действия.

Вздохнуть с облегчением Лейтен смог, когда покинул дворец. Множество взглядов, колких, нетерпимых, все еще жгли спину, однако герцог чувствовал свободнее. В темнеющих сумерках, благоухающих ароматным жасмином, он добрался до своего дома, до своего маленького убежища, где можно ненадолго спрятаться от чужих глаз.

Кажется, он заснул. Адасия помнил, как придя, первым делом направился в ванную, где долго сидел в горячей воде, пока та полностью не остыла, затем, переменив одежду, направился на кухню, и, казалось, вечность цедил один единственный бокал коньяка. Или не единственный? Воспоминаний о том, как он добрался до спальни, не было.

Сон разорвал стук в дверь, отчаянно-громкий, вызывающе неправильный. Лейтен с трудом раскрыл глаза и тихо застонал, не понимая, за что ему мстят боги, если подсылают кого-то в поздний час под порог. На несчастную дверь продолжали сыпаться удары кулаков, нетерпеливые, готовые проломить дерево.

А потом стук прекратился.

Лейтен, уже готовый ругаться всеми созданиями, темными и светлыми, блаженно вслушался в тишину и закрыл глаза.

Чтобы через мгновение вскочить с постели, и как есть, в одних штанах, броситься к входным дверям.

Замок он открыл с третьего раза, постоянно осыпая проклятиями и аристократов, и королевскую семью, и единственного эльфийского принца, который мог к нему заявиться.

В глаза ударил лунный свет, непривычно яркий после кромешной тьмы, царившей в доме. Лейтен слепо прищурился и оглядел залитый серебром сад, неожиданно пустой и тихий. Руат сидел на ступенях, ведущих в дом, прижав колени к груди и обняв себя за плечи. Распущенные волосы стелились по спине и отсвечивали мертвенным металлическим блеском, а на ладонях и обнаженных до локтя руках темнело что-то, в чем Адасия подозревал кровь.

— Добрый вечер, Ваше Высочество, — произнес Лейтен, опускаясь рядом с принцем. Тот поднял голову и посмотрел на герцога из-под спутанных волос, а затем, не произнося ни слова, потянулся к Адасии. Руат обвил руками шею черноволосого эльфа и тесно прижался к его плечу. Горячее дыхание обожгло шею:

— Добрый вечер, господин Адасия, — голос юноши слегка дрожал.

Лейтен помедлил немного, прежде чем ладонью провести по голове Руата. Это было несколько большим, что аристократ должен позволять себе в отношении королевской особы, — подумал Лейтен, путаясь пальцами в мягких кудрях.

— Что случилось?

— Как будто вы не догадываетесь, герцог, — ответил Руат, не поднимая головы.

— Но ведь прошлой ночью все было в порядке? — недоуменно поинтересовался Лейтен.

— Это было прошлой ночью, — едва не простонал принц. — Вы отвлекали меня разговорами и… в одиночестве страшней. А теперь, когда я точно не умру… я не знаю, как быть. Непонятно, как вести себя, как говорить. Я боюсь потерять все, что у меня есть.

— Тогда почему бы не приходить ко мне? Сегодня, завтра… я не прогоню вас, мой принц.

— Зачем вам это? — Руат осторожно взглянул на герцога. Глаза юноши казались совсем темными и влажно поблескивали.

— Я не знаю, — Лейтен слабо улыбнулся. — Может, вы мне объясните, Ваше Высочество? Почему я должен помогать мальчишке, которого до глубины души презираю? Ведь если вы сорветесь и явите дворянам свой истинный облик — мне станет гораздо легче.

— И нарушу игру Арлейна? — тихо спросил Руат. Помедлив, принц отстранился и обнял себя за плечи. — Вы не позволите этому случиться.

— Почему бы нет? — Адасия изогнул бровь. — Мне никогда не нравились игры, что ведет наследник трона.

— И все же вы остаетесь в столице, а не сбегаете из нее.

— Двусмысленная двойственность, Ваше Высочество. Вы ведь не задумывались о том, что я могу быть кем-то другим, чем просто помощником Арлейна?

— Вам незачем, — Руат неопределенно качнул головой. — И все же, герцог, что вы завтра скажете брату?

— Солгу? Вы ждете, что я вас выдам, Ваше Высочество, подсознательно желая своей кончины. Но этого не будет.

— Это угроза или обещание? — голос принца, который должен был прозвучать лукаво, оказался совсем тихим и бесцветным.

— Необходимость, — Лейтен нахмурился. — Идемте в дом, Ваше Высочество.

Адасия поднялся и протянул принцу раскрытую ладонь. Руат помедлил, прежде чем подать руку и принять помощь герцога, и тоже встал.

— Я приготовлю ванну и постель, — продолжил Лейтен, не выпуская руки Руата. Его пальцы были удивительно горячими и немного липкими от крови. — Если хотите, могу приготовить чай.

— Спасибо.

— Да, конечно, — герцог направился к входной двери и потянул принца за собой, вглубь дома. — Рад служить семье Варуя.

Руат промолчал, но совсем неслышно вздохнул и вдруг спросил:

— Вы действительно служите благу нашей семьи?

— Почему нет? — Лейтен привел юношу в гостиную, где они прошлой ночью пили горячее вино, и остановился, зажигая свет.

— А как же Илиэль?

— Что Илиэль?

— Он тоже член королевской семьи. И где он сейчас, если вы должны были заботиться и о его благе тоже? Почему он вынужден был сбежать? И сбежал ли?

— Ваше Высочество, — Адасия пропустил Руата в комнату, — Пару дней я слышал ваши слова о том, что у вас только один брат — Арлейн. Почему вдруг вы вспомнили Илиэля?

— Я и не забывал, — ответил принц. — Как вы сказали? Двусмысленная двойственность? В нашем замке нельзя иначе. Я могу как угодно относиться к Илиэлю, но дворяне примут лишь мою ненависть, презрение и равнодушие, не важно, показные они или нет.

— Значит, статус важнее всего остального? Даже чужой судьбы? — Лейтен взглянул на принца с жалостью. — Я бы разочаровался, но, кажется, я сделал это уже давно.

— Вы бесконечно любезны, герцог, — Руат нахмурился и направился к креслу, расстегивая по пути мелкие пуговицы на одежде. Теперь Лейтен видел, что темно-зеленая ткань, искусно вышитая золотом, была испещрена темными, уже подсохшими пятнами крови.

— Всегда рад угодить, — откликнулся Адасия. Руат к тому времени успел стянуть камзол и остался в тонкой белой рубашке и штанах. Испачканную одежду он оставил на полу, а сам забрался в кресло.

— И все же чужая судьба мне важнее, — задумчиво добавил принц. Лейтен с удивлением округлил глаза и, когда понял, что ему не послышалось и мальчишка более чем серьезен, рассмеялся:

— О, а разве не вы заявляли Илиэлю, что ему не место во дворце?

— Потому что ему не место во дворце, — спокойно ответил Руат. — Или вы поспорите со мной, герцог? Разве вы не считаете, что было бы гораздо лучше, если бы Ледаль не притащил его с улицы?

— Лучше? — переспросил Лейтен и внезапно понял, о чем говорит юный принц. А тот продолжил:

— Никогда не видеть этих стен, за которые нельзя выбраться, никогда не слышать голоса той, кто ненавидит тебя больше всего на свете, никогда не знать, что тебя могут ненавидеть. Да, Илиэль был бы сиротой. Но нашелся бы кто-то, кто воспитал его! Пусть и не в королевской роскоши, но зато в любви. Или гнездо ядовитых змей лучше этого?

— Вы могли хотя бы сказать, что никакой ненависти нет.

— Не мог. Это означало бы, что я позволю ему привязаться к себе, а этого случаться не должно было.

— И что же мешало? — недоуменно вопросил Лейтен.

— Я маг крови, — произнес Руат. — Сходящий с ума маг крови, который по ночам убивает эльфов и медленно сходит с ума. Если кто-то привяжется ко мне, то тоже обречет себя на гибель.

— Илиэлю было восемь, когда он появился в замке, — скрипнул зубами герцог. — Вам, Ваше Высочество, только семь. О какой магии крови идет речь?

— Первое заклинание — в шесть лет, — тихо проронил Руат. — Я нашел книгу, решил попробовать заклинание. И…

— Так вот почему тогда за одну неделю погибли все птицы в саду, — вспомнил Лейтен. — А Ледаль убивался…

— Их смерть не казалась чем-то ужасным. Всего лишь птицы… Тсарина знала, что это сделал я, знала, но решила, что это детская шалость, совершенная от незнания, — Руат хмыкнул. — Как наивно…

— И никто не сказал, чем это может обернуться? — Лейтен покачал головой. — Не смешите.

— Нет, сказали. Поставили книгу туда же, откуда я ее взял, ограничились выговором и забыли обо всем. Ведь милый младший принц должен быть послушным ребенком? Но из этого урока я усвоил лишь то, что старшим необязательно знать о моих проделках. А Илиэль… он был слишком не таким. Тсарина надеялась, что нищенка, в которую влюбился отец, будет некрасива, но Илиэль послужил доказательством обратного. Непохожий на Ледаля ничем, он явно пошел в мать, и когда королева была вынуждена видеть перед собой живое доказательство измены. Естественно, чтобы мне и дальше позволяли делать то, что я хочу, я решил не разговаривать с новым братом. Но это не значит, что я его никогда не жалел.

— Отвратительно.

Руат вздрогнул.

— Странно, не правда ли? Мы ратуем за светлость и святость, провозглашаем всех непохожих полукровками, искореняем тех, кто обнаруживает в себе дар к темной магии… и оказываемся в итоге законченными мерзавцами, лицемерами и подлецами. Эльфы, светлый народ! А чем мы лучше других? — Адасия нахмурился.

— Точнее: кто лучше нас? — поправил его принц. Лейтен усмехнулся.

— Уж на этот вопрос вы должны знать ответ, Ваше Высочество.

— За него меня бы заклеймили позором, — пожал плечом Руат. — Однако… вампиры? Эльфы зовут это развратом, но на самом деле это свобода, которой у нас никогда не будет.

— Будет, если кто-то захочет ее добиться.

— А разве это кому-нибудь нужно?

Лейтен промолчал, глядя на Руата. Принц сидел прямо, чуть ссутулив плечи, растерянный, поникший, и оттого удивительно живой.

— Я приготовлю ванну. Лечь вы можете прямо здесь, я принесу подушку и одеяло.

— Спасибо.

— Доброй ночи, Ваше Высочество.

Принц не ответил.