День насущный. Часть вторая.

— Держу пари, нам туда.

— Ты можешь говорить нормально? — тут же «укусила» меня Аня.

— Как это — нормально? — не понял я.

— Ну вот без этих… Держу пари… Не умничай, короче.

Ну блин. Стоило нам остаться вдвоем, и меня тут же начали строить. Я что, рыжий? Впрочем, да.

— Хорошо, — покладисто сказал я. В целом, нам главное добраться куда-нибудь и найти остальных, а поругаться я всегда успею.

Мы шли по узким извилистым улочкам, то спускаясь, то поднимаясь, и меня не покидало ощущение, что город вокруг будто собран единым усилием в беспорядочную кучу. Дома то стояли группами, являя собой единый архитектурный ансамбль, то казались просто выдернутыми и разбросанными в полном хаосе. Из окон тут и там на нас смотрели чьи-то расплывчатые физиономии, и брести по пустому городу под чужими взглядами было очень неуютно. Вскоре позади послышались шаги, я начал то и дело оборачиваться, чтобы разглядеть того, кто нас преследовал, но так и не смог. Однако шаги приближались, и в очередной момент я схватил Аню за руку и сказал:

— Побежали!

Уговаривать ее не пришлось. Мы понеслись вперед, но шаги за нашей спиной становились все ближе. Больше всего сожалея об оставленных в озере кедах, я разбивал босые ноги об асфальт, брусчатку и гравий, но все равно бежал, ибо страх был сильнее боли. На очередном спуске по гравийной дорожке, в окружении подстриженных розовых кустов за сеткой-рабицей, Аня, которая была обута, но бежать уже тоже едва могла, споткнулась и со всего маху навернулась вперед. У меня даже лицо заболело, едва я представил, каково ей. Обернувшись, я уже готов был встретить лицом к лицу неведомую угрозу (ну, или снова сорваться с места и убежать, оставив Масловскую на съедение, в зависимости от степени угрозы), но за нами была тишина. Я осторожно, не оборачиваясь, сделал пару шагов к Ане, и услышал тихие, острожные шаги вдалеке. Ага. Опять. Шутки шутить изволите?

Уже не осторожничая, я подошел к Ане, и помог ей подняться… Мать моя женщина..

Сказать, что падение не прошло бесследно, значило не сказать ничего. Конечно, Аня и до этого красавицей, в общем-то, не была: нос картошкой, сильно оттопыренные уши, передние зубы, как у кролика, слишком густые брови… Но теперь, с разбитыми в лепешку губами, ссадиной на лбу и сколотым передним зубом… Блин. Извини, Аня. Я не виноват. Честно.

К моему удивлению, она не стала опять реветь, лишь деловито поставила меня в известность:

— Я яфык прикуфила.

Я криво улыбнулся. Втайне радуясь тому, что у нее, судя по всему, нет с собой зеркала, и она не может оценить масштаб разрушений, или находится в шоке, я сказал, глядя на приближающуюся темную фигуру с большими садовыми ножницами:

— Пойдем дальше. Вроде отвязались, но все равно лучше не стоять на месте. Мало ли.

Ближе к небоскребу становилось все больше многоквартирных домов, но и древних развалюх хватало. А еще появились люди. На нас они не обращали ни малейшего внимания, они стояли, сидели, лежали, все больше и больше ближе к центру этого странного города. Они не разговаривали и, казалось, даже не дышали. Они просто были здесь. И все же это были люди.

С опаской приблизившись к самому нормальному на мой взгляд, я остановился и, прокашлявшись, попытался заговорить:

— Добрый… вечер? Вы нам не поможете?

Сидящий на кривом пластиковом стуле мужчина лет сорока в грязном белом халате медленно перевел на меня взгляд, моргнул пару раз и снова уставился перед собой. В том, что он меня услышал, я не сомневался, ну а настойчивостью, особенно по отношению к взрослым людям, я никогда не отличался, так что...

— Эй! Фы нас флышите? Фы наф понимаете?

Однако для Масловской никакие рамки морали и приличий никогда не были проблемой. Она без малейшего стеснения подошла к мужику вплотную и тряхнула его за плечо — и я уже приготовился дать деру, если он начнет вставать… Но его реакция была такой же. Никакой.

— Ань...

— Чо? — сверкая глазами на окровавленном лице, резко обернулась ко мне Масловская.

— Пойдем. Ты же видишь, они...

Какие именно они, я не придумал, но это и не потребовалось. Сердито сопя, Аня отпустила мужика и подошла ко мне.

— Тогда что ты предлагаешь?

Вместо ответа я пальцем ткнул ей за спину.

— Я думаю, они все идут туда. Точнее, сидят, лежат, стоят...

— Ну тогда пошли! — энергичности Масловской было не занимать.

Огибая и перешагивая лежащих, мы с Аней, держась за руки — на всякий случай, чтобы не потеряться, приблизились ко входу в небоскреб. Стеклянные двери разъехались перед нами, как в каком-нибудь супермаркете, и мы шагнули внутрь. Я уже откровенно хромал, опять начала болеть подвернутая лодыжка, и стесанные до крови подошвы тоже давали о себе знать. Аня выглядела немногим лучше, и я пару секунд хотел предложить ей платок, хотя бы чтобы вытереть кровь с лица, но потом смирился, благо платка у меня никогда не было.

Внутри, на железных, деревянных, каменных и каких угодно еще скамьях сидели такие же люди — безучастные ко всему, не обращающие на нас ни малейшего внимания. Лишь пара самых активных лениво посмотрела на нас и снова вернулась к своему занятию ничем. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием ламп.

Блин… Когда мы шли сюда, я представлял что угодно, только не это. Подойдя к стойке, я дотянулся до звонка, как в старых американских фильмах, и позвонил.

А потом позвонил еще раз. Я обычно стараюсь не привлекать к себе внимания, но тут случай был иной. Не зря же мы перлись в такую даль.

Наконец, раздались шаги, и откуда-то из боковой комнатки вывалился старик лет семидесяти с тонкими усиками, с моноклем, в голубом клетчатом костюме с жилеткой и цепочкой от карманных часов. Я уже ничему не удивлялся. Он подошел ближе, встал напротив нас, оперся о стойку, и внимательно стал изучать наши испачканные, измученные лица. Потом посмотрел за наши спины, оценил грязные Анины следы и окровавленные мои, и снова уставился на нас. В неловкой тишине прошло полминуты, и, как только я открыл рот, чтобы поздороваться, он произнес:

— Ну и?

Я собрался было ответить, что мы хотим… Чего мы, собственно хотим? Подумав пару секунд, я сказал. Точнее, хотел сказать, что мы ищем наших друзей и выход из дома. Но этот странный портье и тут меня опередил.

— А здороваться вас не учили, молодой человек?

Обозлившись, я все-таки сказал:

— Здравствуйте.

— Несложно, правда? А ты, девочка?

Аня, в свою очередь, прошепелявила:

— Фдрафтфуйте.

— Тебе надо поработать над дикцией. Найди своей сестре логопеда.

— Она не моя сестра, — ляпнул я. Портье удивленно уставился на меня:

— И поэтому ты считаешь, что это нормально, будто она говорит, как будто у нее полный рот камней?

— У нее не полный рот. То есть...

Аня, до сего момента лишь возмущенно смотревшая на портье, произнесла:

— Я уфала. Мы бефафи, но я сфотфнуфафь и уфафа.

— Я не понимаю ни слова, девочка, помолчи и не напрягай меня. Ну, так чего вам тут надо?

Сжав Анину руку и предостерегая ее тем самым от продолжения споров, я ответил:

— Мы ищем друзей. И...

Я чуть было не ляпнул «выход из дома», но вовремя опомнился. Мало ли… Мы даже не знаем, что это за место. Лучше не сообщать первому встречному, что мы здесь делаем.

— Вы Чебурашки?

Пару секунд я молча хлопал глазами. Уж чего-чего, а упоминаний о советской классике я тут совершенно не ожидал. Но, тем не менее, продолжил:

— И еще...

— Подожди, подожди. Ты не ответил на вопрос. Вы Чебурашки?

Поняв, что портье не шутит, я посмотрел на Аню, которая, может, оттопыренными ушами и напоминала Чебурашку, но в целом сходство было минимальным. Потом снова посмотрел на портье и ответил:

— Нет, мы не чебурашки. Мы люди. Дети. Людей.

— Жаль, — искренне расстроился портье. — Я помню, что чебурашки ищут друзей, но в той книге не было картинок и половины страниц, и я так и не выяснил, кто же такие чебурашки.

Так-так, вы ищете друзей, и что еще?

Тут у меня ответ был готов.

— А еще мы ищем самый страшный кошмар.

Наконец-то я сумел удивить этого мерзкого старикашку. Взяв монокль, он протер его, после чего водрузил на место и уставился на меня как-то по-новому.

— Вас прислал Крыса?

Настала моя очередь удивиться. Какая такая крыса?

— Нет… Мы...

— Невысокий, с трубкой и щетиной, в водолазке и белом халате, так?

— Так, — удивленно подтвердил я.

— Козел… Ну ладно, я ему припомню. Самый страшный кошмар, скотина… Самый страшный кошмар вы уже нашли. Что, непонятно?

Мы синхронно помотали головами.

— Эх, молодежь. Вы думали, самый страшный монстр он огромный, зубастый и норовит вас сожрать?

Я вспомнил Авот и подумал, что да, пожалуй, это страшный монстр.

— Нет! — портье назидательно воздвиг указательный палец в небо. — Самый страшный монстр — это налоговая инспекция. Или инспектор. То есть я. Ну, раньше. А тут… А тут просто в силу привычки к порядку пытаюсь худо-бедно навести порядок.

— Порядок? — я совсем утратил нить разговора.

— Порядок, — отрезал портье. — Итак. Заговорился я с вами. Желаете встать в очередь?

Поморгав и посмотрев на Аню, которая пожала плечами, я ответил:

— Наверное, хотим. А в какую очередь?

— В общую. Итак, ваш номер 21876501. Свободны.

— Эээ, погодите! — портье уже начал уходить, но я успел закричать до того, как он скрылся.

— Что-то еще? — он был, казалось, сама любезность, но взгляд его говорил скорее о том, что он хочет зажарить нас живьем.

— Да. Что нам дает этот номер, в очереди?

— Когда настанет ваша очередь, придете, и узнаете.

— Эм… А когда она настанет?

— Узнаете, когда придет время. Теперь все?

Понимая, что моя голова вот-вот лопнет, я постарался откинуть все лишнее, и сосредоточиться на главном.

— Наши друзья. Мы их ищем. Где они?

— Друзья, друзья… — он защелкал мышкой и уставился в неведомо откуда появившийся на стойке широченный монитор. Я попытался подглядеть, что он там ищет, но портье сурово глянул на меня и повернул монитор так, чтобы я не смог туда заглянуть. Пфф. Не очень-то и хотелось.

— Ваши друзья… Пять человек. Здесь они не проходили. Им хватило ума сюда не лезть. Впрочем, возможно, это скорее минус в их положении.

— Минус? Погодите… Где они?

— Территориально? Понятия не имею. Метафизически? Ну, уместно будет сказать, что они в немалой опасности.

— Как нам попасть к ним?

Я задал этот вопрос машинально, и ждал ответа в стиле — никак, или — вот придет ваша очередь, тогда… Но портье нахмурился и сказал:

— Если не собирались ждать своей очереди, так бы сразу и сказали. Налево, по коридору восьмая дверь слева. Всего доброго.

Он снова развернулся, но я, уже окрыленный таким поворотом, не смог удержаться:

— Стойте! Еще один вопрос. Последний, честно.

Закатив глаза, он все-таки вернулся, и, глядя на меня так, что я ощутил физический дискомфорт, буркнул:

— Ну?

— Почему вы назвали того человека… крысой?

— Потому что он всю жизнь мечтал о море, но даже ванную принимал редко, так как боялся утонуть. Поэтому его и прозвали сухопутной крысой. Все, не задерживайте меня.

Он стремительно, с прямой как столб спиной удалился обратно в свою комнату. Ну и ладно, в общем-то.

Мы с Аней переглянулись, я опять взял ее за руку (а, между прочим, приятное ощущение, гулять с какой-нибудь девочкой за ручку, даже если ты к ней вроде и не питаешь никаких романтических чувств), и мы пошли в коридор слева. Посчитав до восьми, я взялся за ручку двери, и распахнул ее.

За дверью была ночь. Высоко в небе сияла луна, нереально большая, светящаяся, как круглая лампа. Было тепло, по-летнему, и мягкая трава приятно ласкала мои больные ноги. Я закрыл за собой дверь и огляделся. Значит, наши друзья где-то здесь?

Посмотрев по сторонам, я увидел в нескольких сотнях метров от нас какой-то дом, скорее, даже особняк. В три этажа, неровной постройки, некоторые его окна ярко светились. Перед домом была освещенная площадка, по которой перемещались люди. Стараясь держаться незаметно, что было сложно под лунным прожектором, мы осторожно спустились с холма, на котором оказались, и приблизились к дому. Обойдя его с неосвещенной стороны, мы, словно воры, прокрались вдоль живой изгороди. Вскоре мы услышали музыку и голоса, и, пробравшись чуть дальше, смогли увидеть их источник. Источником музыки были скрипач и пианистка, которые исполняли какую-то пронзительную, прекрасную мелодию, от которой у меня натурально защемило сердце. Серьезно, я вообще не поклонник музыки, но тут прямо пробрало. Несколько минут я стоял в оцепенении, пока, наконец, мелодия не закончилась и наваждение не спало. Раздались аплодисменты, крики одобрения, и девушка в вечернем платье встала из-за пианино, слегка поклонилась и, улыбаясь, подошла к гостям. Скрипач в белом пиджаке и темных брюках, очевидно, был из прислуги, судя по тому, что одет он был так же, как и пара официантов, стоящих неподалеку, рядом со столом, на котором что-то лежало. Тут невысокий мужчина поднял руку, и, вглядевшись в его лицо, я с огромным удивлением обнаружил в нем Валеру. Он, дождавшись внимания, произнес:

— Благодарю за прекрасное выступление, леди Екатерина. Ты, как всегда, чудесна. Друзья! У меня есть кое-что, что я хотел бы вам показать. Это коллекция.

— Та самая, о которой вы упоминали, лорд Валериан? — с придыханием произнесла какая-то совсем юная особа.

— Да, Амели.

Один из мужчин, стоящих перед ним, что-то тихо произнес, чем вызвал общий смех, и Валера, тоже улыбаясь, ответил:

— Нет, нет, не переживайте. Даже если выдохнется — мы всегда сможем открыть еще одну.

Он театрально повернулся и пошел вглубь сада, к дому. Процессия гостей, числом человек двадцать, следовала за ним, замыкали их музыкант и два официанта с подносами, уставленными наполненными бокалами.

Мы, озираясь, прокрались на площадку и подошли к столу. Медленно, на ватных ногах, я сделал три шага и упал на колени.

Лежа на столе, пустыми глазами в беззвездное небо смотрела Женя. Кто-то… И я даже знал, кто, перерезал ей вены и слил из нее всю кровь. Она была мертва.

***

Не знаю, сколько бы еще я просидел там, бессмысленно глядя на стол и тело Рудневой. Вот, вроде бы, всякого уже навидался, и Шушин, и Половинкин, и Бортник… А тут вообще забыл, кто я, где я, и чего хотел. Разбудила меня Масловская, которая вцепилась ногтями мне в плечо:

— Быстрее! Кто-то идет!

Едва перебирая ногами, я вслед за Аней отступил в кусты жимолости, растущие неподалеку от обеденного места. Все еще не в силах прийти в себя, я отстраненно наблюдал, как известные уже официанты, убедившись, что больше крови им тут не выжать, отвязали Женино тело от стола и, как мешок картошки, унесли его куда-то в сторону дома. Как зомби, я поднялся и зашагал было за ними, плохо понимая, чего хочу, но уверенный, что надо вернуть тело. Хотя бы тело. Но мне опять помешала Масловская:

— Куда, кретин? — она яростно зашипела мне в ухо, повиснув на мне всем весом и опять вцепившись когтями, на этот раз в лицо. Я, наконец, начал приходить в себя, ойкнул, присел, и, повернувшись к ней, столь же яростно ответил (впрочем, тоже перейдя на шепот):

— Надо догнать! Ну… А...

Толковых идей, зачем именно это надо сделать, я не родил. Не особо обращавшая внимания на мои бредни, Аня, как оказалось, мыслила гораздо яснее:

— Надо найти остальных. Они тоже тут, надо их найти. Надо им помочь! Да проснись уже!

Я, наконец, догнал, о чем она пытается мне сказать.

— Ты думаешь… Думаешь, они еще живы?

— Валера же сказал, что можно открыть еще! Значит, еще живы!

По крайней мере, кто-то из них. Но этого я вслух произносить не стал, даже думать себе запретил. Хорошо. Предположим, что это имеет смысл, и они еще живы. Где они могут быть?

Очевидно, где-то в мрачных подвалах. Как попасть в мрачный подвал? Через не менее мрачный коридор. На цыпочках, как вор… Ключи по классике должны быть у хозяина дома, а мы должны были его отвлечь под благовидным предлогом и выкрасть их. Проще простого… Если не учитывать, что в доме полно гостей, которые вряд ли нам помогут. Плюс прислуга… Тупик, но что-то делать нужно.

Хорошо. Я уже успокоился достаточно, чтобы рассуждать логически. Скорее всего, их держат где-то там же, куда эти нелюди унесли тело Рудневой. Почему? Понятия не имею. Просто иного направления движения я пока придумать не мог.

Пригибаясь и оглядываясь, мы с Аней прокрались через сад и шмыгнули в дом. На наше счастье, внутри было довольно темно, тусклые фонари и редкие факелы слабо разгоняли царивший здесь полумрак.

Несколько раз мимо нас проходили слуги, в одинаковой униформе, с подносами, коробочками, какими-то тряпками и просто с пустыми руками. Разумеется, я понятия не имел, куда именно делись те двое с телом, поэтому просто искал нечто подходящее. Подходящим оказался спуск в подвал — к сожалению, не с каменными стенами, сыростью и скелетами на полу, а представлявший собой обычную деревянную лестницу за деревянной дверью, ведущую в комнаты, полные каких-то ящиков, коробок, совершенно чужеродно выглядящих здесь белых холодильников, стеллажей с винными бутылками и сырными головами, свисающими с потолка окороками и прочими атрибутами пищевого хранилища в том его виде, какой представляется человеку, знакомому с предметом лишь по старым сказкам и фильмам про средневековье.

Мимо входа промелькнула чья-то стремительная фигура, но мы, напряженные до икоты, тут же нырнули в самый дальний угол подвала, в спасительную тень. Подождав секунд пять и удостоверившись, что нашего уединения никто не нарушит, я повернулся к Ане и спросил:

— Куда дальше? Ты что-нибудь слышала… Ну, где они их могут держать?

Аня подумала секунду и покачала головой, оглядываясь по сторонам. Плохо. Поиски черной кошки в темном комнате могли закончиться, не начавшись. Что дальше?

Для уверенности мы еще раз обошли весь подвал, но тут наших друзей гарантированно не было. Либо они были спрятаны так хорошо, что нам их не найти...

Тогда остается последний вариант.

— Ты совсем дурак? — даже в полумраке я мог наблюдать, как лицо Масловской кривится в негодовании.

— У тебя есть идея получше?

— Да! Нет! Не знаю… Но то, что ты предлагаешь...

— Если нет, то тогда пошли. Возьми что-нибудь… острое.

Мое оружие утонуло вместе с рюкзаком, но я заприметил лежащий здесь ржавый нож с обломанным острием. Выглядел он достаточно опасно, а это было самым главным. Видя, что Аня не может найти себе подходящего инструмента, я вытащил одну из бутылок, обмотал ее Аниной же ветровкой и разбил об пол. По подвалу разлился запах вина… Да, об этом я не подумал. Ну да ладно, зато теперь у нас есть еще одно оружие.

Протянув получившееся оружие своей спутнице (она с откровенной жалостью лицезрела свою куртку, теперь сочащуюся красной жидкостью, но «розочку» взяла без колебаний), я повернулся к выходу из подвала. Теперь надо было найти кого-нибудь одинокого и неприкаянного… И судьба нам улыбнулась.

За дверью послышались шаги, и через мгновение к нам уже спускался один из двоих уносивших тело уродов. Нет, он был вполне даже симпатичный (не подумайте чего, я исключительно с эстетической точки зрения), но я в тот момент его яро ненавидел. Кивнув Масловской, я отступил за угол и присел за большой корзиной, стараясь успокоить дрожь в руках и готовясь к внезапному нападению. Он был на полголовы выше меня и раза в полтора тяжелее, но на моей стороне был эффект внезапности, плюс я был вооружен. Все должно было получиться. Это я так себя настраивал.

Пришелец же, мыча себе под нос какую-то песенку и покручивая связку ключей на пальце, прошелся по подвалу, остановился прямо в центре комнаты и исполнил пару каких-то танцевальных движений, сильно напоминавших Майкла Джексона, если бы он был бездарным и парализованным. Замерев в эффектной позе, он нахмурился, и, дергая носом, точно охотничий пес, двинулся в тот угол, где я занимался артефакторством.

Нюх, как у орла… Ну, теперь точно нельзя отступать. Дождавшись, пока он пройдет мимо меня и уставится на лужу вина с плавающими в ней осколками стекла, я выпрямился, глубоко дыша от страха, сделал два шага и прыгнул официанту на спину, хватая его за волосы и приставляя нож к горлу.

Ну, по крайней мере, план был таким. В момент, когда я повис на нем, он резко дернулся и, чтобы удержаться, я махнул правой рукой и воткнул нож ему куда-то в районе плеча, под ключицу. Заорав, он начал отступать назад, и, разумеется, упал на спину, всем весом рухнув на меня. Я выпучил глаза, ослабил хватку и в свою очередь не завопил лишь потому, что при падении из меня выбило весь воздух. Но ситуацию спасла Аня — подскочив к орущему бугаю, она буквально ткнула ему острым краем бутылки в лицо и яростно зашипела:

— Закройся! Заткнись! Убью, сука!

Честно говоря, я тоже перестал изображать дырявую резиновую лодку и прекратил исторгать из себя сипение, ибо поверил Масловской на сто процентов — настолько свирепым было ее лицо. Наш оппонент тоже не стал испытывать судьбу и затих, в ужасе тараща глаза. Я принялся выкарабкиваться из-под него, а Аня уже приступила к допросу:

— Где дети? Ну? Быстро!

Продолжая вращать глазами, он лишь мычал что-то нечленораздельное. По его лицу текла кровь вперемешку с остатками вина, превращая его физиономию в какую-то карнавальную маску. Но Аня, как выяснилось, явно проходила курсы интенсивного допроса в условиях боевых действий, и не снижала напора:

— Если через три секунды ты не заговоришь, вырежу тебе глаз! Где дети, ну? — для устрашения она опять ткнула его в лицо, добавив новых глубоких порезов… Да, симпатичным после такого его уже никто не назовет.

Блин, о чем я думаю? Не время жалеть. Эти скоты убили Рудневу! Я вдруг ощутил прилив ярости, опустился на колено рядом с ним, взялся за рукоять ножа, все еще торчащего из его

плеча, и с силой надавил, опуская лезвие и проворачивая его в ране. Жертва эксперимента тут же завыл, и Аня гневно прохрипела в мою сторону:

— Заткни ему рот! Сейчас весь шабаш сбежится.

Я схватил все ту же Анину куртку и попытался заглушить его вой свернутым рукавом. Получилось так себе, но уровень децибел снизился до приемлемых, и Масловская продолжила следовать своей методике:

— До трех! Считаю до трех! Два!

Подопытный закатил глаза и явно вознамерился потерять сознание, но я воткнул нож еще глубже и вернул его на бренную землю. Несмотря на то, что весил он больше, чем мы вместе взятые, официант не делал никаких попыток сопротивляться, лишь воя в ужасе от происходящего.

Дождавшись, пока его вой чуть утихнет, Аня вытащила рукав у него изо рта и повторила:

— Ну?

— Я… я скажу! Они там, по коридору, в комнате...

— Какой комнате? Быстро!

— По коридору налево, и четвертая комната, дубовая дверь, там замок...

— Где ключ?

— У… у меня, на связке, такой, большой, медный… Желтый такой… — он не отрывал глаз от бутылочного орудия пытки, и попытался правой рукой нащупать связку ключей. Выхватив ее у него из-под пальцев, я сразу нашел ключ, о котором он говорил. Тяжелый, потускневший от времени… Аня посмотрела на меня и вопросительно качнула головой. Я кивнул, но потом мне пришла в голову еще одна мысль, и я снова взялся за рукоятку своего ножа:

— Как выбраться отсюда? Тут есть двери?

— К… к… какие двери?

Официант скосил на меня глаза, икая от ужаса, и, судя по всему, искренне желая ответить на мой вопрос.

— Особые двери? Как к Валере гости пришли?

— К… К лорду В… Валериану? Приехали… Или пешком пришли, они тут, неподалеку живут...

Я ненадолго задумался. А что это вообще за место? Очевидно, небоскреб и унылый город расположены не здесь. Но двери отсюда точно должны быть, и мы их сможем открыть. Воспользовавшись паузой, наш страдалец слегка осмелел и попросил:

— Не убивайте меня. Я… Я никому не скажу, я...

Прервав его, я задал еще один вопрос:

— Двери в другие миры? Есть?

— Я… я не знаю… Есть какая-то дверь, куда никому нельзя, кроме хозяина… Но я… Не убивайте меня, п-п-пожалуйста...

— Где эта дверь?! Ну, быстро!

— На третьем этаже! По лестнице наверх, и там две спальни, и между ними...

Наверное, он не врал. У него можно было бы выведать еще много полезной информации, но его вой мог кто-нибудь слышать, или его самого кто-нибудь хватится… Надо было идти вызволять наших друзей. О путях отступления подумаем дальше. Осталось лишь решить еще один вопрос.

— Что будем с ним делать? — негромко поинтересовался я у Ани. — Нельзя его оставлять...

В этот момент я в очередной раз убедился, что во многом недооценивал весь женский род в целом и отдельных его представительниц в частности. Не меняясь в лице, Аня совершенно спокойно убрала свое оружие от лица официанта, но, не успел тот вздохнуть с облегчением, она прижала «розочку» его к горлу и надавила, явно намереваясь вскрыть его, как банку консервов.

На краткий миг я хотел ее остановить. Все-таки… Это неправильно. Да и парень вроде нам помог, и вообще, мало ли, вдруг он хороший человек? Ну, просто работа такая...

А потом я вспомнил сад, стол, тело Рудневой, как они шли сперва с бокалами, а потом тащили тело Жени. И мне стали как-то безразличны все моральные терзания и оправдания.

Не время для милосердия.

Окровавленные, мы с ней поднялись по лестнице и замерли у двери, прислушиваясь к происходящему снаружи. Вроде бы тихо… Я в тот момент размышлял о том, что читал когда-то, что женщинам нельзя убивать. У них от этого психика ломается, и вообще… Интересно, как быстро и как сильно это отразится на Масловской? В конечном итоге, свой Терминатор, даже женского пола, нам в данных условиях явно не помешает...

Главное, не становиться у нее на пути. А то список безвестных жертв пополнится и моим хладным телом.

В коридоре было пусто, и мы быстрым шагом дошли до поворота, замерли на миг, и пошли дальше. Где-то в глубине дома играла музыка, слышались приглушенные голоса, но вокруг нас все было спокойно. Досчитав до четырех, мы остановились возле тяжелой даже на вид двери с непонятным асимметричным узором, и я прижал к ней ухо. Слышно было откровенно плохо, но я смог различить чей-то голос:

— Пойми… Я же… вольный… Ничего личного… Так что...

Голос был один, и я искренне надеялся, что его обладатель не будет более волевым и сильным, чем тот, которого мы оставили в подвале. Глубоко вдохнув, я уверенно вставил ключ в замочную скважину, провернул его, толкнул дверь и быстро залетел в комнату.

Это было нечто вроде кабинета, с большим письменным столом, заваленным кучей бумаг, стеллажом с книгами и новеньким плоским телевизором на стене. Возле одной из стен, примотанные к стульям, сидели наши менее везучие собратья — Гаранин со сломанным носом, Лена с глубокими царапинами поперек лица, более-менее сносно выглядящие Тытарь с Мышкой и розовощекий Гаркуша, которого не портили ни кровоподтеки, ни ссадины. На наше появление они отреагировали по-разному: кто-то замер, глядя на нас как на ангелов, сошедших с небес, кто-то замычал и задергался — очевидно, стремясь немедленно выдать благодарность за грядущее спасание и выразить свое неизмеримое почтение. Помимо них в комнате сидел еще паренек, буквально на пару лет постарше нас, в таком же белом пиджачке, что и ранее упоминаемый официант, в данный момент недоуменно, но без малейшего страха глядящий на нас.

— Вы еще кто… такие… — постепенно его голос снижался до шепота, а лицо приобретало сходство с персонажем картины Мунка, но исполнить воочию название картины ему не дала Масловская. Стараясь не смотреть в ту сторону и не обращать внимания на вскрики, всхлипы и последующие булькающие звуки, я принялся распутывать пленников, начав с Гаранина. После его освобождения процесс пошел интенсивнее, и через полминуты все наши братья и сестры уже были свободны. Ну, от веревок, по крайней мере.

С откровенной опаской глядя на Масловскую, которая уже завершила свою жатву и теперь стояла рядом с нами и улыбалась, не обращая внимания на кровь, залившую ее с ног до головы, мы коротко приняли благодарность (Гаранин даже обнял меня в порыве чувств, потом хотел сделать то же с Масловской, но передумал) и я, уверенный в том, что теперь-то точно кто-то заподозрит неладное (уж после воплей этого паренька все должны были встать на уши), постарался пресечь грозящие потерей времени лишние разговоры:

— Все потом. Надо выбираться отсюда. Вы в курсе, где тут двери?

Гаранин нахмурился, пожал плечами и ответил:

— Нас поймали на берегу озера. Тут, в паре километров… Мы даже из воды вылезти не успели, подошли такие, культурные, в костюмчиках, мы обрадовались, они сказали, что помогут, довезли сюда, а тут Валера, и вроде бы даже как человек выглядит, а вот ведь, скотина… — Его лицо выражало горечь и обиду от такого предательства. Эх, Лешка, Лешка… Слишком поздно ты понял, что здесь даже те, кто выглядят как люди, могут оказаться чудовищами.

Хотя, чудовищами ли? Может, они и впрямь люди. Просто не ограничивающие себя… нормами и правилами. И в этом они схожи со многими другими.

Нет, дело не в Доме. Дело в нас. Дело в людях. И доверять тут нельзя никому.

— Нам один… Короче, тут есть дверь, которую только хозяин открывает.

— Думаешь?.. — прогнусавил Гаранин.

— Думаю, да. Других выходов все равно не вижу. Сколько тут вообще народу? Мы видели двоих официантов, плюс музыканта, и человек двадцать каких-то пришлых, судя по всему.

— Ну… — Гаранин задумался, считая, — человек семь в белых пиджаках, человек пять — в черных. Валера, плюс еще несколько непонятных… Короче, дофига.

Нехорошо. С толпой мы даже вооруженные никак не справимся. Даже если Масловскую на них напустить. Нужен обходной маневр.

— Нам надо на второй этаж. Бежать все могут? — судя по всему, травмированных всерьез не было. Моя боль в ногах куда-то отступила, как фоновый шум. Присутствует, но особо не мешает, только раздражает слегка. Ну, в любом случае, побегать я еще смогу.

— Тогда пошли. Хватайте что-нибудь, если что — будем прорываться с боем. В плен рекомендую не сдаваться.

— Эй, погодите! — Лена схватила меня за плечо, когда я уже хотел повернуть ручку и выйти из двери. — Надо еще Женю найти! Она же тоже тут!

Блин… Про Рудневу мы ведь не сказали...

— Ее Валера куда-то увел сразу… Мы, ну… подумали… Короче, надо ее найти! Нельзя без нее уходить!

Я вздохнул и не нашелся, что сказать, лишь отвернулся к двери. Опять выручила Аня, которая негромко, но четко произнесла:

— Они ее убили. Мы видели… Там, снаружи.

Все застыли. Я спиной явственно ощутил, как по-новому ребята оценивают кровь на лице Ани и «розочку» в ее руках, и ее недавние действия… Шмыгнув носом, я срывающимся голосом произнес:

— Надо идти.