Часть седьмая. Рождение.

» От костров, что в землю втоптаны,

Раскатились огоньки.

Там, где армии безропотны,

Встанут вольные стрелки.

Через чащи, поле дикое,

Хутора да городки,

Ходит Воля Всевеликая,

Волчьи сузились зрачки.»

(М. Струкова. «Антоновская»).

Рыжеволосая девочка поправила цветы на могиле, обернулась.

— Уля, помоги пожалуйста.

— Тетя Виола?

— Блины из сумки достань и на стол.

Алиса с Леной тем временем расставляли тарелки, стаканы.

— А Самурайка где?

— Да она сказала, что в сельпо зайдет.

— Лучше бы я сама сходила.

— Да ей же ближе.

… Очередь в сельпо заканчивалась на улице.

— Чего привезли-то?

— Куда прешь, сука, по людям.

— Да мне хлеба только.

Продавщица поправила обесцвеченную прядь и только тяжело вздохнула. Занесло же тебя, Людка, в глухомань. Да еще разговор тот. Мол, Людмила Петровна, мы надеемся на плодотворное сотрудничество. И стала ты теперь стукачкой. Но ведь все лучше чем за растрату на зону. Ладно, поживем увидем еще. Только странно, какой тут у этих здесь интерес может быть? Да какая тебе разница…

Внезапно по очереди пронеся гул.

— Маша… Народ, расступитесь, дайте пройти. Слышь, в сторону отошел, слепой что-ли…

Людмила подняла голову. Перед прилавком стояла девушка. В черном платье, поседевшие волосы, шрамы на лице. На груди младенец. Нерусская что-ли? Глаза узкие, как у азиатки и… нож на поясе. Откуда взялась только? Раньше ее не видела.

— Здрасте.

— Слышь, ты из леса что-ли вылезла? Чего надо-то?

Девушка пожала плечами.

— Бутылку водки, две пачки сигарет, вон тех и…

Продавщица оборвала ее на полуслове.

— Тебе хоть сколько лет?

— Шестнадцать, а что?

— Вали отсюда. Рано тебе еще. А хахалю своему скажи, пусть сам придет когда проспится.

Девушка мило улыбнулась

— Не выебывайся, блядь. Давай.

— Иди отсюда, а то участкового позову.

Рядом раздался мужской голос.

— А чего меня звать, я здесь. Маша, здравствуй.

— Здравствуйте.

— Как у тебя? Как рука?

— Да заибись.

— Ну бабка Агафья знахарка знатная. Чего брать хотела, что я вдруг понадобился?

— Водку.

Участковый вздохнул.

— Ну да… Девять дней же. Не дает? — он повернулся к прилавку. — Слышь, дура, а мне продашь?

— Вам? Конечно.

— Вот и работай. Бутылку, что еще… Сигареты? Когда она курить бросит? Ладно, две пачки «Родопи» давай. Покушать-то есть чего? Колбасу давай, консервов, хлеба… И конфет шоколадных полкило с лимонадом. Это для нее. Сколько с меня? Сдачу не забудь. И отдельно пачку «Герцоговины» посчитай. Маша, сумку давай, сложим все.

Та обернулась к очереди.

— Мне бы лодку.

— Мою возьми.

— Да у тебя не лодка, корыто, ебать… Мою лучше. Только весла во дворе прихвати. А то может отвезти тебя?

— Да я сама.

Девушка поправила сумку, пошла к выходу. Ее тронули за плечо.

— Машенька, помолись за нас.

— Помолюсь. И вы тоже помолитесь…

Продавщица, почесав затылок, оторопело взглянула на участкового.

— Кто она такая, Григорий Михайлович?

— СВЯТАЯ. И запомни хорошенько. Здесь тебе не город, места глухие. Лес да болото рядом. Искать никто не будет. Поняла? Даже не думай… Ты ее не видела. И еще. Если зайдет, дашь ей все, что попросит. Можешь на меня записать. А теперь давай работай, люди ждут.

… — Привет.

— Здорово. Мать, что-то ты долго.

— Да там… очередь была, типа. Сумку возьмите.

Мику расстелила на столике пеленку, положила на нее младенца.

— Ну что, садимся?

Сели, Виола открыла бутылку.

— Давайте понемногу. Самурайка…

Та только вздохнула.

— Водку? Да ладно. Раз на то пошло.

Встали, выпили.

— Закусывайте. Зря готовили что-ли? Уля, блины ешь, конфетки потом.

— А что в лагере-то?

— Да… Почти все уехали. Столовая вот еще работает. Из вожатых Николай да Наталья. Ну и я еще. Вообще слухи ходят, что закроют его.

Повторили, посидели… Младенец неожиданно заплакал. Мику посмотрела его.

— Уф… Сменить надо, а то он… Иса, как тебе не стыдно. Тут люди кушают, а ты?

— Ему можно.

— Жалко Ольги нет.

— Она же в городе. Ее там уже задолбали… — Виола вздохнула. — Девчонки… Вы точно все решили? Ну может оно и правильно. Оставаться вам тут опасно. Тогда вот.

Она достала стопку паспортов.

— Ваши документы новые. Лена…

— Да мне зачем? Уже и старый не нужен.

— Уля тебе свидельство о рождении. И запомни, ты теперь Русова. Ну… В Москве вас встретят. Линда поможет и… Волчица, запиши телефон и адрес, а лучше запомни.

— А кто там?

— Мой командир. Хороший мужик. И бойцы у него найдутся, если понадобится. А мы тут гавно разгребем и к вам. Ох, и тяжело ведь вам придется…

Алиса обернулась к могиле.

— Да ладно. Как там?

» Учись, брат, барьеры брать!

Держись, мой мальчик: на свете

Два раза не умирать.

Ничто нас в жизни не может

Вышибить из седла! —

Такая уж поговорка

У майора была…»

— Прорвемся.

Выпили…

— Лиска, не плачь. И возвращаться уже пора. Посидели и хватит. Мику, ты как? А то может в лагерь?

Та махнула рукой.

— Да нормально, бля… Лодку же вернуть надо. — она повесила переноску с ребенком через плечо. — Да протрезвею я, пока дойду.

— А ночевать где?

— В храме, как обычно, ну или до Агафьи.

— Тогда завтра утром в Святилище встречаемся.

Уложили в сумку, что осталось, убрали мусор. Оглянулись. Крест с повешанным на него солдатским жетоном. На кресте только одно слово. «Седой». Спи, солдат…

«Ветер с гор развеет соляровый дым,

Засияет небо опять голубым,

А жетон навеки останется здесь —

Наспех приколочен на свежий твой крест…»

… — Лиска, я одна хочу побыть.

Алиса повязала шемаг. Надела военную куртку.

— Конечно, а я покурю пока, типа.

Алиса вышла на крыльцо, посмотрела на звезды. Все будет хорошо. Наверное.

«Песен еще ненаписанных, сколько?

Скажи, кукушка, пропой.

В городе мне жить или на выселках,

Камнем лежать или гореть звездой?

Звездой.»

Она улыбнулась. И пусть они теперь боятся. Нас, своих детей. Ибо мы придем к ним. И да пожнут они то, что посеяли. Ждите…

Сидящая на поляне у костра Лена подняла голову. Да, Волчица. Мы придем. Все, и живые, и мертвые.

«Солнце мое — взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох — дай огня.

Вот так…»

Стоящая на коленях у иконостаса девушка встала, перекрестилась. Спасибо Тебе Господи, что позволил пройти по этому Пути. И да не убоюсь я ничего. Повязала венчик. Отныне отдаю себя Тебе.

«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас».

«Кто пойдет по следу одинокому?

Сильные да смелые

Головы сложили в поле в бою.

Мало кто остался в светлой памяти,

В трезвом уме да с твердой рукой в строю,

В строю.»

— Батюшка, благословите меня на служение.

— Иди же, иди девочка Мария, неси людям Благую Весть о Его приходе. А мы молится будем. За всех вас.

«Солнце мое — взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох — дай огня.

Вот так…»

Ульянка всхлипнула, вытерла слезы. Взглянула на черный берет, что держала в руках. Папа, я стала взрослой. Я стану сильной как ты. Я смогу. Я буду… Мне больше не страшно. На берете вспыхнула трехконечная звезда, символ Интербригад. Знакомый голос.

— Доня, я всегда буду с тобой.

«Где же ты теперь, воля вольная?

С кем же ты сейчас

Ласковый рассвет встречаешь? Ответь.

Хорошо с тобой, да плохо без тебя,

Голову да плечи терпеливые под плеть,

Под плеть.

Солнце мое — взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох — дай огня.

Вот так…»

… — Вот возьмите. — повариха подала Алисе большой пакет. — Собрали вам. Можно сказать сухой паек. И еще. — она протянула пачку денег, перетянутую резинкой.

Лиска отстранилась.

— Да не надо, ты что…

— Возьми, не побрезгуй. Честно заработанные, да только вам они нужнее будут.

Алиса, вздохнув, положила деньги во внутрений карман.

— Спасибо, Люся. За все.

Та приложила платочек к глазам.

— Идите уж, а то тушь потечет. И храни вас Бог.

— Николай, Наталья…

— Чего? Наташа, ты видела как они из лагеря ушли? Вот и я не видел. Мику… Твоих родителей мы предупредим, чтобы не волновались.

— Виола…

— Держите. Это… аптечка на крайний случай. И чтобы не пригодилась.

— Черт, вы нас как на войну провожаете.

— На то и выходит. Удачи вам.

— Виола, ты лучше нахуй нас пошли.

Та засмеялась.

— Это обязательно.

Кое-как пролезли через дыру в заборе.

— Микуся, застряла что-ли? Жрать надо меньше, жопа толстой не будет.

— На себя посмотри, бля… Лучше Ису возьми.

Наконец вышли к Святилищу.

… Лена подошла к Алтарю, провела рукой сквозь пламя. Дотронулась до багровых потеков на Камне.

— Его кровь. — повернулась. — А там Дверь?

Алиса поежилась от утренней сырости, кивнула.

— Ну да. Только она запечатана. И вообще, рано нам туда еще. Мы еще живые.

Она потрепала Ульянку по голове.

— Вот скажи, зачем ты форму одела?

Та только пожала плечами.

— Мне нравится. И папе тоже нравится когда я в форме и галстуке. И юбка новая, вот.

— Ладно. Что по раскладу получается? Все вроде нормально. В лагере… Сюда только мы пройти можем, Виола со Старшей и Седой еще. Мику, а могила?

— А не хрен там ходить кому попало. Запечатана она… ну и в деревне обещали, что ухаживать будут. Им можно. Пора. Дел много у нас. — она подошла к Алтарю. — Только… Последнее осталось.

Она сняла переноску, распеленала младенца, положила его на Алтарь. Взяв в ладонь немного Огня, омыла им его.

— Вот теперь действительно все.

… Выйдя из Святилища, прошли по возникшей перед ними широкой тропе. На окраине леса остановились.

— Лена… Ты точно решила остаться?

— Нахрена Лешачке в ваших городах делать? Да и здесь людей защитить надо. Да нормально все будет. Саша еще обещал приехать. Давайте прощаться, что-ли.

Обнялись. Ульянка смахнула слезу.

— Леночка, ты себя береги.

— И вы тоже поосторожней будьте, на рожон не лезьте. А то знаю я вас, блин. Мику, помнишь, что она тебе сказала? Вот то-то.

— Ладно, еще увидимся.

Обернувшись, помахали на прощанье руками и пошли по лугу, на ходу, сбивая росу.

— И чего делать дальше будем? — поинтересовалась Ульянка.

— Ну сейчас на дорогу выйдем, стопанем кого-нибудь. Хотя кто тут утром ездить будет… Короче по обстановке.

— Стоять, бля. Разбежались они. — послышался знакомый голос. Девчонки завертели головами. Кто, где?

— Да здесь я.

Алиса только помотала головой.

— А ты как тут? И ты призрак что-ли?

— Да типа того. Вас же одних оставить нельзя, залетите ведь во что-нибудь опять.

— Ну, а что ругаться сразу?

— То. Там на дороге блок-посты стоят по вашу душу. С приказом стрелять на поражение.

— Это чего, в нас что-ли? — испуганно вздрогнула Ульянка. — Я боюсь.

— А что делать-то теперь?

Вздох.

— Ну… Проведу я вас, по тихому, мимо этих клоунов.

— А сможешь?

— Слышь, Волчица, а вот сейчас даже обидно было. Я разведчик или зачем? Уля?

— Папа… Я тебя увидеть хочу.

— Увидишь, донечка, придет время. Давай я тебя за руку возьму, чтобы не страшно было.

Мику, посмотрев в небо, перекрестилась.

— С Богом, Сестры.

«Долго шли зноем и морозами,

Все снесли и остались вольными,

Жрали снег с кашею березовой

И росли вровень с колокольнями.

Если плач — не жалели соли мы.

Если пир — сахарного пряника.

Звонари черными мозолями

Рвали нерв медного динамика.

Но с каждым днем времена меняются.

Купола растеряли золото.

Звонари по миру слоняются.

Колокола сбиты и расколоты.

Что ж теперь ходим круг да около

На своем поле как подпольщики?

Если нам не отлили колокол,

Значит, здесь время колокольчиков.

Зазвенит сердце под рубашкою.

Второпях врассыпную вороны.

Эй! Выводи коренных с пристяжкою

И рванем на четыре стороны.

Но сколько лет лошади не кованы,

Ни одно колесо не мазано.

Плетки нет. Седла разворованы.

И давно все узлы развязаны.

A на дожде все дороги радугой!

Быть беде. Нынче нам до смеха ли?

Но если есть колокольчик под дугой,

Так, значит, все. Заряжай, поехали!

Загремим, засвистим, защелкаем,

Проберет до костей, до кончиков.

Эй, братва! Чуете печенками

Грозный смех русских колокольчиков?

Век жуем матюги с молитвами.

Век живем, хоть шары нам выколи.

Спим да пьем сутками и литрами.

Не поем. Петь уже отвыкли.

Долго ждем. Все ходили грязные,

Оттого сделались похожие,

А под дождем оказались разные.

Большинство-то честные, хорошие.

И пусть разбит батюшка Царь-колокол,

Мы пришли с черными гитарами.

Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл

Околдовали нас первыми ударами.

И в груди — искры электричества.

Шапки в снег — и рваните звонче.

Рок-н-ролл — славное язычество.

Я люблю время колокольчиков…»

— Самурайка, ты чего?

— Интересно, а кто-нибудь сложит об этом песню?

— Мать, о чем песню? Как три девчонки за мир на войну пошли? Дуры же. А может и правда сложат потом. Наврут конечно. Да и хрен с ним.

«… Ах как было всем светло и чудесно

Наши автоматы разъяснят кто за кем

Кончилось Последнее Лето Детства

Босиком далеко насовсем…»

КОНЕЦ СЕДЬМОЙ ЧАСТИ.