15.

Легенда о драконе прижилась в Орнаде — я видела изображения крылатого зверя Фая в виде вышивки, орнамента на фасадах домов, узнавала его в песнях, поговорках вроде: «Не всяк, кто крылат, дракону брат». Моя сказка-книжка оставалась в той же семье, и теперь повзрослевшая Аонь читала ее своим близнецам. Тоже — когда немного повзрослели.

«Но это продолжалось недолго. Так случается, если кто-то насытится общением, наполнится до краев знанием о других или другом и не знает, что делать дальше. Люди и драконы по-прежнему могли приятно проводить время вместе, но этого было мало. Или нет, не так — это уже было не то. Просто общение, просто привычка, ничего особенного. Всем хотелось большего, но какого-то иного большего. И они решили попробовать конфликт, войну. Шутейную — никто не собирался никого убивать или обижать. Так возникла особая игра, по правилам которой драконы и люди — враги.

Они договаривались о том, где проводить бои, как начинать их и заканчивать. И драконы пролетали над городами, грозно рыча и поднимая свирепый ветер, а люди собирались в команды и армии и приходили к жилищам драконов с копьями-тростинками и деревянными мечами.

И все было бы хорошо, если бы не возник страх. Сначала боялись ранить противника, а потом люди стали думать: а вдруг драконы и правда начнут рушить города? — а драконы: а вдруг копья и мечи станут настоящими?

Страх всегда рождает непонимание, а от него родится одиночество. А это уменьшает любого, даже если он очень большой. Страх диктует одно решение: защититься любой ценой».

Я начинала писать детскую сказку, а продолжила вот так, удивив себя саму.

И давно уже мечтала все-таки поймать Син вне Раскованного мира — поговорить о накопившемся, но не удавалось. Тогда я решила снова посетить игру.

Арена в игре была всего одна и на ней все время кто-то сражался. Сейчас — полнотелая воительница — воплощение Син, и тонкий и чуть ли не плоский юноша, который, кстати, выигрывал.

Подруга — умелый воин. Движения, точные и красивые, превращали бой в танец. От ударов, нанесенных и даже просто обозначенных, в воздухе вспыхивали цветные линии, искры, круги — какая-то магия. Несколько десятков людей наблюдали за сражением, происходящим на площадке без перил или веревочных ограждений, выкриками одобряли особенно удачные удары и осуждали неудачные. Бойцы словно и не слышали толпу. Син показалась мне увлеченной и оттого прекрасной. Захочет ли подруга говорить? После того случая с запиской ее игровые воплощения вели себя с моими весьма сурово и строго… А я к тому же решила бросить игру и давно там не появлялась.

Кто-то толкнул — оглянулась и увидела красноголового великана.

— Извините, — пробасил он с узнаваемыми интонациями Алафе. — Болеете за девочку?

— Уже нет, — ответила я с улыбкой, все-таки есть что-то удивительно притягательное в любом его облике. Особенно когда не вспоминает о своих винах. Друг, конечно, узнал меня в облике «тигровой феи», раскрашенной черно-оранжевыми полосками крылатой девушки, но прямо сказать не может. — Она же проигрывает. Вернее, уже проиграла!

Как раз объявили победителя, юношу с именем Маэле, и ему вручили награду, красивый витой браслет на плечо.

— Жаль, жаль. Девочка проиграла уже второй бой и будет сердита, — он явно хотел меня предупредить.

— Представляю. Я бы тоже злилась.

Великан кинул еще один взгляд на арену и исчез. Не знала, что такое большое существо может так здорово слиться с толпой.

Не дожидаясь, пока и Син заметит меня, я поймала ее взгляд, увидела в нем узнавание и подошла.

— Не сердись. И не убегай, пожалуйста, я хочу подарить тебе одну вещь.

— Не очень-то побегаешь с такими синяками, — буркнула подруга. — Подарок? Проигравшему? Утешительный приз?

— Нет. Вряд ли тебе нужно утешение. Ведь оно означает жалость, а жалость оскорбительна.

Воительница фыркнула:

— Ты словно видишь мою душу насквозь. Пойдем, посидим в спокойном месте, а то все на нас пялятся. Там еще и встреча с другом назначена.

Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

 Таверна, куда мы пришли, показалась слишком уж кукольной, ненастоящей, как таверну представляет тот, кто никогда их не видел: светлая, чистая зала со столиками, амбал у двери и тучный хозяин в белейшем фартуке за стойкой. Колесо со свечами под потолком — общее освещение, и лампы по стенам возле столиков — специальное. Ну и менестрель, конечно, вернее — менестрельша, кругленькая как шарик девушка в черной курточке и брюках, с шапкой густых рыжих волос, просто полыхающих в неярком свете таверны. Она играла на неизвестном мне инструменте с коротким толстым грифом и пела.

Мы устроились за столиком; тут же подпорхнула служанка — тоже чистенькая и улыбчивая, которая даже не спросила, что нам надо, а принесла две кружки пенного напитка, «за счет заведения».

Я попробовала. Напиток был чуть солоноват и приятен на вкус. Поставила кружку на столешницу. Син осушила свою и теперь смотрела на меня в ожидании.

Я выложила перед ней на столе прямоугольник темного стекла в медной рамке.

— Прикоснись, пожалуйста.

Син подумала и осторожно, словно чего-то опасаясь, тронула одним пальцем угол артефакта. Прямоугольник посветлел. На нем замелькали картинки, не очень быстро, чтобы можно было рассмотреть пейзажи и людей, страницы книг с иллюстрациями и сценки из городской жизни. Они сложились вместе, словно составляя многогранный драгоценный камень который, ярко сверкнув, превратился в надпись: «Добро пожаловать в игру». Она сменилась другой. «Выберете образы для постройки мира».

Син нахмурилась:

— Что это?

— «Творец Миров», волшебная игра. Представляешь, ты сама можешь создавать целые миры. Сначала всего один… Как неопытному Творцу, тебе не дадут сделать больше. Вот, — я ткнула пальцем в надпись о выборе образа и на стекле медленно поплыли изображения. Нарочно выбирала самые красивые и самые любимые места из миров Син, чтобы перенести их в этот «артефакт». Потом появится «выбор живых существ» и там, в качестве моделей, люди и животные, созданные подругой, и «выбор имени для мира» — среди предоставленных имен есть и «Орнада».

— Все очень легко, но интересно. Когда сделаешь мир, то время от времени надо заходить в игру и проверять, как там и что. Он будет развиваться совершенно самостоятельно. Так здорово за этим наблюдать! Но для полноценного развития нужно внимание Творца…

Подруга вроде бы заинтересовалась, она листала картинки, касалась надписей, что-то выбирала, а потом отменяла и выбирала другое, но с совершенно каменным лицом. Пожалуй, я все-таки перегнула палку с прямолинейностью намеков.

— А если не заходить? — спросила Син жестко, и быстрым, точным, нервным движением — словно отравленную иглу, которой боялась уколоться, — положила артефакт на стол.

— Тогда однажды потеряешь свой мир.

— Но я ведь могу пойти и создать другой… Если захочу. Если у меня будет на это время. И в любом случае не понимаю смысл подарка.

Я вздохнула. Упрямство — это такая штука, ломая которую можно сломать человека. Но захочет ли она сама отказаться от нее и надо ли ей это?

— Развлечение. Отвлечение. Когда на что-то рассердишься и не сможешь с этим справиться, можно поиграть, занять мысли интересным делом, попробовать новое, испытать себя в том, чего никогда не делала и узнать каково это, взять на себя ответственность. Помогает расти.

— Игра действительно помогает расти, — усмехнулась Син, — рада, что ты это видишь. Предлагаю сыграть в особенную игру, поучаствовать в приключении. Оно… не очень опасное, но важное. Да, важное, — повторила подруга, и это явно было послание для меня, а не для моего персонажа. — Согласишься?

— Ага. Соберется команда? — спросила я, соображая, почему не удалось объяснить главного.

Девушка кивнула:

— Да, ждем одного человека. И нам как раз не хватало кого-то… вроде тебя. Кстати, я Эйне.

— Хиннир-эс, — представилась я. Мы и так узнали друг друга, но игра есть игра. — А почему именно я?

— Ну, всем и всегда нужен человек… который знает разницу между верным и неверным. Видишь ли, мы пойдем в Шим.

— Шим? — повторила я, — что это?

— Место, противоположное Ирему, предназначенному для хороших людей. В Шим попадают… самые страшные люди. Которые натворили достаточно зла, перешли границы, переполнили чашу.

Я невольно вспомнила слова Фая про Алафе. Не он ли построил этот Шим? Не это ли тот мир, в котором все должны страдать, чтобы мой друг чувствовал себя комфортно?

— А зачем нужен такой мир?

— Может и не нужен, — согласилась Син-Эйне не очень охотно. — Но точно нужно какое-то место для всех… предателей и прочих низких людей. А там им самое место. И всем, кто не придерживается своего выбора, одной стороны, своих взглядов и принципов и меняет их, когда и как хочет, словно надоевшую одежду.

Дальше спрашивать расхотелось. Да и играть в это тоже. Но отказываться было поздно.

Менестрельша, словно услышав нас, запела:

— Есть у правды две стороны, у фантазии их — без счета.

Ты придумал свой Замок Света, где нет места теням и Тьме.

Но, конечно, не знал тогда, что создание грёз — работа,

И что кровлю чинить придется, даже если она — в уме.

Но пока ты решал, как быть, набежали смешные дети,

И рисунки мелком и краской осквернили твой вечный Свет.

Ты прогнал художников криком, а рисунки… Легко стереть их,

Надо только представить, будто их как не было, так и нет.

Но потом наступила полночь, и ты глупо и долго злился

От того, что померк во мраке твой сияющий идеал.

А придумать рассвет так сложно, если спать совсем не ложился,

И бродил, охраняя замок, и обиды свои считал.

А с утра разразился ливень, и за ним ударила стужа...

Словом, сам ты, конечно, понял, как безжалостен твой каприз.

Даже если все эти вещи у тебя внутри, не снаружи —

Ты поверил и в ночь, и в ливень, а от веры нельзя спастись.

И я думаю, может быть, ты оставишь игрушки эти —

Строить Замки, что чище Света, самых Темных врагов крушить.

Под завесой красивых врак так легко совсем не заметить

Безыскусное и цветное, настоящее чудо — жизнь.

Син поморщилась, а я с интересом поглядела на девушку. Певица зачехлила свой инструмент и, встав, подошла к нам.

— Так мы идем? — спросила она у Син.

— Идем, только, пожалуйста, больше не пой ничего… эдакого. Не трать пыл понапрасну.

— Я просто делаю свою работу, — с легким недовольством заметила менестрельша, и кивнула мне: — Я Мирт, а ты?

Я представилась, все еще рассматривая девушку. Она не была Син или Алафе. Совершенно незнакомый Творец, «пахнущий» прохладой весеннего утра. И в то же время от ее присутствия рождалось знакомое ощущение. Может, я видела один из ее миров.

Подошел еще один человек, коренастый мужчина с волчьими чертами лица. Оборотень, наверное. И воин — усы, борода и меч прилагаются. Представился Рейном, но не узнать друга-Творца было невозможно.

— Пошли, — скомандовала Син вставая.

И мы пошли.