13. Учитель

Витл, чьи оценки выросли благодаря сидению рядом с Ортаном, стал связующим звеном между ним и остальным классом. Ортан догадывался, что такая отстранённость была не из-за внешности или знаний, а из-за Ярона. Все знали об их вражде, и последствий для Ортана не было видно. А в мужской иерархии это означало лишь одно: победу молчаливого гиганта. Из чего выходило, что Ярон мог отомстить любому, кто близок к Ортану, но не находился рядом с ним постоянно. Они не разбирались в истории создания заклинаний или колонизации Внешнего Контура, но собственную иерархию понимали интуитивно.

Поэтому неудивительно, что переговоры прошли через Витла, и вскоре он привёл большую часть класса в архив готовиться к этим большим экзаменам. Мужчины, которые раньше презирали его, теперь следовали за ним, потому что благодаря Ортану он указал им путь к выживанию.

Грон, почему-то присоединившийся к их группе (хотя Ортан считал его «полуяроном»), сразу уставился на Эш и облизнулся:

— Я слышал, здесь раздают награды за правильные ответы.

— Витл! — возмутилась Эш, уже изучившая мужской язык.

— Я точно обозначил, что это еда! — защитился Витл.

— Да я люблю слегка прикопченное мясо, — нагло заявил Грон.

Эш потянулась к чему-то на своём поясе.

— Уйди, Грон, — раздражённо сказал Ортан и указал ему на дверь. — Уж один дополнительный провал на экзаменах Тулила как-нибудь переживёт.

— Да шучу я, шучу, — Грон примирительно поднял руки. — Вернее, не шучу про мясо. Все же видели, что мой шарик стал копченым мяском. Я ведь с Сильтерра, городка у побережья. Там мы такое и едим.

Ортан стоял посреди архива, который теперь напоминал странную учебную аудиторию. Группа из мужчин и женщины собралась в кучу, сидя на ужасных во всех отношениях стульях или стоя. Эш-Файя сидела с блокнотом, готовая стенографировать. Витл сиял, нервно потирая руки, в предвкушении либо великого успеха, либо не менее великого провала.

Ортану нужно было объяснить им философию их магии — не только как двигать воздух или толкать предметы, а как мыслить в её терминах. Сложность заключалась в том, что язык, которым он привык думать, для остальных звучал как набор выдуманных слов, призванных их окончательно запутать.

— Хорошо, девочки, — начал Ортан, но тут же поперхнулся и поправился: — Хорошо, мужчины. Магия — это взаимодействие сложносоставных эфирных потоков, субструктур воли сознания и гиперструктур воли подсознания. Такая психоэнергетическая синергия для трансцендентальных процессов в биомагическом континууме, хех, — произнёс он, а в ответ увидел добросовестно внимательные, но пустые пары глаз. — Представьте, что эфир — это жир, — попытался он объяснить более доступным языком. — Он везде. Его можно греть, месить, резать ножом-волей. Тупой у большинства, но если точить и пихать его куда надо — режет ровно, — Ортан, видя лица своих учеников, впервые пожалел Тулилу. — А вот пуки… — решился он на такие слова в отчаянии. — Мы напрягаем задницу, чтобы их не пускать, так? Это воля… Так что сжатие этих мускулов… как заклинание… наше… а пуки… эфир… как бы… понимаете?

Великий провал. Кажется, он потерял даже Витла и Эш.

Но потом всё наладилось. Ортан посмотрел вглубь себя и нашёл, что питает его магию. «Живи» Вии. Но это была его личная, сокровенная формула. Он не мог скопировать её и раздать другим. Но мог помочь им найти их собственные «Живи».

И он это сделал. Каждому он нашёл свой собственный якорь, своё «Не сдамся», свой смысл.

Лун — болезненный, тихий, с потухшими глазами. Он боялся говорить вслух, чтобы не проявить ум и не стать мишенью. Ортан стал его якорем, живым примером того, что можно выстоять. Иногда Ортан нарочно ошибался на лекциях, и Лун тихо его поправлял. Так Лун сам начал поправляться.

Грон — грубый и боевитый, но до отчаянности старательный. В каждом его движении чувствовалось желание не просто крушить и ломать (хотя не без них), а попасть правильно. Он тренировался с остервенением. Ортан учил его направлять ярость в форму, а не в слепой разрушительный импульс.

Торб — неловкий металлический маг, который вылепил им устойчивую мебель (хоть тоже посредственной красоты). Для Карбо он сделал стул с шипами — «чтобы хоть что-то чувствовал», но Эш заставила переделать. Ортан учил его видеть цель, а не просто метаться в разные стороны.

Карбо — человек без боли. Не чувствовал ни тепла, ни ударов, ни мягкости постели (если бы она была мягкой). Он сидел на полу, потому что «всё равно». Эш заставила его сидеть на стуле, потому что «если не чувствуешь, это не значит, что не вредишь себе». Карбо просто пожал плечами, но с тех пор не садился на пол. Его безболезненность была одновременно его слабостью и щитом.

Гартан — седой, с выжженным ртом, мог только мычать, но делал это всегда в нужный момент. В нём было странное спокойствие, будто страх давно покинул его. Он не мог говорить, но его взгляд был красноречивее слов.

Крел — ничем не выделялся и просто следовал за толпой. И толпа, к его удивлению, привела его к знаниям.

Таут — просто был. Их живой талисман, их «удачное несчастье». Когда он находился рядом, магия, казалось, становилась ровнее и послушнее, словно эфир жалел его.

— Нам нужно тайное имя! — предложил однажды Витл, поймав момент всеобщего подъёма духа. — Например, «Мужские маги!»

— В чем смысл тайного имени, если оно всё раскрывает? — фыркнула Эш. — Это как назвать себя «Тайным клубом, собирающимся в архиве».

— «Клуб сжатой задницы!» — предложил кто-то из толпы, вызывая всеобщий приступ смеха.

— «Дикие розы», — неожиданно сказал Ортан.

— Что? — Витл вытаращил глаза. — Это… это же сильно по-девчачьи! Не в обиду Эш.

— Именно, — ответил Ортан. — Никто и не подумает предполагать группу угрюмых мужиков под таким именем. А главное… розы колются. А это то, что мы сейчас. Мы — то, что прорастает сквозь трещины в камне. Надеюсь, прямо.

— В камне? Где ты такие розы...? — спросил кто-то, но, судя по звуку, его остановил чей-то локоть под дых.

— «Дикие розы», — попробовал название на вкус Грон. — Не «драконы», конечно, но тоже шипованно.

— Да, мы же всё-таки «девочки» Тулилы как-никак! — крикнул предлагатель «Клуба сжатой задницы!»

И они стали «Дикими розами». Нелепыми. Опасными. Уязвимыми. Сильными. Теперь их связывала не только подготовка к экзамену, но и общая тайна, общий рост и общее имя.

Время со свойственной ему безжалостностью вручило всем день экзамена. Ортан сидел за столом, вдыхая ритуальную торжественность момента. Несмотря на то, что он ответил на все вопросы со скоростью обычного письма, внутри его большого тела всё было сжато в тревожный комок. На этот раз он не исправлял вопросы, а ответил точно так, как Канцелярия хотела, чтобы он ответил. Он был уверен, что и его «Дикие розы» справятся, если только паника не нашлёт на них внезапное безумие.

Причина нервозности имела знакомое имя — Ильдара, и восседала на учительском месте. Её взгляд пытался испепелить каждого ученика (естественно, метафорически, иначе бы экзамен пришлось прервать). Рядом с ней сидела МелЛандра — вялая и пухлая учительница младшего класса в выцветшем платье, о которой Эш говорила, что «её волнует только конец смены». Это подтверждалось (если бы Ортан зачем-то решил сомневаться в словах Эш) тем, что МелЛандра подпирала голову рукой, и её гомункульный взгляд был рассеянным, как свет в мутном стакане киселя. Тулила, лишённая своего учительского места, отстранённо полулежала-полустояла на импровизированном ложе из собственных магических рук, подперев затылок настоящей.

Стилус в руке Ортана оставлял на бумаге багровые следы — чернила, смешанные с его кровью. Эш предлагала найти способ обмануть их, но Ортан (со своей интеллектуальной стороны) счёл честную подготовку более простым путём. Теперь же он чувствовал, как эта кровь на бумаге связывает его по рукам и ногам.

МелЛандра зевнула, поднялась и, ни на кого не глядя, вышла, ознаменовав конец экзамена. Тулила тоже встала, и её руки, как стая послушных птиц, быстро собрали листы. Она окинула беглым взглядом несколько работ, аккуратно сложила их в специальный ящик, который зубасто захлопнулся, и обернулась к Ильдаре, одарив её довольной улыбкой, от которой стало всем тепло, а её сопернице не стало.

Чёрнокровка, рассчитывавшая на другое, резко вскочила и бросилась вслед за безразличной коллегой. В этот момент она напоминала сытую хищницу, готовую убивать просто так, в силу натуры. На пороге она остановилась, обернулась, и её взгляд на мгновение скрестился с взаимным взглядом между Ортаном и Тулилой, создав опасный перпендикуляр.

Результаты обещали прийти позже. Занятия отменили — официально, чтобы «не тратить ресурсы на провалившихся». Но Ортан понимал истинную причину: это была пауза, чтобы дать страху вызреть, не отвлекая мужчин в Шраме от медленной варки в собственных тревогах.

После экзамена Шрам будто выдохся. Световые линии в коридорах словно дремали, гомункулы передвигались медленнее, а ледяные струи утреннего заклинания обрушивались на кровати глуше. Мужчины, даже самые отпетые зубоскалы, ходили притихшими, не зная, чего ждать — похвалы или расправы. Все они, «Дикие розы» и остальные, оказались в этой ловушке вместе.