Часть четвертая. Воскрешение. Глава первая. Старый лагерь.

Меня разбудил шум дождя. Встав, я поежился, закрыл окно. Реально ведь погода… Вздохнув, достал из-под кровати берцы. Не в кроссовочках же по грязи бегать. А побегать похоже придется. Я втянул воздух. Что-то не то, словно реальность изменилась. Нечто… К шуму дождя добавилось шипение ветра. Ладно, я повязал шемаг, одел куртку. Разберемся по ходу дела. Заглянем в столовую.

Лагерь был пуст. И не дождь был причиной этого. В воздухе чувствовался страх. Я почти физически ощущал его. Проходя мимо домика с пиратским флагом, я притормозил. Внутри кто-то плачет?

— Лиска, Уля. — позвал я. Ответа не было. Столовая была полупуста. Ко мне подбежала Ольга. Ее трясло.

— Азад… Что происходит? СТРАШНО ЖЕ.

Я встряхнул ее.

— Где все?

— По домам сидят, боятся выйти…

— Их надо собрать здесь, займись.

Округлившиеся от ужаса глаза, трясущиеся руки.

— Я НЕ МОГУ! Я БОЮСЬ!

Пришлось дать ей пощечину. Извини.

— ДЖЕНИС, СУКА, ОЧНИСЬ.

Она отшатнулась, потерла щеку.

— Как ты меня назвал?

— Неважно, похую. Где вожатые? Пусть пройдут по домам, соберут всех. Давай, бегом. Кстати моих не видела?

Ольга помотала головой, приходя в себя.

— Нет. Я поняла, да. — повернулась. — Где вы там, вылезайте. У нас есть наша работа. Витька, приходим в себя. Ты ответственный. Все бегом, собираем детей, пока буря не началась. Света… Со склада матрасы и прочее все сюда. Кто на кухне? Забыли зачем приехали? Все, давайте… Ну падла…

В столовую вбежали Лена, Сашка и… как этого белобрысого зовут.

— Седой!

— Я здесь. Где Мику?

— Не знаю, в клубе наверно.

— Понял, я туда. Наука и ты, как тебя там, вы мужики или зачем? Помогите Ольге. Я пошел.

А что вообще за хуйня происходит? Кто-нибудь обьяснит мне. Да какая тебе разница. Как там Оля сказала? У нас есть наша работа, значит работаем. Подбежав к музыкальному клубу я постучал. Внутри сначала было тихо, потом испуганный голос.

— К-кто там?

— Самурайка, это я. Открой.

— Н-нет, уходи, я…

— Микуся, блядь, будь хорошей девочкой. Не заставляй меня ломать дверь, она казенная.

— Ой, это ты что-ли?

— А кто еще?

Торопливые шаги, щелкнул замок. Открыв дверь, Мику буквально упала на меня.

— Азад, мне страшно, прости меня. Я ничего не могу сделать.

Я погладил ее по голове.

— Успокойся. Все боятся. Просто преодолей страх. Ты же якудза. Эй, твой дед и твой отец смотрят на тебя.

Она встряхнулась.

— Ты прав. Я не должна быть слабой.

— Молодец. Быстрее в столовую. А где Уля?

— Ушла утром. Я не смогла, прости. Она… она наверно в шалаше.

ПОНЯЛ. БЕГОМ, БОЕЦ.

С трудом протиснувшись сквозь дыру в заборе, я заскользил по мокрой земле. Сквозь мертвые деревья и паутину. Остановился. Шалашика не было. Груда обломков, обрывки разорванного медведя, размытые следы и запах неживого. Ты не успел. Ты… Закричав, я упал на колени.

— АААААААА!

Стой, сука, что-то здесь не то, неправильно. Успокойся. Я ударил себя по щекам и встал. Посмотрел внимательней. Ее следов нет. Дождем смыло? Втянул воздух. Ее запаха нет. Не признаков следов крови, не обрывков одежды. Ее здесь не было. Я улыбнулся. Спокойно. На игрушке отыгрались, хуйня, новую куплю. А вам пиздец. Найду. Позже, а пока обратно в лагерь.

… У столовой я столкнулся с Алисой.

— Азад, Ульянка пропала!

— В курсе. Куда она могла свалить? В шалаше ее не было. Ну!

— Я… Господи, она…

— Лиска, сука, рожай.

— Она в старый лагерь убежала. Там же…

— Волчица, не ори только. — я сунул ей ключ от дома. — бегом, рюкзак неси…

Она кивнула.

— Поняла.

Я вбежал в столовую. На полу уже сушились матрасы, столы были оттащены в угол, вожатые возились с постельным бельем.

— Оля…

Она вскочила, опрокинув стул.

— Ульянка в старый лагерь убежала.

Ольга закрыла лицо руками.

— Проснись… Быстрее на кухню. С тебя термос с чаем и бутерброды. Да шевели ты жопой.

Подошел к Лене которую успокаивал Саша.

— Лешачка… Леночка. Я знаю тебе очень страшно. Всем страшно, даже мне. Но… нужно сделать.

Она закусила губу.

— Что нужно?

— Сбегать в медпункт. Виолы нет, черт. Открыть сможешь?

Лена закивала.

— Да, у меня ключ есть. А что там взять?

— Обезболивающие, перевязочные… Все что есть. Зеленка, йод неважно. Пожалуйста.

Саша тронул ее за плечо.

— Лена, давай вместе. Я с тобой, не бойся.

Белобрысый присоединился.

— Мы втроем быстро сбегаем, не волнуйтесь.

— Найдете Виолу, тащите ее сюда.

Вскоре прибежала Алиса с рюкзаком. Ольга окликнула меня с кухни.

— Чай готов, сейчас бутерброды в пакет сложим.

В столовую пришли Лена с Сашкой и… опять забыл его имя. С ними Виола с санитарной сумкой. Бледная, видно что потряхивает, но держится. Освободив стол, она начала выкладывать принесенное. Бинты, вата… Достав из кармана, протянула мне пару тюбиков промедола.

— Держи. Не дай Бог пригодится.

Интересно, откуда у нее, гражданского врача, промедол?

— Из личных запасов, бля…

Я сунул тюбики в кармашек рюкзака, уложил остальное.

Алиса с Мику сунулись было ко мне, мол мы с тобой пойдем.

Я одел рюкзак, отстранил их.

— Нет. Вы знаете, что за забором. Если это войдет, то вы единственные кто их сможет остановить. Лешачка… Я на вас надеюсь. Ольга… Я в старый лагерь за Ульянкой. Вернемся утром когда буря стихнет. Если не вернемся… уводи детей в деревню. Михалыч в курсе. Все, я пошел.

Алиса с Мику переглянулись и…

— Иди нахуй.

Вот это правильно. А теперь бегом…

… Все вышли на крыльцо столовой. Когда фигура седовласого мужчины исчезла в пелене дождя Мику охнула.

— Сколько же он ее искать будет. Я покажу, где она.

Мику присела на корточки. Через секунду из-под навеса в сумеречное небо взлетела огненная соколица…

… Выбравшись за забор, я на секунду остановился. Хер сразу разберешь. Неожиданно сверху слабый знакомый голос.

— Я укажу, беги за мной, только быстрее. Тяжело ведь.

Совсем рядом сверкнула молния.

… Проломившись через промокший кустарник, я притормозил. Вот и старый лагерь. Сверху послышалось.

— У западной стены ищи, она там. Поторопись…

Я поднял голову.

— Понял. Самурайка, давай домой, дальше я сам.

— Ага… ОЙ! Я попробую. Только…

— Выпорю!

— Не надо!

… Подбежав сквозь дождь, к стене, я ощутил слабый запах детского тела и детского страха. Здесь… Ульянка лежала ничком в мокрой траве. Я подхватил ее под куртку.

— Папа…

— Я здесь доня. Все хорошо. Сейчас…

Теперь вовнутрь. Поднявшись по уцелевшей лестнице, я заглянул в комнаты, заваленные мусором. Вот то что нужно. Целые стекла в окне, какой-то матрас с грудой тряпья, в углу… «буржуйка». Бомжатник что-ли? Похую. Я положил Ульянку на матрас, сорвав куртку с рубашкой, укрыл ее. Она отрыла глаза и простонала.

— Папа, ты меня нашел.

— Конечно, доченька. Сейчас, все хорошо будет.

Неожиданно, повернув голову, она закричала.

— НЕТ! Они пришли за мной! Спаси… — и упала на матрас, закрыв голову руками.

Я поднял голову. В дверном проеме клубились черные тени, превращаясь в нечто с иллюстраций про ад. Тот же запах смерти. Пришли значит? Зря вы, суки, вылезли оттуда. Я обошел матрас, подошел к двери. Еще шаг. Меня словно что-то ударило, обожгло замогильным холодом. Я опустился на колено, чувствуя как по груди стекает кровь.

— Всего лишь человек. — издевательски произнес нечеловеческий голос…

… На бетонный пол перед входом в лагерную столовую упала соколица. Минута и на полу вместо нее скорчилось обнаженное девичье тело.

— Больно…

Первой опомнилась Виола. Сорвав с себя халат, она прикрыла Мику. подняла ее. Ольга обернулась к пацанам возле входа.

— Что вылупились? Быстро вовнутрь и молчать. Сама пришибу. Виола, тащи ее внутрь.

— Подожди. — Мику выпрямилась. Ее качало. — Они пришли за ней. А он один…

Алиса вышла вперед. Зарычала.

— Я поняла, сестра. Не один он. Ишь, падлы, чего захотели… — она вытянула руки и завыла, перебив шум ветра и дождя.

— ООООООУУУУУУУУОООООО!

«В каждой душе есть времени вечный голос,

Каждый огонь хранит первобытный зов.

В темной сырой земле скрыт магнитный полюс,

Ночью зрачки горят, как огни костров.»

Еще раз. Она прокричала в бурю.

— Придите, Дети Ночи! Вас призываю Я, Ваша Мать, чтобы спасти мою Дочь!

Откуда-то издалека ей ответил далекий волчий вой.

Алиса засмеялась.

— Они услышали меня, они придут.

Она обернулась. Ольга вздрогнула.

— Лиска… У тебя глаза волчьи.

— Конечно. Это же мои глаза. Сама ведь знаешь…

… Я почувствовал как кто-то ткнулся мне в бок. Повернул голову. Рядом огромный волк. Горящие в полумраке глаза, с клыков капает слюна. Рядом еще такие же. Всего пятеро. Достаточно. На севере, помнится, их называли варгами. Давно это было… Знакомый голос.

— И хули, ты? Вставай, потом отдохнешь. Работать надо.

Спасибо Мать-Волчица, спасибо Лиска.

Я оскалился, обнажая клыки, выпрямился. Стая пришла. Моя Стая. Кто рискнет встать против?

— Кто ты? — в нечеловеческом голосе послышалось удивление.

— Меня зовут Седой. — прорычал я в ответ, вытащив нож. Клинок стал белым, как раскаленный металл — Поговорим?

Bittida en morgon innan solen upprann

Innan foglarna borjade sjunga

Bergatrollet friade till fager ungersven

Hon hade en falskeliger tunga

Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig

For det jag bjuder sa gerna

I kunnen val svara endast ja eller nej

Om i viljen eller ej:

Eder vill jag gifva de gangare tolf

Som ga uti rosendelunde

Aldrig har det varit nagon sadel uppa dem

Ej heller betsel uti munnen

Я бросился вперед. левую руку обожгло болью, но я уже сжал горло черного, чувствуя хруст хрящей.

— АРРРОООУУУУ!

Из груди рвалось уже не рычание, зверинный рев. Подобное у меня было когда вытаскивали таких вот Ульянок из игиловских зинданов. Парни одержимым называли.

Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig

For det jag bjuder sa gerna

I kunnen val svara endast ja eller nej

Om i viljen eller ej:

Eder vill jag gifva de qvarnarna tolf

Som sta mellan Tillo och Terno

Stenarna de aro af rodaste gull

Och hjulen silfverbeslagna

Отшвырнув тело, я с разворота всадил нож другому в глазницу. Там зашипело. Мимо меня промелькнула звериная тень. Дверные косяки, не выдержав, затрещали, отлетая в сторону. Черные подались назад. Вали их всех…

Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig

For det jag bjuder sa gerna

I kunnen val svara endast ja eller nej

Om i viljen eller ej:

Eder vill jag gifva ett forgyllande svard

Som klingar utaf femton guldringar

Och strida huru I strida vill

Stridsplatsen skolen i val vinna

Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig

For det jag bjuder sa gerna

I kunnen val svara endast ja eller nej

Om i viljen eller ej:

Eder vill jag gifva en skjorta sa ny

Den basta I lysten att slita

Inte ar hon somnad av nal eller tra

Men virkat av silket det hvita

Все кончилось внезапно. Волчье рычание рядом, жалобный скулеж. Я остановился, держа за редкие волосы, больше похожие на щетину, одного из черных, стоявшего на коленях. Остальные испуганно жались к лестнице. Улыбаясь, я повернул его мордой к остальным и перехватил ему глотку. Как меня учили…

Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig

For det jag bjuder sa gerna

I kunnen val svara endast ja eller nej

Om i viljen eller ej:

Sadana gafvor toge jag val emot

Om du vore en kristelig qvinna

Men nu sa ar du det varsta bergatroll

Af Neckens och djavulens stamma

— Ты… Почему? — теперь в нечеловеческом голосе явственно звучал страх. — Почему ты сражаешься, почему защищаешь Ее?

— АРРРРРРГХ! ОНА МОЯ ДОЧЬ!

Крест на груди засиял. Я раскинул руки, выпуская из своей груди Свет. Он сжег черных нахер, оставив дымящее пятно на бетонной стене. Зря вы пришли…

Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig

For det jag bjuder sa gerna

I kunnen val svara endast ja eller nej

Om i viljen eller ej:

Bergatrollet ut pa dorren sprang

Hon rister och jamrar sig svara

Hade jag fatt den fager ungersven

Sa hade jag mistat min plaga

Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig

For det jag bjuder sa gerna

I kunnen val svara endast ja eller nej

Om i viljen eller ej…»

Перешагивая через мертвых я вошел в комнату, обернулся, творя заклинание барьера. Тело пронзила боль… Бедная моя голова. Плевать, зато сюда до утра никто и ничто не проникнет. Нехрен было ребенка пугать. Я бросился к матрасу с лежащей Ульянкой. Волки остались около двери, настороженно порыкивая.

— Улечка, доченька…

Она подняла голову, посмотрела на меня и снова упала на матрас.

— Не подходи, оставь меня.

Ну если бы я себя со стороны увидел, тоже бы наверно испугался.

Я, сев перед матрасом, обнял ее, гладя по голове.

— Уля, это я, твой папа. Все хорошо, доня, не бойся. Я здесь, твой папа… — чувствуя как успокаивается ее сердечко.

Она отстранилась, попыталась улыбнуться.

— ПАПА, ДА ЭТО ЖЕ ТЫ!

— Конечно. Я, маленькая, я… Осторожней в крови запачкаешься.

Ульянка внезапно ойкнула и замахала руками.

— Ой, ты же раненый.

— Да ерунда, поцарапался немного…

— Нет, взаправду. У тебя кровь идет. Что делать-то?

— Ну, подожди, минутку. — я подгреб рюкзак. Что там Виола собрала? Бинты, йод и… конечно. Чуть не забыл. Я достал из кармашка промедол, вколол.

— Это чего?

— Лекарство. Я сейчас.

— Давай помогу.

— Хорошо.

Наконец я затянул зубами узел повязки на руке и выдохнул.

Ульянка снова обняла меня. Волки тем временем разделились. Двое остались около дверного проема, двое отошли и сели у окна. Самый большой, подойдя к нам, осторожно потерся мордой об ульянкину спину. Она обернулась.

— Собачка. А там еще…

Я улыбнулся.

— Уля, это волки. Их Мать-Волчица позвала, чтобы тебя защитить.

Она пошмыгала.

— Да я знаю. Лиска… Меня все спасают, а я…

Варг, само порождение ночного кошмара, лизнул самым кончиком языка ее носик.

Девочка, в ответ, поцеловала его в лоб.

— Спасибо, ты хороший.

Внезапно волки, сидевшие у окна, зарычали. Здание сотряс мягкий удар, с потолка что-то упало. В окне промелькнула чья-то уродливая тень. Обломись, сука, закрыто. Гостей не ждем.

Ульянка вздрогнула.

— Это чего сейчас было, нафиг?

— Ну… Наверное приятель тех кто в гости приходил хотел зайти… Но поскользнулся и башкой в стену.

Она бросила взгляд на дверной проем, где темнели туши убитых…

— Дурак он вообще, вот. — поежилась. — Темноватенько и страшненько.

Да не проблема. Я щелкнул пальцами. Было почти не больно. Промедол наверно действует. Наверху мягким сине-зеленым цветом зажегся шар величиной с большое яблоко. Я спустил его пониже.

— А это что? — удивленно спросила Ульянка, потрогав светильник пальчиком.

— Лампочка.

Она недоверчиво покачала головой.

— Не бывает же. АААААА! Ты колдун, что-ли?

— Похож?

Ульянка внимательно осмотрела меня, потрогала, посопела.

— Нет. Нисколечко даже, вот. — неожиданно всхлипнула. — А вообще. Я знаешь как испугалась? Совсем. — она покраснела. — Ты смеяться не будешь? Я мокрая.

— Дождь же…

Она опустила голову.

— Не поэтому. Я… я обописалась. Только не говори никому.

Я погладил ей волосы.

— Уля, никому не скажешь? Я чуть не обоср… обкакался. Страшно ведь было.

Ульянка толкнула меня в грудь.

— Да ну тебя, я же серьезно, а ты… ты за меня испугался, да?

— Ага.

Она тяжело вздохнула.

— Ой, а чего сейчас делать? Я кушать хотю и холодно.

Действительно ведь. Минутку… Повернувшись, я показал на «буржуйку»

.

— Видишь?

— Печка, наверное.

— Правильно. Давай, снимай с себя все, а я ее растоплю и сушиться повешу. А то простынешь ведь, в мокром.

Ульянка, ойкнув, зарделась и отодвинулась от меня.

— Как все? Совсем? И… и… Ты дурак! Я же голая буду! Это же… ты чего, не надо!

— Ты что?

— Не надо, пожалуйста.

— Уля, ничего такого, честно. Ты мою рубашку оденешь потом. Она все посуше чем твое. И кушать будем.

Ульянка еще немного похлюпала носом.

— Ну если рубашку… Тогда ладно. Только ты отвернись, я стесняюсь. Я же девочка.

Я встал, повернулся к печке.

— Конечно. Раздевайся.

Присев перед «буржуйкой», открыл дверцу. Что у нас тут? Ладно попробуем. Заложив что-то похожее на обломки стульев я достал зажигалку. Долго будет, ведь. Морщась от боли, вытянул пальцы. Вспыхнуло сразу, потянуло дымом. Встав, я насобирал еще обломков. На ночь наверно хватит. За спиной раздался ульянкин голос.

— А я все, можно смотреть.

Она с мрачным видом сидела на матрасе, натянув рубашку на колени. Я взял мокрое, развесил на натянутом шпагате, поставил ее сандалетки поближе к печке от которой уже начинало распространятся тепло. Сев перед матрасом, придвинул рюкзак.

— Ну что, кушать будешь?

Ульянка оживилась.

— Давай.

Я достал термос, открутил крышку, подал ей.

— Держи двумя руками, только осторожней, не обожгись. — налил чаю, достал бутерброды. — Это Ольга Дмитриевна постаралась. С колбасой будешь? Тогда открывай рот и скажи ам.

Прожевав, она протянула импровизированную чашку с чаем мне.

— Ты тоже покушай, давай. Ты же раненый.

Я, улыбнувшись, кивнул.

Ульянка обернулась на волков.

— А они?

— Уля, ты же знаешь, что они едят?

— Знаю. Это я, может, просто спросила. Из вежливости.

Варг, лежащий рядом с ней, делал вид, что улыбался.

Наконец Уля отставила чай и вздохнула.

— Наелась?

— Немножко.

За окном дождь помаленьку стихал, гроза уходила. И стекла в окне уже не дрожжали от ветра.

— Тогда… Давай спать.

Она задумалась.

— А сколько время сейчас?

— Честно? Не знаю, но темно.

— Раз темно, значит ночь. — многозначительно изрекла Ульянка. — А ночью спать надо, вот. И я уставшая тут, вообще.

Она устроилась на матрасе, я, вывернув куртку, подложил ее Ульянке под голову, укрыл ноги тряпками.

— Спасибо.

— Не холодно?

— Нет. Тепло.

Я встал, чтобы подложить дров в «буржуйку». Она тут же встрепенулась.

— Ты куда?

— В печку подбросить.

— Ты только совсем не уходи, не бросай меня.

— Ты что, как я тебя брошу? Спи.

Вернувшись к матрасу я сел рядом. Ульянка мерно сопела, подложив ладошки под щечку. Все хорошо. Я погладил ее по голове. Не просыпаясь, она взяла меня за руку…

«Дочка-лодочка бежит по моей реке

Речка-лодочка лежит у меня в руке

Речка-лодочка-судьба у меня в судьбе

Что я знаю о тебе, знаю о тебе.

Дочка-лодочка-стрела у меня в груди

От меня не уходи и не уходи

Чтобы радость не ушла чтобы не ушла

Речка-лодочка-судьба-ласточка-стрела…»

Не знаю сколько я просидел. Постепенно голова начала наливаться тяжестью. В тело периодически толкалась боль. Похоже действие промедола заканчивалось. Еще укол сделать? До утра далеко. Обойдешься. Вместо этого я лег рядом с матрасом на пол. Расслабил мышцы, прикрыл глаз. Буря уже почти стихла, шум дождя. От печки исходило приятное тепло. Все хорошо. Рядом похрапывает дочка. Что тебе еще нужно? Ты ведь уже счастливый. Спи…

… — Лиска, курить есть? — спросила Ольга у сидевшей на крыльце Алисы.

Та повернула голову.

— Да, вот.

— Табак что-ли? Где взяла?

Алиса смущенно улыбнулась.

— У Седого на столе лежал. Ну и… Только я самокрутки не умею.

Ольга забрала у нее пачку табака, бумагу.

— Дай мне, я сделаю. Вот держи. Спички есть?

Прикурив, посидели…

— Похоже завтра в лагере придется субботник устраивать.

— Да фигня, уберем. Как Мику?

— Уснула. Виола ей укол сделала. Говорит, что все нормально будет. Смотри.

В сумраке промелькнул силуэт огромного медведя.

— И что? Это же Ленкин мишка.

Ольга почесала лоб.

— Действительно. Что-то я уже совсем… ебанулась.

Алиса посмотрела на нее.

— Дженис, а почему ты не спрашиваешь?

— О чем, о ком?

— Обо мне, о Самурайке, Лешачке…

Ее собеседница сделала затяжку, пожала плечами.

— А зачем? Я же все знаю… почти все. Вы же сами меня Старшей назвали. Лучше скажи, как у тебя с ним?

Алиса почему-то покраснела.

— Хорошо, только Улька…

— Да ничего, помиритесь. В семье чего только не бывает. — Ольга потушила сигарету, встала. — Пошли спать.

В столовой было слышно только детское сопение вперемешку с храпом. Вожатый, сидящий у стены, привстал со стула.

— Ольга Дмитриевна. Все тихо, спят. Вымотались за день.

— Вить, ты тоже тогда ложись. Завтра вставать рано.

Алиса, оглядевшись, присела.

— Юджи… Двигайся, блин…

… Неожиданно я почувствовал, что на мне кто-то лежит. Мягкий, теплый и храпящий в ухо. Похоже, что во сне Ульянка перелезла с матраса на меня. Удобней же… Улыбнувшись, я одернул ей задравшуюся рубашку и зажмурился. Мы спим.