14. Выбор

На следующее утро Тулила пришла в келью Ортана. Она вошла бесшумно, без стука, и встала в центре комнаты, излучая привычную деловую и опасную энергию.

— Я первая! — бросила она Эш и Тауту, которые как раз пришли его разбудить, и захлопнула прямо перед ними дверь. — Тебя можно поздравить, Ортан. Твой цветник расцвёл, хоть он и нарван в чужом саду. И что за элитные удобрения ты им подсыпал, что наши цветочки так расцвели?

Ортану, только проснувшемуся, пришлось концентрировать сознание в голове, чтобы понять, что происходит. Наконец, бред Тулилы обрёл смысл.

— Ничего особенного, — ответил он. — Просто не мешал им расти.

— Давай оставим всю эту пафосную чушь писательницам, мы ведь живём в реальности, а не в книге цитат, — отрезала она, выбрасывая ничего своим рукам. — Возможно, это я виновата, что неправильно подобрала слова. Скажу иначе: большая часть класса вдруг перестала быть овощами. Теперь твоё «просто не мешал им расти» уже не подходит. В чём твой секрет, Ортан? — спросила она без обиняков.

Ортан задумался. Для него это тоже не имело смысла: зачем игнорировать лекции в специально отведённое для них время, чтобы тайком, в пыльной кладовке, учиться тому же? Но, возможно, именно в этом и был ответ.

Он вспомнил тёмный архив со скрипом всего, запах гнилой бумаги и неприличные звуки выпускания воздуха сквозь губы Грона во время попыток колдовства, после первой лекции Ортана классу. Вспомнил глаза Луна, впервые загоревшиеся от его собственных слов, и Эш, с сосредоточенным лицом записывающую каждое слово, словно оно было её драгоценностью. Они делали это добровольно. Против Ильдары и всего, что она олицетворяла. За Тулилу и всё, что олицетворяла она. За самих себя.

— Это потому что я женщина? — с открытой досадой спросила Тулила, прерывая его размышления. Возможно, впервые в истории мира женщина произнесла такие слова таким тоном.

Чтобы не молчать в ответ на вопрос учительницы, Ортан выдавил из себя:

— Мы просто… начали слушать. И друг друга, и себя...

Тулила прищурилась, её живой глаз стал ещё более цепким, а искусственный — синим.

— То есть ты считаешь, что я зря трачу время на лекции, а надо просто слушать учеников? Вот так зрелище будет, если кто войдёт: ученики галдят, а учительница ходит и прикладывает ко всем ухо.

— Не знаю, — честно признался он. — Наверное, я имел в виду получать верную информацию о другом, потому что хочешь её получить. Чтобы услышать то, что не слышал до этого, нужно сначала захотеть услышать.

Тулила тихо рассмеялась. Её смех был коротким, с хрипотцой, будто она позволила себе давно запрещённую роскошь.

— Какая-то бессмыслица. Но у неё есть результат, в отличие от моей выверенной осмысленности, — она привнесла в разговор паузу, а затем удалила, добавив: — Я предлагаю тебе остаться в Шраме. Канцелярия не позволит тебе быть полноправным учителем, но специальным помощником — да. Ты сможешь развивать свои идеи и методику и фактически стать учителем магии.

В голове Ортана вспыхнул калейдоскоп образов, но с одной общей темой: улыбка Эш, её смешной пучок волос, тёплый запах принесённой еды, ночи в архиве. Здесь, в этой железной могиле, он нашёл своё место и людей, которые верили в него. Остаться — это стабильность, знания, почти признание, Эш-Файя. Но остаться — это также принять правила игры и стать инструментом Канцелярии, пусть и через Тулилу.

— Мне нужно время, чтобы всё обдумать, — сказал он наконец.

— Обдумай. И заодно обдумай вот эту мысль, — магическая рука Тулилы словно выдернула невидимую нить из её виска и швырнула в него. — Результаты экзаменов определённо заинтересуют Канцелярию. Здесь я смогу тебя защитить. Не здесь… — она развела всеми руками, — естественно, не смогу.

Тулила вышла, оставив за собой слабый аромат эфирных духов и множество мыслей.

Эш, встретив его в коридоре, не стала спрашивать очевидное: «Зачем приходила Тулила?» Вероятно, она услышала их разговор, в подслушанной манере или невольно; Ортан не мог судить о звукоизоляции своей двери. Они (с Таутом) побрели по коридору, и на лице Эш появилось то своё сосредоточенное выражение, которое означало погружение в глубокий анализ.

— Тулила очень красивая, — задумчиво начала Эш, перебирая в руках мешочек для еды, который только что опустел. — Высокая, умная, сильная, уверенная в себе. И с чувством юмора.

Ортана удивила такая тема для разговора, хотя Эш всегда любила поговорить (от политики на астральных станциях до оптимальной формы ложки), и список тем в мире, которые она ещё не успела обсудить, становился всё короче.

— Странная тема для разговора, — так и сказал Ортан.

— Почему странная? Я просто описала объективную реальность. Она же не низкая тупая уродина, так?

Ортан не стал отмечать, что люди просто так «объективную реальность» не описывают. Это всё равно что сказать мимоходом: «Солара ведь — звезда, вон там в небе, где и всегда. Горячая штука, как и остальные звёзды» или «Вот эта световязь в форме букв призвана сообщить нам сообщение. Как же это объективно и очевидно!»

— Это… весьма особое мнение, — осторожно ответил он, вместо указания на нелогичность построения их диалога. — Оно сильно отличается от мнения мужчин Шрама. Её скорее опасаются. Восхищения её… женственностью, я бы сказал, тут нет.

Эш хмыкнула:

— А у меня, выходит, странное мнение?

— Скорее, просто отличное от других, — признал Ортан.

— Даже от твоего? — спросила она с прищуром, и вопрос прозвучал уже не праздным.

— Я уважаю Тулилу, — честно ответил Ортан. — Она прагматик, а не фанатик. По крайней мере, видит в нас инструменты или нечто, достойное изучения. Хотя бы источники шуток. Не просто мусор, который нужно ломать.

Эш ничего не ответила, но по тому, как она кивнула, Ортану стало ясно: выводы сделаны, какими бы они ни были. Не продолжая разговор, она подхватила Таута за руку и жестом предложила Ортану идти с другой стороны.

Когда они добрались до архива, их встретила почти домашняя атмосфера и часть «Диких роз». Ортан на мгновение задался вопросом: «Почему, ведь экзамены позади?» И сам же ответил: «А куда им идти? Им подло дали свободное время, но не дали ничего, кроме страха, чтобы его заполнить».

Витл лежал на полу, делая вид, что медитирует. Лун сидел в углу и тихо придумывал какую-то игру из обломков стеллажей и клочков бумаги. Грон приставал к Торбу:

— Давай, металлист! Хоть одна фигурка с ладонь величиной. Только без одежды и потолще в нужных местах, для вдохновения. Ортан же говорил, что вдохновение — лучший источник энергии!

Торб явно пытался придумать причину для отказа, отличную от своего незнания этой области. Лун, услышав их разговор, тут же заинтересовался:

— Точно! Фигурки! Они же могут представлять игроков!

Грон и Лун объединились для убеждения Торба. Событие столь же невероятное, как гомункул-высший маг. Раньше Грон и Лун могли стоять в одном предложении только с глаголами вроде «издевался» или «дразнил».

Когда вошли Ортан, Эш и Таут, «розы», не отвлекаясь от своих дел, подняли вверх руки в немом приветствии (в том числе Витл, который даже глаза не открыл). Эш, не обращая внимания на этот творческий хаос, уселась на свой табурет и достала потяжелевший блокнот, располневший до толщины солидного фолианта.

— Пока вы занимались экзаменами, я перечитала все записи и не нашла ответа на один довольно фундаментальный вопрос, — сказала она, обращаясь к Ортану. — Где и как проходит раздвиг женской и мужской магии? Матрица производит и мужской эфир, да? Чем тогда отличаются мужские и женские эфиры? И как они нас отличают, по какому признаку? Мы, конечно, отличаемся в деталях, но, в конце концов, один вид. Почему всё устроено именно так? У меня есть идеи для экспериментов по этому поводу, но они слегка неэтичны, а начинать карьеру с такой репутацией не хочется, у меня и так она будет не самая блестящая: неблагословенная, иностранка, да ещё чего-нибудь найдут.

Эш вновь перешла на речь без точек, полагаясь лишь на запятые. Это означало, что она говорила о по-настоящему важном для себя. Ортан слушал, ощущая, как внутри поднимается неловкое осознание: он не знает. Не забыл или не уверен — не знает вообще. А ведь знания в этих пробелах ему пригодятся, независимо от его выбора. Либо он станет учителем, и эти знания будут его инструментом, либо нет, и тогда они станут даже нужнее, но добыть их будет гораздо сложнее без Эш.

— Я многого не знаю. То, что я знаю, получено неофициально, ты же знаешь, — признал он, затем посмотрел на Эш, потом обвёл взглядом своих учеников: кто-то спорил, кто-то смеялся, кто-то делал вид, что ничего не слышит. Если бы не утренний разговор с Тулилой, если бы «Диких роз» не существовало, то следующие слова он бы даже не подумал, но… — Ты ведь можешь выходить за пределы школы, — сказал он так тихо, чтобы услышала только она. — Проведи меня с собой. Я должен попасть в библиотеку.

Эш медленно закрыла блокнот и долго смотрела на него, пытаясь понять степень его шутливости. Наконец, уголки её губ дрогнули.

— Ортан, — сказала она с лёгким укором. — Это же я должна предлагать безумные авантюры, а ты — быть голосом разума, забыл?