7.

Это крылатое чудо ухитрилось присниться мне в коротком трехминутном сне после очередной работы. Написав Син и Алафе и получив ответ «Пока нет времени на встречу», я больше не приставала к ним, но выкинуть из головы происшествие не могла и решилась на отчаянный шаг — написать человеку, хозяину рисунка с крылатой ящерицей. Не зная, как его зовут и вообще ничего, но решив не спрашивать о нем у Син. Я же могу адресовать записку любому, кого видела хоть раз.

Так и поступила — нарисовала на листке то существо — получилось скорее карикатура на рисунок, и написала:

«Хочу поговорить о твоем подарке Син. Можно прийти?»

Ответ возник тут же:

«Давай».

— …Но рисовать ты не умеешь — вторую часть ответа я услышала уже в пространстве чужого дома.

— Справедливо, — отвечая, я оглядывалась с легким удивлением. Не замок и не мое «среднее уютное», по стилю похожее и на современные дома, и на что-то сказочное, а самый настоящий дом. Деревянные стены, одна, как водится, с записками, мощные потолочные балки, окна с резными подоконниками, и резьба вообще везде — лента деревянного кружева у потолка, стулья с фигурными ножками и спинками… Хозяин стоял у мольберта — тоже резного и очень хрупкого на вид.

— Фай, — представился он, шутливо отсалютовав кисточкой, измазанной в красном и золотом, — а ты?

Я открыто рассматривала незнакомого Творца. Серые глаза, каштановые, темными и светлыми прядями вперемешку, волосы, густые брови, невыразительные губы, которым не шло улыбаться. Светлая рубашка с распахнутым воротом, светлые же брюки… Общее впечатление — благородный на отдыхе.

— Рианнат. Что рисуешь?

Он повернул ко мне мольберт. Узкое ящеричное тело цвета травы, крылья и огромные синие глаза.

— Дракон.

Так вот как оно называлось. Имя существу очень шло. Интересно, почему Син не понравилось?

— Замечательный.

Фай вернул мольберт в нормальное положение и усмехнулся.

— Хочешь себе в подарок? Бери.

Вот так вот просто. Стало совсем непонятно, о чем говорить. Все, что хотела, узнала — как называется существо. Остальное меня как бы и не касается.

Зачем-то шагнула к мольберту. Под моими ногами скрипнули половицы.

Нет, все-таки его драконы — красивые. Хотя — рептилия с крыльями — как это может быть красивым?

Фай наблюдал за мной так же открыто, как я рассматривала его в начале нашего разговора. Ну, на что тут смотреть? Рыжеватая кудрявая грива, яркое платье — алые и синие цветы на голубом фоне, лицо еще, наверное, усталое…

— Поможешь?

Пришлось отвлечься от сумбурных мыслей ради ответа:

— Помогу, конечно, а с чем? Совместное Творение? Но в этом опыта нет.

— Опыт не понадобится, — он положил на картину последний штрих, поставил кисть в жестянку с водой, вытер руки полотенцем и кивнул на дверь. — Пойдем, покажу платформу.

«Платформа» оказалась садом — яблони, вишни и какие-то совсем уж незнакомые деревья с редкими желтыми плодами.

— Вот, — представил он мне все это одним жестом, — можно заниматься чем угодно. Подрезать кусты или сухие ветки у деревьев, выложить дорожки ракушками — вон там коробка с ними стоит, а можно расписать забор.

Я честно хотела притвориться довольной, но не успела — Фай понял, должно быть, по изменившемуся лицу, что ждала совсем не такого.

— Ничего другого не предложу, — сказал он. — Миров я больше не творю.

— Если не Творец, тогда кто ты?

Минуту спустя сообразила — вопрос неправильный, недобрый. Скорее всего, с Фаем случилось несчастье — я слышала даже об исчезнувших Творцах — хотя не представляю, как можно отнять у создателя силу, его воображение. Будет оно — появится и туман «рабочей среды», дающий ощущение приятной прохлады где-то внутри. Но не дай боги Фай все-таки ответит — тогда моя ошибка станет еще больше, еще непростительней.

— Наверное, все-таки забор, — сказала я поспешно, — хотя ты вот заметил, что рисовать не умею, а предлагаешь такое… Не боишься?

— Не понравится — сотрешь, — флегматично заметил он.

— Мне не понравится?

Фай кивнул без слов:

— Сейчас принесу краски и кисти. Рисуй, пока не надоест, стирать ненужное можно с помощью воображения, а оставить попрошу лишь те рисунки, которые самой придутся по душе. Идет?

Я согласилась, радуясь, что он словно не заметил глупый вопрос насчет «кто ты» и не собирается, видимо, на него отвечать.

Забор, как же. Это были плоские стоячие камни, штук сто, торчавшие из земли как попало, разной формы и размеров. Поверхность у всех гладкая, и рисовать оказалось легко. Но это если говорить о процессе вождения кисточкой по камню. Все остальное… Я быстро захотела взять свои слова назад и поменять работу на что полегче, те же деревья обрезать — и раньше такое делала, правда, не часто. Ни один рисунок — ни один штрих! — не нравился. Умаявшись и даже вспотев, я села на землю и задумалась. Руки в краске, короткое платье на шнуровке — тоже, обтягивающие брюки в весьма аляповатых, но чем-то даже милых пятнах. Некоторые из сочетаний цветов этих пятен показались симпатичными. Решила начать с простого — взяла свои испорченные брюки за образец и наляпала пятен на ближайший камень. Странный забор ничего ни от чего не отделял, скорее, стоял тут для красоты. Правда, особой красоты в нем пока не было. Итак, пятна. Некоторые вышли очень живописными, их оставила. Подрисовала пару извилистых полосок тонкими кистями — не то! — и тут же стерла, представив, что полоски исчезли. Капнула краски и размазала ее. Странно, но и это тоже вышло вполне симпатично. Дорожки, кривые, зигзаги, причудливые сложные фигуры… Увлеклась и начала рисовать пальцами, вернее одним пальцем. Макала его в краску и ставила точку на уже нарисованном. Иногда цвета не сочетались, вызывали головную боль и желание поморщиться, иногда — желание улыбнутся. Сделала рамку на камне, поняла — она тут не нужна, и стерла тоже. Разрисовала лицевую сторону, смотревшую на дом Фая, принялась за вторую. А еще у камня были торцевые стороны, по ним пустила длинную пересеченную другими цветами змейку…

Когда, наконец, закончила и огляделась, с облегчением поняла, что Фая нет, и он ничего не увидит, пока сама не покажу, отошла подальше, полюбовалась и решила — пойдет! Цветасто, бестолково, но по-своему красиво. Священный камень какого-нибудь дикого народа.

Фай не рисовал, а занимался своими кустами, обрезая ветки ножницами угрожающих размеров. Глупый вопрос — уже второй! — вертевшийся в голове, пусть и не долго: зачем делать все руками, если Дом даст, что захочешь — так и не задала.

— Готово! — объявила я.

Хозяин молча отложил ножницы и проследовал за мной. Недолго, минут пять любовался пестрым валуном и кивнул с улыбкой:

— Хорошо.

— А у тебя тут дождей не бывает? — спросила я с тревогой.

— Не хочешь, чтоб смыло? — догадался он.

— Не хочу. Почему-то приятно знать, что есть такой камень, который я сама разукрасила. Успех это или провал — не знаю. Но результат все равно.

— Дожди случаются, — сказал художник, — но можно сделать так…

И что-то изменилось. Не сразу поняла суть изменения — рисунки перестали быть нанесенной на камень краской и превратились… в часть камня, жилы и вкрапления, выпуклые или контррельефом. Так оказалось еще красивее.

— Теперь не смоет. А еще можешь повторить у себя.

— Повторить? Как?

— Мысленно поставь его рядом с твоим Домом или где захочешь.

Я попробовала сделать так, но в успехе уверена не была. Это не припомнить пару любимых, знакомых до последнего шва платьев, которые потом появятся в шкафу Теплого Дома.

— Боюсь, это будет не тот камень, — грустно сказала я, снова глянув на свое творение.

— Тот-тот, — уверил Фай, — Дом поймет твою мысль и поставит точно такой же монолит, где пожелаешь, он не умеет творить новое, только брать образ из памяти хозяина.

— Но вокруг моего — пустыня, а я никогда не видела пустынь! — заметила я почти возмущенно.

— Значит, представляла их. Ри, память разная. Одно помнишь, потому что видел. Но так же помнишь и все свои мечты, прочитанные книги и картинки из них.

Точно. Есть одна сказка, которую очень люблю, с цветной пустыней и Чудовищем, прекрасным и не злым. Все равно не хотела бы с ним встретиться… Может, именно потому в моей пустыне не было чудовищ.

— Спасибо тебе, — сказала я, — если честно, устала жутко и спать завалюсь не на минуту, а часа на три, но зато счастлива. Не знаю уж, почему.

— Занималась интересным делом, — сказал он, вдруг зевнул, словно ему хватило одного слова «спать», чтобы ощутить сонливость, — и увлеклась новым видом творения. Все увлекательное поднимает настроение.

Творение. А я снова вспомнила, что Фай не Творец. Все-таки спросить? Нет, не сейчас. Может, потом еще встретимся, хотя… тем для общения больше нет. Как напроситься в гости, если захочется?

Кажется, я сама себе придумывала сложности. С Син причина для общения и визитов не понадобилась, зачем искать ее сейчас, с Фаем?

Мы вошли в дом, хозяин предложил воду — вымыть руки, но я только фыркнула и сделала так, чтоб они стали чистыми. Правда, ощущение краски на пальцах осталось. От стены Дома, где висели послания, позвало одно, предназначенное мне. Син. Я подошла, нашла нужную записку.

— Зовут… — оставаться вроде незачем, тем более подруга хочет меня видеть, но почему-то задерживалась на пороге. — Одолжишь кисточки? Не уверена, что могу навоображать такие же хорошие.

Фай усмехнулся:

— Могла бы взять у своих творений в мирах. Одолжу, конечно.

— Взять — это украсть? — притворно возмутилась я.

— Почему украсть? Попользоваться и вернуть, купить и оставить себе…

— А деньги откуда взять?

— А заработать?

В самом деле… Чего это я делаю вид, что не знаю, откуда берутся деньги? Предметы, создаваемые из ничего в любом сотворенном мире, существовали, только пока были нужны миру, не мне. Надуманная, воображенная монетка или драгоценный камень, скорее всего, рассеются, как только отдам их кому-то.

— Заработать — это запросто, — захотелось показать ему язык, но сдержалась.

Фай вышел в другую комнату и вернулся с набором кистей, целых четыре штуки.

— До послезавтра, — кивнул он, отдавая их. И не уточнил до чьего послезавтра, моего или его.

Первым делом, придя домой проверила свой раскрашенный камень. Стоит! Прямо под окнами. Хорошо, что не под дверью. Немного промаявшись от неопытности, передвинула его подальше — загляденье. Из окна виден, и на солнце цвета так и полыхают. Может все камни в пустыне сделать такими? Но тут же отвергла эту мысль. Все — много. Надоест ведь.

Быстро переоделась в нехитрый наряд из моего человеческого прошлого и отправилась к Син.