Река времен

… я подхожу к реке времен, она встречает меня торжественным молчанием. По величественному виду реки времен невозможно понять, что она доживает свои последние времена — река даже стала шире и глубже, хотя и потемнела, и помутнела.

Мимо меня снуют люди в доспехах, в крестьянских рубищах, кто-то кого-то отталкивает, кто-то в блестящих латах падает в реку, камнем идет на дно. Я слышу крики, а ну прочь, я первый взял, да пошел отсюда, ах ты… Люди выхватывают из потока тостеры, стиральные машины, устаревшие модели смартфонов, восхищенно тычут на кнопки...

— В очередь! — рявкает мне кто-то в ухо, для убедительности щелкает хлыстом.

Показываю выжженный на руке знак Вестника, хотя чувствую, что ни черта он тут не поможет, своим глазами видел, как Вестников протыкали копьями и жгли на кострах. Мне повезло, надсмотрщик почтительно кланяется, отступает в сторону.

— И много вы так за день ловите? — спрашиваю у пожилой крестьянки, а ведь ей на самом деле может оказаться лет двадцать.

— Да по-разному, добрый господин, иногда не везет, как сегодня, а иногда знатные господа пушки из реки достают, пушки на самоходных колесах...

Танки, догадываюсь я. отхожу, чтобы не мешать вытаскивать ворохи одежды, женщины бросаются, тянут друг у друга, мне-мне-мне, мужчины не отстают от них.

— Отчего же неудачный? — спрашиваю у мальчика-подростка, который тащит айфон.

— В удачные дни река наполняется чудодейственным эликсиром, добрый господин, — отвечает юнец.

Я невольно сжимаю зубы. Среди моих современников тоже немало кто увлекается «чудодейственными эликсирами», не понимая, что это может обернуться настоящей катастрофой, ведь неизвестно, как на этот раз подействуют на человека выбросы в реку из семь тысяч какого-то там года, или научат кого-то летать или проходить сквозь стены, или превратят человека в бесформенное желе. Я хочу спросить, что они думают о загрязнении реки времен, смотрю в эти пустые лица, понимаю — они не думают, им нужно схватить последний айфон или выброшенную еду здесь и сейчас...

Я плыву вверх по течению реки времен, лодочка скользит сквозь обломки будущего, проплывающий автомобиль толкает борт, едва не переворачивается. Я останавливаю лодку у врат семь тысяч какого-то года, показываю на пропускном пункте знак вестника. Пропускной пункт — белесый экран — выдает что-то на местном наречии, что вход только для рожденных позднее семитысячного года.

— Что вы думаете о выбросах в реку времен? — спрашиваю я, уже знаю, что не получу ответа.

Я возвращаюсь в свой век, думая, что будет, когда иссякнет река времен, и будет ли тогда хоть что-нибудь. На обратном пути я не удерживаюсь и зачерпываю серебристое месиво, тонкой струйкой льющееся из семь тысяч какого-то века — мои ладони становятся серебряными, растекаются в гладь времен, сам не замечаю, как становлюсь временем, каким-то странным, текущим сразу в пяти направлениях и замыкающемся на самом себе...