Глава 38 Интерлюдия

Позади остался Успенский монастырь, где Гришка Скуратов, по приказу государя, задушил митрополита Филиппа. Марья чувствовала за это свою вину. Она, заключенная в тело великана, почти не противилась его привычкам, а потому, когда небольшой отряд всадников из палаточного лагеря, в пяти верстах от Твери, поскакал в город поозорничать, Ондрюша беспрепятственно присоединился к нему. В городе богатырь сразу поскакал в торговые ряды и выломав несколько дверей в лавчонках принялся за многочисленные лакомства, чтобы отъесться. Только вернувшись в лагерь Марья поняла какую допустила ошибку. Она почувствовала, что пока позволяла великану развлекаться, в лагерь наведывался колдун. Марья чувствовала его близкое присутствие. Точнее, она понимала, что колдун был в лагере, но снова уехал. И только на следующий день, узнав о «важной миссии» Григория Скуратова, Марья узнала для чего был этот визит.

Чернеют сожженные села и деревеньки, лежащие близ Твери. Осталась позади изувеченная Тверь, где трое суток бесчинствовали опричники. Множество домов с изрубленным нутром стояло, распахнув ставни и двери и выстывало, тщетно ожидая возвращения хозяев. Колокольни, трезвонящие о приходе государя, сменили «Благовестники» на жалобщиков, что своими стонами и страхами раздражали разбушевавшееся войско. Литовцев в Твери отделали без остатку. Бояр и ремесленников казнили вместе с женами и детьми.

Несколько дней зимняя стужа вымещала свою злобу на растянувшихся рекой убийц. Ветер задувал их костры, не давая почувствовать тепло и покой. Метель хлестала их по щекам. Мороз скрючивал им руки и норовил сковать ноги. На третий день продирания сквозь снег и встречный ветер, опустошенная и истощенная Марья, обессилев провалилась в забытье, и разбушевавшаяся по ее воле непогода отступила. Мгла начала рассеиваться. Тут и там стали слышны перекрикивания да смешки. Борьба с непогодой вымотала людей, выжала их, а теперь, отступив, дала им надежду.

Только один человек не замечал этой борьбы. Он ехал в санях, укутавшись так, что торчали только бусины глаз. Низко наклонив голову, изредка недобро зыркая из-под кустистых бровей. Погруженный в свои невеселые думы он то и дело возвращался мыслями в события недельной давности. Ему плевать было на всех убитых и замученных людей, но предательство Филиппа, а именно так он расценивал отказ на благословление похода, его приводил в бешенство. Всю дорогу от Твери он прокручивал в голове диалог, который мог бы состояться, разговаривай Иван с ним лично. Иногда, забываясь, он продолжал этот диалог-монолог вслух, но замечая встревоженный взгляд своего верного пса Гришки, замолкал и покаянно прикрывая глаза читал молитвы.

Обеспокоенный состоянием царя, Малюта решил, что нужно его отвлечь от черных дум и зная страсть государя к хищным животным, решил на привале устроить представление с медведем, который следовал в хвосте обоза.

Лагерь становился на ночлег. Яркими светляками взмывали вверх угольки костров. Спешившиеся всадники с удовольствием ставили палатки, разминая затекшее тело. Малюта степенно прохаживаясь довольно оглаживал бороду и подкручивал усы. Зашипел растапливаемый в котелках снег, над лагерем поплыл запах готовящейся еды. Самое время раззадорить аппетит хорошим боем.

— Эй, Ондрюша! — крикнул Скуратов завидев силуэт великана.

Ондрюша обернулся и расплылся в улыбке.

— А что, как думаешь, сдюжишь ты побороть медведя? — подходя и хлопая его по предплечью спросил Скуратов.

— Ото ж! — еще шире осклабился великан, — я давеча быка, промеж рог ударимши, валил.

— А ежели зверюга свирепая, а не ярмарочный мишка будет, сдюжишь? — хитро прищурив глаза вопрошал Малюта.

— Сдюжу! — лихо сдвинув шапку на лоб гоготнул Ондрюша.

— Ох Ондрюша, ну ты и богатырь! — подмасливал его Гришка. — Хочу государю твою удаль похвалить. Сейчас кликну Ерему обозного, да круг вам сообразим. Победителю слава и почет, да велю выдать мазуни аль калужского теста. Только берегись, он опосля непогоды злобен, да и без спячки добрее не становится.

— Ничего, я его вмиг угомоню, — непочтительно отмахнулся исполин.

— Ну, так тому и быть, — довольно потирая руки улыбнулся Скуратов.

Через час, запалив неподалеку высокие костры, для освещения импровизированной арены, многочисленное войско столпилось посмотреть на битву двух великанов. Двадцать пять человек встали вкруг, выставив впереди себя копья. Для государя сообразили постамент, чтобы он мог наблюдать за битвой в полнейшей безопасности. Подле возвышения столпились мечники. На деревьях, верхом на лошадях и где кто только мог сгрудились любопытные. Тут и там слышались споры и делались ставки. Огромного медведя, четырехлетку Ерему, вели на привязи четверо человек, сзади его деликатно покалывали пикой, если он решал сменить маршрут. Морда его была сильно стянута тряпицей. Введя его в круг, один из конюших, аккуратно размотал тряпицу и сразу отскочил в сторону от раззявленной медвежьей пасти. Толстый кожаный повод и веревки, на которых вели медведя решили просто бросить, не снимая с него пут, чтобы потом не бояться быть подранными. Как только Ондрюша вступил в круг, гомон и крики стихли и по толпе пронесся восторженный возглас. Все знали какой он гигант, по сравнению с остальными войнами. Но когда увидели его рядом со взрослым медведем, осознали, насколько же на самом деле он велик. По сигналу путы были отпущены, и битва началась.

Маленькие черные глазки медведя сверкали злобой. При каждом шаге, мышцы вздувались и перекатывались плотными буграми. Он с жадностью втягивал носом дурманящие запахи разгоряченной человеческой плоти и варящегося неподалеку мяса. Раскачиваясь из стороны в сторону и обводя взглядом толпу, медведь остановил свой взгляд на стоявшем перед ним человеке, который пристально глядел ему прямо в глаза. Медведь чувствовал в нем противника. Чувствовал силу, исходящую от этого человека и страх, сквозящий отовсюду, вокруг. Человек сделал шаг, слегка пригнулся, расставив ноги и раздвинув руки, отчего больше стал похож на большого зверя, нежели на человека, хотя пах по-другому. Человек издал тихий утробный рык, и медведь, не выдержав, прыгнул вперед.

Ондрюша рассматривал огромного злобного зверя. Шерсть его вблизи больше была похожа на щетину. Влажные ноздри раздувались, мощно втягивая воздух. В маленьких глазках плескалась ненависть. Готовясь напасть, медведь раскачивался, с силой переступая с лапы на лапу, демонстрируя противнику всю свою мощь и красоту тела. Ондрюша залюбовался, но увидев, что медведь остановил свой взгляд на нем, приготовился к бою.

Марья наблюдала за благородным животным и стадом овец, что удерживали его в кругу пиками. Если она не находилась бы сейчас в шкуре одного из них, то однозначно была бы на стороне хищника, которого держали в клетке как заполошных кур. Как тряпичную куклу доставали его, чтобы поглумиться, а потом снова засовывали в ящик и забывали до следующего представления. Медведь встал в позу. Ондрюша тоже приготовился. Медведь прыгнул, Ондрюша неожиданно резво, для своей комплекции, отпрыгнул в сторону. Он тоже не хотел убивать такое сильное и благородное животное, догадалась Марья. Это вызывало у нее уважение. Он склонялся перед соизмеримой ему мощью и не хотел ее губить. Он собирался вымотать насколько возможно медведя и возможно оглушить, если будет на то надобность. Великан понимал, что толпа ждет он него битвы, красоты боя и мощи. И периодически он с усилием отбивал взмахи огромных медвежьих лап, умудряясь уворачиваться от кинжалов-когтей. Восхищенные крики перемежались с испуганными вздохами, когда великан, казалось бы, в самый последний момент уходил из-под удара.

В голове у Марьи тонко зазвенело. Послышался звук пересыпающегося песка. Гулко заухало, будто сердце застучало прямо в голове. Колдун! Он здесь. Поблизости. Скачет сюда. Все сильнее этот стук молоточков, все ближе тот, кого Марья ждала столько времени. Нужно быть аккуратнее. Ондрюша, в кругу с медведем должен быть очень осторожен, а еще ему приходилось вертеть головой, чтобы увидеть скачущего всадника. Наконец, всадник был замечен он сбавил галоп на спокойный шаг и медленно подъезжал к группе людей, окружающих государя. Они приветствовали его взмахами рук, значит он им очень хорошо знаком. Ондрюша совмещая бой и наблюдения сильно сдал. От напряжения у него начало перехватывать дыхание и заструился ручьями пот. Марья выдохнула и дала великану волю продолжать, лишь вслушиваясь в голоса, доносившиеся от небольшой группки, точнее от одного человека, того, что стоял сейчас в непосредственной близости от государя протягивая тому депешу. И именно сейчас он освободил царя от сущности, чтобы она передала собранную для него энергию. Невозможно ничего предпринять. Сейчас она бессильна. Великан не может покинуть круг. Отчаянье заливало ее. Она внимательно смотрела на лицо колдуна. По его лицу будто прошла волна. Глаза дернулись и закатились, он с трудом удержал равновесие. Его подхватили под руки, но через несколько секунд он справился, выпил из протянутой кем-то, кажется Багаевым, кожаной фляжки. Второй раз колдун ускользает от нее. Вот она уже почувствовала, как сущность вернулась к царю, потому как разум царя сразу затуманился. Вот всадник, поклонившись государю, снова оседлал коня и развернулся чтобы ускакать прочь, но остановился. Развернулся. И недоуменно уставился на великана. Марья смотрела на него в упор посылая ему всяческие проклятия, хотя и знала, что сейчас это бесполезно. Ох, как бы она хотела остаться с ним наедине до того, как он высосал сущность. Или до того, как она проскакала в обозе много недель, находясь далеко от своего тела, из-за чего не имела сейчас возможности воспрепятствовать ему. Колдун понял, что кто-то за ним следит. Он чувствовал ее, но не мог понять откуда исходит угроза. Немыслимая энергия, которую он только что получил, помогала ему чувствовать то, в чем он не разбирался. Он смотрел на великана, ощущая волны ненависти, исходящие от его открытого пристального взгляда. И тут, медведь, изнуренный долгим боем и увидев, что соперник замер, вложив всю свою мощь в этот удар замахнувшись толкнул великана лапой, оставив в теле противника глубокие длинные борозды, сразу наполнившие воздух упоительным запахом свежей крови. Одурев от сладостного предвкушения, медведь бросился снова, но Ондрюша, пришедший в себя и крепко разозлившийся, хватил медведя кулачищем в висок. Послышался треск. Медведь осел, замотал головой, будто пытаясь сбросить наплывающую на него пелену, и прикрыл лапой нос. Пошатывающийся, истекающий кровью Ондрюша сделал шаг вперед и снова замахнулся здоровой рукой. Медведь попятился, низко наклоняя голову и беспрерывно ею мотая из стороны в сторону. Отфыркиваясь сел на задницу, вытянув лапы, как человек. Снова поднялся и стал пятиться. Со всех сторон раздался дружный хохот и поздравления победителю. Медведя легко увели восвояси. Он и не думал сопротивляться, лишь так же мотал головой, будто сокрушаясь своему поражению.

— Покормите его досыта! — крикнул вслед Ондрюша, терпеливо сидя, пока ему промывали рану на предплечье. Он и сидя на две головы возвышался над своим лекарем.

А мимо текла расходящаяся по палаткам толпа, из которой каждый норовил поздравить победителя, прикоснуться к нему и подбодрить.

— Григорий Лукьяныч! — окликнул Ондрюша, сопровождающего государя в царскую палатку, Скуратова.

Малюта обернулся, вопросительно глядя на богатыря. Иван Васильевич тоже остановился и выжидательно смотрел на обоих.

— Ну, чего тебе, Ондрюша? — ласково спросил Скуратов.

— Так ведь награду за победу бещал, Григорь Лукьяныч, — просительно пробасил великан.

— Так ведь и не соврал! Смотри как ославился-то. Сам государь на тебя смотрел да нахваливал. А вон почитатели твои небось уж песни складывают.

— Григорь Лукьяныч, — извиняющимся тоном сказал Ондрюша, — так мене за победу горшок мазуни бещали.

Ответом на его замечание раздался дружный хохот. Царь смеялся до слез, охлопывая себя по бокам руками и никак не успокаиваясь. Скуратов, видя изменившийся настрой царя и сам повеселел.

— А ну! Подать победителю горшок мазуни, как было обещано. А раз я запамятовал, то и кувшин медовухи ему, чтоб запить. И хлеба дайте без меры.

Великан просветлел и смотрел на Малюту с обожанием и раболепием, чем вызвал у царя новый приступ смеха.