Глава 8

Телохранитель привел всех троих в небольшой зальчик, где они еще не были. Здесь было не так грязно, как везде. А может, так казалось из-за факелов, которые довольно плохо освещали это место.

Посреди зала стоял длинный деревянный стол. Никакой скатерти не было и в помине. На столе там и сям стояли глиняные блюда с едой, валялись как попало ложки и ножи.

В памяти Эйлин услужливо всплыли ложки на кухне, многократно облизанные поварами, и она искренне порадовалась, что трапезничать здесь ей не придется.

Наверняка Фергюс тоже вспоминал картины, виденные на кухне, потому что он обернулся и умоляюще взглянул на Эйлин. Она мстительно отвернулась, и Фергюс не заметил, что её волосы больше не падают сивыми патлами, а снова блеснули серебром. Торментир тоже не обратил на это внимания, потому что Эйлин стояла у него за спиной.

За столом уже сидели барон и баронесса, в кубках их плескалось что-то мутное и темное. «Наверняка это местное вино с неповторимым вкусом и ароматом», — до Эйлин донесся обрывок Торментировской мысли. «Особенно чудным будет послевкусие», — немедленно отозвалась она.

— Фергюс, мой славный друг, — немного заплетающимся языком произнес барон.

Он был уже изрядно навеселе, раз простого наёмника назвал другом. Баронесса расплылась в приторной улыбочке, поманила Фергюса пальчиком и указала на место рядом с собой. Фергюс, словно зомби, приземлился, где было велено.

— Ваше баронство, — с наигранной уверенностью заговорил Фергюс, — я привел с собой своих слуг. Женщина будет подавать нам кушанья, а мой лекарь знаком с тысячей растений. Он творит с их помощью просто чудеса, и я хотел бы их вам продемонстрировать….

— Ладно уж, садись давай, — грубовато ответил барон, а сам подозвал амбала и приказал ему налить присутствующим еще вина. — Пусть покажет, что может, только сидеть ему придётся подальше от нас. Прислуга пусть прислуживает…

Барон захихикал над собственной шуткой и продолжил:

— А вот разливать вино должны мужчины.

Торментир с недовольным видом уселся на дальний край стола. Эйлин заняла место за спинками стульев пирующих. Амбал поднял кувшин и налил в кубки вина.

— Прежде чем я выпью за здоровье моих прекрасных и гостеприимных хозяев, — заговорил Фергюс, поднимая кубок, — я хочу, чтобы Солус, странствующий со мной, показал свое замечательное искусство. Я знаю, что нет вина, равного этому, но Солус может сделать его ещё лучше…

Барон понюхал содержимое своего кубка, икнул и поморгал, словно отгоняя наваждение. Потом он уставился на Торментира:

— Сделать лучше? Вот если бы ты с помощью своих трав сделал моё вино крепче…

Торментир поднялся и поклонился барону, баронессе и Фергюсу. Он подошел к кувшину и, к ужасу Эйлин, вытащил волшебную палочку. «В конце концов, никто не знает, что она волшебная», — успокаивала себя новоиспечённая служанка.

Теперь отвратительное освещение зала было очень на руку магу. Никто не понял, что именно он сделал, но через минуту Торментир сказал своим низким голосом, указав на амбала-телохранителя:

— Пусть сей недостойный выплеснет из наших кубков всё, что там есть, и нальет нам содержимое этого кувшина….

После чего спокойно уселся на своё место. Баронесса глядела на него, словно зачарованная. Глаза её округлились, рот приоткрылся. Она даже забыла схватить за руку Фергюса, как собиралась мгновение назад.

«Впихнуть бы ей в рот муху, — зло подумала Эйлин. — Хотя, может, эта сожрёт и не подавится». Барон нетерпеливо махнул телохранителю, по совместительству виночерпию. Тот, нимало не сомневаясь, вылил вино из кубков прямо на пол, да так, что Эйлин вынуждена была отскочить в сторону. При этом ей показалось, что амбал ей подмигнул. Эйлин решила списать это на трепещущее пламя факелов.

От обновлённого вина пошел чудесный аромат. Барон облизнул губы и жадно приник к бокалу. За это время баронесса успела игриво потрепать Фергюса по щеке. Тот выдавил из себя улыбку, и Козелла немедленно провозгласила тост:

— Дрянси, дорогой, я хочу выпить за нашего нового верного слугу!

— Да, да, — пробормотал барон, — выпьем за этого нового слугу, который так замечательно умеет улучшать мое и без того превосходное вино! — и он снова окунул нос в кубок.

Баронесса поморщилась, но, обернувшись к Фергюсу, снова заулыбалась:

— Давай, мой милый, выпьем с тобой на брудершафт!

На лице Фергюса застыла гримаса отчаяния, которую в неверном свете факелов можно было принять за улыбку. Несчастный перевел глаза на Эйлин, но та лишь пожала плечами. Пришлось пить, а потом трижды поцеловать баронессу. При этом с ее щёк осыпались белила (или то были румяна — ах, да какая разница), а Фергюса вновь обдало едким запахом пота.

Барон то ли ничего не заметил, то ли не придал значения. Он был в восторге от Торментира и велел ему пересесть поближе. Торментир подчинился, отметив при этом, что баронесса кинула на него острый и совершенно трезвый оценивающий взгляд.

Не пропустила этот взгляд и Эйлин. Ей захотелось немедленно воткнуть баронессе в бок вилку. Но, на счастье Козеллы, вилки в этих местах ещё не изобрели.

Внесли огромное блюдо, на котором красовалась чья-то зажаренная туша. Судя по тому, что туша была покрыта подгоревшей коркой, внутри ожидалось появление сырого мяса и крови.

Телохранитель разрезал мясо и обнес им гостей и хозяев. Точнее, вначале хозяев, а потом гостей. Эйлин разложила ножи.

— Позвольте мне, ваша милость, с помощью некоторых приправ и специй улучшить поданное блюдо, — Торментир поднялся из-за стола.

— Не знаю, о чем ты, — благодушно проворчал барон, — но если будет, как с вином, то всегда пожалуйста…

— Только мне понадобится помощь служанки, — сказал Торментир и приказным тоном добавил, — подойди-ка сюда.

Эйлин не сразу догадалась, что это относится к ней, поэтому Торментир довольно грубо прикрикнул на неё:

— Давай живее, чего ты копаешься!

Эйлин почувствовала, что доходит до точки кипения, однако выручить своих было необходимо. Уже стоя рядом с магом, она сердито буркнула себе под нос, чтобы не слышали барон с баронессой:

— Мог бы извиниться.

— Позже, — процедил Торментир.

Они делали вид, что натирают и посыпают мясо чем-то, чего не было видно посторонним. Жаркое постепенно становилось из горелого румяным, плохо прожаренные, истекающие кровью места приобрели съедобный вид.

— М-м-м, пахнет неплохо, — заметила баронесса, прислоняя под столом свою тощую ногу к ноге Фергюса.

Тот честно попытался отодвинуться, но тщетно. Эйлин уже ставила перед ними тарелки с едой.

— На вкус тоже должно быть хорошо, — слабым голосом сказал молодой человек.

— Не сомневаюсь в твоём вкусе, — ответила баронесса таким двусмысленным тоном, что у Фергюса запылали щёки.

Барон покосился на свою жену, однако ничего не говоря, набросился на мясо, зачавкал, измазав щёки и подбородок в жире. Баронесса ела мало, тихо предупредив Фергюса:

— Не объедайся, мой милый, а то отяжелеешь…

Фергюс, которому и так кусок не лез в горло, вообще отодвинул тарелку, буркнув:

— Точно, не буду. Отяжелею, а мне ещё в окно прыгать придётся…

— Какое такое окно? — насторожилась баронесса.

— Это шутка, — вздохнул Фергюс и выдавил из себя. — Козелла.

— Ах ты мой маленький шутник! — растаяла баронесса.

— А можно я пойду подышу свежим воздухом? — спросил Фергюс, подняв руку, точно школьник.

Барон, не отрываясь от еды, кивнул. Баронесса прощебетала:

— Я покажу тебе, где выход.