День шестой. Часть первая.

Весь остаток вчерашнего дня мы с Гараниным, а потом и практически все остальные, кроме Тытаря и Мышки, как самых мелких, самыми различными путями пробовали добиться признания у двери. Дверь же оставалась к нам холодна и безразлична, и собственных тайн раскрывать категорически не желала. Уже после безрадостного ужина (даже столь милые нашему сердцу халва и пряники не смогли растопить льда наших сердец) мне пришла в голову мысль, что более продуктивно было бы попытаться собрать таран из какой-нибудь кровати и вплотную заняться той дверью, которая функцию открывания гарантированно имела. Но мы как-то легко приняли правила игры: если входная дверь не открывается, а окна не бьются, значит, так и должно быть.

Перед сном, после получасового совещания, мы выработали единую оборонительную доктрину. Спать предполагалось в одной комнате, и назначать дежурных (для большей серьезности обозначив их часовыми), которые будут охранять сон и покой остальных, а заодно сопровождать до туалета, если вдруг нужда позовет.

Дежурными, разумеется, стали я, Лена Колесова, Женя Руднева и сам Гаранин. Себе, как начальнику, он оставил третью, «волчью» смену, Лене — последнюю. Мы с Женей переглянулись, и я, как в некотором (крайне отдаленном, но все же) роде джентльмен, отдал ей первую смену. Спать в рваном режиме — врагу не пожелаешь. Ну да ладно, если что, завтра перехвачу днем пару часиков.

Перед отбоем Гаранин лично проследил, чтобы каждый почистил зубы, потом собрал всех в комнате, и еще раз провел ликбез по недопущению ситуаций, ведущих к снижению общественной безопасности. Под тяжестью страшнейших угроз, вплоть до лишения сладкого, каждый пообещал уверенно и бесперспективно выполнять требуемые действия.

— Беспрекословно, а не бесперспективно, Гаркуша… — почти по-отечески вздохнул Гаранин. После того, как он пересчитал по головам свою паству и свел дебет с кредитом, Лешка нацепил на голову Рудневой старую дырявую армейскую каску (неизвестно по какой причине лежавшую среди банок с гвоздями в каморке Степаныча), в которой та утонула до подбородка. Неловко попытался поправить, чем только усугубил ситуацию, и отступил, предпочтя сделать вид, что так и должно быть.

Подавив желание постучать по каске и поиграть в игру «Кто там?», я последним подошел к кроватям. Из женской спальни мы предусмотрительно притащили три кровати, так как изначально их в нашей комнате было десять. Одна кровать так и осталась незанятой… И то, что мы весь день старались не обсуждать, пытались заслонить суетой с дверью и другими бесполезными делами… вылилось в тихие тревожные перешептывания.

Куда делся Шурик? Если не физически, то хотя бы в целом? Что происходит? Что будет с нами со всеми?

Загруженный этими вопросами, я провалился в тревожный сон.

Во сне я тонул в озере, а все остальные стояли надо мной на поверхности воды, и сердито топали по моим пальцам, когда я пытался выбраться, зацепившись за водную гладь, недовольные тем, что я никак не утону и они не могут пойти и посмотреть кино. И снизу меня жалобно звал сидящий на дне Шурик Матросов, которому было очень одиноко, и который очень хотел, чтобы я тоже утонул и составил ему компанию. Потом рядом со мной материализовался Чуковский, схватил меня за руку и тоже потянул вниз. Не напуганный, но весьма расстроенный таким единодушным предательством, я внезапно очнулся и понял, что меня и впрямь тянут за руку и жалобно зовут.

— Кооооляяя, — с подвыванием, тихонько повторила Женя. С трудом совершив открытие века, я посмотрел на Женю, которая, как будто рассказывая страшную историю, зачем-то подсвечивала свое лицо снизу фонариком. С учетом каски, постоянно сползающей ей на нос, выглядело все это жутковато.

— М? Чего? Че случилось?

— Коль, там… Там ходит кто-то… Наверху. А я боюсь.

Все еще глядя на нее одним глазом, я включил некоторые мощности своего мозга и попытался переработать полученную информацию. Ходит? Куда? Кто? Так.

— Так. Кто куда ходит?

— Н-н… не знаю, — Женя шмыгнула носом, все еще держа меня за руку.

Разумеется, как доблестный рыцарь, я должен был немедленно выпорхнуть из теплой постели, схватить копье в виде рукоятки от швабры, взлететь наверх и угомонить всех не спящих, мешающих моей принцессе нести дозор. Однако, целый ряд факторов противостоял этому героическому событию. То, что рыцарь из меня как из Рудневой принцесса, было лишь малой помехой. Значительно большим препятствием являлся тот факт, что даже ради самой настоящей принцессы (например, Лены Колесовой), я бы не поперся в одиночку наверх. Матросов уже пропал, и быть следующим я как-то не особо хотел. Завершив цикл, мои умозаключения вышли на новый оборот.

— Ты, наверное, задремала, и тебе приснилось… Кто бы там ходил?

— Нет, не приснилось! — шепот стал уже откровенно истеричным. — Да ты сам послушай!

Сев на кровати, я проморгался и посмотрел на часы. Поспал я хорошо если минут сорок… Наклонив голову набок и недоуменно-вопросительно глядя на Женю, я прислушался. Десять секунд. И еще десять. Никаких шагов.

— Ну и? — протяжно поинтересовался я. Женя, до этого с надеждой смотревшая на меня, выглядела совсем потерянной.

— Жень… Ну, наверное, тебе все-таки показалось.

Я попытался быть галантным, но получалось не очень.

— Но если вдруг что… Ну буди тогда, че уж теперь.

Не глядя на Женю, лицо которой теперь выражало самую искреннюю обиду, я плюхнулся обратно. Нехорошо вышло, конечно. Но спать уж очень хочется, а мне еще на стреме стоять. Или на страже?

Мне показалось, что я только сомкнул веки, как меня снова начали трясти. Уже значительно более раздраженный, я снова сел, спустил ноги на пол и откинул одеяло.

— Ну?

— Опять! Они опять ходят, и даже, по-моему, разговаривают...

Глубоко вздохнув, я натянул очки, нашарил тапки босыми ногами, и встал с кровати вместе с одеялом. Ох, доброта моя...

— Жень, ты устала. Ложись. Я подежурю.

— Да я… Да я не об этом! — Щеки Рудневой вспыхнули, и в уголках глаз снова появились слезинки. — А вдруг там… они?

Почесав кончик носа ради паузы, я досчитал до пяти, откинул все рвущиеся из меня остроты и подколки, потом отказался от традиционного вопроса об уточнении термина «они», и постарался перевести разговор в конструктивное русло:

— Ты предлагаешь вдвоем туда пойти?

— Нет, почему… Гаранина возьмем, и еще...

— Он спит. И остальные тоже. А я шагов не слышал. Ложись спать, я посижу. Если услышу — тогда уже разбужу всех.

У Жени задрожали губы, и она резко отвернулась, прошагала к стулу, изображавшему пост часового, и резко плюхнулась на него, скрестив руки, что выглядело бы решительно и даже смело, если бы не каска, опять съехавшая ей на лицо. Несколько секунд она явно боролась с собой, а потом все-таки расцепила руки и подняла головной убор обратно. Шмыгнув носом и снова вздохнув, я решил, что, с одной стороны, потакать женским капризам — дело неблагодарное, а с другой — Женя все-таки девчонка. Покатав в голове эти взаимоисключающие параграфы, я взял стул, подошел к Жене и сел рядом, укутавшись в одеяло.

В тишине и темноте текли долгие минуты. Пару раз я почти уснул, но риск уехать со стула снова и снова возвращал меня в царство живых. Никаких посторонних звуков за все время, которое мы провели бок о бок, я не услышал, лишь сопение Жени. Сперва недовольное, потом все более умиротворенное, и, наконец, она накренилась аки Титаник и прилегла на мое плечо. Меня подобные телодвижения… Ну, то есть я смотрел, конечно, фильмы, и в курсе, что да как, но представить, что мы с Женей… ну, что-нибудь, я как-то не мог. Во всех моих «что-нибудь» всегда фигурировала Лена, и никому другому там места не было. В очередной раз посмотрев на часы, я обнаружил, что время моего настоящего дежурства наступило. Какая прелесть.

Аккуратно освободив руки из-под одеяла (гусары, молчать!), я потряс Женю за плечо, она осоловело открыла глаза и непонимающе уставилась на меня. Потом в ее глазах появился испуг, она сипло спросила:

— Ты слышал?

Ох уж эти женские страхи.

— Нет. Ничего не слышал. Моя очередь, ложись спать.

— Ну… Может, я еще посижу тут, с тобой? Немножечко.

Зачем это ей? Чувствует вину за то, что разбудила? Ну… я как бы не в обиде. Рыцарство там, все дела.

— Ложись. Ты и так уже засыпаешь.

С непонятным выражением лица она выпрямилась и побрела в сторону своей кровати. Потом, вспомнив, вернулась обратно, сняла каску и аккуратно водрузила ее мне на голову. Пару секунд она постояла, глядя на меня и словно решаясь на что-то, а потом вздохнула, развернулась и ушла к своей кровати, забралась под одеяло и замерла. Затем поворочалась и опять замерла.

Кстати об одеялах. В комнате становилось ощутимо прохладно, по моим ногам, не прикрытым одеялом, уже разливался непонятный холод. Вроде тепло было весь день… Нам, конечно, за погодой следить было недосуг, но сквозь высокие окна солнце светило вполне себе. А сейчас как будто зима началась в отдельно взятой спальне.

Встав на ноги, я чуть не уронил каску. Интересно, Гаранин специально это придумал? Если часовой уснет и уронит каску, грохот будет такой, что проснутся все. Хитрый какой. Ладно, я тоже что-нибудь придумаю.

Аккуратно положив каску на стул, я подошел к своей кровати и натянул носки. Поразмыслив чуток, надел еще и спортивные штаны: в конце концов, станет жарко, всегда можно раздеться обратно. Интересно, почему антоним к раздеться — одеться, а не зардеться? Было бы прикольно. Или тогда слово-антоним должно было бы читаться полностью в обратную сторону? Астедзар… Больше похоже на имя какого-нибудь героя из идиотского фэнтези.

Но блин, че ж так холодно? Я вдруг вспомнил, что уже мерз так пару дней назад, когда искал кривого человечка для Тытаря… Где он, кстати? Пошарив взглядом по тумбочкам, я не увидел знакомой скрученной фигурки. Вот так всегда у Тытаря. Сейчас ему очень нужно, просто караул, а через минуту уже и думать забыл. Маленький поганец...

Встрепенувшись, я понял, что чуть не уснул. Оторвавшись от стула, я сделал несколько шагов, чтобы размяться. Все спали на удивление спокойно, обычно кто-нибудь постоянно ворочался, кряхтел, сопел или еще чего делал. А сейчас в комнате царила полная тишина. Мертвая тишина.

Тряхнув головой, я отогнал от себя дурные мысли. Продолжая нарезать круги вокруг стула, я опять задумался над тем, что нам делать с дверями и вообще. Сомнительно, что завтра мы все-таки отыщем способ отворить врата Мории. А если нет? Если не сможем?

Вариантов два.

Первый: неведомые… они, кем бы они ни были, начнут подкидывать нам все новые и новые задачки. Тогда гадать бессмысленно, просто нет исходных данных.

Вариант второй: если извне ничего меняться не будет, в таком случае… Если и мы ничего не сможем изменить… Кислород. Снова вспомнилась повесть Кинга о людях под герметичным куполом. Двери ведь не открываются, и окна тоже? Человек употребляет в день400 литровкислорода в среднем… Ну, ребенок вдвое меньше, пусть 200, периметр дома метров 120, высота метров восемь, если с чердаком. Минус 25 процентов на перекрытия и все такое, получаем примерно семьсот кубометров воздуха. Содержание кислорода 20%, смертельный предел около 7… Делим на пять, на семь и на тринадцать… на каждого по полтора куба кислорода.

Ну, на неделю должно хватить, если мы будем лежать. Если мы не лежим, а мы не лежим, тогда раза в полтора меньше. То есть на четыре дня. И один уже прошел.

Скривив губы, я оценил такой вариант развития событий на полтора балла из десяти. Слишком скучно. Закинуть нас в дом, убрать взрослых и ждать четыре дня, пока мы начнем задыхаться? При условии, что не сможем пробить дыру в стене, или еще как-то выбраться? Подкоп, например, сделать… Подкоп. А надо будет завтра предложить Гаранину, кстати. Ладно окна бронированные, и двери замурованы. Но вряд ли они фундамент углубили так, что его не обойти.

Погруженный в свои мысли, я не сразу понял, что что-то изменилось. Вокруг меня, не в моей голове. Там-то вечный кавардак. Остановившись, я прислушался. Тишина? Сделав еще несколько шагов, я опять услышал то же самое.

Словно эхо. Отзвук моих шагов. Только доносящийся сверху. Еще шаг, другой, третий… Такой же шаркающий звук. Только появляющийся на мгновение позже и затихающий сразу после моих шагов. Я шмыгнул носом, постоял не шевелясь, а потом громко и уверенно прошагал к стулу и сел на него. Спать надо больше. Тогда не будет мерещиться всякое.

Комната опять погрузилась в тишину, и усталость навалилась с новой силой. Холод уже не бодрил, напротив, тело погрузилось в приятную негу… Я начал валиться на бок и еле успел поймать каску. Не дело, конечно, спать на посту… Ну, допустим, я засну. Гаранин просыпается, а я тут такой красивый. Не накажут же меня...

Нет, все равно нельзя. Нехорошо. Мне все-таки доверили дело. Просто я устал. Спать не буду, но чуток отдохну. Сняв каску, я аккуратно положил ее на пустой стул, покрутил головой, разминая шею, и опустил голову на сомкнутые ладони...

Резко вздрогнув, я выпрямился. Глубоко дыша, я пытался успокоить дико бьющееся сердце. Все-таки уснул. Время? Сколько времени?

Высунув-таки руку из складок одеяла, я воззрился на циферблат. Без пяти четыре. Однако… Вовремя. Еще бы пять минут.

И тут я услышал. Судя по всему, услышал опять. И нет, это не было эхом или отзвуком шагов. Точнее… шаги были, конечно. Но были не только они. Кто-то, сипло дыша, шаркал по коридору в нашу сторону, еле слышно бормоча. Я не различал слов, но уловил, что бормотал этот кто-то нечто крайне недружелюбное. Потом скрипнула дверь… Дверь в соседнюю спальню. Или нет? В пустую комнату… И под тот же звук шаркающих шагов раздался скрежет, будто что-то тяжелое и твердое тащили по полу. И я даже различил какие-то слова. Да, у меня богатое воображение, но тут я совершенно явно услышал: «малолетние… настанет мое время, узнаете… кресло...»

Да нет. Ну нееет… Нет, не может такого быть. Кто-то вытаскивал кресло из комнаты. Старое, продавленное кресло… Я сделал пару неверных шагов, протянул руку к двери, чтобы открыть ее и увидеть...