Глава 32 Интерлюдия

Как же больно прощаться с теми, кто стал так дорог. Много поколений пережила Марья, но не было никого роднее и ближе тех, кто окружал ее в последние годы. Люди увидели, как тяжело доставалась Марье помощь, оказываемая им. На какие жертвы она шла, чтобы облегчить их жизнь. Они прониклись к ней благодарностью, общение стало теплым. Люди дали ей то, чего не было у нее никогда в жизни, ощущение семьи. И эта малышка, в которой теперь была частичка Марьи, такая смышленая и смешная, растопила ее сердце окончательно. Ее ученица, ее девочка. И верный, преданный Тит. Появившийся у Марьи совсем неопытным и боязливым он набирался сил и мудрости и теперь понимал свою хозяйку без слов. Больше не увидит она деревенских малышей, тянущих слюнявые ручонки к подолу ее платья. Не увидит девчонок, несмело переминающихся за разросшимися кустами возле ее дома, которые перешептываясь то густо краснели, то хихикали, подстегивая друг друга, чтобы набраться смелости и зайти к ней в дом, разузнать про суженого. Не увидит баб, каждый день молящихся за нее и возносящих благодарности за все ее деяния. Не будет старух, норовящих при каждой встрече прикоснуться губами к ее рукам. Мужиков, каждый раз бьющих поклоны за жен, детей и родителей. Как проститься со всем этим? Не за себя болит ее душа, за свою деревню, за своих детей, которым не сможет она больше помочь. Обошла всю деревню Марья, с каждым попрощалась, каждого перекрестила и низко поклонилась каждому дому. Последним посетила она дом Федора и Вари. Последние наказания отдала она Аннушке, сама с трудом сдерживая слезы. С последней просьбой обратилась она и к ее родителям.

— Нужно, чтобы Аннушка пожила у меня. Не знаю сколько займет это времени, но если я не сдюжу, если мне придется уйти, надобно чтобы Аннушка рядом была. Сила перейдет к ней, на время, как я и говорила, вреда не будет. Будет храниться в ней сила до тех пор, пока не найдется для нее преемница.

Варя, опустившаяся перед Марьей на колени, вытирала уголком фартука беспрерывно бегущие слезы:

— Все, что мы можем сделать, Марьюшка, все, что тебе нужно… Анютка уже взрослая. Еды наготовит, в доме приберет. Если надо, мы рядом сядем.

— Нет! — оборвала Марья. — Никого больше рядом не нужно. Тит с ней побудет покамест, он ей поможет. А как все закончится, Аннушка сама к вам вернется.

— Да как же все закончится-то, Марьюшка? — заголосила Варя.

— Всяко может быть, — твердо ответила Марья. — Нет моей воли тут. А Аннушке рядом быть надобно. Никуда нельзя отлучаться. Нет у меня права на ошибку.

С трудом вырвавшись из плена объятий и слез, договорившись, что ждет она Аннушку завтра к полудню, Марья отправилась восвояси. Проверила снадобья и притирания, что успела она наготовить загодя. Дала указания Титу, на время пока здесь будет хозяйничать Аннушка. Отправила его на двор, заготовить впрок дров, чтоб потом ни на минуту не оставлять Аннушку, хоть и подготовила ее Марья, боязно было оставлять девчушку одну, с Титом всяко спокойнее будет. Когда Тит вышел, достала она кулон, давно лежащей в шкатулке со всякими безделушками, которыми одаривали ее за помощь многочисленные просящие. Много было там ценностей из благородных металлов с драгоценными каменьями, только Марье они были без надобности. Единственное, что имело для нее ценность, это небольшой серебряный кулончик, отданный ей женщиной, за сына, которого Марья смогла спасти. Это была единственная ценность, что имела та бедная женщина. Она много лет берегла его на черный день и с легким сердцем отдала его Марье. Сколько Марья не противилась, женщина не уступала в своем желании хоть как-то ее отблагодарить. Конечно, Марья подарок приняла, но и женщину эту не забыла. Отправила ей на встречу вдовца, рукастого, доброго мужика, с которым та счастливо жила до сих пор. А кулончик стал для нее символом добра и любви. Теперь же она заговаривала его для своей любимицы. Завтра передаст она Аннушке все цацки, а кулон самолично ей наденет.