День минувший. Часть вторая

Мы молча переглянулись. Скотина… И крыть нечем, он может вообще ни на что не отвечать. Заставить его? Мы даже не знаем, с кем имеем дело. Призрак? Мутант? Инопланетянин? Или вообще нечто иное?

— Давайте сначала вы., — я подумал, что лучше всего, если задам вопрос последним. Вдруг ребята угадают и зададут правильный вопрос. Если нет — что ж, я знаю, что нам нужно спросить.

После молчаливых гляделок первой вызвалась Женя. Посмотрела на нас, на трубочника, совершенно не обращающего внимания ни на что вокруг и просто наслаждающегося жизнью, на море, и, наконец, на меня. Я повращал глазами, пытаясь передать ей свои мысли, но Женя лишь грустно улыбнулась, и задала свой вопрос:

— Что это за место?

Я обомлел. Женя… Нельзя же задавать неконкретные вопросы, это первое правило! Теперь трубочник скажет — это пристань, и будет абсолютно прав!

Конский трубочист был, казалось, того же мнения. Нарочито медленно, то есть с нормальной, человеческой скоростью, он вычистил и набил заново трубку, раскурил ее, а потом внимательно посмотрел на Женю и сказал:

— Это Дом.

Повисла пауза. Первым не выдержал Гаранин:

— И это ответ? Ты обещал честный ответ! Это что, по-твоему, сделка?

Было видно, что Лешка вот-вот бросится на него с кулаками. Угадать последствия этого я бы не взялся даже за все богатства мира… Но за лицом трубочника вдруг мелькнуло что-то… Будто лицо вдруг стало маской, а за маской снова проявилось нечто человеческое.

— Я обещал честный ответ. Это Дом. Что такое Дом? Представьте… Представьте персиковую косточку. Это дом, в который вы приехали. Будь вы поумнее, вы бы сразу увидели, что вокруг косточки есть мякоть. Но будь вы по-настоящему прозорливыми, вы бы поняли, что персик лежит внутри муравейника. Бесконечного круглого муравейника… Хотя, конечно, Дом не имеет формы, он многогранен. Здесь время и пространство имеют иной вес, они могут ничего не значить, а могут значить очень многое. Что еще? Насколько мне известно, Дом не существует вечно, но существует очень давно. Дом непостоянен, он находится в движении — здесь двери сегодня могут вести не туда, куда вели вчера, а завтра будут вести не туда, куда ведут сегодня.

— Но тебя мы нашли на том же месте, — заметила Лена.

— Дом двигается, но он не хаотичен. Существуют способы… сделать его стабильным. Например, оставить на месте… одну комнату.

— Это комната? — спросила Женя.

— Перебивать невежливо, юная леди. Почти так же невежливо, как нарушать условия уговора. Лишь один вопрос, и вы свой уже задали. Я продолжу. Дом огромен, он больше, чем вы можете себе вообразить. Он имеет много входов. И вам не следовало сюда приходить. Ну, следующий вопрос?

Мы снова переглянулись. Сложно было назвать ответом то, что нам сообщил трубочник… Но это давало надежду, что он расскажет нам что-нибудь стоящее.

— Теперь я. — Лена даже сделала шаг вперед.

— О, конечно, мадемуазель. Итак, что вы хотите узнать?

— Как выбраться из Дома?

— О, это популярный вопрос! Его задают частенько. И мне, и многим другим. Ответ… мне сложно ответить на этот вопрос, поскольку я не знаю всего, но я постараюсь. Выход… Выход есть, это я знаю точно. И точно так же могу сказать, что он не там, где вход. У Дома множество входов, но выходов куда меньше. Очень даже может быть, что выход из Дома только один.

— Гестапо перекрыло все выходы, но Штирлиц вышел через вход… — негромко пробормотал я.

— Хороший анекдот, молодой человек, мне тоже нравится. Выход есть, и его можно найти. Но сразу могу сказать, не ищите, где он. Ищите, как найти выход. Вы сами не менее важны, чем точка в пространстве.

— И все? — на этот раз не выдержал я.

— Это все, что я могу сказать про то, как выбраться из дома. Я бы хотел сообщить больше, но не могу. Я… Я пытался найти выход, но не преуспел в этом. Теперь я здесь. Итак, следующий вопрос? Вероятно, вы? — он обратился к Гаранину. Лешка долго не сомневался:

— Мы прибыли сюда в сопровождении взрослых. И они… они стали чудовищами.

— Вероятно. И в чем ваш вопрос, молодой человек?

Тут Гаранин задумался на секунду, явно выбирая, и продолжил:

— Кто населяет Дом?

— Хо! Вот, что я называю по-настоящему хорошим вопросом. Жильцы дома… Как и сам дом, они совершенно различны. Они могут быть похожи на людей или совершенно отличаться от них, они… Могут быть более или менее реальны для вас. Словно гигантская солнечная система, где все вращаются вокруг единой оси с разной скоростью — в какие-то моменты вы находитесь в одной плоскости и можете взаимодействовать, в другие моменты вы друг друга даже не увидите. К тем, кто пришел в Дом вместе с вами, вы ближе, поэтому вероятность новой встречи весьма велика, хотя и уменьшается со временем. Однако, все мы пленники. Все мы сидим в клетках, так или иначе. Все мы часть дома и отчаянно желаем его покинуть… Дом изменяет всех, кто в него попадает, и чем дальше вы от персиковой косточки — тем сильнее. Я ответил на ваш вопрос?

— Не совсем. Могут ли они… вернуться?

— Снова стать прежними? Не знаю, юноша. Возможно, если покинут Дом… Но такого не случалось. Если ты стал его частью, тебе уже не сбежать. А вот у вас есть шанс. Дерзайте, — трубочник улыбнулся, и перевел взгляд на меня. — Ну-с, сударь, теперь ваша очередь. Выбирайте, но не ошибитесь!

Я молчал и думал. Ребята неплохо справились, и мы действительно получили немало информации. Если, конечно, трубочник не врет...

Итак, подведем предварительный итог. Дом — нечто вроде замкнутой экосистемы, но выход из нее есть. Чем дольше мы в нем и чем дальше от центра, тем сложнее нам будет уйти, следовательно, надо действовать быстрее. Судя по всему, призраков по типу кресельного человека и вчерашнего джентльмена сильно опасаться не стоит, а вот Дачи и Свыноты — более чем. Какой же вопрос выбрать? Чего я на самом деле хочу? Сбежать отсюда? В лучшем случае, вернуться к жизни сироты в интернате… Или нет?

— Как уничтожить Дом?

Трубочник, казалось, утратил дар речи. Неуловимо переместившись, он встал возле меня — невысокий, худощавый, в замызганном халате и серой водолазке, пахнущий табаком и потом. Слегка склонив голову на бок, он оценивающе смотрел на меня, долго, очень долго — несколько минут, наверное. Если учесть, насколько он быстр, для него это были, наверное, часы или даже дни.

— В тихом омуте… Признаться честно, я не подозревал о таких амбициях. Последний раз подобный вопрос мне задал тот, кто считал себя героем, кто прибыл сюда специально, с одной-единственной целью. Он был храбр и силен, настоящий сверхчеловек, без преувеличений. У него были ключи от многих запертых дверей, он был готов сражаться с монстрами и даже изменять внутренности Дома. Это он, кстати, рассказал мне, как оставить свою комнату на месте.

— А нам вы не расскажете?

Не то чтобы это было крайне важно в нашей ситуации, но информация не бывает лишней. Однако трубочист не поддался на мою уловку:

— Нет уж, сударь. Вы задали четыре вопроса, и на них получите ответы… Вы спрашиваете, как уничтожить Дом? Ваше счастье, что я знаю достаточно много, иначе ответил бы «Никак», и был бы абсолютно прав. Но способ есть. Но могу сказать, что это куда сложнее, чем найти выход из дома. Не уверен, что это по силам такому, как ты.

— Я задал вопрос. — я начинал закипать. Он что, надеется своей бесконечной демагогией увести разговор в сторону и не отвечать?

— Конечно, конечно. Вам нужно найти центр. Средоточие. Герой, про которого я говорил, называл его ядром. Это квинтэссенция, сама сущность дома. И нет, ваша персиковая косточка не имеет ничего общего с центром — это всего лишь одна из бесконечного множества косточек. И уверяю вас, это будет долгое, очень долгое путешествие, полное опасностей, чудовищ и приключений. Если вы действительно решитесь на это… Что ж, я знаю, откуда начать. Самый темный кошмар, самый страшный монстр. И он совсем недалеко. Вы еще можете его найти, спустившись вниз из вашей косточки.

— Свынота? — я не сдержался от удивления. Вот бы не подумал, что она сделает такую карьеру… Ну да ладно. Чему быть, того не миновать. Наша встреча была предопределена судьбой, и...

— Да что вы, нет. Несчастное создание, мечтающее о чистоте… Нет. Вам надо ниже. Лестница длинна, но не бесконечна. Удачи вам. Помните об уговоре.

Мы снова встали тесным кружком, и Гаранин яростно зашипел:

— Ты что, кретин? Ты и впрямь собрался идти туда, незнамо куда?

Я молча смотрел на него… А потом просто улыбнулся.

— Да нет, я же не герой. И не сошел с ума. Так, думаю, надо вернуться к нам и спокойно обсудить все, что мы услышали.

Поскольку мое предложение не встретило возражений, мы вежливо попрощались с трубочником (тот шутливо отсалютовал нам), и, негромко переговариваясь, побрели вниз по лестнице. Я распахнул дверь в коридор, и буквально ткнулся носом во внушительный бюст, на котором вальяжно располагалось ожерелье из детских глаз.

Подняв глаза, я смог выдавить из себя лишь растерянное «здрасьте», после чего прозвучала резкая, как удар кнутом, команда:

— Взять их!

Времени на раздумья не оставалось и мы, не сговариваясь, рванули вправо. Гаранин с разбегу протаранил двух рослых парней, пробив брешь в кольце, смыкающемся вокруг нас, и мы помчались по лабиринту. Спасло нас то, что преследователи двигались неуверенно, спотыкаясь и налетая друг на друга, что было неудивительно в их состоянии, однако же далеко оторваться у нас не получилось — оставшиеся позади явно не знали усталости и бежали за нами с неумолимостью белой акулы. Когда мы увидели темный проем, ведущий обратно на чердак, я уже вздохнул с облегчением, но, как оказалось, зря.

Подбежав к двери, Гаранин всем телом ударился в нее и отлетел назад. Дверь осталась на месте. Быстро вскочив, он со всей силы забарабанил в нее, и закричал:

— Открывайте, это мы! Быстрее! Ну, быстрее, нас щас сожрут!

Ответом ему была тишина. С каждой секундой реальность становилась все более очевидной.

Они заперли дверь и оставили нас здесь.

***

Я в очередной раз возблагодарил неведомых богов за то, что они сподвигли нас не расслабляться и подготовиться к походу как следует. Без воды нам пришлось бы совсем туго, но поев, попив и отдохнув, мы немного пришли в себя и обрели способность мыслить более или менее ясно.

Мы молчали, каждый думал о чем-то своем, хотя, конечно, общая мысль у нас была. Что случилось с ребятами? Почему дверь оказалась заперта? Я, как самый хитрый и вредный, тут же, естественно, предположил, что они от нас отгородились по собственной воле. Я поведал ребятам о странном поведении Барамзиной, но они с негодованием отвергли мои подозрения — ведь она же одна из нас, как я мог даже допустить подобное!

А я мог. Уж не знаю, что именно могло послужить причиной для нее, но я мог представить себя на ее месте. Я знал, что я бы поступил так же. В окружении непонятного, представляющего смертельную опасность, оставить друзей фактически на верную смерть, лелея собственные обиды.

Я не идеален, чего уж говорить.

В данный момент мы сидели на широкой каменной скамье в одном из закутков бесконечного лабиринта коридоров. В последний момент, когда безглазые дети уже почти настигли нас, мы все-таки сумели принять верное решение и побежали дальше, туда, где еще не ступала нога человека. Бесконечно долгая погоня, наполненная топотом, удушающим страхом, падениями и усталостью, кончилась внезапно: в очередной комнате с дверями мы поняли, что за нами никто не гонится. Что мы оторвались от преследования. Что наши преследователи затерялись где-то позади. Что мы сами затерялись где-то в недрах дома.

Здесь лабиринт уже совсем не напоминал тот, что мы знали: каменные кишки менялись широкими оранжереями с неведомыми растениями под лучами солнца, которые, в свою очередь, чередовались с железными тоннелями неправильной формы с надписями на языке, который был совсем не похож ни на наши, ни на те, которые я видел в фантастических фильмах. Общее в них было только одно: нам не встретилось ни единой живой души. Мертвой души, впрочем, тоже.

И вот мы сидим на скамье и думаем, каждый о своем. По моим часам (которым, как я уже знал, нельзя доверять) прошло примерно трое суток. По физиологическим часам мы бродили часов десять-двенадцать. Если продолжать в том же ритме, то воды нам хватит еще на столько же. Потом наше положение станет совсем незавидным. На предыдущем привале мы решили, что двигаться назад бессмысленно — обратной дороги мы точно не найдем, и пошли вперед. Хотя, конечно, направление, как и время, были здесь весьма условны. Как там сказал трубочник? Время и пространство здесь имеют иной вес. Будь у меня больше времени и желания, я бы мог привязаться к слову вес, начать размышлять о гравитации, о том, как она влияет на время и пространство… В нашей ситуации в этом смысла не было. Что толку муравью рассуждать о размерах муравейника и законах, царящих там, если он понятия не имеет, где находится? Поэтому я просто сосредоточенно шагал вперед. Ну а в данный момент сидел на полу рядом со скамейкой, прислонившись к стене и вытянув ноги.

— Ну что, двинули?

Гаранин уже поднялся и оглядел нас, точно решая, кто сегодня самое слабое звено. Надеюсь, это буду не я. Мы встали на ноги, я накинул рюкзак с запасами, от части которых я некоторое время хотел отказаться и бросить их, но отказался в итоге от самой идеи — даже не из-за того, что опасался обвинений в слабости и мягкотелости, а просто из соображений рационализма — поскольку мы идем в неведомое никуда, нельзя знать, что нам пригодится, а что нет. Обидно будет потом помереть из-за не вовремя брошенного факела или лопатки.

Мы двинулись вперед. В данный момент локация вокруг нас сильно напоминала богатый, но заброшенный сад — с заросшими клумбами, деревьями, потрескавшимися мраморными колоннами и иссохшим фонтаном. Вдвойне нелепо это выглядело из-за потолка, которого некоторые деревья уже касались макушками. Вот интересно, если воды тут нет, поскольку дожди не идут, почему растет трава? Или она не растет, а просто пребывает в едином состоянии, не умирая?

Пока я пытался выяснить для себя вопрос, можно ли называть растение живым, если оно не изменяет форму, а остается в стазисе, и в чем его отличие от растения искусственного, мы прошли сад и попали в очередной коридор с кирпичными стенами и газовыми фонарями в железной оправе. Как минимум два таких коридора мы уже миновали. Или это был один и тот же, просто он каждый раз вел из разных мест в разные?

Почувствовав, что для моей уставшей тяжелой головы это слишком серьезные размышления, я решил думать о чем-нибудь более приземленном. Например, сравнить достоинства и недостатки двух образцов ягодичных мышц шагающих передо мной особей человека женского пола. От этого увлекательного занятия мои мысли плавно перетекли к вопросу выбора. Вот есть, например, мужчина и женщина. И есть еще мужчина. И еще женщина. И вот первому мужчине нравится женщина, и эта же женщина нравится второму мужчине. А вот второй мужчина (ну, чисто гипотетически) нравится второй женщине. И вот если первая женщина выбирает первого мужчину, то есть ли смысл второму мужчине выбирать синицу в стакане и оставаться со второй женщиной? Наверное, ответ на этот вопрос был сто раз дан в каких-нибудь любовных романах, но я предпочитал литературу фантастическую, где подобные дилеммы решались в пользу главного героя, который силой или доблестью доказывал свое превосходство, получая лучших женщин, а его спутники, если таковые имелись, оставались рядом с ним гордые и преисполненные долга. И если главным героем является мужчина номер два, то он получал и первую, и вторую женщину, и либо выбирал между ними, либо оставлял обеих себе, а номер первый в таком случае должен был героически погибнуть.

Я вздохнул, подозревая, что на практике подобные ситуации, несмотря на явное сходство с уравнением с множеством неизвестных, четкого решения не имеют и частенько заканчиваются взаимными обидами и даже вековой враждой. Сложно все это...

Очередной коридор закончился дверью. Гаранин осторожно открыл ее, и перед нами предстала круглая темная комната, более всего напоминающая комнату из Отдела Тайн в пятой книге про Гарри Поттера — с множеством дверей без стрелок и указателей. Не сразу я осознал и еще одно ее отличие от многих других комнат с дверями, которые мы миновали до того: дальше никаких коридоров не было. Очевидно, наш путь лежал за какую-то из этих дверей. Осталось только решить, за какую.

Посмотрев на нас и оценив наше воодушевляющее одобрение (которое заключалось в том, что Женя явно начала трястись, Лена с бледным лицом нервно сглотнула, а я, на всякий случай, отступил поближе к выходу из комнаты), Гаранин потянул за ручку, и нашему взору предстал еще один коридор. Смутно даже знакомый, не потому, что я там был, а общим типажом. Пол из гранитной крошки, моргающая люминесцентная лампа под потолком, грязные побеленные стены. Напоминало то ли больницу, то ли еще какое официальное учреждение. Подперев дверь и удостоверившись, что она не закроется, Гаранин осторожно (мы с ним вместе смотрели фильм Обитель Зла, и, думаю, мыслили примерно в одном направлении) прошел до конца коридора и открыл дверь, готовый в любой момент вернуться.

За той дверью виднелась еще одна круглая комната, как две капли воды похожая на ту, в которой стояли мы. Подумав секунду, Лешка вернулся к рюкзаку, отстегнул один из факелов и ножом отковырял от него длинную толстую щепку. Получившийся клин он вбил под вторую дверь, и снова вернулся к нам, оценивающе глядя на дело рук своих. Мы все это время молча созерцали движения мастера — помощь ему не требовалась, а лезть открывать другие двери поперек батьки желания ни у кого не возникало.

Идея Гаранина была понятна без слов. Если мы всем табором просто попремся в следующую комнату, то наше блуждание ничем не будет отличаться от предыдущего хождения по коридорам, за исключением того, что за очередной открытой дверью может оказаться нечто неожиданное, что нас всех и пожрет. Перспективнее было обшарить все доступные двери здесь — вдруг найдется нечто интересное?

За следующей дверью несколько неожиданно оказался знакомый сад. Ну, или как две капли воды похожий на него — вот фонтан, и статуя Венеры, и даже пленка от бутербродов, которую я небрежно выкинул (да, свинячить нехорошо, я в курсе). Тот факт, что пока мы были в саду, никаких дверей там не было, удивления уже не вызывал.

По итогам осмотра первой комнаты четыре двери вели в следующие круглые комнаты, одна в вышеупомянутый сад, за одной оказалась незыблемая кирпичная кладка (интересно, это замуровали или замуровались?), и еще за одной был, судя по всему, какой-то скотомогильник.

С трудом сдерживая рвотные позывы (и это после того, как нас всех вывернуло недавними бутербродами), мы, держась за стены и шатаясь, побрели в следующую комнату с дверями. От первой она отличалась количеством дверей — здесь их было ровно пять штук. Пока Гаранин готовился открывать их, я все время нервно оглядывался в открытый коридор за нашими спинами — теперь у меня постоянно было ощущение чужого взгляда на спине. Я вдруг задумался о том, чего раньше не замечал. Очевидно, что ни Дача, ни другие не могли покидать своих комнат, и, учитывая дверь в нашу спальню, двери изнутри вели совсем не в тот коридор, из которого мы попадали на урок и к Даче на дачу, однако же это не помешало мадам ВырвиГлаз со своей бандой ждать нас тепленькими прямо у двери Трубочника. Значит, им известен способ попадать туда, куда они попасть не могли, или же...

А с чего они вообще на нас ополчились? Неужели наше бесцеремонное вторжение и последующие бесчинства Дачи слишком сильно раздраконили Мадам, и она решила разобраться с нами? А трубочник действовал с ней заодно и задержал нас… Или некая сила, управляющая Домом, натравила на нас ближайших монстров? Тогда, надо понимать, мы сделали что-то такое, что этой неведомой силе не понравилось...

Бред. Не знаю. Слишком сложно. Слишком много неизвестных. А я и так устал. Вне зависимости от мотивов, понятно, что способ открывать двери изнутри — есть. И нам этот способ недоступен, зато, судя по всему, известен обитателям дома, пусть не всем. А это значит… Значит, из любой двери могут появиться наши недруги. Например, из одной из этих пяти дверей. Или из тех, что за нашей спиной.

От этих мыслей мне стало уже совсем жутко, и я был готов сам начать открывать двери, лишь бы двигаться вперед. Гаранин, наконец, соблаговолил приступить к своему делу, и начал исследовать новые пять миров.

Еще один коридор. Дверь, которую мы не смогли открыть — она не была недвижимой, как, например, дверь, ведущая в Дом, но открыть ее дальше чем на пару сантиметров мы так и не сумели. Дверь, за которой царила такая мертвая темнота, что мы единогласно решили оставить ее тайны непознанными. Еще один коридор. Пятая дверь была совсем иной.

За пятой дверью было то, что я бы обозначил как кабину космического корабля. Или пульт управления. Большая круглая комната, куча панелей с тумблерами и кнопками, горящие экраны, гнезда для перфокарт. Щит с двумя огнетушителями. Трубы коммуникаций. Датчики сейсмоактивности, самописцы. Электронные часы на стене показывали 01:23:41. И люди. Куча людей. Похожие на врачей, в белой униформе, они стояли и сосредоточенно что-то обсуждали. Один из них повернул тумблер, и другой человек сделал запись в журнале. На нас они не обращали ни малейшего внимания. В этот момент свет погас, раздался отдаленный грохот, и земля затряслась, как во время землетрясения. Заорала сирена, замигало и включилось тусклое аварийное питание. Сглотнув, я потянул Гаранина за рукав.

— Пойдем отсюда...

— Погоди. А вдруг они нам помогут?

Я покачал головой. Я любил читать, и даже смотрел документальные фильмы, на которые остальных воспитанников можно было загнать разве что лопатой. Продолжая покачивать головой, я сам закрыл дверь и тихо сказал:

— Нет. Здесь нам точно не помогут. Они и сами себе не помогут.

Развернувшись, я молча смотрел в стену. Надо же… Какой чувствительный. Вокруг тебя люди пропали, а одного вообще сожрала необъятная паучиха-уборщица. А тут проняло. Хотя то, что случилось тридцать два года назад, уже давно стало историей… Страшной страницей в истории. Но вот так, столкнуться лоб в лоб… Я не был готов. Глубоко вдохнув, я попытался собраться. Ко мне подошла Женя, взяла за руку и тихо спросила:

— Ты в порядке?

Сдерживая слезы, я кивнул, через силу улыбнулся и повернулся к своим товарищам. Они встревоженно смотрели на меня. Я подчеркнуто бодро спросил:

— Чего ждем? Решили уже, куда идти?

Мы снова двинулись в первую открытую дверь. Вообще, ответить на вопрос, что же мы ищем, не смог бы никто из нас. Очевидно, мы втайне надеялись, что очередная дверь снова выведет нас в нашу спальню. Ну или хотя бы на кухню.

Как ни странно, очередная дверь действительно вела на кухню. Кухню, очень сильно напоминающую кухню нашего интерната. Даже запахи царили знакомые: пригоревшего жира, сухофруктов, свежей выпечки и жарящегося мяса с луком. Переглянувшись, мы, не забыв зафиксировать дверь, осторожно двинулись вперед. Ощущая себя ребенком, заглянувшим в пряничный домик, я, зачем-то пригибаясь, медленно шел за Леной, оглядываясь по сторонам. Накрытые крышкой кастрюли, в которых что-то булькало и пыхтело, свежевыпеченные булочки, разлитый по стаканам компот. По запаху я безошибочно определил яблочную сухофруктовую смесь — терпеть не могу яблоки. Немного осмелев, я подошел к столу со стаканами, взял один и принюхался еще раз. Точно, яблочный.

— Поставь! — яростно зашипела Лена мне в спину, — мало ли что там...

Тут я с ней был согласен. В целом. Подвоха можно и нужно ждать откуда угодно, хотя вот этот компот выглядит совершенно безобидно, равно как и вот эти булочки. С трудом поборов жадность, я вернул стакан на родину и продолжил осматривать окрестности. Ну и где тот повар, что живет здесь?

Повар объявился, как водится, внезапно и со спины. Позади нас хлопнула дверь, и в комнату вошел… кто-то. Видел я только ноги сквозь щель между коробками, лежащими под столом. Теперь между ними скрючился еще и я, удивив даже самого себя гимнастическими способностями. Куда подевался Гаранин с девчонками, я разглядеть не успел, надо понимать, их способности к внезапному исчезновению были еще выше моих.

Негромко напевая «Ели мясо мужики, пивом запевали», неведомый повар, вернее, повариха, что-то шумно сгрузила на разделочный стол, потом открыла кастрюлю, помешала, довольно поцокала языком и начала что-то рубить на разделочной доске. Здорово. Спрятаться мы спрятались, а что дальше? Ждать, пока она еще раз уйдет… Откуда она там вылезла?

Можно, конечно, просто встать и вежливо поздороваться, но пока я не спешил проявлять воспитанность, предыдущие встречи с обитателями дома меня многому научили. Однако, через пару минут, когда неведомый кулинар дорезал, судя по слезящимся глазам, лук, и начал обжаривать его, я понял, что руки и бока мои уже начали затекать от неудобной позы. Пытаясь не производить шума, я перевернулся на спину, что, несомненно, облегчило мое положение, но затруднило возможности наблюдения. Ну да ладно, если не можешь вести визуальное наблюдение — веди аудиальное. Поскольку меня никто не ставил подсматривать, я, удовлетворенный своим новым состоянием, расслабился и стал терпеливо ждать момента. Запрокинув голову, я увидел, как вдоль дальней стены кухни аккуратно крадется Лена, очевидно, задумавшая обходной маневр. Когда она скрылась из моего поля зрения, я снова сосредоточился на звуках, издаваемых поварихой. От мужиков она перешла к песне про дом и кровать, и ты в ней спишь… Такой песни я не знал, и начал вслушиваться в слова. Когда, безжалостно фальшивя, она дошла до слов «звон стекла», на кухне и впрямь он раздался. Удивившись такому аккомпанементу, я не сразу понял, что произошло. Зато поняла повариха. Она подскочила и резко повернулась куда-то влево.

— Ой! Напугала-то как… Ты чего тут делаешь? Тебя кто с уроков отпустил? Ну, чего молчишь? Иди-ка сюда!

Некстати вспомнив об уроках и одном знакомом учителе, я повернулся, пытаясь высмотреть, кого она ухитрилась заметить, и сам зацепил затекшей рукой ножку столика. Столик оказался морально нестойким и подкосился, после чего многочисленные стаканы поехали вниз и с радостным звяканьем встретились с полом.

Я замер. Не то чтобы я надеялся, что мой демарш останется незамеченным, я просто не совсем представлял свои дальнейшие действия. Но в следующий миг я был сцапан железной рукой, выдернут, как морковка из грядки, и представлен пред царские очи.

— А это что у нас за мышонок тут прячется? Вы чего удумали, а? Решили обворовать тетю Машу? Решили ребенка моего оставить без шоколадки?

Какая связь между нашим пребыванием на кухне и шоколадкой для неведомого ребенка, я задумываться не стал. Все мои мысли занимало осознание того факта, что повар, а, вернее, повариха, мне хорошо известна еще по жизни моей в интернате. Мария Георгиевна Авот собственной персоной. И, памятуя о рандеву с Дачей, фактом новой встречи я был скорее раздосадован.

— Ну-ка стоять! Куда собралась? — железной у Авот была не только хватка, но и командный голос. Женя, а именно она ухитрилась, выбираясь из-под мойки, смахнуть тарелку, послужившую первопричиной нашего провала, замерла на месте, хотя перед этим явно намеревалась продолжить путь. Эй, а как же я? Покрутив головой, Гаранина и Лену я не заметил, но искренне надеялся, что они где-то сидят и думают о моем спасении, а не бегут в панике подальше от Авот с ее кухней.

— Вы чего удумали, стервецы?! От тети Маши еще никто не убегал! — в этом вопросе я имел иное мнение, но в данный момент ситуация и впрямь была незавидной. В интернате все, кто мог бы бежать, просто бежали бы, оставив того, кто попался в цепкие лапы, встречать страшную судьбу в одиночестве, благо, потом он все равно возвращался к остальным, зачастую значительно более сытый, чем до этого. Вот только мы не в интернате. Уже нет.

— Мария Георгиевна? Вы что, нас не узнали? — я решил провести отвлекающий маневр. А вдруг она и впрямь вспомнит нас, и подобреет?

— А чего вас узнавать? Ты, Кузнецов, известный подлец! Хотя вот не общался бы с этим уголовником, Гараниным, глядишь, и вырос бы нормальным человеком! Ну а ты, Руднева, вот от тебя не ожидала!

Женя, такое ощущение, и впрямь испытывала ощущение стыда. Ее щеки покраснели, и думала она, надо понимать, совсем не в том направлении, которое требовалось в текущей ситуации. Женя, Женя...

К счастью, Гаранин рефлексией не страдал, и искал пути спасения. Поскольку был он человеком прямым и решительным, то и путь моего освобождения выбрал прямой и решительный: подкравшись сзади, он со всей дури шарахнул Авот по голове чугунной сковородой. Охнув, она покачнулась, разжала пальцы, и я не стал упускать момента — через секунду я уже был рядом с Женей, схватил ее за руку и потащил к выходу. Гаранин, тем временем, закреплял успех: ухватив за ручку кастрюлю с кипящим супом, он опрокинул ее и побежал в нашу сторону. Мясной бульон разлился по полу, обжигая и его, и хозяйку кухни. Авот по-звериному зарычала, обнажая острые, как у акулы, зубы, и с внезапной прытью скакнула за нами, явно намереваясь не выпускать добычу из рук. Мы вынужденно побежали вглубь кухни, влетели в коридор, заставленный холодильниками с двух сторон, и Гаранин шарахнул по выключателю, погрузив его во тьму. Авот с бешеным рычанием влетела в коридорчик вслед за нами и впечаталась в открытую Гараниным дверь одного из холодильников. Вот за что его люблю, так это за способность быстро соображать в критических ситуациях: мне для принятия решения нужно было время и, желательно, благоприятная обстановка, а Гаранин в нужные моменты действовал интуитивно, осязательно. Пользуясь секундой выигрыша, мы нырнули в боковую дверь, которая, как оказалось, вела в еще одну холодильную камеру. У нас в интернате таких помещений точно не было — здесь хранилось замороженное мясо. Я, честно говоря, такое только в кино видел. Мы пригнулись и спрятались за одним из рядов туш, висящих на крюках, когда в коридоре снова зажегся свет. Разгоряченные после короткой погоней, мы пока не ощущали холода, и я, не переставая напряженно вслушиваться в шаги Авот, повел Женю по периметру комнаты мимо грустно висящих хрюшек и коровок. В очередной раз отвернувшись, я оступился и чуть не упал, удержавшись на ногах только благодаря тому, что все еще держал Женю за руку. Ну и еще потому, что влетел лицом в твердую ледяную тушу. Пробормотав нечто среднее между «спасибо», «извините» и «какого хрена», я поправил очки и разглядел наконец, куда именно я влетел. И застыл.

На меня печальными ледяными глазами смотрел Валя Половинкин. Не заорал я только потому, что был испуган настолько, что даже кричать не мог. Валя висел на отдельном ряду, обработанный, выпотрошенный, без рук и без ног, в ряду таких же, как он сам, полутуш, ранее принадлежавших не свиньям и не коровам, а...

Однако у Жени способность кричать не отнялась. Резким пронзительным воплем она наполовину оглушила меня, и, прежде чем я успел заткнуть ей рот, к нам уже ввалилась Авот, привлеченная столь бурной реакцией. Я зажимал Жене рот рукой, но она продолжала подвывать, совершенно безумно вращая глазами.

Прежде я за собой не наблюдал особых способностей к решительным действиям, но тут они вдруг появились. Помня на каком-то подсознательном уровне, что лучшим средством от истерики является пощечина, я от души влепил Жене оплеуху (вы не подумайте, я раньше девчонок не бил), тряхнул ее так, что клацнули зубы, и проорал ей прямо в ухо:

— Бежим!!

Мои методы подействовали. Женино лицо обрело осмысленность, она ощутила твердую поверхность под ногами и рванула следом за мной к выходу из камеры. Мы попытались обогнуть Авот слева и справа, надеясь, что она станет героем пословицы про зайцев, но Авот предпочла пословицу про птиц и поймала Женю за волосы в тот момент, когда она пробегала мимо. Тормознув у выхода, я за неделимую единицу времени переборол в себе недостойный позыв бежать дальше, развернулся и прыгнул Авот на спину. В следующий миг она убедила меня, что это неудачная тактика: крутанувшись на месте и сбросив меня со своей широкой спины, она залепила мне такую затрещину, что я сел на пол, забыв, кто я и где. Истошный вопль Рудневой помог мне вернуться в чувство, я снова вскочил, покачиваясь, схватил лежащий на передвижном столике шеф-нож и прыгнул аки Тарзан, целясь прямо в сердце. Поскольку Тарзана я напоминал слабо, даже того, который муж Наташи Королевой, в сердце я не попал, но получилось не менее удачно: я воткнул нож сверху вниз между плечом и шеей, и всем весом повис на нем. Нож вошел в тело с трудом, будто сама Авот тоже состояла из замороженного мяса, но полившаяся красная кровь убедила меня, что я на верном пути. Авот ударилась спиной об стену, я выдернул нож из раны и полоснул по руке, державшей Женю за волосы. Заревев, как раненый медведь, Авот свободной рукой шарахнула мне по ребрам, выбивая дыхание. Сипя и видя все словно сквозь тоннель, я всем весом прижал руку Авот к стене и (хвала тому, что она держала свои ножи острыми!) в два движения перерезал Женины волосы. Освободившись, она, даже не подумав обернуться и удостовериться, что я следую за ней, со скоростью ветра сорвалась и помчалась к выходу. Все еще не дыша, я на силе собственной паники проследовал за ней, промчался мимо плиты, едва не поскользнувшись на мясном бульоне, от запаха которого сжался желудок, и выбежал к двери, возле которой нас напряженно ждала Лена. Едва я успел понять, что Гаранина среди нас нет, как он выкатился откуда-то со стороны мойки, тяжело дыша, и жестами показал, что нам надо двигаться дальше и оставить все здесь произошедшее позади как можно скорее. Сочтя его доводы убедительными, мы выскочили за дверь, захлопнули ее, и встали, пытаясь отдышаться. Три секунды спустя дверь распахнулась, наглядно демонстрируя нам нашу самонадеянность и глупость; на пороге, вооруженная тем самым ножом, стояла Авот, и взгляд ее не предвещал ничего хорошего. Придя к единому выводу, что продолжать бегство в нашей ситуации есть единственно разумный выход, мы рванули дальше, выскочили в предыдущую комнату с дверьми и наткнулись на новое препятствие. Нет, не зря говорят, что все новое — хорошо забытое старое, хотя тут мы даже забыть не успели. Дача с лопатой наперевес, собственной персоной, мчалась по коридору от одной из комнат-близнецов. По другому коридору к нам приближались неистовые дети без глаз, со своей настоятельницей позади, верещащей без остановки:

— Взять их! Поймать! Не дай бог упустите, скоты безмозглые!

Не сбавляя скорости, мы паровозиком метнулись в свободный от посторонних коридор, и Гаранин распахнул новую дверь. Очевидно, мои молитвы о том, чтобы нам было куда бежать, были услышаны, и нас ждал новый коридор. Вот, новый поворот… Очевидно, долго так продолжаться не могло, за очередной дверью мог оказаться тупик или еще что похуже. Очевидно, силы моих молитв ввиду моей слабой праведности хватило только на три двери — за четвертой нас ждала гулко жужжащая комната с запахом гнилого мяса. И прежде, чем мы собрались с силами и решили, что встреча с неизвестными мухами лучше, чем встреча с лопатой или ножиком, за спиной раздался еще один голос из прошлого:

— Сюда! Бегом! Бегом, етить вашу мать, щеглы суконные!

Не раздумывая, Гаранин буквально забросил Лену в новую дверь, запихнул Женю и залетел сам. Я смог позаботиться о себе самостоятельно, втиснувшись в дверной проем одновременно с Женей, и за нами захлопнулась дверь. Не теряя времени, наш спаситель накинул на дверную ручку веревочную петлю, прикрепленную к соседней двери, и потянул нас за собой. То и дело приговаривая себе под нос что-то про братских щук и жёванных кротов, он, сверяясь с компасом, миновал еще четыре комнаты, какую-то каморку, где возле нарисованного камина, грустно вздыхая, сидел в обнимку с поленом человек в старинном обветшалом наряде и, наконец, вывел нас в помещение, больше всего напоминающее огромный склад. После чего захлопнул дверь на засов и повернулся к нам. Видя, что мы уже опять готовы сорваться куда-нибудь на низком старте, он поправил кепку-аэродром и хрипло произнес:

— Постой, паровоз. Я людей не ем. И даже живьем не закапываю, етить его бога душу мать. Ну че вы зенки выкатили? Ясный красный, не верите Степанычу. Эх, детишки, куда ж вас к черту занесло...