День пятый

Проснулся я, как и вчера, бодрым и полным сил. Мы просидели за полночь, но, поскольку будить нас теперь было некому, спать мы могли столько, сколько хотели. Лениво валяясь в кровати и наблюдая за солнечным лучиком, проникающим в комнату, я размышлял о том, чего хочу больше. Чая? Конфет? Купаться? Наверное, хочу всего. Что ж, тогда не стоит откладывать воплощение замыслов. Подскочив, я отдернул штору и громогласно проговорил:

— Вставай, проклятьем заклейменный! Голодный, угнете...

Закончить фразу я не успел, метко брошенная кем-то подушка оборвала мой порыв. Ничуть не обидевшись, я поднял подушку, пробежал глазами по кроватям, вычисляя владельца, и швырнул ее обратно в Шушина. Остальные не спешили подниматься, пока Гаранин личным примером и добрым словом не организовал полноценный подъем.

— Совсем не будем расслабляться. Мы все-таки люди, а не… — тут он на секунду задумался, чтобы понять, кем же он себя считает, и продолжил — а не свыноты. Так что подъем.

Пять человек, зевая и потягиваясь, начали приводить себя в вертикальное положение. Одна кровать уже пустовала, вероятно, ее владелец встал раньше и первым ушел в туалет. Гаранин натянул шорты, взял из тумбочки щетку с пастой, и вышел в дверь. Я последовал за ним. Не то чтобы я хотел пойти умываться вместе с ним, просто так совпало. По дороге он постучал в девчоночью дверь, дождался приглушенного крика «Да!», после чего зашел внутрь. Ну и я с ним. Просто так совпало.

Девчонки все еще валялись по кроватям, хотя все уже не спали. Лена Колесова, в майке и трусах сидевшая на кровати, укладывала волосы в хвост при помощи аптечной резинки. Поняв, что слишком уж откровенно пялюсь на нее, я отвернулся и стал смотреть в верхний угол комнаты, делая вид, что я тут случайно и просто жду Лешку. Хотя мы и не вместе.

— Всем привет! — громко заявил он. — А мы уже встали. Есть идеи насчет завтрака?

Лена поднялась, взяла с тумбочки свои короткие серые шорты (тут делать вид, что пялишься в потолок, оказалось совсем сложно), надела их, и только потом соизволила ответить:

— Я приготовлю. Дашь мне кого-нибудь в помощь?

Гаранин широким жестком предложил:

— Любого выбирай! Мне никого из них не жалко.

— Прям-таки любого? — усмехнулась Лена. — Ну тогда Шушина.

— Заметано.

Лешка развернулся, и, не переставая улыбаться, проследовал дальше по коридору. Я шел рядом, и когда он внезапно погрустнел, не сразу понял, что случилось.

В темном углу холла проросло кресло-гриб.

Немного постояв, видимо, в надежде, что кресло исчезнет, Гаранин почесал голову, и, вернулся немного назад, ко входу в пустую комнату. У нас были вчера мысли о том, что ее надо обжить и превратить в общий зал, чтобы не захламлять нашу спальню. Открыв дверь, Лешка осторожно заглянул туда, и вынырнул обратно. Я поймал его взгляд, и вопросительно поднял голову. Он покачал в ответ.

Дела. Впрочем, если это кресло кто-то незаметно притащил с помойки, то втихаря вытащить его из комнаты и вернуть на место не представляло какого-либо труда. Пожевав губы, Лешка кивнул мне на кресло, и мы совместными усилиями вернули его туда, где оставили вчера. С удовлетворенным видом Лешка отряхнул ладони, и как ни в чем не бывало продолжил свою дорогу к туалету. Проходя мимо лестницы, он опять остановился. Проследив его взгляд, я понял, о чем он думает. Ключ от чердака у нас теперь есть. И где еще прятаться взрослым, как не на чердаке? К тому же, туда мы вчера заглянуть не догадались. Вопрос, зачем им там прятаться, оставался открытым. Встретим — спросим.

Тряхнув головой, Гаранин наконец распахнул дверь в туалет. Тут, конечно, царил полнейший раздрай: после исчезновения Свыноты мыть полы стало некому. Ладно, пару дней потерпим, а там видно будет.

Перед сбором на завтрак, Гаранин встал как грозный часовой у входа в столовую и каждого входящего осматривал на предмет чистоты и гигиены. Проверку прошли не все, Половинкин ушел повторно мыть руки, а Бортник — стричь ногти. После того как накрыли на стол, и все уселись, Лена пожелала приятного аппетита… вот только к еде никто не притронулся. Все как по команде смотрели на пустое место.

Кого-то не хватало.

Гаранин встал, и начал пересчитывать свою паству по головам. Двенадцать.

— Где Матросов? — поинтересовался Лешка у Вселенной. Я вдруг задумался, что не видел его с утра. Все остальные качали головой или пожимали плечами. Что с нами? Нас ведь не сто человек, чтобы пропажа одного осталась незамеченной. Но до этого момента, такое ощущение, никому и в голову не приходило, что среди нас кого-то не достает.

Как будто его никогда и не было.

— Кто вообще его видел сегодня? — допытывался Гаранин. Не дождавшись ответа, он повысил голос: — Кто его видел последний раз?!

Шушин поднял голову и сказал:

— Он ночью встал. Я тоже проснулся, мы же рядом спим. Он сказал, в туалет пошел. Ну, я и дальше спать лег.

— Он вернулся??

— Да не знаю я, говорю же, спать лег.

Гаранин шумно втянул в себя воздух, и скомандовал:

— Так. Девчонки ищут на первом, пацаны на втором. Очкастый, — он посмотрел на меня, — мы на чердак.

Я кивнул. Самое время прояснить ситуацию, а где еще могут скрываться разгадки, как не на чердаке?

На второй этаж мы поднялись после группы исследователей. Кресла в холле не было, и на том спасибо. Вслед за искателями, которые зачем-то продолжали держаться плотной группой, точно опасаясь, что вслед за Шуриком они тоже начнут растворяться в мировом эфире, мы нырнули в последнюю по коридору мужскую спальню. Из тумбочки Гаранин извлек черный целлофановый пакет, и, прикрыв его своим туловищем, достал оттуда связку ключей, ранее принадлежавшую Феде. Затем, не глядя на балбесов, которые обшаривали тумбочки и смотрели под кроватями (действительно, где еще мог спрятаться Матросов?), мы с ним вышли из комнаты и направились к лестнице. Перед железной дверью, ведущей на чердак, он остановился и замер, прислушиваясь. После нескольких секунд томительного ожидания, Лешка наконец решился открыть дверь: он вставил ключ в замок, отогнул дужку, и...

На чердаке было пусто. Ну, не в плане, что там вообще ничего не было. Там была куча всякого хлама: от древних стиральных машин и холодильников до кубов книг и свисающих с потолка сеток. Не было там самого главного: живых людей. Ну или хотя бы мертвых. Но, увы, ни взрослых, ни Шурика на чердаке не было. Только толстенный слой пыли и тишина. Я подошел к слуховому окну, и выглянул наружу. Отсюда даже было видно озеро! Но прекрасный вид из окна интересовал меня в тот момент в последнюю очередь.

— Ну и? — не оборачиваясь, поинтересовался я у Лешки. Он не стал уточнять.

— Пошли вниз.

На площадке второго этажа мы дождались остальную мужскую часть нашего коллектива, и двинулись на первый этаж. Никто не осмеливался нарушить гнетущую тишину. В холле первого этажа уже собрались девчонки. По их лицам было понятно, что их поисковые работы успехом также не увенчались.

Вот такие моменты и показывают, насколько Гаранин отличается от всех остальных. Мы привыкли, что за нас несет ответственность кто-то другой. Взрослые решают, где нам жить, что нам есть, когда спать и так далее. Это удобно, но мало кто из нас умеет принимать решения. Не на уровне — какую шоколадку ты больше любишь, сникерс или марс, а по серьезному. Когда вместе с решением идет и ответственность. В критические моменты, когда нужно сделать шаг — на сцену выходит Гаранин.

— Если Шурик пропал — с ним явно что-то случилось. Он бы не сбежал.

— Ну и куда он тогда мог деться? — задала банальный, но резонный вопрос Лена, — похитили его, что ли?

Гаранин устремил на нее тяжелый взгляд и не ответил. После нескольких секунд тишины, он продолжил:

— Пойдем в деревню. Пусть звонят в полицию, в МЧС, хоть президенту. Шутки кончились.

Обведя взглядом всех остальных (видимо, в поисках несогласных), Лешка решительно отодвинул плечом Гаркушу и направился к входной двери. Щелкнул засов, и...

И дверь осталась на месте. Гаранин тихо ругнулся, достал из кармана связку ключей Степаныча, нашел подходящий по виду, вставил в замок. Провернул его два раза.

Результат остался прежним: дверь упорно отказывалась открываться и выпускать нас на волю.

Покрутив ключ в замке туда-сюда и поняв, что через эти врата Братству кольца уже не выйти из Мории, Лешка нехорошо ухмыльнулся. У него всегда появляется такая ухмылка перед тем, как он совершит что-то недоброе. Например, именно с таким выражением лица он при помощи дужки от кровати сломал нос Славику Туканову, когда тот крайне настойчиво предлагал подарить ему мои часы. Не говоря ни слова, он направился в класс, вытащил оттуда стул, приставил его к стене, затем повернулся ко входу в каморку, в которой Федя держал свой инструментарий, после недолгой возни с ключами открыл ее и извлек штыковую лопату. Смысл его манипуляций был понятен сразу: если дверь не желает выпускать Магомета, Магомет выйдет через окно. Окно по неведомой прихоти строителей было вынесено почти под потолок, поэтому Лешке и понадобился стул.

— Все назад.

Дождавшись, пока мы удалимся на почтительное расстояние, Лешка зажмурился и широко размахнулся.

— Бляммммм! — от удара лопата чуть не выпала из гаранинских рук, он потерял равновесие и свалился со стула, с трудом удержавшись на ногах. Затем он с сомнением посмотрел на лопату, но все-таки снова залез на стул и нанес еще один удар.

— Баммммм! — стекло звенело, но лопаться явно не собиралось. Оскалившись, Гаранин предпринял третью попытку: отставив стул чуть подальше, сделал широкий замах и со всей дури засадил прямо по центру окна. После этого произошли два события: во-первых, одновременно со звоном лопаты стул под Лешкой сложился, скинув с себя наездника, а во-вторых, я понял, что совершенно не понимаю, что происходит.

Вскочив, Гаранин отряхнулся, аккуратно прислонил лопату к стене и задумчиво обвел нас взглядом, задержавшись на мне. Все как всегда: решимости Лешке не отбавлять, но вот с планом действий у него периодически возникали проблемы. В такие моменты на арене появляюсь я. Пожевав щеку, я выудил из глубин разума первую мысль: если не знаешь, что делать, начни делать хоть что-нибудь. Иначе начнется паника, бардак и коллапс.

— Пойдем на кухню, сядем.

Дабы не допустить разброда и шатания, надо, чтобы мысли были простые и понятные. Вернувшись на кухню, мы расселись на свои места (пустой стул торчал словно выбитый зуб, и я почти физически ощущал дискомфорт от отсутствия одного из нас), и все взоры снова устремились ко мне.

— Вопросов в нашей ситуации два, — я поправил очки для солидности, кашлянул и продолжил, — Вопроса классических — кто виноват и что делать? Ну, учитывая нюансы происходящего, первый вопрос предлагаю перефразировать как «что происходит»?

— Не томи, умник. Если есть что по делу сказать — давай уже, нет — демагогией займешься в другой раз, — поторопил меня Гаранин. Сперва я хотел ответить что-нибудь язвительное, но отказался от этой затеи. И впрямь, не место и не время.

— Итак. Взрослые пропали, двери заперты, окна не бьются. Очевидно, кто-то нас тут запер.

— Кто-то? — уточнила Лена.

— Вряд ли что-то. Зачем — пока неизвестно, и эту часть мы пока держим за икс. Кто именно — это игрек. Что у нас есть: еда, в ограниченном количестве, вода, в потенциально неограниченном, воздух. Воздух...

Мне вдруг пришла в голову мысль, что если окна и двери не открываются, то воздух может и закончиться. Вдруг мы в герметичном пространстве? Как у Кинга в дурацкой книге про купол.

Так, если нас тут двенадцать человек, а объем дома, расход кислорода… Тряхнув головой, я выкинул эти мысли из головы. Не о том сейчас надо думать.

— Помимо взрослых, пропал один из нас. Основные для нас сейчас задачи — не впадать в панику, не делать глупостей и найти способ связаться с внешним миром. У нас есть телефон (это заявление вызвало оживленное перешептывание), но связи нет.

Дверь не открывается. Окна тоже, да еще и не бьются. Очевидно, бронированные.

— Кому бы пришло в голову ставить тут бронированные окна — оборвала полет мыслей Колесова.

— Очевидно, тем же, кто нас тут запер.

— Бред какой-то… — она потрясла головой, и уставилась на солнечный зайчик, прыгающий по столу.

— А может, это реалити-шоу? — подала голос Женька Руднева.

— Чего шоу? — недоуменно ответил Гаранин. Ну да, он же за современными телевизионными тенденциями не следит...

— Ну, типа цирк. С детьми, то есть с нами, — сбивчиво начала объяснять Женя. — Типа запереть детей одних в доме, и смотреть, что они будут делать.

— Вообще-то это незаконно — глубокомысленно заметил я. — Вообще незаконно без согласия, а уж детей...

— А им, может, плевать на закон. Им, может, вообще на все плевать.

— Кому им-то? — задала вопрос Лена. Остальные за время нашего собрания так ни слова и не проронили, только Мышка опять начала хныкать.

В моем воображении тут же появились толстые мужики с сигарами и бокалами, в перстнях и костюмах, и женщины вокруг них в вечерних платьях и жабо (почему жабо? Понятия не имею, что такое жабо, но мне кажется, что это оно), которые весело смеются, когда с очередным из нас что-то случается...

— Да, беда — подытожил Гаранин. — Есть у кого еще толковые идеи?

Ответом ему была тишина и качание головами.

— У тебя все, Очкастый?

Открыв рот… я закрыл его и кивнул. Толковых мыслей о том, кто именно все устроил и что именно нам делать дальше, я еще не родил. Впрочем, свою роль я выполнил — в панику вроде никто не впадал.

— Итак, — подвел итог Гаранин. — Сейчас надо закончить завтрак. Голодовкой делу не поможешь. Вообще ничему не поможешь. После завтрака еще раз обшарим все, только теперь будем искать… Все, что подозрительно. Ну, камеры там, или что еще… Как только что найдем — нас сразу выпустят!

По его чрезмерно жизнеутверждающему тону я понял, что он растерян.

И тут по-настоящему испугался я.

После получасового мучительного молчания и ковыряния в тарелках, Гаранин поднялся, оперся руками на стол и начал отдавать команды:

— Значит, так. Сейчас снова расходимся по этажам и ищем — ищем все, что можно. По одному не ходить, только по двое. Даже в туалет. Вообще везде. Лена, — он обратил свой начальственный взор на Колесову. — Мышка при тебе все время. Если что — кричите. Ну… удачи.

В полной тишине мы поднялись со своих мест и побрели к выходу с кухни. Первый этаж, как и прежде, был отдан на откуп девчонкам, второй пацанам, а мы с Лешкой поднялись на самый верх.

На чердаке было все так же тихо и пыльно. Даже как-то чересчур тихо: даже стоя на лестнице, я слышал шум и отдаленные разговоры и снизу, и со второго этажа, но стоило зайти на чердак, и нас словно отрезало от остального мира. Обойдя ряды покрытых вековым слоем пыли холодильников и прочей бытовой техники, мы переглянулись и разошлись в разные стороны. Плохо представляя, что именно я ищу, я вспомнил многочисленные детективы, и начал внимательно осматривать пространство вокруг себя, разбивая его на квадраты примерно метр на метр. Примерно на втором квадрате мне это вусмерть надоело, и дальше я просто смотрел на все подряд. Сколько же хлама… И откуда? Что вообще тут раньше было, санаторий? Дом отдыха? Слишком маленький. Жилой дом? Тоже не похоже...

Хлама тут столько, как будто тут был целый многоквартирный дом. Как сюда вообще затащили вот этот насыпной сейф, например? Он же весит тонны две.

В глубокой задумчивости я добрел до противоположной стены, но так ничего интересного и не заметил. Похоже, детективные методики надо поменять.

— Колян?

— М? — Голос Гаранина звучал как-то растерянно. Повернувшись, я увидел, что он стоит и смотрит на совершенно непримечательный, на мой взгляд, участок стены. Только потом до меня дошло, что он таки назвал меня по имени. Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

Подойдя к нему, я тоже уставился на стену, и задал вопрос:

— Чего?

— Смотри.

— Смотрю.

После еще пяти секунд смотрения на стену я с некоторой опаской уставился на Лешку: может, он того, поехал на почве ответственности?

— Что ты видишь?

— Стену вижу.

Ощущение того, что кто-то из нас сходит с ума, усилилось многократно.

— А на стене?

— А на стене обои. И пыль. И паутина.

Логичного вопроса касательно того, что же видит на этой самой стене сам Гаранин, я пока не задавал, не решаясь нарушить хрупкий порядок его разума, хотя схожесть нашего диалога с разговором сумасшедшего и умалишенного явно превысила все нормы.

— Да сюда посмотри, дубина! — Гаранин ткнул пальцем в точку несколько правее той, на которую я раньше смотрел. Там я тоже не увидел ничего примечательного.

— И? — вкрадчиво начал я.

— Полоска. А, блин… — явно приняв какое-то решение, Гаранин оглянулся по сторонам, зацепил лежавший тут же строительный мастерок и начал ковырять обои. Сперва я несколько ошарашенно ждал, но когда он оторвал первый кусок обоев, я и впрямь увидел.

Полоска. Тонкая, едва заметная полоска в сером бетоне...

— Это дверь. По любому.

Произнеся это, я бросился помогать Лешке, и через пару минут мы уже освободили нашу находку от обоев и паутины. И впрямь дверь, с другой стороны щель была значительно шире. Словно зачарованные, мы уставились на дверь… Она была странная. Как будто нарисованная на стене. Серый прямоугольник с замочной скважиной. Первым тишину нарушил я.

— И впрямь дверь. Что за ней, как думаешь?

— Нарния. Или рай. Откроем — узнаем.

Прагматизм, это, конечно, здорово. А реализм — еще лучше.

— Как ты ее открыть собрался-то? Волшебное слово знаешь?

— Придумаем что-нибудь.

После нескольких минут задумчивого созерцания двери в стиле Гэндальфа, когда я уже всерьез задумался о том, чтобы произнести «друг» на эльфийском, Гаранин внезапно отошел на шаг и в прыжке ударил ногой туда, где по идее должен был быть замок. После ожидаемого результата он, прихрамывая, повернулся и побрел к выходу с чердака. Уже у выхода он обернулся и показал двери средний палец. Выглядело это настолько нелепо, что я не выдержал и рассмеялся. Посмотрев на меня, Гаранин тоже улыбнулся, и мы пошли вниз, рассказать о своей находке.

Настроение у остальной части нашего коллектива явно поднялось после находки. Я тоже улыбался вместе со всеми (глупо, конечно, но в нашей безысходности появился свет в конце тоннеля), хотя в голове у меня занозой сидела одна простая мысль.

Я хоть и в очках, но расстояние в несколько метров прикинуть могу. Чердак у нас большой… Никак не уже второго этажа. Если бы мне предложили существенное пари, я бы даже мог предположить, что он пошире, чем наши комнаты плюс коридор. Но никак не уже. То есть дверь ведет… Наружу? На уровне третьего этажа.

Я в жизни дофига чего не любил, но бессмысленности не любил особенно. Скорее всего, это никакая не дверь, а дефект в бетоне. Ну или просто строители так подшутили.

Однако огорчать остальных своими умозаключениями я не спешил. Лишать людей последней надежды… Для этого надо быть последней скотиной. А я не был последней скотиной. Максимум предпоследней.

— Ребят, это все здорово, но закрытая дверь в нашей ситуации от полного ее отсутствия отличается мало. Закрытых у нас и так навалом.

— Но ведь эта дверь — потайная? Значит, за ней что-то есть! — возбужденно парировала Колесова. Вступать в дальнейшую дискуссию я не стал. Надежды юношей питают… Интересно, под юношами имеются юные или только мужчины? Есть ли в данном разрезе существенные гендерные преимущества у сильного пола? Кто вообще придумал называть сильным полом сильный пол?

На этот и многие другие вопросы ответа я не искал и не ждал. Так, задавал их в пространство, которое, как правило, отвечало мне вечной глухотой.

Гаранин же, в отличие от меня, не предавался экзистенциальным пертурбациям. Он был человеком дела — вот и в этот раз он уже бодренько распахивал дверь кладовки, желая, очевидно...

— Так.

По твердости его голоса я понял, что в этот раз он еще более растерян, чем наверху. И, честно говоря, узнавать причину его растерянности мне вовсе и не хотелось… Но пришлось.

— Очкастый… Подойди, пожалуйста.

Помедлив секунду, я поправил очки и шагнул вперед. Предо мной все расступались, словно я был Спартаком, идущим на заклание перед Марком Лицинием Крассом. Подойдя к Лешке, я заглянул тому через плечо, и задумчиво пожевал губу.

— Ага?

— Ага.

Подобный диалог прояснил для нас с ним сразу два важных момента. Первый: ни один из нас не сходит с ума в одиночестве. Второй: теперь поводов для веселья у нас целых два.

Перед нами, за ящиками с гвоздями и прочей мишурой, красовалась точно такая же дверь, как и наверху. Ну, с той только разницей, что здесь она была прикрыта веселенькими обоями в зеленый цветочек, а не серыми, сливающимися с бетонной стеной. Дела.

— Так, граждане люди-гномы-хоббиты, всем назад, — Гаранин не давал момента задуматься о вечном. В первую очередь, самому себе. Потеснив столпившийся народ разных рас и происхождений, мы вытащили весь инструмент и хлам из каморки, и подошли к изучению двери более серьезно. Знай мы заранее, что там, за ней, заколотили бы и забыли навеки, что эта дверь вообще здесь есть.

Как будто это бы что-то изменило.